(Не)разные

Будет петь холодный одинокий ветер. И осипшим криком птиц на лунном теле Раздвоится воздух, отравляя город, И возникнут тени на моей дороге будет петь холодный одинокий ветер — помни имя своё

Устало трогается автобус с остановки под заливистый смех подростков. Сакура прикрывает глаза, прислоняясь лбом к прохладному стеклу. Ладонь неприятно жжёт от неудобных ручек пакетов. Поездка ни о чём, кажется ей, но улыбка всё же скользит едва заметно на уголках губ. Ино выглядела свежо, с привычной наивной улыбкой, с ярким засосом под водолазкой и новыми подробностями её личной жизни. С Саем помирились, как «нормальные цивилизованные люди», а потом уже всё свелось к сюжету давно заевшей пластинки. — Ты хоть вещи у Шикамару забрала? — Да, конечно! Он, правда, снова возмущался, что проиграл в шоги Хатаке и… Яманака наивная. На ней всё ещё розовые очки, склеенные уже десять раз, она верит в чудо и счастье во всём мире, пока жизнь снова не ударит под дых, выбивая воздух. И снова она смотрит на спокойную подругу извиняющимся взглядом, теребя в руках ткань какой-то водолазки. — Я знаю, что он был у Нара, — Харуно пожимает плечами, хмыкая. Ноль эмоций, никакой реакции. Вроде даже и всё равно. — Так что Америку ты мне не открыла. Сакуре и правда как-то фиолетово. То ли жить стало проще, то ли устала реагировать на любое упоминание старой сгнившей любви в штыки. Она поехала в этот чёртов шумный торговый центр лишь с целью развеяться. Ну или всё же поддержать подругу, которой помощь и не нужна была. Ино горела снова жизнью, пока Харуно лишь улыбалась как-то фальшиво, задумавшись. Счастье кажется нереальным, глупой выдумкой для маленьких детей. То, чем тешат самолюбие, хвастаясь успехами перед другими. Но в этом ли оно? Разве не в минутах покоя или спокойствия, когда всё идёт как надо, и весь негатив уходит на задний план, прячется истинное счастье? Сакура не знает. Она теряется в понятиях, осознании, когда у неё вместо привычного «хуёвого дня» появляется «неплохой, под пиво пойдёт». Не реагирует на что-то хорошее, видя во всём лишь серые и чёрные оттенки. Жить по-новому, не держась за прошлое, непривычно. Общаться с тем, кто когда-то всё разрушил, тоже. Харуно списывается с Паккуном в течение дня, обсуждая всякие мелочи жизни. И нет той тревоги простого осознания, кто скрывается за этим глупым ником, нет скользкого ощущения вечной слежки. Оставалось лишь одно — холодное ожидание встречи. Городок у них небольшой, пересекутся осознанно или нет. И Сакура ждала, как и заказ в ресторанном дворике, пока Ино во всю говорила о чём-то наивном девичьем. Когда-то их разговоры были обоюдно интересны, но сейчас это превращалось в молчаливого слушателя и счастливого актёра, которому наконец-то дали главную роль. Харуно не против, ей не привыкать. Да и рассказать ей не о чем, вся её жизнь была серой, краски добавлялись крайне редко, да и те тонули в массе однотипности. — Сакура, мы тебе ничего не выбрали, — Ино недовольно хмурится, хрустя картошкой. — Сейчас мы поедим и пойдём по второму кругу! — Ты серьёзно? — она не сопротивляется, лишь удивлённо смотрит, хмыкая. — Конечно! И ведь действительно что-то подобрали под недовольное бурчание Сакуры, что она и не собиралась себе смотреть одежду. Но новый свитер с высоким горлом, несколько толстовок да пара джинсов говорили об обратном. Автобус сворачивает на новую улицу, люди выходят и заходят, голоса меняются снова и снова. Сакура лишь краем глаза смотрит на прохожих, отсчитывая количество остановок до своей. Она не всматривается в лица, не прислушивается к разговорам — сидит в вакууме собственных мыслей, не реагируя на окружающий мир. Жить, не обращая внимания на людей, всегда было проще. От остановки до дома минут десять ходьбы, если идти дворами. Но Харуно выходит на остановку раньше, идёт по пустому