Все встречи неслучайны

      Здесь пахнет свежей выпечкой и кофе. А ещё свежим осенним утром и умиротворённостью. Такая уютная гармония запахов. Медленный вдох, резкий выдох, и девушка снова старается сконцентрироваться на напечатанном. На экране будто бы непонятные слова на незнакомом языке, связанные в лишённые смысла предложения, хотя минуту назад они казались Микасе чуть ли не самым лучшим, что она сумела придумать за последние несколько дней. Чего-то не хватает, что-то не так… Типичная ситуация для писателей. Извечные сомнения в том, понравится ли это читателям, или же это настолько сложно и завуалированно, что никто не поймёт, какая же гениальная мысль крутилась в её голове, пока она будто в припадке уничтожала пальцами клавиатуру ноутбука. А потом перечитывала это, огорчённо вздыхала, зажимала ненавистную клавишу backspace и ждала, пока её гениальную мысль сожрёт один маленький, тонкий курсор… Микаса хмурится, задумчиво откидывается на спинку кресла, впервые за последний час отрывает взгляд от монитора ноутбука и разминает отёкшую шею. За окном обычная октябрьская погода — солнце. Но его, как всегда, почти не видно на первом этаже за небоскрёбами. Именно поэтому Токио больше нравится Микасе вечером, когда солнце заменяют неоновые вывески, от которых рябит в глазах, но которыми она так по-детски восхищается. Она переехала сюда из Германии, из маленького города, вместе со сводным братом и друзьями, и первый год от этой светящейся карусели событий и людей ей кружило голову. Она могла просто встать посреди ночного города и удивлённо озираться по сторонам, словно человек, который только что потерял память и теперь без малейшего понятия, как он тут оказался. А мимо пробегала жизнь… Взрослые и дети спешили куда-то, даже не замечая её. Они привыкли к восхищённым иностранцам… и она привыкла со временем. Особенно когда начала работать в магазине одежды и аксессуаров, куда часто заходят туристы. И поэтому сегодня утром так странно смотреть на пустые улицы города, динамичность которого пугает даже в выходные дни. Каждый день, каждый час город жил… И эта небольшая улочка не была исключением. Словно сейчас она сидит не в токийском кафе, а где-нибудь в Париже… И снова отвлекается на неподвижный вид за окном и не замечает, как ноутбук переходит в спящий режим. Чего-то не хватает… Чего-то в ней самой. В её жизни. И этого же не хватает в её истории. Она словно неполная, непродуманная. И девушке кажется, что ответ лежит на поверхности, но достать его ей не удается. Может быть стоило подождать? Стоило продумать всё от начала до конца, прежде чем строить надежды и цели… Но теперь уже поздно. Лучше она уже не сделает… Микаса вздыхает и, подперев подбородок рукой, дёргает мышку заскучавшего ноутбука, и почти чистый лист новой главы всплывает на экране. Все заметки с новыми персонажами в очередной раз стёрты. Это не то… Не те лица, не те имена… Словно кого-то не хватает. Кого-то ценного. Девушка поджимает губы, и только собирается захлопнуть ноутбук, как стеклянная дверь открывается, и в кафе медленным, ленивым шагом заходит мужчина в черном пальто и тёмных джинсах и тёмными волосами, скрывающими лицо. Микаса замирает с полузакрытым ноутбуком и полуоткрытым ртом, с маниакальной жадностью следя за тем, как мужчина подходит к витрине и неспешно обходит их. Она следит… неотрывно. За каждым жестом, за каждым шагом. Совесть уже бьёт тревогу. «Прекрати пялиться… Что с тобой?» От него веет чем-то загадочным, пугающим для неё. Усталостью, серьёзностью, безразличием и невероятно сильной энергетикой, какую Микаса не чувствовала никогда. Она уверена — никто в этом кафе, кроме неё, даже не замечает его появления. Мимолётное желание убежать, не попавшись этому мужчине на глаза, пропадает. Хотя страх ещё сковывает грудь. Мужчину нельзя назвать привлекательным… худое, бледное лицо, невысокий рост и, если бы не холодные, серые