Немой

      Для кого-то война воняла кровью, а для Ксавье Виллоу от войны смердело гарью. Он искренне любил бой, но то, что оставалось потом, наводило на него тоску. Сожженные деревни, обгорелые трупы – вот что они находили. Войска принца Дожжского вели себя так, будто это не их территории, а вражеские, и оставляли после себя выжженные земли. Так оно и было, по большому счету, герцог Арденский теснил принца по всем фронтам.       Знающие люди говорили, что еще два-три крупных сражения, и войне конец. Дожжского разобьют и милорд Арденский объединит земли под своим флагом.       Мира ждал и Виллоу, хоть он и был лейтенантом наемников Волков, но иногда хотелось отдохнуть. Да и землю пора было восстанавливать. А он без работы не останется, не тут, так в соседнее государство пойдет или на границу. Разведчики нужны везде. Капитан Вратт говорил Ксавье, что если бы он еще и грамоту знал, то легко устроился бы и в охрану герцога. Но то если бы, да кабы.       Сегодня наемники Арденского опять победили. В разрушенный штаб врага Виллоу ворвался одним из первых. Нужно было перетряхнуть палатку их капитана, вдруг эти уроды, приспешники принца, забыли какие-нибудь карты или письма. Основные силы Волков добивали убегающих врагов, а капитан присоединился к Ксавье.       - Что тут, Ловец?       - Есть часть их казны и кое-какие бумаги, больше ничего интересного, Джек, – пожал плечами Виллоу. – А выжившие?       - Деревня в стороне. Раненых наши ребята добили, пленных не берем. И еще парочка детей у костра.       - До деревни проводим, может, кто из поселян приютит? – Виллоу был одним из тех, кто говорил с капитаном на равных. Джек выпестовал из подающего надежду новобранца матерого вояку и лучшего товарища.       - Там наверняка своих сирот хватает, но спросить спросим.       Переговариваясь мужчины подошли к костру. Мальцы жались друг к другу, замурзанные, в крови и в пыли. Да не совсем и мальцы. Девчушке лет двенадцать, паренек постарше, шестнадцать вроде есть, просто тощий очень. Бойцы Волков сходились к центру лагеря, и ребята испугано смотрели на собирающихся головорезов. Кто бы не испугался, – улыбнулся про себя Ксавье, Волки вам не регулярная армия.       - Вы чьих будете, мелкие? – гулко поинтересовался капитан. Девчушка оказалась более бойкой.       - Из Потечка я, сиротой оставили батюшка с маменькой. А он менестрель был, с тятей Крайоном ходил. А этих мы обойти не смогли и нас сюда солдаты привели. Пиками угрожали, страшно. А тятю Крайона вон убили.       - Погоди, цокотуха. Крайон-то не придворный ли герцога менестрель? – Джек почесал голову; он казался этаким простаком, приземистым и неповоротливым. Обманчивое мнение, все равно, что медведя дикого плюшевым считать.       - Он самый. Говорят, все хотел героические баллады писать с натуры, так сказать, – отозвался один из воинов, перевернув тело в щегольском кафтане лицом вверх.       Бывший франт и любимец двора лежал в луже собственной крови, с разбитыми губами и ужасающей дырой в груди. Виллоу скривился и сплюнул под ноги. Дрянной конец. Да вообще смерть в таком возрасте для человека, не выбравшего своей профессией войну, дрянной конец.       С Крайоном Ксавье пересекался на почве любви к мальчикам. Они соперничали за одного юношу, а потом провели несколько чудных ночей втроем, пока Ловец не ушел с Волками в очередной поход. Именно поэтому Виллоу к пареньку и присматривался, вкусы у него с менестрелем были весьма схожи. Такое изящное, тонкое в кости создание ни один из них не пропустил бы.       