бульвару, перешагивая небольшие лужи. Ветер ерошит волосы, лижет открытый загривок, пуская мурашки. Кончики пальцев замерзают, напоминая о том, что пора бы достать перчатки. Зима, от которой хотелось всегда спрятаться, приближалась. И Сакура смотрела на неё с усталой улыбкой, не пытаясь противостоять. Когда-то она до последнего отказывалась принимать тот факт, что пора бы одеваться потеплее, сейчас же равнодушно сменяла пальто и доставала неудобные сапоги, от которых вечно болели ноги. В подъезде пересекается с новыми жильцами с третьего, кивая, замечает знакомую кошку на четвёртом у окна, недовольно вылизывающую лапы. У почтовых ящиков останавливается, нащупывая в кармане пальто ключи. Пачка рекламы по замене окон, пару счетов и новое письмо от неизвестного отправителя. В квартире прохладно из-за забытого приоткрытого окна на кухне. Сакура не спеша раздевается, моет руки, смывает глаза, уставшие с непривычки от туши, разбирает покупки и убирает их в шкаф. Уже после она садится на кухне и вскрывает письмо под шум закипающего чайника. Давно забытый адрес, написанный знакомым почерком с глупым смайликом пса в конце. Ни привета, ни ответа. Ненужная бумажка исчезает в кошельке вместе с вывалившейся потёртой фотографией их выпуска. Когда всё было нормально, и жизнь не била сурово в солнечное сплетение, выбивая воздух из лёгких. [Привет, мам. Всё в силе? Я могу завтра к вам заехать?] Смотрит в экран смартфона задумчиво, чуть хмурясь. Подрагивают кончики пальцев в ожидании ответа, глаза скользят по последним сообщениям. Неприятный привкус обиды оседает на обожжённом кончике языка. [Да, думаю, да. К скольким планируешь приехать?] [Во сколько можно, во столько и приеду. У меня завтра весь день свободный. Вам с отцом как удобнее?] [Давай в первой половине дня, но не слишком рано.] [Двенадцать подойдёт?] [Да] [Тогда до завтра.] Прочитано. Ощущение чего-то мерзкого колит грудную клетку точно ножами под рёбра. Тревожность, от которой не убежишь. Она сидит где-то в уголке, притаившись, ожидая своего часа. Врывается и заполняет собой всё, как вода лёгкие утопленника. Харуно ненавидит, но к таблеткам в шкафу даже не притрагивается, чтобы хоть немного притупить боль и дрожь в ногах. Справится сама, как и раньше. Чёртовым подсчётом горизонтальных линий вокруг. Под стук ложки в чашке и звук удаляющейся скорой помощи на улице. Сообщение от старшего из Учих приходит под утро, когда Сакура щёлкает недовольно зажигалкой, пытаясь поджечь сигарету с третьей попытки. Смотрит удивлённо на смску, затягиваясь и поправляя ворот неудобного шерстяного платья. На лестничной площадке тихо. Не слышно привычных утренних бухтений пенсионеров, вышедших выбросить мусор, или лая шпица, любящего побрехать на каждого второго. Сакура всматривается в старое объявление у лифта, пытаясь отвлечься. Выдыхает клубы дыма в потолок, хмыкая. Она не любила поездки домой. Вспоминались старые раны, первые порезы на руках, ссоры и истерики. Отец, что никогда особо не вмешивался в конфликты Мебуки и дочери, лишь иногда для вида кивал, когда его спрашивала жена. А Сакура медленно, но копила обиду, как и деньги на съемную квартиру. Лишь бы подальше от дома сумасшедших. А потом как-то переезд отложился из-за ситуации с Какаши, психбольницы. Мебуки купила ей эту квартиру на добром слове, решив, что дочка уже взрослая, пора жить самостоятельно. Да и как-то клюнуло несильно осознание, что общение у них изначально не пошло, а после всего этого тем более. Мебуки любила приезжать, вставлять свои пять копеек и снова недовольно уезжать, говоря, что пора бы в двадцать с лишним уже жить нормально, молодого человека на примете иметь, а ещё лучше внуков рожать. На всё это был лишний один молчаливый ответ — новая сигарета и равнодушный взгляд. — Хватит курить эту мерзость. — Странно, что ты это не говоришь