lurk — the neighbourhood. «better just go with the flow last thing that we should do is go slow.»
Виктор дёрнул Ви за воротничок рубашки. Вцепился грубой хваткой, но при этом она не предстала жестом резкости. Его холодные влажные губы ощущались чем-то настолько невероятно нереальным, что у Винсента буквально затряслись ноги на пару секунд. Он чувствовал себя самым настоящим ребёнком с кучей комплексов за пазухой и тысячей тысяч чувств, стучащих изнутри по рёбрам. Всё казалось настолько очевидным теперь. Совершенно все вещи в жизни приобрели смысл и встали на свои места — Винсенту нужен был Виктор. Сомнений в голове не осталось. Не божий план, но просто заключение. Окружающий мир был таким прекрасным. Ви как будто с линзы кинокамеры, со стороны, следил за тем, как Виктор запускает свои крепкие длинные, — талантливые! — пальцы в его волосы, видел своё искреннее удивление от происходящего. Каждая деталь давила сильнее толщи воды на большой глубине: не вынырнуть за секунду, не вдохнуть полной грудью. Они с Виктором были настоящими, в отличие от населения Найт-Сити: вместо чувств у них не было набора нулей и единиц, а вместо суставов шарниров. Пластиковые люди в органическом мире — не они. Таких, кажется, зовут эмоциональными инвалидами, калеками. Они просто бесчувственные, холодные — бьются друг об друга углами костей-прутьев, трогают друг друга холодными руками, не принося облегчения. Не как Ви, не как Вик. Виктор был тёплым, живым; с сердцем, появившимся от биологических процессов, а не от рук умелых механиков, создающих последние модели имплантов. Виктор сжимал пальцы на плече Ви, пах, как и всегда, острыми нотками lacoste, дышал прямо Винсенту в лицо. Один в один как в его фантазиях. От этого хотелось жить. Это был не страстный поцелуй любовников. Скорее Ви только прочувствовал несколько долгих мгновений лёгкого прикосновения губ, не более того. Но на этом малюсеньком, — с песчинку, — моменте, растянувшемся как будто на года, начинались альфа и омега его счастья, его веры в будущее. Виктор отстранился первым: облизнул нижнюю губу, взгляд в сторону не отвёл. — Интересно, — сразу же отозвался он и сощурился в лунном свете, струящемся по его плечам и волосам, — Очень интересно. — Что? — у Ви защекотало в горле, дышать почему-то стало безумно тяжело. — Интересно, сколько бы ты ещё молчал, — Виктор улыбнулся — впервые с момента, как сказал те роковые, жёстокие слова. И эта улыбка показалась Ви самой искренней и самой красивой из тех, которые он когда-либо видел. Сердце продолжало пропускать удар за ударом: переходило на быстрый темп, колотилось в груди как трепыхающаяся в клетке птица; или замирало. Винсента не покидало чувство, что он может свалиться на землю в любой миг. Он думал, что вот оно — то, за что он попал бы в Ад, если бы тот существовал. За надежду, которая не покидала его тело и голову так много времени: она жила там с самого начала, как только что-то приблизительно похожее на любовь зародилось в мыслях. — Как долго? — Как долго что? — Как долго ты знал? — твёрдо спросил Ви, не сводя глаз с Виктора, выглядящего как человек, добившийся своего: его глаза как будто светились (хотя на деле Виктор просто сощурился из-за улыбки), одна ладонь то сжималась, то разжималась, — Вик нервничал, — а другая оставалась спрятанной в карман брюк. — Догадался довольно давно. А убедился два дня назад — когда ты вывел меня на чистую воду. Ты бы видел себя, Ви: брови подняты, голос стал повышать, вышагивал так нервно, когда я ключи Мисти отдавал. Твои эмоции всё за тебя сами сказали, малыш, — Виктор покачал головой. «Проебался», — подумал Винсент с запозданием, пока анализировал то, что услышал. Проебался не то слово. Скорее феерично обосрался. Или сотворил настоящее фиаско в истории любви. Он бы мог долго придумывать синонимичные фразы, да только времени не было. Ви наклонил голову вперёд и тяжело вздохнул. Вдали послышался шум загудевшего монорельса — поезд должен был прийти с минуты на минуту, а значит, нужно было