Тем временем капитан продолжал расспрашивать ребят. Девчушка все отвечала, а юноша отмалчивался. Видно вправду любовником был, потерю переживает.       - Агнешка я, а он – Николя, ученик его вон.       - А что сам он молчит, язык, что ли, проглотил? – поинтересовался Джек.       Парень раздражал своим тяжелым взглядом, не должен сопляк так смотреть. А девка молодцом держится, даром что сиротка и малявка.       - Так вырвали ему язык, тятенька. Не может он говорить, а он же певун, совсем теперь никуда. Хоть с моста в воду, – Агнешка вздохнула тяжко, как маленькая старушка.       - Да зачем же в воду, на земле всегда руки нужны.       Джек говорил, а Ксавье продолжал рассматривать Николя.       Разве ж такому землю копать, наверняка ничего тяжелее лютни не держал. Когда его обсуждать начали, только задрожал, как на холоде, а головы и не поднял. Действительно, если певцом хотел стать или был, то только с моста в воду.       - Тебя, девонька, не понасильничали хоть?       Капитан не сочувствовал: война кормилась сентиментальностью и съела ее всю. Он решился привести девчушку к жене. У них самих три сына, а Вирре все девочку хотелось. И вдруг замуж выдавать, то лучше бы не обесчещенной.       - Что вы, нет, – Нюша возмутилась, а потом тихонько добавила: – Не успели. Вначале ими занялись, а потом вы подоспели.       - Ладно уж, вы искупайтесь и застирайтесь, тут озеро в получасе ходьбы, чтобы грязь не разводили. Слышь, Николя, иди с Агнешкой. А мы пока делами займемся.       Нюша оглянулась - насильников она боялась, а тут вон кругом мужиков сколько. Парнишка не пошевелился за весь разговор, не двигался и сейчас.       - Я отведу их, – Виллоу заметил раздражение капитана от того, что его приказ не выполняется мгновенно. – Да и самим бы вымыться не мешало.       - Волки все сознательные, сами разберутся, а этих отведи, присмотри. Ловец, твоя доля…       - Отложи к своей, кэп.       - Иди уж, охальник. Да за девчонкой присмотри.       Вратт ухмыльнулся в густые усы. Друг дорогой, Ловец, такого мальчика не пропустит, кто бы сомневался, а немуша и не пожалуется. Хотя чего беспокоиться, мужик Виллоу правильный, насиловать не будет. Ну, прижмет, может, только если брыкаться начнет парнишка, то отпустит или уговорит. Ловец красавец видный, хоть и рыжий. Уж с кем его мамаша подгуляла, но черты лица не оплывшие селянские, а наоборот, чеканные, только масть все портит.       Ксавье понимающий взгляд капитана ничуть не смутил. Он крепко взял парня за руку, поднял с земли и кивнул Нюшке, мол, пойдем.       Возле своей лошади остановился, чтобы снять с седла мешок с вещами. Черная брыкучая и кусачая лошадка, которую Ксавье называл Пиявкой, чуть не грызнула Нюшку, а немого гордо проигнорировала. Виллоу ее не менял, несмотря на вредность. Лучшую охрану для вещей и придумывать не нужно.       На дне мешка, под одеждой, лежали замотанные в вощеную бумагу бруски мыла. Одно самое простое и маленький кусочек лавандового. Для Агнешки мыло и чистую рубаху Ксавье выпросил у маркитанок. Женщины относились к нему тепло, все надеясь вернуть его на правильный путь, отвратить от мужеложства, а точнее, соблазнить.       Ники шел за мужчиной и болтающей Агнешкой. Она рассказывала, как заупрямился учитель, как не захотел играть песню в честь принца. Что закололи его, но перед этим долго избивали, а Николя тоже учителя поддержал. Никогда бы не славил принца, а уж над телом Крайона тем более. Знать бы, что закончится все так. Что жизнь вся закончится в один миг.       