Дети Дракона

Королевский дворец гудел в ожидании Зимнего праздника. В коридорах творилась какая-то суета, придворные жались к стенам, когда слуги таскали дополнительные столы и украшения для трапезной. В воздухе пахло хвоей и зимними яблоками — обязательными атрибутами торжества. Эти фрукты грудами лежали в огромных корзинах повсюду. Считалось, что чем больше их на пиру, тем богаче будет наступающий год. Офер праздно шатался среди толпы понаехавших на праздник аристократов, среди них было слишком много омег, и это бросалось ему в глаза. Видимо, отец собрался женить Акселя, чтобы того меньше тянуло на подвиги в приграничных землях, и он окончательно осел в столице. А может, королю захотелось поскорее заполучить внуков и успокоиться тем, что династия на его первенце не прервется. Впрочем, у короля было еще два сына, включая самого Офера. Проблема только в том, что тот был омегой, а средний брат Баграт — бетой. То есть, по суровому мнению короля Арса Десятого, они не годились на роль правителя. Офера такое мнение о себе не расстраивало, ему совсем не хотелось становиться королем и решать бесконечные проблемы государства, которые регулярно возникали, как дыры в днище старого корабля. Он вообще не особенно представлял, чего хочет от жизни. Ему нравилось воевать, пару раз Аксель брал его в военные походы на запад, в пустыню, где жили кочевники, часто грабившие торговые караваны. И королевский отряд во главе с наследным принцем с удовольствием перебил тех, кого встретил на своем пути. Это называлось карательная экспедиция, хотя по факту ничем от обычного грабежа и побоища не отличалось. Офер был омегой и потому физической силой не обладал, хоть и был высок и плечист для своего пола. Но помощь отряду от него была все равно не малая, потому что благодаря его умению владеть луком и кинжалами, а также быстроте и изворотливости, он спас немало солдат от вражеского копья. Они с Акселем неплохо сражались в паре. Тот пер как таран, обладал чудовищной физической силой, но часто был недостаточно быстрым. Тогда ему на помощь приходил Офер, ловкий, легкий и маневренный, он молниеносно наносил удары кинжалом, враги даже не успевали ничего сообразить и падали как подкошенные с перерезанным горлом. Аксель подозревал, что в его маневренности было немного магии, и омега это не отрицал. Офер любил эти вылазки, которые для него прекратились после того, как отец узнал, насколько кровавыми они бывали. После последней из них король Арс увидел на лице младшего сына глубокий рваный шрам от кривого кинжала и впал в ярость, за которой Офер без труда прочел страх за него. С тех пор Аксель ходил в эти походы один, а он томился во дворце. Быть любимым отпрыском короля — тяжкое бремя. Три лекаря потом латали пустяковое ранение с таким рвением, словно от этого зависела их жизнь. А все потому, что король Арс сверлил их глазами так, что даже бывалый альфа бы поежился. В придворных лекарях сейчас ходили сплошь омеги, ведь только они обладали магией и подчас творили почти невозможное. От глубокой раны на щеке Офера не осталось и следа, но зато он остался на его самолюбии. — Ты боишься, что на мне никто не женится, если я буду в шрамах, как и положено воину? — спросил он у короля, когда лекари ушли. — Ты не воин, ты принц, — заявил король Арс, внимательно оглядывая лицо Офера так, словно оно являлось его самой драгоценной собственностью. Омега и правда был красив, его большие темные глаза, правильные черты лица и чуть припухлые губы с детства привлекали взгляды людей. Не только альф, а всех подряд, включая совершенно равнодушных к подобной красоте бет. — Аксель тоже принц. Только почему-то шрамы на его теле тебя не беспокоят, — возразил Офер, упрямо глядя отцу в глаза. — Беспокоят, — король Арс обхватил сына за плечи и притянул к себе. — Но он альфа и воин по природе. Не дело его держать в замке, как девицу на выданье. — Так вот что ты во мне видишь?! — взвился Офер. — Я, по-твоему, девица… — Ты омега, Фейри, — тихо сказал король и крепче сжал его в объятиях. Он всегда так его называл, когда хотел выразить особое отношение к младшему сыну. — Я не хочу выходить замуж, — с нотками истерики в голосе выкрикнул Офер и вырвался из отцовских объятий. Он ненавидел себя за эту слабость, за то, что в присутствии любого сильного альфы, и в особенности отца, инстинктивно ее проявляет, становится ранимым и чувствительным. — А я не хочу тебя никому