глаза, в которых читался огромный опыт и отталкивающая нелюдимость, Микасе бы показалось, что это ребёнок. Но даже несмотря на неприветливость его выражения лица, молодая писательница не может оторвать глаз ровно до того мгновения, когда мужчина, взяв с кассы чай, не поворачивается и не встречается с ней взглядом. Микасе требуется несколько секунд, чтобы осознать, что её только что поймали на месте преступления, и путей для отступления нет. Она резко отводит взгляд, возвращая его к экрану компьютера. Однако выражение на лице мужчины не меняется. В следующее мгновение Микаса краем глаза замечает, что мужчина направляется прямо к ней, и сердце начинает стучаться быстрее. Хотя он не был похож на маньяка или больного человека, страх снова окутывает её. Ледяной, как и его глаза. Мужчина останавливается у её стола, выжидает несколько секунд, а потом спрашивает ленивым, низким басом: — Что-то не так? Микаса смотрит на него. — Просто… вы показались мне знакомым, — выкручивается она и с повышенными интересом разглядывает свою клавиатуру, будто бы там сейчас должны быть ответы на все её вопросы. — Вот как, — бесстрастно произносит мужчина. Когда Микасе кажется, что сейчас мужчина просто презрительно хмыкнет и уйдёт за другой столик, он внезапно спрашивает: — Можно? До неё не сразу доходит, что он имеет в виду, и она непонимающе окидывает его взглядом. — Присесть, — поясняет мужчина с таким же неизменно — скучающим выражением лица. Девушке кажется, что глубоко внутри себя он уже несколько раз закатил глаза от её заторможенности. — А… д-да, конечно… — быстро отзывается Микаса, совершенно забыв о том, что собиралась уходить. Следует пауза, в течении которой незнакомец садится напротив неё, а затем девушка, заставив себя оторваться от экрана ноутбука, произносит: — Я Микаса. — Леви, — бросает тот и отпивает из чашки. Даже это он делает… необычно. Даже при наличии ручки мужчина берет чашку сверху, за края. Микаса старается выглядеть как можно беспристрастнее, однако Леви успевает прочитать удивление на её лице. — Что? — остановившись спрашивает он. Действительно, что? — Просто… так же неудобно… — произносит девушка, задерживая свой взгляд на длинных пальцах. — Мне удобно, — отрезает Леви. Микаса смущается. Ни приветливости в голосе, ни снисходительности, только суровая, холодная прямолинейность. Но даже несмотря на полное отсутствие эмоций, Микасе не кажется, что перед ней бездушный робот. И интерес безудержно растёт, вместо того, чтобы разбиться о суровый, каменный взгляд мужчины. Девушка лишь согласно кивает и поджимает губы, снова вперившись взглядом в пустой вордовский лист. Просто чтобы сбежать от неловкости. В молчании проходит почти минута… Леви с какой-то странной яростью протирает влажной салфеткой чайную ложку. — Они их… моют, — снова встревает Микаса с опрометчивым, настолько очевидным комментарием, уверенная, что Леви сейчас ответит примерно то же, что и на прошлое замечание. — Ну да, конечно, — бурчит мужчина. — Только легче сделать это самому. «Что ж… у всех свои тараканы в голове…». — Что ты делаешь? — на лице Леви впервые пробегает эмоция. Он хмурится. Совсем немного, но Микаса улавливает это. Она ведь может ответить всё, что угодно, и не рассказывать о своей тайне, до сих пор хранившейся только внутри неё, случайному прохожему… Но внезапный порыв доверия подбивает её сделать обратное: — Пишу книгу. Она старается произнести это как можно увереннее, без малейшего смущения, как нечто само собой разумеющееся. Ведь именно так люди должны говорить о своих увлечениях, чтобы их приняли… Кружка останавливается на полпути к губам мужчины. Очевидно, теперь очередь Микасы удивлять. Она снова смотрит на него: действительно… брови Леви сначала слегка поднимаются, хотя это больше походит на насмешку, чем на удивление, однако затем его взгляд становится проницательным, словно выискивая подвох в её словах. Его там