отцу. Мы даже курим одни и те же, в чём разница? — Он уже взрослый, его не переделаешь. А ты… — Не хочу тебя разочаровывать, но мне уже даже не восемнадцать, я живу отдельно и работаю. Назвать меня маленькой можно лишь с большой натяжкой. И смотрит на дочь возмущённо, тяжело вздыхает, качая головой. — Вырастила на свою голову не пойми кого, — плюётся фразой, не замечая как у Сакуры дёргается рука с сигаретой от неожиданности. Харуно не считала себя плохой дочерью или же наоборот — ангелом. Она была обычной, со своими тараканами, как и все. Просто видимо мать пыталась создать идеал в своё время, а напоролась на полную противоположность. — Даже Саске и то… — Что? Идеальный сын? С красным аттестатом? Характер у него похуже моего, и ты это прекрасно знаешь. — Такого мальчика упустила… — Наверно, мы о разных людях говорим, — Сакура отвечает нервно, пытаясь не вспоминать мерзкие руки, угрозы и смешки над её слабостью. — И мне странно слышать это от тебя, если честно. Ты же знаешь, что было. И почему всё так вышло. — Я не считаю, что он в чём-то виноват. Видимо плохо тебя вырастила, раз не смогла удержать такого красавца. Сакура обещала себе ещё тогда, что никогда не вернётся к прошлому. Не будет попыток воскресить что-то давно убитое и зарытое в землю, не будет глупых надежд. Она хочет жить так, как живётся, без попыток найти счастье, потому что мама так сказала. — Непривычно видеть тебя в таком платье, — Кисаме выходит на лестничную площадку с лёгкой ухмылкой. Выскальзывает за ним следом и кот, удивлённо мяукая на девушку. — Едешь к Итачи-сану? — К сожалению, не смогу. Я обещала родителям съездить к ним… Вот, собираюсь, — морщится, качая головой. — Не очень понимаю, чего конкретно боюсь: очередной выебки мозга о неправильности жизни или нового разочарования в себе. — Может всё обойдётся, — Хошигаки звенит ключами, закурив. — В конце концов, сможешь всегда уйти, вряд ли тебя кто-то будет удерживать силой. — Ну да… А вы, я так понимаю, к Учихам поедете? — смотрит с лёгкой улыбкой. — Итачи-сан попросил отвезти его на презентацию книги в центр города, я не мог не согласиться, — кривая усмешка. — Сегодня всё равно выходной, хоть проведу с пользой. — Понятно, — тушит сигарету о поручень, улыбаясь. — Тогда хорошо провести вам время, Кисаме-сан. — Удачи, мелкая. Всё будет хорошо. — Поживём — увидим. Старый район встречает детскими криками на площадке, смехом молодых мамочек и ремонтом старой дороги. Кричат рабочие, отбойные молотки с хрустом ломают асфальт, Сакура перебегает дорогу под недовольные возмущения пенсионеров, проходящих мимо по тротуару. Стандартная девятиэтажка, которых в городе сотни. Поблёкшая краска на стенах и низеньком заборчике, выдернутые с корнем столбы и распахнутая подъездная дверь. Тяжелый вздох и быстрые шаги по лестнице прямиком на третий этаж. Туда, где всё начиналось. Туда, откуда Харуно позорно убегала вечерами, слыша в спину новые осуждения. Звонок плачет как побитый щенок вечерами в подворотне, у двери несколько коробок со старыми книгами. Стоят в надежде, что кто-то подберёт их и унесёт в новый дом. Мебуки смотрится в дверном проёме маленькой сгорбившийся старухой. Для полной картины не хватало только фартука и половника в руках. — Привет, — неуверенные объятия и слегка вопросительный интонация. Заходит в квартиру осторожно, переступая брошенные ботинки. — Папа дома? — Я его за продуктами послала, но похоже он снова с кем-то зацепился языком, опять на меня жалуется, — женщина разводит руками, наблюдая за дочерью. — Давно тебя в платьях не видела… Подстриглась? — Решила сменить образ, если так можно выразиться. — Авось, кого-то найдешь себе. Первая капля с громким плеском разбивается о тихую гладь. Сакура смотрит на мать, разуваясь, и думает, что всё-таки они до чёртиков разные. Всегда были, просто сейчас по