***
— Тысячелистник и полынь, друг мой, — расслабленно говорит Джош, полнимая взгляд на старого знакомого, диктуя список трав, которые можно спокойно добыть в городе без вылазок за его пределы. И не важно, что эти вылазки в последнее время стали спасением от суматохи, так доставшей Джоша за не первый десяток лет в этом всё растущем и растущем городке. — Сейчас принесу, — и после этой фразы Джош кидает на стойку лавки трав пару монет. Тут немного больше, чем нужно, и ведьмак прекрасно это знает. Эта лавка — хорошее место. Энергия тут только позитивная, Джошу это нравится. Здесь порой даже комфортнее, чем у себя дома, хотя разница не особо видна. Букеты трав по всем стенам, а на полках — склянки, в которых тоже, что не удивительно, травы. В тех, что побольше — толчёные сушеные листья, цветки и корни, а в тех, что поменьше — уже готовые настои и выдержки. Уже забрав травы, аккуратно перевязанные верёвкой, и отказавшись забрать «лишние» деньги, Джош с грустной улыбкой выходит из лавки. Каждый раз осознание бьёт как в первый: сейчас он говорит спасибо за травы правнуку своего давнего знакомого, как до этого говорил ему самому, да и его сыну… Джош знаком с целыми поколениями, безучастно наблюдая за тем, как летит человеческая жизнь без участия магии. Слишком быстро, но вместе с тем ярко. Джош сравнивает это с искрой, когда серые, грубые камни бьются один о другой. Ведьмаческая же участь — высокая восковая свеча. Гореть не так ярко, зато долго и медленно. В такие моменты, моменты прощания, Джош просто ненавидит это. Кто знает, может, он не успеет и опомниться, как будет прощаться с сыном нынешнего травника. А ведь, скорее всего, так и будет. И это просто невыносимо ужасно, до горечи на языке. Окунувшись в свои раздумья, Джош не замечает, как почти доходит до дома, то и дело одёргивая извечный плащ, который он бережёт, кажется, больше себя самого. Плащ его Мастера. Кожаный плащ в пол, капюшоном которого Джош пытается из раза в раз укрыться от любопытных глаз. Но, как часто бывает, ему сегодня даже не дают открыть дверь в собственный дом, окликая. До обеда он был на ферме мистера Уикса, поэтому найти его уж точно было невозможно. Лекарь не только для людей ведь полезен, да и Джош лучше бы всю жизнь проработал именно с животными, вот честно. — Господин лекарь! — кричат почти что за два двора до дома Джоша, как только он почти что устало вваливается, наконец, домой. — Нужна ваша помощь, срочно! Тут девушка… она… она… — и голос незнакомки, машущей руками, тихнет с тем, как она заикается. И Джош, конечно же, разворачивается, ускоряя шаг, в сторону зовущей на помощь девушки. На ходу он роется в сумке через плечо, чтобы позже не медлить, ведь он ещё без понятия, что там происходит. И такие случаи — не редкость. Обычно не происходит ничего настолько серьёзного, чтобы Джош раздумывал прежде, чем взяться за дело. Прежде, чем взять на себя ответственность за человеческую жизнь. Но однажды… — Господин лекарь! — и Джош, честно, в такие моменты рад, что у него есть такой статус. «Лекарь» с надеждой в голосе звучит гораздо лучше, чем «ведьмак» со страхом и отвращением, осуждением. — Идёмте со мной, пожалуйста, моя сестра, она не в порядке, она… И в этот момент все как один начинают заикаться, да и Джош не может никакого за это осуждать. Единственная помеха — он никогда не может наверняка знать, что ему пригодится, а поэтому на извечную сумку через плечо обычно навешивается ещё пара мешков, а карманы плаща удивительно, как только не трещат по швам. Но всё мелочи по сравнению с тем, что стоит на кону каждый раз. Ведь не все могут положиться на лечебную магию, что отчасти ясно. Хоть она и сильна, но ровно настолько, насколько не точна и опасна в неумелых руках. Когда Джош следом за девушкой спустя меньше, чем четверть часа, заходит в дом неподалёку, то у него перехватывает дух. Видимо, это первый раз, когда ведьмаку на раздумья очевидно будет нужно больше времени, чем обычно. А его как раз не особо много. В доме всего пара комнат, он гораздо