Текила и кофе

— Ещё кофе?       Ви покорно качает головой, но уже подозревает, что после третьей порции не сможет видеть его до конца жизни. Ну, хотя бы недели. Виктор тем временем возвращается к кофеварке, снова наполняет простые белые кружки и подливает в каждую немного виски. Загораживает столешницу своей широкоплечей фигурой и, кажется, подливает немного виски ещё и в себя. И ещё немного. И уже во второй раз. Ви всё гадает, пытается он вернуться в состояние, в котором спонтанный уличный секс кажется офигенной идеей, или же твёрдо намерен идти до конца, дабы списать невыполненные обещания расплаты за порт на неудачное сочетание возраста и алкоголя.       Ви уже сама не так уверена. Ёрзает на прилипающем к голой заднице пластиковом стуле, рассказывает Вику пятую байку про их с Джеки заказы. Забывает детали и путает порядок событий, отчего шутки выходят затянутыми и несмешными. Вик всё равно улыбается, но, наверное, больше из вежливости.       Две ложки виски в океане кофе не помогают. Желтоватая лампа светит до ужаса уютно, климатическая система подло согревает всё тело, и ещё это дурацкое крафтовое печенье пахнет невыносимо приятно, перебивая даже запах антисептика. Вишенка на торте — Виктор. Домашний Виктор, со взъерошенными волосами, в майке, которая не скрывает ничего, о чём Ви думает последние недели, и с наполненными какой-то заботой глазами, от которой остаётся только растекаться, как подтаявшая шоколадка на солнце.       Желания Ви тоже становятся исключительно дурацкими. Повиснуть на его шее, задыхаться в медвежьих объятиях, но не отпускать до самого рассвета. А может и сдохнуть вот так. Вдвоём. Как в низкопробном романе: заколотые каким-нибудь злодеем или просто от невыносимого переизбытка эмоций.       Теплота этой идиллии быстро перекрывается чувством щемящей обречённости. В этом городе никто не бывает счастлив. В этом городе ни у кого не бывает всё хорошо. И вот так тоже не бывает: чтобы двое сидели ночью в маленькой уютной кухне, и ничего бы не жрало их чудовищной чернотой изнутри.       То, что произошло, Ви может понять — ошибка не совсем трезвых, весёлых и уставших от напряжения людей. Такое случается постоянно и со всеми: да на каждом углу этого пропахшего хромом и развратом Найт-Сити. Ви не рассчитывает на большее. Но мысль, что ей завтра придётся смотреть Виктору прямо в лицо и слышать, что это была всего одна глупая ночь, съезжает по позвоночнику куском острого льда. В теперь объяснимом поведении и грустно-заботливом взгляде Ви другого и не читает. И, как назло, не может родить ни одного контраргумента, почему всё может быть по-другому. Потому что, блядь, по-другому в этом городе действительно не бывает. — У тебя глаза совсем закрываются, — участливый голос Вектора вырывает из молчаливых страданий. — Брошу тебе одеяло на диван. Джеки говорит, это лучший диван в Уотсоне.       После трёх чашек кофе глаза у Ви абсолютно стеклянные, но она понимает, к чему он клонит, и только рассеянно кивает. Часть её возмущается перспективе дивана, но другая даже рада, что всё не становится сложнее. И Вик, проницательный и мудрый Вик, мастерски разруливает всё с высоты своего житейского опыта.       Диван и правда удобный. Не продавленный, удивительно мягкий — наверное, даже подушки из имитации пуха, а не дешёвой полимерной пены. Но Ви всё равно некомфортно. Словно ещё осталось какое-то напряжение, неразрешённый вопрос, незакрытая книга. Недосказанность. Пролежав с десяток минут, Ви подскакивает, потому что не может этого так оставить. Ломится с воинственным настроем в спальню Виктора — незакрытую, к счастью, и обнаруживает его самого, до сих пор сидящего на краю в одежде. — Блядь, — он всего на секунду поднимает на неё глаза. — Нет. Не могу.       