старым шрамам проводить ржавым ножом ещё больнее, чем раньше. — Я вам пирожное привезла, — достает из сумки небольшой контейнер, пытаясь почти искренне улыбнуться. — Мы раньше с тобой делали их, когда я ещё с вами жила. — Да-а, было время. Спасибо. Пойду отнесу на кухню, а ты иди пока руки помой. Голодная? — Да не особо, я могу отца подождать, вместе поедим. Ванна встречает недавним ремонтом и идеальным порядком. Нет старых битых плиток на стенах, маленькой надписи на шкафе, вырезанной старой бритвой во время одной из истерик. Словно вырвали кусок прошлого. Сакура качает головой, смывая мыло вместе с ненужными воспоминаниями, возникшими в голове. Разговор идёт неуверенно, медленно и тягуче, как масло, растекающееся по поверхности сковородки. Мебуки смотрит пристально, слушает и кивает, перекатывая меж пальцев старый медальон. Чуть щурится при свете лампы, пытаясь за что-то зацепиться взглядом. — Знаешь, я надеялась, что ты сегодня приведёшь к нам молодого человека. Ну, познакомить. Сакура смотрит минуту непонимающе, так и замерев с небольшим бумажным журавликом в руках. Внутри что-то громко клокочет, мечется из стороны в сторону, пытаясь выбраться. Старая давно забытая злость на мать. — М-м, боюсь разочаровать, — Харуно вглядывается в лицо напротив, сжимая в руке оригами, — Но я приехала просто потому что захотела с вами увидеться. Представляешь? А не потому что пытаюсь тебе внучка родить, о котором ты мне говоришь при каждой встрече. — Ты хочешь снова поссориться, Сакура? Опять скажешь, что я плохая мать? — с Мебуки будто маску доброты и гостеприимства сняли. Она цокает, берёт конфету из небольшой корзинки, закидывая в рот. Хрустит едва слышимо арахис меж зубов, женщина прикрывает на мгновенье глаза. — Одного нытика мне хватает, который ничего сделать не может сам. Теперь ты вот приехала без каких-либо хороших новостей… — Ох, прости, как жаль. Отца вон доконала, он стал немощным с тобой за двадцать шесть лет брака. Вечно командуешь, вечно недовольная и вечно пытаешься всё держать под контролем. Поэтому от тебя все и бегут, ведь у тебя из друзей осталась только мать Ино. Потому что она — единственная, кем ты не можешь управлять, и кто тебя в принципе может терпеть. — Ты как с матерью разговариваешь… — Точно так же, как ты со мной. Как и всегда впрочем, — Сакура делает глоток чая. — Непривычно, что мной командовать не получается так, как раньше? Да и затыкать тоже не особо получается. И что я вот, такая плохая, не побежала под первого встречного тебе ребёнка рожать? Или с твоим любимым Саске так и не сошлась? Кстати, не так давно виделись — он всё такой же мудак. — Все нормальные дочери в твоём возрасте уже рожают первенца на радость любимым родителям… — И снова я виновата, ведь я ненормальная, да? Вон, в психушке полежала, пыталась пару раз с собой покончить, твою репутацию подпортила в своё время. И потом меня на другой конец города отправила, чтобы я не мельтешила перед глазами, как мерзкое пятно. — Как самокритично, — Мебуки улыбается неприятно, кивая. — Только лишь частично, просто я вижу свои проблемы, а ты свои — нет, — отвечает такой же мерзкой улыбкой, пожимая плечами. — Просто тебе правда глаза режет. И тебе легче срываться на остальных, чем заниматься самоанализом. Мать молчит, пожимая плечами. Тихо стучат часы в коридоре, щёлкает входная дверь. Мелькает голова отца, выглянувшего из поворота. Слабая улыбка на лице, морщинки у глаз и в районе уголков губ. — Давно не виделись, Сакура. Харуно смотрит на него и тихо отвечает, тяжело вздыхая. Дно пустой кружки стукается о поверхность стола. Образ отца расплывчатый, как отражение в потревоженной поверхности озера. Человек, что был, есть и будет жить, но который не дал ничего, кроме разочарования. Человек, который в один момент сдался под напором и перестал трепыхаться в болоте, уходя