меньше, чем казался снаружи, а из освещения — лишь свеча, жёлтым светом обливающая тёмные, бревенчатые стены. В углу — соломенная кровать, на которой лежит чья-то сестра, чья-то жена… Сестра, приведшая Джош, сейчас стоит у изголовья кровати, закрыв глаза и только сейчас позволяя себе слёзы. Мысленно Джош восхищается ей, ведь она не дала панике охватить себя, добежав до его дома, видимо, не медля ни минуты. А у самой кровати, на коленях стоит муж. И одного взгляда на женщину Джошу хватает, чтобы понять, что этот несчастливец — уже почти вдовец. Но времени на эти мысли тоже не особо много, Джошу нужно осмотреть женщину, хоть в глубине души он и понимает, что, скорее всего, всё тщетно. Но чему Джош и научился у жителей города — так это надежде. Поэтому он немедленно осматривает женщину, которая бьётся в лихорадке. — И так уже третий день, — говорит сестра несчастной, мутным взглядом под пеленой слёз смотря на беднягу, укутанную в одеяла и шкуры. Та даже слова сказать не может, лишь в лихорадке колотясь от озноба. — Почему вы сразу не позвали меня? — ровным тоном спрашивает Джош, продолжая осматривать женщину, откинув одеяла и придерживая трясущееся тело. — Чем раньше, тем было бы лучше, — и Джош надеется, что не слышно горечи в его голосе. Сейчас только ему ясно, что будет дальше, и это явно к худшему. — У нас бывали другие лекари, — и у Джоша в глазах застывает немой вопрос, на который он сразу де получает ответ, всё ещё восхищаясь девушкой, её относительным спокойствием в такой ситуации. — Но они не помогали. Сразу я не побежала к Вам лишь потому, что Áртур, — она кивнула в сторону мужа сестры, к несчастью, возможно, в скором, вдовца. — Он против Ваших… методов, — она неловко запнулась, недолго подбирая слова и сейчас уже явно жалея. Но Джош не впервой сталкивается с этим. Людей пугает то, что им неизвестно и неподвластно, это нормально. Но если на чаше весов чья то жизнь — это просто пренебрежение бесценным временем и шансом. Шансом на выигрыш партии игры со Смертью. Мужчина же в это время лишь продолжал стоять на коленях, не выпуская руку жены из собственных ладоней, и мерно покачивался, даже не пытаясь утереть слёзы или подавить рыдания. Это для Джоша тоже уже знакомо. Именно поэтому нужно всё прекратить, как можно скорее. Джош никогда не чувствовал себя настолько тяжело. Это первый раз, когда он смотрит на человека, которого должен был бы спасти, а видит лишь костёр Тризны. Единственный раз за долгие почти двести лет, когда лекарь отказывается лечить. Потому что это уже бесполезно, вот только если бы он мог бы быть тут раньше… Теперь остаётся лишь с горечью собрать мысли и чувства в слова, разбивая жизни двух людей, прощаясь с живой покойницей. — Мне жаль, — явно не лучшее начало, но лучше быть прямолинейным. Не давать ложных надежд, говоря как есть. — Я не смогу помочь. Мне правда жаль, — и притуплённые временем чувства вот-вот хлынут, ведь Джош тоже человек, с разницей лишь в ремесле магии. — Но она умирает! — и мужчина поднимает взгляд на Джоша первый раз за всё время. — Ты должен ей помочь, ты обязан! — и Джош сейчас благодарит свою выдержку и контроль. Вместо осуждения он старается анализировать ситуацию. Эмоции ему понятны, но вот остальное… Этот человек собственными руками похоронил свою жену, остерегаясь магии, которая была даже больше, чем доступна, как самое сильное средство, а сейчас даже не просит помощи — требует. Джош старается оставаться спокойным, уже начиная первую в своей жизни скорбь по первому своему «пациенту», ушедшему из жизни, хоть это и не его вина. Ему бы времени немного, ещё сутки назад здесь всё решали считанные часы, а сейчас и их слишком мало. Всё тщетно… — Я не могу… — тихо выдыхает Джош. — Если бы я мог оказаться здесь раньше, я бы обязательно помог вашей жене, сестре, — и Джош снова смотрит на девушку у изголовья кровати, в глазах которой прямо сейчас гаснет надежда. Ему и правда чертовски жаль. — Но ты обязан, ты… ты… — и мужчина перебивает сам себя рыданиями, странно сжимая челюсти