скорее двигаться к платформе метро. Да, блять, всё как всегда. Только что-то хорошее случится, как окружающие факторы захотят поиграть в вышибалы на выживание: классно судьба придумала, Ви бы посмеялся, правда. — Пиздец, Вик, — многозначительно заключил Винсент и оглянулся (воровато так, словно лис в курятнике), — Я не знаю что сказать, правда. Это вообще точно ты говоришь, а не вирус? — он сложил руки на груди, — Я не собираюсь снова вынашивать в себе всякие херовые планы по продолжению жизни, если ты вдруг через час очнёшься самим собой и даже не вспомнишь то, что сейчас сделал. — Это я, — Виктор резко протянул руку к плечу Ви, на секунду остановился, но всё же через мгновение опустил горячую ладонь на то самое место, где каких-то пять минут назад она оказалась впервые, — правда. Я настоящий старпёр, не люблю говорить всякие нежные глупости, но, Ви, это на самом деле я. Можешь воспринимать это как хочешь, можешь паниковать, не верить, или что ты там задумал, но сейчас я откровенен с тобой. Ты очень хороший человек, и доказывал это много раз, все, кто тебя знают считают точно также, я уверен. И если ты сейчас думаешь, что не достоин реального признания в чувствах, то ты идиот. Влюблённый. И до Винсента, наконец, дошло. Дошло то самое осознание. Он смотрел Виктору в глаза, — два красивых стеклянных шарика, — и слышал нечто бессвязное, настолько абстрактное, что в голове не умещалось. Но Ви и не пытался уместить все слова в мыслях, только смотрел на движение губ (потрескавшихся и несимметричных), впитывал звуки. «Чувствую, я буду стоять так, с дырой в груди, лихорадочным румянцем на щеках, и смотреть на свое сердце, изучать его, и видеть эту любовь в каждом его кусочке». Думал только об этом, ничего другого в голове просто не было, пока Виктор говорил. Думал, но знал, что скорее всего никогда не произнесёт этого вслух. — Почему раньше не сказал? — Винсент спросил резко, перебив, и замер. Ожидание ответа превратилось в чистую боль: как если бы тяжеленная фура застыла на тончайшей острой игле, и вонзилась в грудь. Хотя прошла от силы всего секунда. Гул монорельса нарастал, ветер поддувал со стороны запада из-за приближающегося поезда (современные скоростные электровозы создавали нечто похожее на ударную волну из-за набранной скорости). Но Ви уже не обращал внимания на это — он видел только то, как Виктор продолжает улыбаться, как постукивает указательным пальцем по металлической пряжке ремня, как поворачивается немного боком и говорит: «Боялся». Внутри все сжалось, защемило душу, сердце. Грудная клетка стала мала, будто Винсент вырос из неё. Захотелось закричать, пронзить лезвием руку, чтобы понять — он жив, нет? да? «Не стоит переплывать океан ради тех, кто не перешагнул бы ради тебя и через лужу». Джеки говорил это Ви раньше, совсем-совсем давно, когда они только познакомились. Он жил по такому принципу, считал, что оказывает огромную услугу Винсенту, посвящая в эту простую истину. Но Ви не расценивал ободрение каким-то особенным или ценным советом. Скорее снисходительно улыбался на него, кивал головой и хлопал Джека по плечу: «Да, дружище, ты конечно прав». Смысла в эти слова он никогда не вкладывал. Не вкладывал до момента, пока фраза не стала подходить к жизненной ситуации. Винсент бы переплыл и океан, и море, тем более лужу бы перешагнул. А сейчас он ещё и чётко убедился в том, что Виктор бы ради него сделал тоже самое. Просто всё то время, которое они знали друг друга, оба были слепыми людьми. Лишь сейчас Ви вдруг понял — насколько же близок всегда был Джеки к истине. Грёбаный философ без образования. — Мы опоздаем, Ви. Нам нужно идти, — сказал Виктор и обернул свои пальцы вокруг запястья Винсента, чтобы потянуть вперёд. Обернул свои пальцы вокруг запястья. Винсента. Вокруг. — Зачем ты… — не понятно почему из горла вылетел странный хрип — не связные слова. Перед глазами Винсента заколыхался кислород, как будто кто-то взбаламутил атмосферу и воздух превратился в кашу, которую невозможно пропустить