отдавать, — признался Арс и тяжело опустился в кресло у камина. Его седые волосы тускло поблескивали от света огня. В этом полумраке он казался старым, хотя ему еще не было пятидесяти. — Будь моя воля, ты бы всегда был при мне. Но это неправильно, и однажды ты обязательно от нас уйдешь за своим альфой. Сирил мне об этом постоянно твердит, но я не хочу слушать. Король сокрушенно покачал головой и посмотрел на Офера так, что тот смиренно подошел к нему, сел у ног и положил голову отцу на колени. Он чувствовал, что должен умиротворить отца, дать ему то, в чем тот нуждался. Офер с детства понимал, что любовь к нему короля носит оттенок одержимости. Нет, Арс никогда не прикасался к нему как к своему омеге, по крайней мере, осознанно. Но он остро нуждался в его присутствии, часто приходил к нему в комнату и мог часами сидеть в кресле, перебирая руками пряди волос сына, сидящего у него на коленях. Королевский омега Сирил был отцом Офера и супругом короля. Но в гораздо большей степени он был тем, кого в народе называли Черным драконом. И именно поэтому король Арс часто в тоске приходил сюда — в покои своего сына-омеги. Сирила все больше поглощала магия, что всегда жила в нем, а однажды полностью им овладела, превратив его в сумрачного дракона, обитающего сразу в двух мирах — реальном и потустороннем. В этом качестве Сирил помог королю одержать много крупных побед — победить религиозный орден, претендующий на равную с ним власть в государстве, вернуть утерянные владения в Теплом море и присоединить к королевству Зеленые острова. Король Арс любил своего омегу так сильно, что призвал его этой любовью из Сумрачного леса, куда тот улетел сразу после рождения Офера и своего обращения в дракона. Целый год Арс не мог смириться с тем, что лишился Сирила и в мыслях молил его вернуться. И тот однажды это сделал, научился оборачиваться то в дракона, то в человека по своему желанию, но только с тех пор Сирил уже не был тем, кого Арс однажды полюбил. Он все больше обитал в мире теней, проводил время в одиночестве и мало обращал внимания на людей вокруг. Даже на супруга и сына, которого произвел на свет ценой невероятных жертв и усилий. Сирил был рядом, но как будто далеко. Взгляд его глаз, некогда темных, почти черных, а ныне горящих неживым голубоватым светом все чаще туманился и обращался куда-то вовнутрь. Офер чувствовал, что отец-омега просто не может по-другому и однажды окончательно обратится в дракона и улетит в свой Сумрачный лес. Сирил и сам это не скрывал, он оставался в мире живых только благодаря связи со своим альфой — Арсом. И тот это тоже знал, и потому втайне страдал и приходил в комнату сына за живым теплом, которого в объятиях своего омеги чувствовал с каждым годом все меньше. Сирил не был единственным супругом короля, была еще королева Марта, которая вошла в семью, чтобы родить наследников престола. Арс никогда не любил ее по-настоящему, но согласился на этот брак под давлением Сирила, который считал своим долгом обеспечить своему альфе наследников. Сам он был слишком пропитан магией, чтобы родить их самостоятельно. Она как яд отравляла его существо, делая невозможным зарождение жизни там, где по жилам текла магия мира теней. Он пережил четыре выкидыша и отчаялся стать родителем. Королева Марта в этом тройственном союзе произвела на свет Акселя и Баграта, а еще дочь Сириллу, названную королем так в честь своего омеги. Офер был единственным общим ребенком Арса и Сирила, на появление которого они уже не надеялись, и потому был изначально обречен на роль королевского любимца. И он эту функцию исправно выполнял до того момента, когда накануне Зимнего праздника отец прямым текстом дал ему понять, что больше не выпустит его никуда за пределы столицы: — Ты стал слишком красив, и я не поручусь даже за тех альф, что будут тебя сопровождать в любом твоем походе. Удерживать свои инстинкты в узде очень сложно. Особенно вдали от дома. — Я могу пойти с Акселем, — возразил Офер, которому до смерти надоело сидеть в замке. — Он тоже альфа, Фейри, — тихо сказал Арс, глядя ему в глаза. — Аксель — мой брат. И потом, у меня даже не было ни одной течки. Ты напрасно беспокоишься, — отмахнулся Офер. Он сделал это наигранно легко, хотя его точило изнутри то, что он к своим восемнадцати годам все еще не был зрелым омегой. Сирил утешал его, что и сам поздно созрел. Но Офера злил его неясный статус — он был неплохим