нет. — Вы удивлены? — Не сказал бы, что это редкость, — отвечает мужчина и снова отпивает из чашки. Его неприветливость перестаёт напрягать Микасу, и девушка осознаёт, что именно в этот момент становится как-то комфортно… с таким, казалось бы, некомфортным человеком. — И о чём же, если не секрет? — снова спрашивает мужчина. — Наверное… о прелести нашего мира…— саркастично вздыхает Микаса, всё больше удивляясь своей доверчивости. — Я и не сомневался… — бурчит Леви. — В чем не сомневались? — Очередной любовный роман? Вполне в стиле наивных молодых девушек. Это должно было задеть её, но не задевает. Вместо этого она лишь пристальнее всматривается в лицо Леви, который в упор не замечает её. Она давно научилась придумывать оправдание людям. У неё нет ни лидерских качеств, ни наглой самоуверенности для того, чтобы противостоять кому-то, и она просто выносит насмешки или язвительные комментарии, не тратя лишний раз свои нервы и время на людей, которым зря объяснять, что хорошо, а что плохо. — Вы, наверное, удивитесь, но в этой книге нет ни счастливого конца, ни ярких любовных линий, ни сбывшихся мечт, ничего… счастливого, — просто отвечает она и смотрит в окно. Леви аккуратно ставит чашку на тарелку и задерживает свой взгляд на красном шарфе, мирно лежащим на плечах девушки: — В таком случае, как ты собираешься показать, как прекрасен наш мир, если там все так плохо? — Но ведь я сказала наш мир, а не тот мир… — объясняет Микаса, поражаясь, как за несколько минут открыла чужому человеку всё то, что ещё не раскрывала даже сводному брату. Хотя она соврала о том, что приняла Леви за своего старого знакомого, теперь ей начинает казаться, что они действительно давно знакомы. Знакомы всю ее жизнь. Становится даже смешно. Следует неловкая пауза. Леви словно переваривает полученную информацию. — Интересно, — одобрительно отрезает он. И много невысказанных слов лежит за этим самым «интересно». — И о чём же она? — О другой реальности, где люди встретились с проблемой, гораздо сильнее и могущественнее их. Это… фантастика. И судя по моим черновикам… очень запутанная. Микаса растеряно смотрит на блокнот, лежащий рядом. Мужчина прослеживает направление её взгляда и спрашивает: — Можно посмотреть? Несколько секунд девушка колеблется, прикрывшись простой задумчивостью. Она и не подумала бы, что ему станет интересно. Не подумала бы, что кому-то есть дело до внезапных творческих идей «молодых, наивных девушек». Она была уверена, что все знакомые отнесутся к её хобби, как мама относится к корявой поделке ребенка. Поддержат её, только потому что любят, а про себя лишь посмеются. Поэтому родных и друзей она сторонилась. Уж лучше незнакомый человек, которому до нее нет никакого дела, чем родные люди, чья критика ранит намного глубже. — Начальный сюжет на трёх первых страницах, — с этими словами она протягивает ему записную книжку. — Остальное это… просто пометки. Вряд ли вы их поймёте. Леви читает быстро, но успевает внимательно вчитаться в каждое слово с абсолютно неизменным выражением лица. Лишь в нескольких местах (и Микаса почти уверена, что она знает, в каких) его брови чуть съезжаются к переносице, но в следующее мгновение мышцы лица снова расслабляются. Микаса не чувствует неловкости. Сидит, словно на исповеди, и готовится к тому, что её мечты сейчас растопчут в пух и прах. — Но если в этой книге нет ничего счастливого, — медленно проговаривает Леви, закончив читать, — думаешь, людям понравится? — Людям может понравиться всё, что угодно, — отвечает девушка, сама не очень-то веря в свои слова. Но от серьёзного тона Леви ей становится намного легче. — Я всегда считал людей, которые отравляют свою жизнь придуманными депрессивными историями, глупыми. Или им просто заняться нечем. В глубине души Микаса не может с ним не согласиться. Ей тоже всегда было интересно, почему она продолжает читать грустные книги, когда в её жизни всё