через лёгкие. Ви медленно осел на землю. Следующая минута странно выскользнула из существования, без следа исчезнув, навсегда удалившись из памяти. Винсент не помнил как он оказался на пыльном поребрике около дороги, со сжатым вокруг жухлого клочка травы кулаком. В ушах стоял звон, в глазах плясали разноцветные точки, словно какое-то непонятное причудливое световое шоу с танцпола. Хотелось пить. Перед ним на корточках сидел Виктор — с лёгким волнением, отпечатанным на лице, но не более того. Ви смотрел только на его брови. Брови. На бровях Виктора всегда нужно было акцентировать внимание в первую очередь, ведь по ним его эмоции считывались, как с дисплея сканера. Они порой причудливо взлетали вверх, отображая заинтересованность, выгибались в удивлении, иногда встречались на переносице — «что случилось?»: сейчас Виктор слегка хмурился, но по нему было видно, что не произошло ничего радикального. Очередная неконтролируемая хрень. — Чудишь, парень — ты потерял сознание, — как факт констатировал Вик и, подавшись чуть вперёд, занял место рядом с Винсентом, — Что-то мне подсказывает, твой организм не просто так остро реагирует на мои слова обмороком, — он отклонился назад, опёрся руками о землю, затем медленно опустил между собой и Ви пистолет, — Мы пропустили поезд, так что времени до следующего отправления у нас много. Можешь рассказать мне всё, Ви. Я послушаю. И прости за влюблённого дурака. Я не должен был этого говорить. Но ты сам понимаешь… — Да-а, бла-бла, нейрохерня, действующая на мозг. Я знаю, — слабо отозвался Винсент, — Можешь не напоминать. Проехали. Ви было почти неловко оказаться настоящим сопливым куском разочарования. В смысле — настолько неловко, когда ты влюблен в кого-то, кому (оказывается, сука) на тебя не плевать, и когда ты в прямом смысле теряешь сознание от взаимной симпатии. Оборжаться. Винсент видел с сотню комедий, которые так же начинались, и под сраку мелодрам, которые так кончались. Запрокинув голову, Ви поморгал несколько раз. Через яркую синеву неба он видел, как ветер гнал рваные куски облаков; те то быстро мчались вперёд-вперёд-вперёд, то замедлялись, практически застывая в бескрайней тёмной выси. Найт-Сити полностью вступил в право иметь говорящее название — на город опустилась ночь. Мельтешение пятен на сетчатке глаз прекратилось, звенящий шум в ушах тоже. Остался только жгучий, вязкий стыд от выкинутого организмом прикола. «Всё просто, Викки. Я тебя, блять, люблю». Ви постоял над этими словами, как над своей могилой. — Я не могу, бля, — вместо этого произнёс его рот, — Расскажи лучше ты что-нибудь. Я пока беру тайм аут. — Хорошо, — Виктор согласился моментально. Правда в его голосе улавливалось что-то едва заметное, прозрачное как вода. После небольшого размышления Ви сумел различить в этой загвоздке стыд. Ну конечно, тут без сомнений — Вик винил себя за сказанное на вокзале. Иначе никак. Становилось всё яснее, что виновен точно был этот нейро-хер в мозгу, а не сам его обладатель. Но после небольшой паузы Виктор всё-таки заговорил. И рассказать смог слишком многое. Он говорил немного сбивчиво, без своей обыденной уверенности в голосе, — так, как будто раскрывает государственную тайну иностранным агентам, — мял в пальцах сигарету, и взгляд его бегал то с травы на дорогу, то с дороги на Винсента, то туда-то сюда. Как оказалось, Вику было чем поделиться с Ви. И говорил он долго. У Винсента проснулось жгучее желание опустить голову в ёмкость с ледяной водой, когда Виктор попросил поджечь ему сигарету, пока он крепче завязывал шнурки на своих потёртых берцах. Фильтр, зажатый между зубов, натянутая до предела на спине рубашка, — того и гляди, затрещит по швам, — хрипловатый голос — всё завораживало. На автомате Ви протянул руку и чиркнул зажигалкой у конца сигареты, а Виктор, нахмурившись, затянулся. — Знаешь, справедливости ради, я скажу, что Джек мне давал намёки, — тихо сказал Вик, пока затягивал узел, — Приходил иногда без тебя и заводил свою волынку: «А Ви то всё прёт в