на дно. — Мебуки, мне есть смысл переодеваться? Нам через полтора часа нужно будет уже ехать в театр, если я не ошибаюсь. Внутри что-то обрывается с грохотом, исчезая в пучине затихшего океана. Сакура пересекается удивленным взглядом с матерью, горько хмыкая. Не спеша встаёт, моет кружку, проходит мимо непонимающего отца, быстро одеваясь. — Сакура, подожди, — Мебуки вскакивает, скрипит табурет о паркет. Накидывает платок на плечи и выходит в коридор, цыкая на супруга. — Не надо меня держать, мама. Мы и так обе прекрасно знаем, что моя идея приехать к вам была такой же провальной, как и ваше решение вырастить идеальную будущую жену, — смотрит холодно, застегивая пальто. — Не буду вас отвлекать более. Хорошего вечера. Хотелось хлопнуть, как раньше. Но девушка спокойно закрывает за собой дверь, спускается по лестнице, игнорируя оханья старых бабок, узнавших в ней маленькую наивную девочку Сакуру с глупыми мечтами. Как всё изменилось за каких-то, подумаешь, семь лет. Для стариков это мелочь, а для Харуно огромный пласт жизни, который проехался по ней, как асфальтоукладчик по новой дороге. Закуривает сигарету уже на остановке, нервно выдыхая. Вот и съездила. Ощущение привкуса крови на языке раздражает. Старая привычка, от которой она никак не избавится. Смотрит на непрочитанное ещё с утра сообщение, медленно набирая ответ. [Доброе утро, Итачи-сан. Простите, что не ответила раньше — были дела. Ваше предложение ещё в силе?] Автобус появляется на горизонте, но останавливается на одном из переходов, пропуская многодетную семью. Харуно вглядывается в номер транспорта, чуть щурится от солнца, отражающегося в стекле и заледеневших лужах. [Да, конечно. Приезжайте тогда к нашему дому.] [Хорошо, до встречи, Итачи-сан.] Люди выползают из автобуса медленно, пыхтя и чертыхаясь. С лёгким грохотом опускаются колёса на асфальт, вскрикивает со смехом ребёнок, разглядывая прохожих. Серых, недовольных и уставших. Кондуктор смотрит на Харуно внимательно, пока она пробивает проезд, сразу протягивая свою карточку недовольному мужчине. — Не стоит, девушка. Хорошей поездки, — у работника голос хрипатый, заспанный. Девушка пожимает плечами, уходя в конец автобуса. Присаживается рядом с заснувшим пенсионером, поправляя сумку. Знакомые виды, незнакомые люди. Новые ремонты дорог, новые вывески магазинов, но всё ещё старые пустые улицы. Люди привычно спят до обеда, выползают на улицу нехотя, не всматриваясь в лица друг друга. Бесконечный поток однотипных работников, живущих в темпе единого цикла «дом-работа-дом». Удручающее общество, в котором Сакура привыкла существовать, так же не вглядываясь в прохожих. Не знаешь, не видишь — и хорошо. Меньше вопросов. Дорога кажется длинной, замершей во времени. В какой-то момент теряется интерес к однотипному виду за стеклом, не вслушиваешься в разговоры громких подростков, вошедших в автобус две остановки назад. Смотришь устало на свои чуть дрожащие руки и ни о чём не думаешь. В голове мелькает лишь старый адрес с записки, когда автобус проезжает мимо здания школы. Харуно хмурится, качая головой. Она интуитивно выходит на нужной остановке, будто бы ездит на этом автобусе каждый день уже в течение нескольких лет. Тяжело вздыхает и не спеша идёт в сторону знакомого здания, перешагивая первые заледеневшие лужи. Хрустит корка льда под ногами, через дорогу лают шпицы, заливаясь на овчарку. Роскошь и возвышенность. Учихи. Сакуру узнают и пропускают без вопросов. Лишь взглядом скользят по наряду, неопределённо выгнув бровь. Чужая, незнакомка, влезшая в жизнь людей не специально. Просто так совпали карты ещё лет пять назад, когда старший сын Фугаку протянул руку помощи, помогая выбраться из болота. Ещё неглубокого, но не менее опасного. Персонал проходит быстрыми размытыми пятнами, о чём-то негромко переговариваясь. Сакура