в оскале, полном злости и отчаяния. И злости явно не на самого себя. — Я никому ничего не обязан, — не выдерживает Джош, почти шипя. Он не понимает свои собственные чувства. Он зол не то на Судьбу, не то на этого мужчину, сейчас так загнанно дышащего у кровати своей умирающей жены, крепко, с сожалением сжимая её руку, будто это способно помочь. И вина должна лежать явно не только на плечах Джоша. Но всё же бескрайняя скорбь и сожаление гасят гнев, поэтому ведьмак неуверенно добавляет. — Я могу лишь предложить облегчить её лихорадку, — почти шёпотом говорит Джош. — Это не значит, что она будет жить, это значит, что она не будет мучаться, как сейчас, — и он смотрит на сильно похудевшую женщину, на коже которой огромными каплями выступает пот, а пятна неизвестной болезни растекаются по влажной коже, помечая жертву Чёрной Мантии.***
Тогда Джош не знал, что подписал себе приговор на пытки до конца жизни, лишь переступив порог того дома. В тот день сестра бедной, ныне покойной женщины, лишь молча кивнула на предложение Джоша, ведь для решения ей хватило одного взгляда на умирающую… с неё явно хватит мучений. «Она достойна спокойной смерти» — сказала тогда девушка. И Джош лишь зауважал её сильнее, с каждой секундой в этой комнате лишь сильнее пропитываясь горем. И, роняя слёзы над умиротворенно спящей женщиной, Джош не знал, какой Ад его вскоре ждёт. Он дал бедняге всего лишь настой трав для глубокого сна, чтобы лихорадка не смогла вырвать её из объятий Морфея. Не теперь, никогда. После того случая прошли месяцы, и совсем немного меньше времени с того момента, как его со свистом выгнали с прощальной Тризны. Весь город резко ополчился против ведьмака, а Джош лишь смотрел на них непонятливым щенком, недоумевая, в чём же дело. Это стало первым шагом прямиком в наихудшайшее будущее. «Благими намерениями вымощена дорога в Ад» — пронеслось у Джоша в мыслях, пока он пытался скрыться с площади, где его совсем недавно пытались забросать камнями. Единственное, что он тогда заметил, так это то, что Артур кинул самый первый камень, крича и зазывая народ, а сестра погибшей стояла в стороне, держа камень и роняя его тут же, как Джош глянул на неё. После он убежал, но это было лишь началом. Оказалось, то, что произошло в том небольшом домике, явно выглядящим больше снаружи, чем есть на самом деле, знали только трое. И в этой партии, из которой выбыла Смерть, оставалось трое игроков. Кто сделает первый ход — выигрывает. И первым его сделал Артур, толкуя свою версию событий. Грязные слухи, одни хуже другого, поползли по городу склизкими, мерзкими щупальцами, опутывая каждого, кто в них верил. Теперь в глазах горожан Джош был не лекарем, нет. Все его добрые дела, ранее стелющие дорогу в Рай, были перечёркнуты. Теперь он был убийцей, отравителем… в конце концов, он был ведьмаком. Артур всё больше входил в кураж, увлекаясь местью тому, на кого возложил ответственность за собственный поступок, а девушка, которой восхищался Джош, молчала. Пока щупальца лжи не окутали весь город, Джош успел многое повидать от некогда дружелюбных соседей… его самого не раз отравили, крича злобное, равнодушное «По делом ему» и одному только Дьяволу известно, как Джош не умер в первые разы. Дальше он становится бдительнее. Бдительнее и параноидальнее. Он предотвращал поджоги, проникновения в собственный дом, отравления, групповые нападения в городе, как то, с камнями… Пока не начались нападения не на жизнь, а на смерть, с мечом в руках.***