Остановились. Агнешка за кусты убежала, а провожатый начал одежду с него снимать, Ники только оставалось поворачиваться. Голышом он плюхнулся на прохладную траву, весь сжался. И сопротивляться глупо, хуже уже все равно не будет. Учитель занимался любовью с мальчиками, а Ники подглядывал. Ничего неожиданного не произойдет. А конец хоть так, хоть так - один.       - Эй, пострел, иди в воду, откисай. Иди, иди.       Рыжий верзила с сомнением осмотрел одежду. Тонкую рубашку бросил в небольшую яму и стал на нее мочиться. Николя даже крикнуть ничего не мог, ну выполощет потом, как сможет. Не в вонючем же ходить. Хотя о чем он думает? Жизнь закончена, а он о рубашке переживет.       По пятну все можно было сообразить, такие потеки крови спереди. Кто знает, чем и отстирать? Практичный Ксавье выбрасывать рубашку парня не собирался. Его собственные рубахи будут заморышу велики, а покупать новую за одну-две ночи, если они будут. И не велика цена, но две рубашки лучше, чем одна. Все равно Ники еще хоть одну перемену одежды нужно будет справить.       «Ники», - Ловец улыбнулся: еще не перепихнулись, а думает, как о своем.       Моча отбирает кровь, это любой солдат знает, и моча отстирывается куда проще. Мыла-то не так много. Виллоу не застегивался, развернулся к юноше и разделся. Заметил, как тот склонился еще ниже.       - А чего ты сидишь? Давай в воду, купаться будем.       Нимало не смущаясь своей и парня наготы, Ксавье поднял Николя с земли и подтолкнул к озеру. Хоть бы умом не тронулся певчонок, но оно дальше видно будет.       Николя обхватил себя руками, старательно отводил взгляд от вялого, но все равно крупного органа рыжего. Ловец завел его в воду по пояс.       - Нырни, мелочь, я тебе и голову помою. Эти пособники принца такие неряхи, посмотрю, не набрался ли ты вшей?       Ники покраснел: мама умерла бы, если бы услышала, что у ее мальчика могут быть вши. А Виллоу нажал ему на макушку, вынуждая окунуться в прохладную воду.       Запах мыла оказался чрезвычайно неожиданным, Николя даже оглянулся на своего спутника. Тонкий аромат лаванды мало вязался с обликом наемника. Хотя этот конкретный не казался таким уж страшным, был похож на их дворового кота-крысолова: поджарый, в шрамах, рыжий и с такими же желтыми глазами. Заметив, что его рассматривают, Ловец подмигнул. Главный его так называл: Ловец. Запомнилось почему-то, наверное, потому, что он пристальней всех глядел, будто метил.       А прикосновения сильных рук оказались приятными. Рыжий не хватал сразу за задницу, как некоторые придворные. Если он собирался мыть, то мыл. Тщательно полоскал волосы, потом намыленной тряпицей оттирал окровавленное лицо.       - Сколько же вы бродили, совсем не купались, что ли? – ворчал себе под нос Виллоу. Склонившись, он зачерпнул со дна песка и плюхнул на спину парнишке.       Морщась от царапающих ощущений на нежной коже, Ники хотел возмутиться. Вообще у этого типа странные понятия о чистоте - рубашку обоссал, его землей извозюкал.       - Ты, наверное, из зажиточной семьи, мелочь? Песком не только котлы от жира и копоти оттирают, но и замурзанных мальчишек. Только трут не так сильно, – будто поняв возмущение Николя, сообщил Ксавье. Ники бросил на мужчину совсем уж испепеляющий взгляд. – Хорошо, не мелочь, а очень взрослый мужчина, скоро даже усы вырастут.       Беленький какой, аж светится кожа, очень нежная, только грязь скатывается. Но это поправимо. Ксавье тер худенькое тельце и болтал, будто Ники мог ответить. Но мальчик реагировал, это было хорошо и правильно, и Виллоу продолжал говорить, задавая вопросы и отвечая на незаданные.       - Ныряй, смой мыло, – теперь оставалась самая пикантная часть мытья.       Пока Ксавье гладил грудь и плечи, отмывал за ушами, парень молчал, а вот теперь пришла очередь потрогать нежные местечки. Хотя он же и не скажет ничего. Виллоу насильником не был, не понимал в чем удовольствие, когда под тобой орут от боли и бессилия. А с Ники приходилось внимательно смотреть и прислушиваться к тихим вздохам да сопению.       - К брачной ночи готовишь немушу? – донеслось с берега.       - Поди к черту и посношай его бабушку, – огрызнулся Ксавье.       - Ладно, чего ты, Ловец? Глядишь, парень разневестится, во вкус войдет!       - И чтобы она всех подруг позвала, таких же страшных, как ад. Сдохнешь от ужаса, а член так колом и останется стоять, бабулькам на радость, – в злословии надумали соревноваться, дурачье. – А потом чтоб твой труп сношал кнур, да такой вонючий, как принцев чистильщик выгребных ям.       - Ловец, а ты когда немушу целовать будешь, язык при себе держи. А то залезешь к нему в рот, а там пустота. Так и сблюнуть недолго, – заржал один наемник.       - Если я на берег выйду, такой же смелый будешь или на мочу изойдешь? – нахмурился Ксавье, удерживая за руку рванувшегося Николя. – Исчезните, а то выйду и зарою тут же на берегу, причем в одной яме с принцевыми жополизами, чтобы вам никогда покоя не было.       Заметив выходящую из кустов Агнешку, Ловец добавил мстительно:       - А еще скажу кэпу, что вы к девчушке вязли, как последние уроды.       - Сам к черту иди. Затрахай своего калеку, чтобы ты ни языком своим поганым, ни членом не шевельнул.       Мужики огрызались, но предпочли ретироваться. У Ловца, несмотря на молодой возраст, была определенная репутация. Да и язык как помело, с него станется капитану нажаловаться.       - Агнешка, достань мой плащ, закутайся, чтобы не продрогла, а от нас отвернись, – Виллоу переключился с дураков на более важный объект. – Рано тебе еще на мужчин голых глазеть.       - Эка невидаль, я с батькой корову водила спаривать. Очень мне надо на вас смотреть, – девочка возмущалась, но от реки отвернулась.       Ксавье прекрасно заметил, что разговоры о предстоящей ночи Николя не расстроили, вот насмешка над его ущербностью ранила.       - Ты на них внимания не обращай, они мужичье необразованное. Дураки, как есть. А ты же у нас благородных кровей. Лорды на чернь не реагируют, Ники, – паренек отрицательно покачал головой, Виллоу продолжил мыть и болтать: – Быть не может, вон тоненький какой весь, нежный. Промерз? Ничего, сейчас домою и на берег, к Агнешке.       «Лорд. Папа бы хотел, но был всего лишь зажиточным горожанином, дедушка, тот сквайр, но дядьи наследством не поделились. А потом война началась и все рухнуло. Отец ушел в регулярную армию, погиб в первый месяц. Мама слегла с чахоткой, погасла, будто за ним ушла. Но голос давал возможность зарабатывать хоть на тарелку каши. А когда Крайон к себе учеником взял, то заработал и на камзол бархатный, и на кусок мяса к каше. Щекотно. Должно быть стыдно, а оно просто щекотно. Это все из-за лаванды. И из-за того, что Ловец такой горячий. А те правы, целовать его гадко, только если проблеваться надо.» Жить хотелось, – признал Николя. Ловец оказался непротивным, его прикосновения непротивными. Он позаботится, а Ники придется быть благодарным.       