скользит вдоль стены, чуть морщась от количества людей. Слишком много незнакомых лиц, желающих кинуть презрительные взгляды, фыркнуть демонстративно. — Мелкая, пришла всё-таки? — Кисаме выскальзывает с небольшого балкона, выпуская клубок дыма в сторону. Харуно облегчённо вздыхает, кивая. — Как всё прошло? — Всё, как обычно, — пожимает плечами, хмыкая. Ноябрьский ветер заставляет поёжиться. — Я бы удивилась, если всё прошло бы с точностью да наоборот. Может, когда я приведу в их дом жениха, то мать резко изменит своё мнение обо мне. — Понятно, — мужчина стряхивает пепел кончиком пальца, поглядывая на гостей с лёгким оскалом. — Как же тут вычурно, тошно аж. — Привыкайте, — Сакура улыбается беззлобно. — У них не бывает иначе. Единственный плюс в том, что такие события происходят редко. Учихи не любят собираться все вместе. Слишком много недомолвок между поколениями. — Я заметил, пока Итачи-сан рассказывал о своей новой книге. У них бегущие строки у каждого. Каждый обязан вставить свои пять копеек и пошушукаться с соседом. Зато пото-ом все будут хвалить Итачи-сана и благодарить его за приглашение. — Нам с вами их не понять, мы же простые смертные, — Харуно отказывается от сигареты, улыбаясь. — И менталитет семьи Учиха нам не понять. — И не поспоришь. Слишком мы с тобой приземлённые для них — возвышенных. — Вы просто не знакомы с Хьюга. У них в некотором плане сложнее и строже, как я знаю. По крайней мере так было пару лет назад. — Боюсь представить. Ты уже видела Итачи-сана? — переводит тему, туша сигарету. — Ещё нет, но думаю, он уже знает о моём появлении. — К нему будет сложно пробраться с количеством гостей, но думаю, попытаться стоит. Ты же у нас приближённый будущий врач. — А вы его личный шофёр и возможно будущий,. — Сакура замолкает под напрягшимся взглядом Хошигаки. — Но это опять же всё зависит от вас самого, Кисаме-сан. — Именно, только от меня самого, — мужчина качает головой, пропуская молодого официанта с тележкой. — Не отставай, мелкая. Харуно не часто бывала раньше в этом доме, не помнит спустя столько лет масштабность некоторых комнат. Банкетный зал поражает. Скользят нотки современности в интерьере, обширное помещение обставлено в минимализме. Но скользит эта нотка некой величественности и почтения прошлому. В картинах на стенах, расписных колоннах. Итачи замечает их сразу, улыбаясь. — Рад, что ты всё же пришла, Сакура-чан, — Учиха протягивает бокал шампанского, кивая некоторым родственникам. — Надеюсь, у тебя всё хорошо? — Думаю, можно в некотором плане так и сказать. Как прошла презентация вашей книги? — Весьма неплохо, я был удивлён количеству гостей. Нам едва хватило места… — Итачи-сан, вы себя принижаете. Ваши работы достойны большего, — незнакомый мужчина с шрамом на половину лица улыбается, присоединяясь к разговору. Неуверенно поправляет несколько расслабленный галстук, встречаясь взглядом с девушкой. — А это, я могу предположить, Сакура Харуно? — Всё верно, — в голосе привычно скользит нотка холода, Харуно отпивает глоток, хмурясь. — Мы знакомы? — Не думаю. Моё предположение основано лишь на старых разговорах с нашим общим знакомым — Хатаке. Сакура не меняется в лице, разве что нервно дёргаются желваки, а рука удобнее перехватывает ножку бокала. Шум зала раздражает. — Вот оно как. Могу ли я узнать ваше имя? — Обито. Обито Учиха. Я кузен Итачи-сана. Бывший лучший друг Какаши. — Ощущение, что Хатаке знаком со всем городом, — Хошигаки цокает недовольно, беря со стола закусок несколько шпашек с фруктами. — В каком-то плане да, — мужчина пожимает плечами. — Кисаме-сан, за рулём? — Как и всегда. — Очень жаль, а то хотел пригласить навестить Какузу-сана или… — В другой раз может быть, — Хошигаки отмахивается, прожёвывая персик. Разговор возвращается постепенно к книге Итачи-сана, в котором Сакура принимает участия