воином и красивым парнем, но его не принимали в свой круг ни воины — альфы и беты, ни половозрелые омеги во главе с очаровашкой-Берти — главным претендентом на внимание Акселя на предстоящем Зимнем празднике. — То, что у тебя пока нет течек, делает любые твои походы вдвойне рискованными, — убежденно сказал король и погладил сына по волнистым черным волосам. — Ты можешь столкнуться с этим в дороге, и тогда тебя покроет первый попавшийся альфа из твоего же отряда. Ты всерьез ТАК хочешь выбрать спутника жизни? — Первый альфа не обязательно должен стать супругом, — Офер вырвался из отцовских объятий и отвернулся к окну. Ему вдруг стало тесно с королем в одном помещении. — Для омеги лучше, если первый альфа останется единственным. — И почему? Боишься, я утрачу свою привлекательность в глазах придворных альф, которые уже сейчас преследуют меня? — взвился Офер. — Да если меня рота солдат отымеет, любой из твоих вассалов женится на мне, чтобы породниться с тобой! Я им нужен просто как повод! — Не говори так, Фейри, — с горечью сказал король, подошел и попытался обнять сына, но тот вновь вырвался и отбежал к противоположной стене комнаты. Его трясло. — Детка, для омеги первый альфа всегда самый важный, он определяет всю его дальнейшую судьбу. Так всегда было, и не моя вина в том, что омеги так устроены. Я двадцать пять лет искореняю омежью проституцию в своей стране, а она продолжает процветать! Альфы соблазняют омег и бросают на произвол судьбы, потому что уже с кем-то повязаны или просто от общего скотства. И те уходят в публичные дома или принимают клиентов дома, чтобы выжить и удовлетворять собственные инстинкты. И в моей жизни было полно таких омег, пока я не встретил твоего отца. — Я в публичный дом не попаду. У меня есть семья, которая обо мне позаботится, — уже спокойнее сказал Офер. — Ведь она у меня есть? — Конечно, есть, Фейри. И мы любим тебя, и позаботимся, что бы ни произошло, — успокоил его король и вновь притянул сына к себе. — Просто омеги слишком чувствительные, и первый неудачный опыт может испортить тебе жизнь навсегда. А я меньше всего хотел бы, чтобы ты был несчастлив. — Я несчастлив, когда не могу делать то, что хочу, папа, — прошептал Офер, уткнувшись отцу в плечо. — Ты еще сам не знаешь, чего хочешь, — заверил Арс и зарылся пальцами в его густые длинные волосы. — Поэтому мой долг оградить тебя от неприятностей, пока ты не повзрослел и не встретил того, кто будет тебя достоин. Офер на это ничего не сказал, но на следующий день велел своему цирюльнику отрезать его волосы и постричь как альфу. Глядя на себя в зеркало, он видел словно какого-то незнакомца — лицо казалось более худым и вытянутым, мягкость ушла на дальний план, заметнее стали его мужские черты — четкий подбородок, прямой нос, густые брови и наметившийся на шее кадык. И этот образ Оферу нравился больше, чем прежний. Его ничуть не расстроили причитания старого цирюльника, который ожидал кары от короля за то, что сотворил с его любимым сыном. Когда слуга принес ему несколько нарядов для праздника на выбор, Офер взял темно-синий камзол и простые черные штаны, отметя в сторону яркие бархатные туники, что сейчас были в моде среди омег. К черту все это, подумал он. Пусть Берти и вся эта омежья компания рядится во что им нравится, ему нет до этого цветного тряпья никакого дела. Офер никогда не был вхож в их круг, потому что придворные омеги робели перед сыном короля и Черного дракона, заискивали перед ним и часто через него пытались приблизиться к его брату Акселю. Офер с детства недолюбливал Берти и всех его братьев — они были детьми лучшего друга отца и его главного советника Бернарда. Его омега Манфред верховодил двором сколько Офер себя помнил. У них было пятеро детей: один альфа и четыре омеги. Трое из них, включая Берти, еще не были повязаны, и активно добивались внимания наследного принца. Даром что двое — Тони и Клайд были младше Офера, но у них уже регулярно случались течки. Это было ясно по запаху, который они источали. Разряженная в бархат и атлас стайка придворных омег включала помимо них еще дюжину человек, половина из которых уже вышли замуж за кого-то из окружения короля. К ним на всех праздниках присоединялась толпа дочерей на выданье и жен придворных. Многие из них жили в северном крыле дворца и наполняли его своей веселой трескотней, бесконечными сплетнями и мелкими интригами. Офер же предпочитал компанию