В дверь небольшого дома на окраине города постучали, нарушая явно все правила, которые Джош усвоил за много месяцев этой каторги, счёт здесь был неуместен. Стук был тихим, осторожным и… стучали посреди ночи, всего за несколько часов до рассвета. — Господин лекарь, — послышался лишь тихий шёпот из-за толстой двери, с каждый разом становившейся всё толще, с каждой попыткой добраться до этого «проклятого ведьмака». И толще становилась не только дверь дома, но ещё и внутренние стены самого ведьмака. Он представлял собой глиняную фигуру, полую внутри, но с слишком толстыми стенками, которую не то что уронишь, кинешь — не разобьёшь. Не разобьёшь и никогда не узнаешь, что внутри. И Джош тут же отвлёкся от трав, настоев и рун, подходя к двери, но не вставая напротив, уже не повторяя старых ошибок, оставшихся шрамами на теле. — У меня нет времени, меня могут заметить, — и Джош точно уверен, что это голос той девушки, имени которой он не знал. Той самой сестры покойной, той самой, которая всё время молчала. — Я зашла Вас предупредить, господин лекарь, откройте, — чуть громче говорила она, и, как понял Джош, всё время оглядывалась, говоря то тише, то громче. И среди паранойи и плохих предчувствий, в которые Джош кутался с головой, промелькнула надежда. Надежда, что за дверью нет ещё нескольких человек с мечами наготове, что там только лишь девушка, до сих пор непонятно зачем пришедшая к ведьмаку. Хоть и пришла она, как и в тот раз, именно к лекарю. — Вам срочно нужно отсюда уходить, — сказала девушка, как только Джош открыл дверь, в очередной раз рискуя жизнью просто своим лишь выходом в свет, хоть так это и не назовёшь. — С рассветом Вам грозит смерть, — с неподдельным ужасом сказала девушка. — Я слышала планы Артура и других, Вам абсолютно точно грозит опасность, не идущая в сравнения с прежними, честно, поверьте, я не вру, их план… — Хорошо, — спокойно проговорил Джош, всё с тем же восхищением смотря на девушку. Она — единственная, кого он уважал в этом прогнившем городе, несмотря на то, что свой ход в игре на троих она пропустила, исключая лучшее решение. — Я уйду за час до рассвета. И Джош не врал. Он просто смотрел на удивлённую девушку и понимал, что она права. Ему нужно уходить. Сейчас — точка невозврата, и он это понимал. Понял только что, когда осознал масштаб плана, раз та самая девушка, словно хранившая обет молчания со смерти сестры, наконец, заговорила. — Вы не шутите? — она лишь растерянно моргала. — Если Вы говорите мне неправду, ранним утром Вы — покойник… А Джош лишь улыбнулся. Ведь на самом деле покойник он уже для всех в этом городе. Прежде, чем захлопнуть дверь и уйти на сборы, Джош задал девушке лишь один вопрос: — Как твоё имя? — Дебби. Дебби Райан, господин лекарь.***
Если бы не Дебби, то Джош бы даже гнил сейчас в земле, точно исключая вариант почётной Тризны. И навряд ли бы он отделался шрамом, скорее всего, его бы всё же зарезали тогда на границе леса, на обо всём по порядку. Как только девушка убежала, с тревогой и осторожностью крикнув вслед своё имя, Джош немедленно начал сборы. В спешке раскладывая амулеты и минералы как можно безопаснее даже в такой ситуации, он даже не представлял, что его ждёт, но зато точно знал, куда ему идти. В чуть больше, чем шести милях отсюда, раньше была деревня. Давно её там нет, а где она была — скорее всего пустырь с разваливающимися, ветхими домами, а рядом — поля, рощи и леса, заместо некогда пашен. Если сейчас перенести всё самое важное хотя бы на милю вглубь леса, а потом направиться в заброшенную деревню, то Джош успеет до рассвета. Скрыться, спастись, в попытке забыть о прошлом, хотя и так кристально ясно, что не выйдет. Не дадут слишком красноречивые отметины на теле, это уж точно. От такого не существует амулета, заклятия… здесь магия бессильна. Когда солнце ещё даже не показало и луча над горизонтом, а вокруг только лишь начало светать, Джош уже перенёс самое важное в лес, хоть и не так далеко, как хотелось бы, а то, за чем планировал вернуться позже, спрятал в доме так, чтоб и при желании никто посторонний найти не смог. Он надеется, что никто даже стараться не будет. Но, как проклятье, снизошедшее с небес, на верхушки деревьев тонкой, ярко-рыжей полосой опускается луч солнца. Джош тогда стоит на границе леса, возвращаясь с последними вещами в лес, сбегая от будущего, к которому не готов, от прошлого, которое хотел бы забыть. Судьба была бы благосклонна, если бы ни один человек из той толпы, что ворвалась в некогда дом ведьмака, на заметил уходящий вглубь леса чёрный