так хорошо… Искусственный подрыв хорошего настроения. Смерть персонажей, несбывшиеся надежды, душераздирающие монологи и сотни бессонных ночей. А потом она находит ядро книги, всю суть. Единственную фразу, которая переворачивает всё, и книга становится её жизнью. — Но именно такие истории могут нас чему-то научить, — возражает девушка. — Возможно, — соглашается Леви и возвращает блокнот. — Но меня они никогда ничему не учили. Или я просто не хотел ни у чего учиться, кроме собственного опыта. Микаса слабо улыбается, принимая блокнот. — Вы бы такое не прочитали? — Нет, — отрезал мужчина. — Не прочитал бы. Но я не скажу, что другим не понравится. В зависимости от того, как ты разовьёшь этот сюжет. Это ведь не всё? — Там все… сложнее, — признаётся девушка. — Тогда прекрасно, — коротко произносит Леви. — Это действительно может понравиться людям. Микаса благодарна. Всем сердцем. Он не посмеялся, не разрушил её надежды. Наоборот… Он стал первым, кто поддержал её. По-настоящему. Знает ли он, как сильно ей важны его слова? И девушка невольно задумывается над тем, что в его жизни сделало его таким холодным, грубым и прямолинейным. Сколько ему лет… Забавно, что их диалог начался не с этого, как у всех нормальных людей. — А откуда вы? — спрашивает она. Мужчина был явно не японцем, но говорил чисто, без акцента. — Я живу здесь всю жизнь, — отзывается Леви и снова отпивает из чашки. — И кем вы работаете? — девушка старается не смотреть на своего собеседника, однако чувствует, как его стальной взгляд начинает прожигать её лоб. Совесть стучит в висках назойливым вопросом «а не много ли я спрашиваю?». — Я служил в армии, — начинает он медленно и с недоверием, которое почти сразу же исчезает. — Десять лет. Интерес берёт верх и Микаса натыкается на острый взгляд Леви. И почему она не удивлена? Несмотря на его рост и обманную худобу Микаса всё это время была уверена, что под застёгнутым на все пуговицы пальто, под романтически–депрессивной эстетикой молодого парня скрывается тело и душа мужчины. А глаза говорят и о способности хладнокровно командовать, и о такой же способности беспрекословно подчиняться. Десять лет… Значит сейчас ему должно быть около тридцати. Значит не такая уж и большая разница между ними… наверное. По его лицу это очень сложно сказать. — А теперь? — интересуется Микаса. — А теперь… — Леви останавливается, словно задумавшись о чем-то, а затем глухо, но резко отрезает, — это пока не важно… Пока не важно… Микаса невольно улыбается. Кажется она нашла что-то общее между ними. «Пока не важно», фраза, которую она так часто произносит, когда её друзья спрашивают её, что она так усердно печатает за ноутбуком. Пока это не готово, это не имеет значения. Пока это не сделано лучше всех, это лучше не показывать. — А почему вы решили остаться в армии? — Это единственное место, где я чувствовал себя, как дома. Мне больше некуда было идти. Друзей у меня не было, как и родных. А там я… хотя бы почувствовал себя на своём месте. — Так вы тоже… сирота? — осторожно предполагает Микаса, пытаясь задавить свой внутренний писательский интерес. Она мысленно умоляет Леви остановить её нескончаемый поток вопросов, но почему-то мужчина продолжает отвечать на них, словно ему тоже некуда пойти и некому рассказать… — Тоже? — переспрашивает он. На мгновение Микасе кажется, что в его взгляде промелькнула жалость. Но, наверное, только кажется. — Да, — выдыхает Микаса. Ей интересно, чувствует ли Леви эту связь? Потому что она соединяет их с каждой секундой все сильнее и сильнее. А Микаса всегда верила, что такие странные, казалось бы случайные встречи, не случайны. Но Леви не создает впечатление суеверного человека. — Ты не похожа на сироту, — первая его фраза, сказанная неуверенно.  — А какими должны быть сироты? —Микаса улыбается, и в какой-то момент ей кажется, что сейчас он ответит такой же улыбкой. Хотя бы небольшой… Но ни губы, ни глаза не выдают ни малейшего намёка на улыбку. И её улыбка тоже пропадает. Вместе с надеждой вытащить из мужчины хоть какие-то эмоции. — Не знаю… — задумчиво отзывается Леви. — Просто по ним это видно. — У меня были приёмные родители, — поясняет Микаса. — Появились в шесть лет. Может быть это повлияло… По его глазам видно, что и его интерес неподдельный. Что ему не скучно находиться здесь и выслушивать откровения «молодой, наивной девушки». Микаса выжидательно смотрит на него. Она хочет услышать его историю, но спросить напрямую уже не позволяет совесть. — Меня воспитывал дядя, — говорит Леви, словно прочитав её мысли. — Моя мать перед смертью оказалась чуть ли не на улице с двухлетним ребенком. Если бы не мой дядя, возможно я бы умер вслед за ней. Хотя это единственное, за что его стоит благодарить. В остальном он был таким себе отцом. И так как ни он, ни я не знали фамилию моего настоящего отца, он дал мне свою. — И какая ваша фамилия? — Аккерман. С этой фамилией внутри Микасы что-то открывается. Словно это слово было паролем от какого-то сейфа глубоко в сердце. Ей всегда нравились такие королевские фамилии. — А твоя? — спрашивает Леви. — Я… не знаю. Единственное что я знаю про своих родителей, это то, что они приехали из Японии. Я не хочу больше ничего о них знать. Моя фамилия Йегер. Как и у моих приёмных родителей. — Я про своих тоже почти ничего не знаю. — А у вас были друзья до армии? — Были знакомые, — слегка заторможенно произносит он, как будто бы вспоминая. — Но в том месте я не хотел искать себе ни друзей, ни врагов. Воцаряется тишина. Ни неловкая пауза, ни напряжённое молчание. Просто тишина. Спокойная, уютная. Словно не о чём больше говорить. Словно все уже сказано. Будто они знают друг друга уже очень давно. — Может быть я ничего не понимаю в писательском деле, но… ты росла в окружении заботы и любви, и возможно в этом твоя проблема, — неожиданно выдаёт Аккерман. — Что? — изумлённо переспрашивает девушка. — Проблема? — Ты точно уверена, что такие истории тебя не сломают? Ты точно уверена, что готова их писать? — Уверена… — Тогда продолжай. Именно теперь она понимает, кого не хватает там… на страницах её книги. Ей смешно от того, какой пустой теперь кажется её история, в которой нет этого человека. Циничного, грубого, прямолинейного, но человечного. Леви допивает чай и встаёт с места. — Я думаю, что у тебя всё получится, — искренние и теплые, слова, сказанные всё тем же холодным голосом. Но это уже совсем не важно. — У вас тоже всё получится. Что бы вы не делали. Когда-нибудь это станет важным. Микаса знает, что он понял смысл этих слов. Она видит это в слегка удивлённом взгляде. Он не подаёт виду… но ей и не надо. Аккерман, немного задумавшись, спрашивает: — У тебя ведь даже не было мысли о том, чтобы сдаться, да? Микаса хмурится: — Были, но… если я сдамся, лучше не станет. Взгляд Леви становится каким-то… теплым. На прощание. — Спасибо…— бросает он и, развернувшись, уходит. Микаса быстро печатает на пустом вордовском листе: «Леви Аккерман — капитан легиона разведки». А потом резко осознаёт, что не спросила у него никаких данных, и что он только что просто исчез из её жизни. Когда она смотрит в окно, там уже никого нет. Он словно испарился… Словно был частью её воображения. И девушка отчаянно пытается убедить себя, что это не сон. И что Леви Аккерман останется с ней на всю жизнь, как человек, который сдвинул эту самую жизнь с мёртвой точки… Пусть даже он забудет её через день, неделю, месяц. Пусть, когда её книга выйдет на свет, а теперь она уверена — выйдет, он даже не прочитает её. Пройдёт мимо неё в книжном магазине… если он вообще там бывает. А в этом кафе по-прежнему пахнет свежей выпечкой и кофе. А ещё свежим осенним утром и умиротворённостью. И Микаса улыбается в пустоту, дав себе клятву найти этого человека, когда она закончит то, что делает, и оно станет по настоящему важным