высшую лигу. Молодец, а?», «Что ты думаешь по поводу него? Хороший малый?», «Nuestro amigo до сих пор один… Жаль, пропадает парень», — он спародировал манеру Джеки раскатисто разговаривать, после чего выпустил поток дыма изо рта, — Я думал, что мне это всё мерещится. Не принимай на свой счёт, Ви, но я уже не в том возрасте, чтобы считать за правду возможную симпатию моего молодого друга. Виктор говорил и говорил, и говорил, и говорил. О том, как долго перед сном ворочался в постели, укладывая весь тот бардак, засевший в голове; о том, как хотел рассказать обо всех ядовитых мыслях намного раньше, но переживал за Ви, — «Представляешь, заявляется к тебе старик-риппер и несёт чушь о чувствах? Смешно просто», — (Винсент опускал тот факт, что абсолютно зеркально мог бы отразить эти слова в противоположную сторону); о том, как не хотел портить ему жизнь. С этим Ви с удовольствием бы поспорил: кто кому ещё жизнь собрался ломать? Наёмник с искалеченной жизнью или доктор, который свою замечательно прожил, и с сотню других спас? Виктор курил и качал головой. Курил и извинялся за резкость. Курил и немного молчал. Курил и говорил, что за свою жизнь ни к кому ещё так не привязывался, как к Винсенту. Складывать буквы в слова, а слова в связные предложения для Ви было почему-то слишком тяжело: он только морщил лоб и пытался разобрать в голове всё то, что происходило. Ему всё казалось, что момент из мечты внезапно оборвётся и рассыплется, ускользнёт в никуда, как ускользает песок сквозь пальцы. Если бы происходящее этой ночью обернулось сном, а Ви бы резко пробудился от него, то шанс закончить день при смерти где-то в канаве свёлся бы к ста процентам. Потому что Винсент отдавал себе отчёт в своих действиях и в том, что за ними последует — он слишком долго мучился со всеми этими любовными проблемами, и он просто напросто не вынес бы настолько правдоподобных сцен, спроецированных его мозгом. Фантазии продолжали представать реальностью. Вера то приходила, то уходила восвояси. Через пару минут Ви всё-таки дождался. Пиздец произошёл. Назрел, и лопнул как мыльный пузырь. Язык отказался подчиняться хозяину, и Винсент, повернув голову в сторону Виктора, произнёс первые за долгое время слова твёрдым голосом: — Я тебе нравлюсь? — спросил он и не испугался. Куда делись его страхи он и сам не знал. Предполагал разве что, но на этом всё. (Правильный ответ: туда же, куда удалились миллионы нервных клеток за прошедшие два месяца. Нахер.) — Ты правда идиот, Ви? — Виктор спокойно парировал, — Или только прикидываешься им? Так и не понял? Их взгляды встретились. Глаза у Вика были красивыми: тёмными и большими. Две чёрные дыры во тьме. Винсент не пожалел, что поставил во всём этом дебилизме жирную точку. Наконец у него не было секретов за пазухой. Он был чист перед собой. «Зелёный и карий — прекрасное сочетание», — подумал Ви, перед тем как Виктор подался вперёд и поцеловал его снова. Во второй раз за эти долгие, тяжёлые сутки.***
Как бы всё было замечательно, если бы не грёбаный, ублюдский, абсолютно ебанутый нейровирус, поглотивший мозг Виктора. Будь Винсент верующим — проклял бы создателя этой херни, не задумываясь. Только сама карма могла спуститься на землю и шибануть Ви дубиной по голове, дескать «На! Получи то, что заслужил за все свои проступки в жизни, уродец». Иначе Винсент никак не мог объяснить то, что эмоциональная нестабильность Вика пришлась именно на те дни, когда у них появился шанс перейти к чему-то большему, нежели просто оставаться друзьями. Виктор лежал на постели и смотрел в стену уже сорок минут. Ви не знал, что делать. Это утро обещало быть замечательным, ну конечно. Первым нормальным за последние недели для Винсента, если быть точным. И для безоговорочного баланса счастья вперемешку с шоком ему нужно было всего лишь получить приглашение в квартиру Вика. Какие-то несколько слов, а внутри всё взорвалось брызгами и сразу утихло. «Пошли-пошли, Ви. Тебе нужно сменить обстановку». «Сменить обстановку». Да-да-да, как Ви