своей семьи. Он с детства был достаточно замкнутым, к тому же ему часто приходилось выступать в качестве компании для своего отца. Король любил навещать его в покоях, уставший после государственных дел. Офер садился у его ног и позволял гладить себя по голове, выслушивал его тревоги и сомнения о делах королевства или играл с ним в цветные камни — настольную игру, привезенную с островов и ставшую популярной при дворе в последние лет десять. Почему король Арс не навещал покои своих супругов в эти вечера Офер в детстве не особенно задумывался. Потом понял, что королева Марта проводила время в компании своих подруг и дочери Сириллы, они часами вышивали какие-то огромные гобелены и обсуждали наряды. Королю было с ней скучно, к тому же они уже давно не привлекали друг друга физически, если между ними вообще когда-то был подобный интерес. Но они безмерно уважали друг друга, и никакой вражды между ними Офер никогда не ощущал. Где был в эти вечера королевский омега Сирил, тоже было ясно. Он уходил в омежью башню, что построил посередине разросшегося королевского сада, и занимался там магией, иногда в окружении своих учеников, но чаще один. Офер порой неделями не слышал от него ни одного слова, но не страдал по этому поводу. Он знал, что Сирил его любит, просто мыслями и душой не здесь. Но в те редкие моменты, когда отец-омега все-таки выплывал из недоступного пока Оферу мира магии, они, бывало, сидели в саду и подолгу разговаривали. Сирил рассказывал ему о Сумрачном лесе и давних временах, когда тот был населен их предками, владеющими магией гораздо лучше, чем он сам. Офер в это не очень верил, он физически ощущал исходящую от отца-омеги магическую силу, и очень хотел обрести такую же, но Сирил его урезонивал: — Меньше всего я хочу, чтобы ты унаследовал мой дар. Он никого не сделал счастливым — ни меня, ни твоего отца, не сделает и тебя. — Но твой дар помог королю победить Орден благой Богини, вернуть остров Бланка и еще кучу островов к королевству присоединить, — однажды возразил Офер. — Да, это так. В этом было мое предназначение. И это значит, что тебе уже нет необходимости становиться великим магом. Ты можешь быть счастлив сам по себе, — Сирил трепал Офера по голове и прижимал к себе. Тот слушал мерный стук его сердца, которое никогда не увеличивало свой бег, потому что все земное чаще всего оставляло королевского омегу равнодушным. Иногда Офер думал, в постели со своим альфой Сирил тоже так спокоен или все-таки оживает? Однажды в детстве он застал их за занятием любовью в кабинете отца. Прячась под столом, Офер хотел подслушать взрослые разговоры, но подслушал и подсмотрел нечто другое. Он видел, что привычно спокойный Сирил стонет и извивается под тяжестью навалившегося на него Арса. Тогда Офер мало что понял. Но он знал, что даже спустя столько лет брака его отец-альфа никогда не искал любви никого другого, кроме Сирила, и что утренние часы — время, когда в покои его родителей нельзя входить никому. Все просьбы Офера научить его магии Сирил отметал, говоря, что до первой течки это имеет мало смысла. Магический потенциал омеги раскрывается именно во время нее. Или не раскрывается. В таком случае омега чаще всего проявляет свои способности в науке любви и рождении многочисленного потомства. Сирил всегда говорил об этом с сожалением, и Офер только потом понял, что за ним пряталась скорее зависть, а не чувство превосходства. Он очень ждал свою первую течку, а она все не наступала, и тогда он стал изучать трактаты о магии самостоятельно. В королевской библиотеке их было довольно много. Офер экспериментировал один в своих покоях, но научился немногому — отводить глаза и чуть замедлять время, чтобы выиграть его для себя. Эти навыки позволяли ему сбегать из дворца и шататься по окрестностям столицы никем не узнанным. Такие вылазки давали ему чувство свободы, пусть и мимолетной. Сбежать из дома по-настоящему он никогда не хотел. К 17 годам он досконально изучил Бергоф, запросился в поход со старшим братом и несколько раз туда ходил, пока король не запретил ему покидать столицу. — Новая прическа, ваше высочество? — вывел его из задумчивости голос Берти. Офер вздрогнул и уставился на него. Они встретились в коридоре по пути в трапезную, где уже начинался Зимний праздник. В голосе Берти Офер прочел скрытую усмешку. — У тебя тоже, — ответил он, рассматривая аккуратно уложенные золотистые локоны до плеч. С