Тощую попку Виллоу, конечно, пощупал и вымыл хорошо, но настаивать не стал, почувствовав, как напрягся в его руках парнишка. Солнце клонилось к закату, удлиняя тени разросшихся вокруг озера ив и раскрашивая небо. Ксавье увлекся, а надо было еще постираться. О Пиявке-то позаботятся, но жратвы себе и мелким нужно успеть урвать. Виллоу потянул носом – ветер веял от лагеря, но варевом пока не пахло. Намылившись и ополоснувшись сам, Ловец закончил водные процедуры. На берегу вытер Ники куском полотнища и подал ему свою рубаху.       - Рукава подверни и лезь к Агнешке. Чуть ветер подул, а ты уже как огурец в пупырышках.       Ники рубаху натянул, но уходить не спешил, собирал одежку. Возле рубахи он остановился и сглотнул подступивший к горлу комок.       - Я постираю, иди сядь.       - …       - Конечно, можешь сам, – пожал плечами Ксавье. – Только вдруг простудишься на ветру? Мне проще сейчас шмотки сполоснуть, чем потом с тобой возиться.       «Ну и черт с ним», - швырнул вещи на землю Николя. – «Ловец взрослый, пусть делает что хочет, а ему мороки меньше. Сам обмочил рубашку, сам пусть и стирает».       - Не обижайся, Ники, так, правда, быстрее, – Виллоу сгреб вещи.       Смотрел в спину мальчишки. Очень ровную спину, впечатление портили только тонкие ножки, торчащие из длинной сорочки. Смешно было, а должно, наверное, гордость изображать.       Сам наемник натянул брюки, не вытираясь, они легли как вторая кожа, рубаха осталась лежать в траве. И парень, и девочка смотрели, как играют мышцы на спине Ловца, пока он стирает и выкручивает. Но стоило Ксавье оглянуться, они как по команде опустили глаза в землю. Виллоу бросил вещи Ники и нарочито медленно надел свои рубаху и куртку. Если бы мальчик решился на него посмотреть, то заметил бы, как искрятся смехом янтарные глаза. Но он озабоченно щупал мокрые вещи.       - Все отобралось почти, а оденешь уже завтра. Не скромничай, а стесняешься, в плащ закутайся, теплее будет, – упаковав драгоценное мыло, Виллоу подтолкнул своих подопечных к лагерю – пора было возвращаться.       Пока шли, Ловец набрал сухого ивняка на костер. Сегодня поспят у своего огня, а не у общего, нечего стеснять непривычного парня. Мудрить Ксавье не стал, Ники оставил возле Пиявки, развешивать мокрые вещи, а Агнешку отвел к капитану, пусть разбирается. Девчонке объяснил по дороге, что негоже ей ночевать с мужиками. А Джек не мужик, а капитан. А то, что она путешествовала с менестрелем и Николя, не в счет.       Сдав балаболку на руки Вратту, Виллоу устремился к походной кухне. Повар, толстенький и веселый, как раз снимал с огня варево: не то жидковатая каша, не то густая похлебка.       - Парнишке твоему кэп сказал бульон сварить. Вот, но дальше каждому лично готовить я не нанимался. Ему же не зубы выбили, пусть жует.       - Такой уж и мой, – хмыкнул Ксавье, досадуя, что сам не подумал о проблемах Ники. Это же во рту рана, да и как есть без языка? Вроде и не участвует, а процесс представить сложно.       - А чей же? Или думаешь трахать будешь ты, а уход за калекой на других свалишь? Нет уж, – повар облизнул ложку, которой насыпал еду рейнджеру, и плюхнул ее обратно в казан.       - Риз, ты тут главный разносчик еды и сплетен. Передай, что кто назовет пацаненка калекой, тому самому язык вырву. Ты меня знаешь, я слов на ветер не бросаю, – Ловец забрал свои плошки и ушел, а так и хотелось еще и в котел плюнуть. Нашли калеку, что в нем калечного-то? Нормальный парень, красивый, ну молчит, тоже еще печаль.       Через лагерь Ксавье передвигался медленно, стараясь не расплескать наваристый бульон. Джек, не таясь, подошел к своему лейтенанту.       - Ловец, ты это… Помягче с пацаном. И девку-то я отправлю домой, а его куда?       - Мне его в походах таскать не с руки будет, даже если сойдемся. Может, пристроишь его к хозяйству? Я человек ненадежный, время военное, – Виллоу помолчал. – Вдруг не вернусь, он же так и останется на дороге, немой и беззащитный.       - Понравился?       - Чего ж не понравиться, только разве мне что можно доверить?       - Тебе как раз можно. Пока с нами потаскается, если где в деревне не пристроим. Потом отправлю с оказией к жене. А, может, к тому времени и сами вернемся.       После разговора со старшим товарищем мысли Виллоу спокойно потекли к варианту, что мальчика нужно утешить после смерти любовника. Тут торопить негоже, деликатность нужна.       Издалека показалось, что возле Пиявки никого нет, но испугаться за паренька Ксавье не успел – приметил острые коленки, белеющие в вечернем полумраке. Лицо Ники занавешено густой гривой каштановых волос, не рассмотреть. Плачет, что ли?       - Мелочь, ты чего? Я ужин принес, – минутой дела было осторожно поставить миски и поднять к себе угрюмую мордаху парня. Нет, он не плакал, только тоска в глазах была такая, как у пса с перебитым хребтом. – Ники, это жизнь. Я не утешитель, но Крайон твой зажег и погас, все люди умирают раньше или позже.       Николя не кивал, отворачиваясь от Виллоу, старался вырваться из крепких рук.       - Ты не вертись, не вертись. Слушай, чего скажу: если талант есть, то и применение найдется. Языка нет, тоже не горе. Люди и без ног живут, и без рук. Вот это серьезные увечья, а ты крепкий красивый парень.       Ники хмыкнул, но вырываться перестал, позволил себя усадить обратно на плащ.       Страдать, когда тебя выкупали, переодели в чистое и согрели, было не так легко, как мокрому, грязному и никому не нужному. Ловец суетился, будто нянька. Суетился, конечно, не то слово. Его движения, быстрые, но какие-то слитные, суетой не назовешь. Николя невольно проникался симпатией к своему защитнику.       - Меня вообще Ксавье Виллоу зовут, а Ловцом прозвали. Только я не ловец, а ловкий, как гимнаст. Но пошло так, Ловец и Ловец. Ты пей бульон. А потом кашу попробуешь есть, – отвечая на вопросительный взгляд, Ксавье пожал плечами: – Сам не знаю, практика покажет.       Если рубашка была чистой, разве немного лежалым отдавала, то от плаща несло крепким запахом мужчины и лошади. Зато он был теплый и мягкий. Николя вздохнул, ему теперь оставалось только вздыхать или сверкать глазами. Еще с Ксавье Виллоу легко, потому что он так много говорит, что его не переслушаешь. А строит предложения, будто Ники отвечает, даже кажется, что Ловец мысли читает.       - Нет, понятно, что ты звать не будешь, ну хоть будешь знать, о ком речь идет. Денек стоим тут, а потом двигаемся дальше. Мы с Ночными этих ублюдков по очереди гоним. Марш не бой, так не выматывает. Так что войска принца постоянно в напряжении, а мы хоть иногда отдыхаем.       С питьем проблем не было, а кашей Николя подавился, постарался судорожно глотать. Хорошо, Ловец быстро воды подал. Везде успевает, только справа по плечу похлопал, уже по левую руку сидит, ухмыляется, зараза рыжая. С таким спокойно не помрешь – вытащит, расшевелит, трахнет и…       А ведь этой ночью, наверное, и трахнет, чего ему ждать.       Ники опять удивился своему спокойствию, даже предвкушению. Он, если честно признаваться, не только подглядывал, но и давал пару раз. При дворе далеко не всем можно отказать. Мама с папой в гробу перевернулись, но выживать-то нужно было.       