Ви давится всеми дрянными шутками, которые рождаются в голове защитной реакцией, поскольку комок в горле душит сильнее. — Пушку дома забыла, угрожать нечем, — нервно хихикает она. — Думал, будет проще, — нехотя признаётся Виктор. — Но мы уже вляпались. Я, — уточняет. — Я вляпался. Ты мне нравишься, правда. Но я знаю, чего ты ждёшь. Снятия стресса, необязательной интрижки. И мне казалось, я могу тебе это дать. Однако за этот кошмарно-счастливый вечер я понял, что не хочу обманывать ни тебя, ни себя. Я не смогу делать вид, что всё нормально, Ви. — Плохо восприняла поток информации после слов «ты мне нравишься», — Ви закрывает лицо руками, не зная, то ли плакать, то ли истерично хохотать. Убрав руки, однако, улыбается. — А если бы я сказала, что нихера ты не угадал, то что бы предложил?       Вик недоверчиво смотрит на приподнятую с вызовом бровь. Ви пытается быть дерзкой, но взгляд получается по-щенячьи жалкий. Словно она, конечно, примет отказ с достоинством, но потом всё равно будет беспрерывно рыдать три дня в обнимку с мороженым. Минусы — репутационные. Плюсы — против такого взгляда приёма нет. — Я человек старой школы. Если… правда… — по губам читается беззвучное «блядь», — если правда хочешь попробовать, то давай нормально. Свидание. Как у людей. В паршивой забегаловке или хорошем ресторане, на твой выбор. Без отвратных коктейлей, драк и… — Секса на улице. — Да, — он не реагирует на подколку, выглядит скорее обеспокоенным. Расстроенным. — Но я просто не представляю, зачем тебе это.       Ви молча садится в кресло напротив, подбирает под себя ноги. Сжимает в руках подвернувшуюся декоративную подушку, словно плюшевого кролика на сеансе у психотерапевта. — Я не успеваю, — она растягивает губы в улыбке, но зрачки горечью блестят в темноте. — Жить. Дни сыпятся сквозь пальцы: дело, другое дело, доставка, сопровождение, обнуление. Никогда ничего не идёт по плану. Я отличаю производителя гранат по звуку, вижу снайпера раньше, чем покажет сканер. Иногда я не замечаю, как день сменяется ночью и наоборот. Я живу в этом бешеном водовороте, каждый день чувствую ствол у виска и знаю, что ты не всегда сможешь меня потом собрать. Джеки молится в машине перед делом. Я не понимаю ни слова, подшучиваю над ним, но в душе просто надеюсь, что эта его святая заметит меня, когда я буду подыхать рядом.       Подушка в сильных руках наёмницы превращается в бесформенный комок. Кажется, что Ви недовольна именно этим: яростно мнёт ткань, будто выуживает из неё мысли. — А потом я возвращаюсь к тебе, — Ви мечтательно вздыхает, погружаясь в это чувство. — Закрываю глаза в кресле, слушаю звуки снаружи. Минута за минутой. Я знаю, что в безопасности. Знаю, что мне не нужно держать оптику в режиме наблюдения и пальцы не ищут судорожно оружие. Я слышу, как идёт время. Мне нравится слышать, как идёт время. Нравится твой успокаивающий голос. Осторожные прикосновения. Неловкие шутки. И мне хорошо рядом с тобой. Поэтому я хочу, — она хмурится, старательно подбирая слова, а потом выталкивает их из себя медленно и твёрдо, — хочу больше тебя в моей жизни. Пока она есть.  — Ого, — тихо заключает Виктор. — Я тут тебе душу изливаю, и это всё, что ты можешь сказать? — Ви мгновенно теряет всю мрачность. — "Ого"? Серьёзно? — Я… не силён в словах, — Вик с готовностью прочищает горло, но сдаётся через несколько секунд, понимая, что всё равно не придумает сложный и подходящий ответ.       Подушка предсказуемо летит в Виктора. Профессиональные рефлексы легко уводят его с траектории возмездия, но по безмолвному осуждению Ви понятно, что лучше было принять покушение стойко. Она встаёт на ноги, устало запускает ладонь в свои волосы, топчется на месте, словно выбирает направление. Тянет время. Виктор открывает рот, чтобы что-то сказать, но молчит, пока испытующий взгляд Ви не становится невыносимым. — Не уходи, ладно? Я имею в виду… совсем.       Линии её лица медленно разглаживаются в умилении. Виктор только давит из себя самое скорбное выражение, одними глазами умоляя не тянуть из него сложные речевые конструкции. — Умеешь уговаривать, — с иронией фыркает Ви. — Ладно. Тогда вернусь к лучшему дивану на свете и буду до утра выбирать между рестораном и паршивой забегаловкой.