Музыка в наших сердцах.

Домой катастрофически не хотелось. Еще бы. Эти серьезные разговоры у нас каждый день. Разве что в воскресенье выходной. Передышка перед новым"разговором". Я бы даже сказал монологом. Говорит только она. Постоянно находит причины даже там, где их нет. Бывает из мелкого бытового скандала по ее вине это перерастает в то, что я ночую неделю у Лиама и кажется изрядно этим достал друга. Он мне дал совет: расстаться. Конечно, ему легко рассуждать. Расстаться... Слово-то какое ужасное. Даже при всем моем огромном, бесконечном желании-не могу. Мы с ней с детства знакомы. Выросли в одном дворе. Она была моим другом, сестрой-заменяла мне всех мальчишек, а я ей подружек. Нам было хорошо вместе в детстве, и мы поклялись друг другу, что никогда на расстанемся, что пронесем нашу дружбу через время и трудности. Но мы ведь были детьми. А потом дружба переросла в нечто большее, как это случается у подростков. Нам и слов не нужно было, чтобы понять, что мы чувствуем друг к другу, это что-то на космическом уровне, что-то странное для меня до сих пор. По правде говоря, она была моей единственной. И в постели, и в остальных отношениях. Во всех отношениях мы были единственными друг у друга. Мы смогли пронести нашу дружбу, переросшую в любовь, через время. Через лечащее, убивающее время, которое шло и вместе с собой забирало мои чувства, любовь, оставив отвратительное чувство привязанности. Это хуже чем нелюбовь. Так мог бы уйти, а невидимый поводок держит меня, имя которому привычка. У нее также. Я знаю, я вижу это по ее измученному, уставшему лицу, по потухшим глазам, в которых уже нет любви, нет нежности. Нет ничего. Так глупая ли детская клятва держит нас? Не знаю. Но почему бы и нет? Может и она сковала нас наручниками, мешая сделать лишнее движение. Не знаю... Я медленным, ленивым шагом шел к дому, всячески огибая его, находя длинные пути, чтобы отсрочить время моей казни. Я так делал постоянно. Каждый день, спихивая на работу. Свежий вечерний воздух мне тоже полезен, но он не может огородить меня от проблем, не может унести с собой в темноту мои переживания, опасения, глупые страхи. Если бы только мог... Я уже как мог оттягивал вечерний разговор, но дорога не бесконечна, она должна куда-то привести. Вот она и доставила меня к дому. Дверь, как всегда, была не заперта. Я потянул за ручку и вошел в теплое, уютное помещение. Все здесь было приятно глазу, только аура, царившая в доме, отталкивала. -Явился, музыкант,-в прихожую вышла Аманда, скрестив руки на груди. Даже при слабом освещении торшера, что стоял справа от меня, она была прекрасна. Стройная, точенная фигура, длинные темные волосы, которые отдавали вишневый цветом при оранжевом свете лампы, бледноватая кожа, которая мне всегда нравилась своим ароматом. Она была идеальна. Но не для меня. Она меня не возбуждала, черт возьми. А что может быть ужаснее? -Прости, задержали на работе,-уверенно, без доли сомнения и страха в голосе сказал я,снимая туфли. -Пятый раз за неделю,-заметила она,-я вынуждена пожаловаться начальству. -Брось,-кинул я, поцеловав ее в лоб. Это было сделано на автомате. Я уже сам не замечал, как делал это. -Луи! Что значит брось? Тебя постоянно нет дома с этой работой. Утром я просыпаюсь одна, вечером засыпаю не под твоими ласками, а под звук этого дибильного пианино... -Фортепиано,-поправил ее я, проходя на кухню. -Я живу без тебя,Луи. Я не чувствую тебя. Ни поддержки, ни любви. Даже секс стал реже. Это все из-за твоей работы. А вдруг ты со своим дружком ходишь после работы в стриптиз или к девушкам? Дай я понюхаю тебя. Она подошла ко мне и принялась, как собака обнюхивать меня, пытаясь уловить запах женских духов. А я просто стоял. Мне так надоело что-то ей доказывать. Попрсту не осталось аргументов, чтобы опровергнуть ее очередной заскок. -Могло и выветриться,-задумчиво произнесла она, отойдя от меня. Между нами теперь всегда была дистанция, как пропасть, как яма, которую мы ежедневно роем. Выстраиваем громадную кирпичную стену, которую не взять штурмом. Отдаляемся. -В любом случае, я требую, чтобы ты уволился,-твердо сказала она, опять сложив руки на груди. Я взял стакан с верхней полки и налил холодной воды. -Нет,-ответил я.-Этого никогда не будет. -Луи! Почему бы тебе хоть раз не сделать то, о чем я тебя прошу? Это ведь твоя работа мешает нам жить счастливо, это... -Нет! Это не работа и не Лиам. Разве ты не видишь, что между нами нет любви? Все давно уже прошло. Зачем ты играешь роль ревнивой жены, когда она тебе уже не принадлежит? Зачем просишь бросить любимое дело, прекрасно зная, что не в этом причина, что это нам не поможет? Хватит хвататься за каждую соломинку словно за спасательный круг. Мы давно идем ко дну, так что просто отдайся этому. Позволь себе утонуть,-я был в гневе, в отчаянии. Я был зол на нее за то, что диктует мне правила, заставляет что-то делать. За то, что держит меня. -Отлично! Тогда почему бы тебе не свалить от меня?-она всплеснула руками, зло сверкнув глазами. -Ты же знаешь, что я не могу,-устало ответил я, облокотившись на столешницу. Она замолчала. Она знает это, она тоже чувствует эти нити, которые обвиваются вокруг нас, которые не дают свободы, которые не дают вздохнуть спокойно, без тревоги. -Я спать,-бросила она, выходя из кухни. -Разговор окончен,-задумчиво произнес я, крутя в руках кружку с водой, которая билась о ее стенки, также заточенная в рамки, в тюрьму, как и я. Только она когда-нибудь, да высбодится, а я нет. Я так и останусь узником этих вечных скандалов, вечных слез, которые она проливает каждый день из-за меня. Я сам себя заточил, сам вынес приговор и сам являюсь палачом, который и ее губит тоже. Я ведь ее отпускаю, даю свободу, а она не уходит, добровольно ложится под нож, губит свою жизнь со мной. Она запросто может найти кого-то лучше меня, того, кто будет любить ее, ценить, уважать ее мнение, а она ведет себя, как жертва. Она и есть жертва. Как и я. Вылив остатки воды в раковину, я поставил кружку на стол и пошел в гостиную, ведь после скандалов я сплю именно там. Как будто собачонка, честное слово. Скинув себя костюм, который мне крайне не нравился, я прыгнул на старенький диван и провалился в сон, который всегда ограждал меня от внешнего мира.