Пока мальчик насытился, ночь стала почти непроглядной. При такой луне светло должно бы быть, но набежавшие тучи всю романтику нарушили. Во второй раз за сегодня Ловец потянул Ники подальше от лагеря. Не хотел, чтобы все неленивые подсматривали и подслушивали. Николя спотыкался в темноте, но шел не опираясь, только возле кустов подергал Ксавье за рукав.       - Чего? Облегчиться надо, что ли?       Парень судорожно закивал: прижало, да еще разнервничался, совсем невтерпеж стало. Ловец обождал, пока Ники вернется, и повел его дальше.       Пришли почти к озеру. Созерцание прекрасного Виллоу было не чуждо. Да и здоровый практицизм подсказывал, что раз маркитанки с повозками в противоположной стороне, значит, сюда никакой дурак не пойдет.       - Ники, ты если совсем не хочешь… Ты мне как-то дай знать, хорошо? Можешь ударить, я не рассержусь, – Ксавье отвернулся стелить плащ на росной траве. От безучастности Николя становилось как-то не по себе. Будто насилие, только не физическое, а словно голову насиловать. – Иди сюда.       Сапоги полетели долой, за ними остальная одежда; оставшись в одной расстегнутой сорочке, Ловец растянулся на плаще и сложил руки за голову. Ники присел на краешек, пододвинулся поближе, касаясь бедром босой ступни мужчины. Обувь, лежавшая рядом, привлекла внимание. При общей простоте одежды сапоги были из дорогущей кожи, специально сшиты для тихой походки, такими аристократы на охоте кичились.       Ксавье не спешил, даже когда парень прилег рядом. Он улыбнулся и спокойно продолжил говорить:       - Смотри, облака бегут. Красиво. Жаль, звезд не видно. Мне нравится смотреть, для следопыта они самое верное подспорье. На земле следы меняются, а крест всегда смотрит на юг, а телега на север. Мы уйдем, а волопас будет подмигивать пресветлой деве еще долгие века. А вот Денеба сейчас не видно, он рано-рано встает над горизонтом…       Ники слушал и наслаждался жаром, исходящим от тела мужчины. Ловец казался таким горячим, будто солнце поделилось с ним не только цветом волос, но и своим огнем. Все происходило не так, как Николя представлял. Он-то думал, что его поставят раком и поимеют, а этот рыжий даже не трогает.       Ночная прохлада делала свое дело, и Ники прижался к Ксавье, даже локти притиснул к животу. Тогда уже Виллоу скользнул руками к холодным ягодицам, задирая рубашку.       - Эх ты, лягушонок, мерзляк.       - У…       - Лягушонок. Как есть лягушонок. Так тебя и звать буду. Тебя разве иметь, тебя греть надо, а то сунешься к такой заднице ледяной, так любой стояк упадет, – Ксавье сунул руку между ягодиц, прижал Николя к себе, удерживал его голову, шептал в ушко: – Что скажешь, лягушоночек, ты не везде холодный? Знаю, что не скажешь. Мой лордик. Невозможно такую красоту без благородной крови сотворить. Ты еще можешь сопротивляться. Если продолжим, я уже не остановлюсь.       Как Николя сказать, что он не хочет, чтобы Ловец останавливался? Парень обнял любовника, а бедрами подался к жадным пальцам. Приглашать более Виллоу не пришлось. Он подмял Николя под себя, осыпая поцелуями впалую грудь и плечи. А вот промежность больше не трогал, пока у Ники не встал член. Парень начал вертеть задом и поднимать бедра, предлагая себя. А Ксавье целовал и говорил, целовал и говорил бессвязные глупости:       - Лягушачья шкурка, мой лордик, я тебя согрею. Радость, неженка… Был у тебя кто? Неважно, меня все равно запомнишь. А зад шелковый, весь тощий, а тут мясцо… Дырочка горячая, нежная, позволишь? Конечно, позволишь, лягушонок…       Поставив парня на коленки, Ксавье зашарил в карманах отброшенной куртки. Настоянное на зверобое масло всегда было при нем. И рану можно обработать, и ожог, и любовника смазать. Пальцы довольно легко скользнули в дырочку. Николя старательно расслаблялся, почти лег на скрещенные руки, подняв ягодицы повыше, помнил после первого раза, что удобнее так. Не сильно болело.       