плащ… — Эй, ведьмак! — донеслось до слуха Джоша и он тут же сменил шаг на бег, явно не желая кровавой бойни в чаще леса. Если бы он обернулся, увидел бы, что преследует его только Áртур, пока остальные громят теперь просто заброшенное жилище с парой тайников. — Стой! И Джош ускорил бег, мечтая сейчас только добраться к своим вещам, до которых осталась от силы миля. Среди них в ножнах лежит верный меч — так у Джоша будут хоть какие-то шансы против мужчины, преследовавшего его явно не с пустыми руками. Магия, конечно, — лучшее оружие, но после встречи с Дебби в груди всё ещё тлела надежда и вера в людей, так что дуэльную магию Джош всё же решает не использовать. Это слишком даже для таких людей, как Артур. Но мужчина не ведётся на манёвры ведьмака между деревьев, только сокращая расстояние между ними. И вот, последний рывок, и… — Тебе не убежать, — кричит мужчина, когда с его «жертвой» их разделяют меньше сотни метров. В лишь пару слов жертва может стать охотником, но Джош хочет оставаться человеком. Он не станет. Джош бежит, из последних сил ускоряется, тяжёлое дыхание отдаётся сотней игл в горле и в носу. Сейчас будто зима, морозом терзающая кожу, и ведьмак почти что не в силах больше бежать, ускоряясь чуть ли не до темноты перед глазами. Уже совсем недалеко его привал, где точно лежит его верный меч, его последний шанс, ожидая своего часа. И это не шанс на выигрыш, нет. Это шанс остаться человеком, игнорируя обжигающее железо на руках и груди. Медальоны, амулеты и кольца кричат об опасности, но Джош оставляет их без внимания, стараясь бежать быстрее, чем в принципе может, зачитывая не то заклинание, не то молитву всем Богам, прыгая во всех планах выше собственной головы, но не желая бежать к спасению по чужим. — Я сказал стой! — кричит Артур, и Джош в следующую же секунду чувствует сильный толчок, тут же падая на землю. Ведьмак понимает, что это не конец, тут же переворачиваясь на спину, чтобы видеть врага в лицо. Конец может настать либо его жизни, либо его человечности. Он всё ещё игнорирует существование дуэльной магии, как спасительный выход. — Жалкое отродье, — рычит мужчина, придавливая Джоша ногой к земле. Рёбра вот-вот затрещат, и единственная причина, почему Артур всё ещё не лежит на земле заместо Джоша — острый меч, приставленный к горлу ведьмака. — Ты за всё поплатишься, — продолжает мужчина, а глаза его залиты лживым самодовольством. — Если ты думаешь, что, убив меня, избавишься от душевных терзаний, — всё же осмеливается заговорить Джош, тяжело сглатывая и буквально царапая кадык о вострый меч. — То ошибаешься. Вина с покойников нисходит на живых, — пока слова медленно разносятся по лесу, Джош оценивающе прислушивается, не в силах осмотреться. Кажется, что до его привала меньше десятка метров, даже пять вряд ли наберётся, и он должен что-то сделать, пока ему просто напросто не вскрыли глотку. — Вина всегда нисходит на действительно виновных, — это последние слова Джоша прежде, чем Артур заносит меч, молча скалясь в лживой ухмылке, и… Если бы Джош не попытался двинуться, как только остриё меча отдалилось от его горла, то сейчас был бы мёртв. Но чащу леса всё же пронзает крик ведьмака, прохожий на отчаянный предсмертный крик жертвы, загнанной в угол хищником. Одежда ровной полоской рассечена мечом, а по краям разреза медленно растекается кровь, такая ярко-красная, что Артур морщится, смотря на Джоша, всё ещё лежащего на земле, но это ненадолго… Рана очень сильно кровоточит и ведьмак буквально чувствует, как при тяжёлом дыхании её края расходятся, выпуская ручьи крови, чувствует, как его тело трещит по швам. Разрез слишком глубокий, но сильнейшая целебная магия не даёт потерять сознание, а это главное. Дальше Джош справится, хоть врать и не стоит, из худших ситуаций он не выбирался, ведь никогда в них не бывал. Пока Артур стоит в оцепенении, опустив меч, словно не зная, что делать дальше, Джош решает пользоваться моментом. Он максимально напрягается перед этим моментом, как хищник перед прыжком на свою жертву. Пора