раньше не догадался? Давно пора было продать к чёрту эту квартиру с видом на неоновую вывеску и переехать куда-нибудь в Пустоши, а то и вообще кардинально — пробраться за границу города. Вдруг это решило бы все проблемы? Вопрос риторический, само собой. Ви не ждал ответа с небес, он был реалистом. В любом случае, в шесть утра Ви выходил из такси у дома Виктора и, наконец, дышал полной грудью. Казалось, воздух тут был другим: свежим, более чистым, по-настоящему прозрачным. «Свежий», конечно, слишком относительное слово для Найт-Сити. Но Ви именно так мог описать то, что пропускал через свою дыхательную систему. По дороге он никак не мог понять, почему раньше ночью не додумался до того, чтобы вызвать машину и уехать домой в комфорте, вместо сраного скоростного поезда метро, которого нужно ждать каждые два часа. Он пришёл к выводу, что можно простить себе эту тупость — в конце концов, он был не в себе. А те, кто теряют рассудок, автоматически должны прощаться за любые проколы в логике действий. В такси они оба, — и Ви, и Виктор, — молчали. За прошедший день они порядком вымотались. Слишком много всего произошло, хоть ножницами плёнку случившегося режь и на отдельные по сюжету фильмы пускай. А что? Ви бы посмотрел боевик «Тупой наёмник и его риппер против мега-супер-вируса». Они с Виктором хорошо выполнили операцию: а) их не засекли и б) разведывательная часть окончилась маленькой победой. Романтическую же мелодраму «Взаимное признание» Ви смотреть не стал бы. Слишком много боли, хоть финал и счастливый. То что обсуждений их дальнейшего взаимодействия между друг другом не происходило совсем не пугало Ви, даже не настораживало. Потому что он знал, что один поцелуй можно подставить под случай удивительного недоразумения, но вот второй уже так просто сбросить со счетов было бы невозможно. Ви был уверен в Викторе. Они слишком долго были знакомы, так что Винсент прекрасно знал, что Вик не тот человек, который стал бы играть с чувствами другого. Просто теперь он знал одно — у него есть взаимность. К чёрту всё, что было, нахуй депрессивное состояние, в жопу неуверенность и сомнения. Жизнь текла здесь и сейчас, конкретно в этом моменте. Пусть она и казалась немного ненастоящей, но Ви верил. Верил, наверное, потому что хотел для себя счастья. И судьба ему его подарила. У него был Виктор, который, блять, его любит. Когда Ви впервые вошёл к нему домой, Вик подтолкнул ближе в его сторону чашку с напечатанной эмблемой (сканер говорил, что это символика давно сгинувшего бокс-клуба): мол, если надо — пользуйся. Пользуйся, в принципе, чем хочешь — «У меня полно барахла». Именно так выглядели его манипуляции с предметами в квартире. Виктор небрежно повесил рубашку на спинку стула, разулся, положил на полку Юнити, расчесал пятернёй волосы, хотя расчёска лежала на стеллаже, и отпил немного воды из стакана. А Ви, как скромная принцесса, только нервно улыбался: всё было совсем не так, как он себе представлял. Всё было во много раз лучше. Здесь, в этой кухне, наполненной утренним золотым солнечным светом, царило настоящее спокойствие. Ви чувствовал разве что умиротворение, ничего большего. Раньше он размышлял как может пройти его первый визит к Виктору. Обычно, в его голове, всё представало в серых тонах, со светлым диваном в гостиной, с миллионом всяких докторских мелочей, распиханных по шкафам и коробкам. Но это были лишь представления. На деле же квартира оказалась совсем другой. Она была живой, не бездушной схемой в голове — здесь висели фотографии на стенах, валялась кипа бумаг у окна, мусорка стояла переполненная, а гостиной вообще не было. Виктор жил в небольшой студии: кухня соединялась с комнатой, где стояла полутороспальная кровать у окна и рабочий стол чуть поодаль. Сквозь незатемнённое окно кухню заливали яркие лучи солнца, через вентиляцию затекали уличные запахи. Здесь всё было настоящим — подходи, трогай, наслаждайся. И самым реальным, конечно, был Виктор. Он улыбался, звал присесть за стол, предлагал