мало, больше слушая и что-то время от времени уточняя. Подходят постоянно дальние родственники, отвлекают от разговора, на что виновник торжества лишь улыбается заученно, с привычной холодностью. В этом Харуно с Учихой схожа. Холодные улыбки и наигранные эмоции стали хорошими напарниками по жизни. Сакура незаметно отходит ближе к открытому окну, выпивая третий по счёту бокал. В слабой надежде не думать хотя бы сегодня. Удача или проклятье встретить важного человека для Хатаке — вопрос открытый. Обито подкрадывается тихо, шурша небольшим конвертом. Харуно смотрит не заинтересованно, наблюдая как у нового знакомого мрачнеет лицо. — Сколько лет не общались, и теперь просто шлёт письмо с адресом, не лицемерно? — Учиха морщится, пряча записку во внутренний карман пиджака. — Адрес старой квартиры? — девушка крутит почти пустой бокал, поглядывая на солнечные улицы вдали устало. — И на оборотной стороне завтрашняя дата? Мужчина перепроверяет, фыркая. — Похоже на то. Тоже тебе прислал? — О-о, он мне не только это присылал в последнее время, — у Сакуры голос негромкий, она смотрит на брюнета с кривой ухмылкой, качая головой. — Потрепать нервы он успел даже спустя семь лет. — Я просил его, как и Итачи-сан, оставить тебя в покое. Чтобы не повторялась история с Рин. Но похоже крыша у него поехала ещё более знатно, чем у меня в своё время… Больной ублюдок. — Портить жизнь он умеет профессионально, я так понимаю? — Он бы на это сказал: 'я делаю всё во благо, но почему-то всё пошло через одно место'. Какаши он… Я бы назвал это эгоистичной попыткой сделать лучше, когда никто об этом не просил. Попытка убежать от ответственности в самый важный момент. Обито присаживается на подоконник, качая головой. Сакура думает о том, что он совсем не похож на Хатаке. Более живой и искренний, честный. Как Узумаки, в каком-то плане. Только более скрытный, как и все Учихи. То, что заложено в крови, не уничтожишь. — Знаешь, раз уж такое дело, — Обито смотрит на девушку с лёгкой улыбкой, — Можем завтра съездить вместе. Раз уж Пугало прислал нам двоим адрес. — Просто так? Возьмёшь и повезёшь мало знакомую девушку в квартиру старого друга, просто из-за записки? — скептически смотрит, хмурясь. — Скажем так: я знаю об истории между вами с его слов и со слов Итачи-сана. Возможно тебе будет интересно узнать о Хатаке больше и сделать соответствующие выводы. — Ты хотел сказать, разочароваться в нём ещё больше? — Возможно и это тоже, — смеётся глухо, потирая шрам на щеке. — Мне терять нечего так-то. Ты с этой поездки тоже ничего не потеряешь, кроме своего времени. Что-то узнаешь нового. Я ничего не прошу взамен, разве что хорошую компанию. — Если компания из девушки, которая несколько раз пыталась покончить с собой, семь лет лелеяла странные надежды и теперь пытается не провалиться ещё глубже в собственный кошмар, можно назвать хорошей — то пожалуйста. Обито смеётся по-доброму, поправляет осторожно подол платья, под удивлённым взглядом Сакуры. — Меня вполне это устраивает. Тем более мой послужной список может потягаться с твоим, при желании. Думаю, стоит тогда обменяться номерами и вечером списаться где и во сколько встретиться, что думаешь? — Я не против. Ощущение чего-то правильного не покидает. Сакура слушает Учиху и впервые за долгое время встречает такого же, как и она сама: побитого, пострадавшего от одного и того же человека. И всё ещё хранившего нечто хорошее, трепетное по отношению к Хатаке. Это похожее на медленную пытку, плохую шутку разума, которая длится слишком долго и над которой уже давно никто не смеётся. Харуно не думает, что это когда-то закончится по-настоящему. Что она отпустит и забудет эти семь лет, как страшный сон. Но почему-то сейчас в это хотелось верить. Как и в искреннюю улыбку напротив почти незнакомого ей человека, пережившего дерьма не меньше её.