менять роли. Сквозь адскую боль ведьмак рывком отползает от Артура, зажмурив глаза. Если мужчина сейчас опомнится, то удар меча в спину станет для Джоша последним. На четвереньках пройдя от силы два метра, Джош тянется к своим вещам, не оставляя надежды выбраться из всего этого дерьма и исчезнуть навсегда в месте, куда никогда вновь не вернутся люди по одной простой причине: они уже там были и забрали всё, что могли, опустошая. Именно там Джош и найдёт спасение, а сейчас ему нужно лишь одно — дотянуться до рукояти верного меча. Кровь всё ещё хлещет, стекая по всему телу, пропитывая одежду и затуманивая разум ведьмака. Мир вокруг тускнеет, перед глазами плывёт, но вот секунда — и меч уже в руках, а дальше лишь… — Какой ты живучий сукин сын, — сплёвывает Артур, выходя из оцепенения, на этот раз, вызванного действиями ведьмака. — Как ты смеешь… — но он не договаривает ведь… Резкая вспышка света. Ярко-жёлтые пятна скачут перед глазами, а в ушах словно колокольный звон. Артур падает на землю, не выпуская меча из рук, а Джош… Джош является причиной этого. Он сейчас сидит, облокотившись спиной на дерево и выставив меч вперёд, обороняясь хотя бы так, потому что навряд ли в состоянии держаться на ногах. Глаза его горят жёлтым, так ярко-ярко, даже ярче, чем кровь, сейчас покидающая его тело, хоть и медленнее из-за амулетов и молитв. Вокруг всё залито жёлтым светом, от которого деревья отбрасывают длинные, до самого горизонта, тени.***
Джош подрывается с кровати посреди ночи от дикой боли во всём теле и он чётко знает, в чём дело. С постели ведьмак вскакивает в холодном поту, одними лишь губами повторяя слова, которые сказал тогда. Кажется, что от них никак нельзя избавиться, нельзя забыть, выкинуть из головы. А через ночь-две ему снится лес. Как и в тот рассвет, залитый светом. И далеко не солнечным светом, а разрушительной ведьмаческой силой. Джош был почти в ярости, был беспокоен, был загнан в угол, при том имея преимущество. Глаза его горели так ярко, что слёз вовсе не было видно, но зато сейчас слишком просто заметить непрошеные солёные дорожки, стекающие по щекам. Если бы Джош считал, сколько раз он просыпался именно так, то он бы сбился на третьем десятке, на грани истерики ища что-нибудь с обезболивающим действием, ведь боль просто невозможна, словно по груди тянется вовсе на шрам, а свежая, кровоточащая рана. И Джош сам не сможет сказать, отчего ему больнее, и всё ли дело в старых шрамах или же в слишком частых кошмарах. Рядом на кровати едва ли беспокойно ворочается Тайлер, всё же не проснувшийся от кошмаров ведьмака. И Джош, честно, счастлив, что его кошмары почти не тревожат его компаньона. Тот лишь мирно посапывает в обличии кота, может, только лишь тревожно дёргая ухом. Джош всё ещё лежит в кровати, пытаясь успокоиться самостоятельно, не уходя из тёплой постели, чтобы выпить успокоительный отвар. Он молча смотрит на Тайлера, успокаиваясь ради него в первую очередь. Ведьмак с самого первого дня решил, что кошмары и ужасы прошлого не должны касаться никого, кроме него самого. Джош осторожно тянется к Тайлеру, аккуратно, почти осторожно гладя того по голове тяжёлой рукой, увешанной металлом, почёсывая за ухом. А тот растягивается на кровати, теперь лёжа не клубком, а потягивая лапы в сторону Джоша, сквозь крепкий сон — в этом ведьмак уверен — тихо мурлыча. Сейчас, полностью успокоившись и взяв себя в руки, Джош лишь беспокойно засыпает снова, слишком чутко и тревожно, хоть Тайлер и перекатывается по кровати ближе, посапывая теперь под самым боком ведьмака. Сегодня Джошу не снится больше ничего, но ведь давно, безвозвратно и с ворохом последствий уже минул тот роковой день. День, когда вера ведьмака пала. Её больше не смогла удержать или воскресить ни одна молчаливая девушка. А загубить было бы нечего, каким бы ублюдком не был вдовец. Давным давно что-то внутри ведьмака рухнуло. Но чудо, сладко спящее под боком, могло стать прекрасным некромантом и убийцей, а так же отмотать время вспять, выстраивая давно разрушенное.