поесть. Он, блять, умел готовить. Он стоял в каком-то метре от Винсента, дышал тем же воздухом, ухмылялся, видя замешательство гостя. И когда Ви, заглядываясь на руки Виктора, готовящего кофе, поймал себя на мысли, что влюбляться ещё сильнее было бы настоящим преступлением, — а именно это он сейчас и делал, — произошло то, что, сука, не должно происходить никогда в жизни. Это началось так неожиданно. Ви не смог бы правильно среагировать даже при огромном желании — он просто не знал, что нужно делать. Приступ тревоги обрушился на Вика за какие-то считанные секунды: вот вроде он в порядке, а в следующее мгновение его лицо сковывает странная гримаса, похожая больше на смертельный испуг, чем на ту радость, которую оно источало минутой ранее. — Вик?! — позвал Ви и тут же подскочил ближе: Виктор держал ладони у лица и часто вдыхал, — Тихо, давай лучше сядем. Скорее. Усадить его на пол не составило труда. Он скорее походил на ребёнка в тот момент, чем на взрослого человека, — послушно выполнял все приказы. Тут дыши чаще, здесь приляг на подушку, там выпей воды. Всё делал. Да только результата было ноль. По его щеке скатилась одна единственная слеза, мазнула по коже и капнула на пол. Больше ничего не было. Зато рыдать захотел Ви. У него дрожали руки, голос, даже нервы. Очень хотелось сесть у унитаза и хорошенько проблеваться — настолько сильно скрутило внутренности болью и волнением. Но Винсент пытался сделать хоть что-то; хоть немного помочь. На автомате из его рта вылетали указания, а руки механически выполняли запланированные мозгом действия. Нужно было уложить Вика набок, желательно на что-то мягкое (именно по этой причине пришлось переместить его с пола на постель); заставить его выпускать кислород через рот, чтобы не подвергнуться угрозе гипервентиляции. На этом знания Ви о первой помощи при панической атаке кончались. Единственное, что он ещё помнил: нужно заставлять человека разговаривать о чём-то рандомном. Другими словами — отвлекать от паники. — Расскажи мне о Хагае, Вик, а? Какой он был? Вы учили какие-то команды? — осторожно спросил Винсент и замер, — Тебе нужно переключиться! — А ты как всегда мне помогаешь, малыш, — Вик улыбнулся кривой улыбкой, закатив глаза, — Молодец-молодец. Так держать. После этих слов он умолк. Перестал часто дышать и замер. Как будто умер. — Вик? — прошептал Ви, — Ты здесь? — чтобы не дать слабину ему пришлось сжать ладонь Виктора. Всё вокруг как будто падало от невидимого урагана; сносило ветром стены, с полок валились безделушки, в лицо летела грязь. Метафорично. И было не удивительно. В конце концов, врачом тут был совсем не Винсент — врач сейчас лежал без движения и смотрел в стену. В тишине они провели час. Ровно час — Ви засёк. Ни волосок не шевельнулся на голове Виктора, пока тишина обволакивала комнату, тушила тьмой солнце. Время казалось каким-то нереальным, поделенным на сорок и умноженным на ноль. Чтобы не сдать окончательно Винсент решил не молчать. Ему пришлось неудобно извернуться, чтобы лечь рядом с Виком, не отпуская его руки, и проследить за взглядом. Он был направлен на настенные часы. Такая редкость для прогрессивного мира Найт-Сити — механика. Она для любого была бы в диковинку. Но не для Ви; он уже давно привык к вещам из прошлого, благодаря Вику только. Винсент обратил внимание на секундную стрелку, которая ползла, описывая круг. Совсем не быстро — даже наоборот, удручающе медленно. Но она двигалась. Значит всё ещё могло стать лучше. Никто не погиб, а это они в состоянии пережить. — Ты справишься со всем. Мы справимся, — уверил Ви вслух, наклоняясь ближе, чтобы прикоснуться лбом к сжатой между своих ладоней руке Виктора, — Ты сильный. Честное слово, всё наладится, — он снова испытал тревогу, но она откатила так же быстро, как пришла. Затишье наступило вновь. Вместе они просто смотрели, как идёт время. Пока, наконец, Вик не моргнул сонно, и не сказал одними губами «Спасибо», глядя Винсенту в глаза потемневшим, но трезвым взглядом. Часы показывали семь пятьдесят.