Ники оглянулся осторожно из-за плеча. Вздыбленный из рыжих курчавых волос орган Ловца это вам не мелкий стариковский. Когда прижался к нерастянутому входу, парень даже ладошку прикусил. Но Ксавье втиснул в него головку, позволил продышаться.       - Тихо, лордик лягушачий, тихо. Мы не спешим, нам незачем. В таком деле только дураки спешат да шлюхи. Дураки потому, что не понимают ничего, а шлюхам чем больше раз, тем больше монет.       Почувствовав, что Николя снова расслабился, Виллоу резко подался вперед, удержав парня за бедра.       - А-а-а… у…       - Знаю, мой хороший. Ты меня уже принял всего. Ты моя радость, тесный, горячий. Звездочка… Лягушонок… Лордик… Чудо… Мелочь…       На каждый толчок по ласковому словечку, на каждую паузу по поцелую. Потом и Ловец говорить не мог, только рычал, сжимая тощие бедра до синяков. Предчувствуя оргазм, Ксавье подрочил юному любовнику, позволяя спустить в ладонь.       Больно было так, будто напополам разрывали. Николя кричал бы, если бы мог, если бы помогло. Только когда Ловец остановился, Ники прислушался к ощущениям. Казалось, что не член, а кулак всунули, растянутая до предела задница пульсировала. Но уступившая горячей волне боль уходила, а Ксавье двигался в нем, касаясь потаенного местечка. Подмахивать ему сил не было. Ники просто отдался его силе и страсти, упасть ему не даст, и хорошо. А потом ладонь Ловца на члене, мягко сдвигающая крайнюю плоть и ласкающая совсем не так, как своя рука. Кончилось все неожиданно – яркая вспышка под веками, наслаждение и пустота в заднице.       Дырочка еще пульсировала, а Ловец уже сбежал к озеру, смыть сперму и пот. Вернулся с мокрой рубахой в руках, обтер всего, даже между ягодицами.       Потом он долго рассматривал любовника.       - Я думал, вы с Крайоном были любовниками, а ты совсем узенький, щелочка, а не зад, – Ксавье выглядел смущенным, тут же и объяснился: – Я ведь тебя нежно хотел. А сам голову потерял, вон как получилось…       Николя осторожно потянул Ловца за руку.       - Что, мелочь? Я ж не ведун, тебе-то хоть немного хорошо было?       Робкий поцелуй крепко сжатыми губами был ответом. Ники губы чуть не в трубочку сжал, помня, как те на берегу говорили, что блевануть можно. Не приведи бог, забудется Ловец и поцелует по-настоящему, а потом бросит. А он… Что теперь Николя без него. Голоса нет, учителя нет, ни умений, ни силы. Только Ловец есть.       - Лягушоночек, ну что ты, чего плачешь? В лагере не плакал, там хоть было чего. А тут… Пойдем, мелочь, выспимся.       Виллоу растерялся: все хорошо же. Эх, тонкослезый мальчишка. Ну, ничего, за ночь выплачется, а там и новый день. Вот с таким бы жизнь провести, только где он, а где Ксавье. Поговаривали, что маманька его с кем-то из знатных прижила. Это в старости таскалась со всеми, кто хоть грошик давал, а по молодости была дорогая красотка, только для господ. А что ему с той крови, а? И всего то имущества, что Пиявка, сабля да мешок с вещами. Только и осталось любовника постоянного заводить. Вот и Ники чего-то в глаза заглядывает.       - Не задумался я, нет. Просто устал. Бой утром начался, а я рейнджером еще раньше вышел. Ты укладывайся, я сейчас отолью и погрею тебя, мерзляк. А вот сапогом в меня бросаться нехорошо! Подставляй губы, поцелую и пойду…