этой прической Берти больше напоминал красивую девицу, а не омегу. И пусть и те и другие выходили замуж и рожали детей, омеги все-таки были номинально мужчинами. Хотя бы потому что у них были все положенные мужчине половые органы, которые им позволяли при желании заделать ребенка какой-нибудь женщине. Но Берти сейчас выглядел так, что назвать его мужчиной язык не поворачивался. На нем была ярко-красная туника, расшитая золотом. Она спускалась до колен и затягивалась на талии широким поясом, на ногах были бархатные зеленые штаны и изящные маленькие полусапожки, подчеркивающие его хрупкость и утонченность. В прическу было вплетено перо какой-то южной птицы, глаза подведены сурьмой, на губах и щеках следы помады. — Мне так жаль ваши волосы, они всегда были великолепны, — с плохо скрываемым торжеством произнес Берти, глядя Оферу прямо в глаза. — А мне не жаль, — отрезал тот и направился в трапезную. Он ловил на себе любопытные взгляды придворных и шел по проходу к королевскому столу, где занимал место согласно старшинству между своим братом Багратом и сестрой Сириллой. Те посмотрели на него с изумлением, но он одним взглядом пресек попытки заговорить с ним о его внешнем виде. К тому же в трапезную вошли коронованные супруги — король Арс, королева Марта и королевский омега Сирил. Они заняли свои места, и Офер чувствовал прожигающий взгляд отца-альфы на своей щеке, но не повернул к нему голову. Король поднялся и как всегда коротко, но довольно красноречиво обратился к собравшимся, пожелал всем счастливого нового года и положил начало пиру, выпив вина из кубка. Сразу по залу начали носиться слуги, слышался звон бокалов и лязг столовых приборов. В воздухе повис гул множества голосов. — Вижу, тебя бессмысленно спрашивать, зачем ты это с собой сделал? — заметил Баграт, глядя на Офера. Он всегда был довольно хладнокровен и собран, из всей семьи у него был самый ровный характер. Можно было бы назвать его равнодушным, но Офер знал, что существовало мало людей, столь же преданных своей семье и королевству как Баграт. — Бессмысленно, потому что и так все ясно, — встряла Сирилла. Она была остра на язык и по натуре довольно склочна, но Офер ее все равно любил и прощал ей любые выпады, хотя бы потому, что она своим рождением избавила его от роли младшего ребенка в семье. — Решил позлить отца за то, что он не пускает тебя с Акселем… — Кого со мной не пускают? — послышался трубный голос старшего брата, Офер уставился в тарелку, чтобы не встретиться с ним взглядами. Аксель приподнялся и тронул его за плечо. — Ого. Кто-то решил стать немного мужественнее на вид. — А что нельзя?! — взвился Офер и тоже встал. Между ними как полная спокойствия ледяная скала сидел Баграт и жевал кусок окорока. — Да нет, можно. Тебе даже идет, — миролюбиво заверил Аксель и улыбнулся. Офер скользнул взглядом по его лицу, характерная ироничная улыбка брата прошлась как бритвой по сердцу. Аксель был очень сильным альфой, от него волнами исходил природный магнетизм, повергавший в сладкое томление всех омег и женщин, где бы он ни появился. Но он пока был свободен, и учитывая свой статус наследника престола, был осторожен и никому не раздавал никаких авансов. Офер сел за стол и налил себе в кубок вина, не дожидаясь слуги. Отпив, он поморщился, отставил кубок и закрыл лицо руками. — Детка, с тобой все хорошо? — услышал он за спиной голос Сирила. Баграт почтительно встал и уступил ему место, тот благодарно сжал его руку и сел рядом с сыном. Тот почувствовал его мягкое прикосновение к своему плечу. — Все нормально, папа, — выдавил он. — А, по-моему, тебе лучше сегодня остаться в своих покоях, — еще тише, чем раньше сказал Сирил. В его светящихся голубых глазах мало что можно было прочесть, их взгляд пугал любого, и потому Офер даже не пытался туда заглянуть и понять то, что отец хочет ему сказать. — Все знают лучше меня, что для меня лучше, — недовольно произнес тот, опорожнил кубок до дна, встал и вышел из трапезной. Он затылком чуял озабоченные взгляды обоих своих родителей и прочей родни. — Плевать! Хотите, чтобы я ушел, я уйду! — рявкнул Офер, несясь по коридору и пиная по дороге корзины красных яблок, стоящие вдоль стен. Плоды гулко раскатывались по полу, а внутри него клокотала злоба. Ему вдруг захотелось сделать что-то гадкое — устроить пожар, перебить в замке все стекла — как-то выпустить из себя то, что внезапно в нем сейчас загорелось.