Дети Дракона

Позже Аксель вспоминал начало той весны как длинный дурной сон, от которого он никак не мог проснуться. Приезд Нарвала окончательно разрушил мир его детства, в котором вся королевская семья жила под одной крышей. Он бы не сказал точно, что было в его чувствах сейчас больше – ревности, боли или страха. Причем, страха какого-то детского, иррационального, который воплощался в навязчивых мыслях о том, что Нарвал убьет Фейри после свадьбы. Умом Аксель прекрасно понимал, что варвар при всей своей дикости не причинит вред своему омеге, который ждет от него ребенка. К тому же это убийство развяжет новую войну и приведет к смерти самого же Нарвала и всего его клана. Офер при той ночной встрече довольно спокойно сказал, что живым он ему нужнее, и Аксель видел, что все разумные доводы на его стороне. Но сердце альфы разрывалось на части и не верило в то, что Офер будет счастлив с этим подонком. Аксель вполне понимал, что его чувства эгоистичны, хотя бы потому что он сам женился на Мантусе. И ни минуты не сомневался в своем решении. Он воспринимал омегу почти как часть самого себя, которую он обрел в том тяжелом северном походе. Но другая его часть, которая родилась почти одновременно с ним самим, сейчас отрывалась от него, и это вызывало непереносимую боль. Легкое забытье, в котором Аксель пребывал благодаря течке Мантуса и их страстному сексу, развеялось в ту ночь, когда на пороге королевской библиотеки во мраке появился Офер и уткнулся лбом в его грудь. Долгие месяцы разлуки от этого прикосновения вдруг стали ощущаться еще острее. Словно бы все это время он дышал лишь наполовину, а теперь расправил легкие и вдохнул полной грудью. Простого присутствия Фейри было достаточно, чтобы ощутить эту разницу. Аксель часто проклинал себя за то, что однажды поддался инстинкту и пересек черту, за которой братская любовь стала чем-то большим. Но в те дни, когда он с плохо сдерживаемой яростью наблюдал ухаживания Нарвала за Офером, к нему приходило много осознаний. Он вдруг понял, что тот роковой Зимний праздник, когда он вытащил Офера танцевать, а потом побежал за ним в библиотеку, чтобы сорвать первый поцелуй с его губ, был логичным продолжением всей его прежней жизни. Аксель понял, что всегда любил Офера не только как брата и всегда хотел его. Просто омега долго оставался незрелым, и это обманывало их обоих, внушало ложное убеждение в том, что между ними лишь братские чувства. И именно поэтому Аксель не видел никого достойного на роль своего супруга. Кто может сравниться с Фейри? Уж точно не слащавый Берти, который из кожи вон лез, чтобы стать женихом наследного принца. И потому судьба вручила альфе Мантуса, которого он не выбирал, но который стал именно тем, кто был ему нужен. Только связь с ним помогала ему выживать в эти недели, пока Нарвал жил в королевском замке на правах жениха, а после и супруга Офера. Аксель не делился с Мантусом своими переживаниями, держал все в себе. Но вечно молчащий омега, конечно, что-то чувствовал, но никак не показывал своего отношения к его терзаниям. Напротив, после того, как Аксель сказал, что они официально будут венчаться, Мантус как будто расслабился и стал чаще улыбаться. И альфа понял, что того тяготил его неясный статус, просто он не мог об этом сказать. Аксель вспомнил, что для дикарей подобные вещи были очень важны, даже важнее, чем для коронованных особ. Хотя бы, потому что они определяли, будет ли человек частью племени или его оставят умирать одного посреди пустыни. Аксель отчетливо помнил ту ночь, когда услышал в своей голове призыв омеги, а потом обнаружил его под одиноким деревом, брошенного племенем неизвестно за какие грехи. Возможно, как раз за то, что пережил своего альфу и не смог принести племени ни одного ребенка. Мантус когда-то дал понять Акселю, что у него были дети. Придворный лекарь, услышав об этом от альфы, с сомнением покачал головой и сказал, что не похоже, что омега когда-то рожал. Но мысли о будущем потомстве сейчас Акселя не особенно волновали. На фоне брака Офера с Нарвалом все тревоги казались ничтожными. Альфа был уверен, что придворные лекари обязательно помогут им обзавестись наследником, не зря же Сирил вот уже двадцать лет собирал со всего королевства и обучал магии всех более-менее к ней пригодных омег. Поэтому слова лекаря о вероятном бесплодии Мантуса он всерьез не воспринял. Про Сирила тоже говорили, что он не способен к деторождению, а тот смог родить Офера и стать Черным драконом. Аксель плохо помнил свою свадьбу, хотя слова клятвы у алтаря говорил и за себя, и за Мантуса. Тот лишь кивал и испуганно смотрел на него своими огромными зелеными глазами. Пир, во время которого он был как в тумане и делал все механически, оставил лишь воспоминание об Офере, который сидел рядом с Нарвалом бледный и торжественный. И очень красивый. Особенно на контрасте с тем чудовищем, которого он взял в мужья. Мантус на пиру ел лишь то, что Аксель клал на его тарелку, и не привлекал к себе внимания. Когда их отвели в брачные покои и за гостями закрылась дверь, омега вдруг бросился к альфе и прижался к нему всем телом как в ночь, когда Аксель нашел его посреди поля. Оставаясь с Мантусом наедине, он забывал о своей боли. И эта искренняя благодарность омеги просто за то, что альфа выполнил свой долг перед ним, взяв его в супруги, заставила Акселя забыть обо всем. В эту ночь он получил от Мантуса столько любви и страсти, что это лишь укрепило его в мысли, что их союз был благословлен богами. В вопросах брака альфа в них верил. Через несколько дней после свадьбы Мантус стал проявлять беспокойство и перестал выходить из покоев. Он словно к чему-то прислушивался, но никак свое поведение не объяснял. И тогда Аксель вызвал лекаря. При виде него Мантус оцепенел и посмотрел на альфу так, что тот прогнал несчастного немедленно. - Что с тобой? – снова спросил Аксель у супруга, и тот стал беззвучно плакать. Омега жестами показал, что его надежды на беременность не оправдались. Альфа обнял его и слова утешения, что он говорил ему, были предназначены и для него самого. Аксель вновь почувствовал, что они с Мантусом одни в этом мире, полном опасностей и врагов. И только вместе они смогут выжить. - Даже если у нас не будет детей, я никогда не отрекусь от тебя, - твердо сказал Аксель. И в этот момент в дверь постучали, и слуга короля сообщил, что Офер рожает. Альфа боялся, что в такой ситуации омеге будет еще больнее принять факт, что его надежды снова рухнули. Но Мантус дал понять, что готов идти и засвидетельствовать рождение нового члена своей новой семьи.   Вся королевская семья, а также ближний круг уже заняли свои места на специально принесенных в широкий коридор у покоев Офера стульях. Аксель мрачно осмотрел собравшихся. Король сидел в высоком кресле и казался каменной статуей, его лицо было сероватым и словно неживым. Альфа понимал, что привычка к власти и ответственности не дает ему возможности проявлять свои истинные эмоции прилюдно. Из-за двери послышался стон Офера, и Аксель вздрогнул и перевел взгляд на Сирила. Тот находился в медитативном молчании, которое было ему свойственно. Это могло показаться равнодушием, но альфа знал, что это не так, и глядя на королевского омегу сам немного успокоился. Тяжелое молчание короля заставляло и всех вокруг соблюдать тишину. И она становилась с каждой минутой все тягостнее, особенно, когда нарушалась протяжными стонами из-за двери. Аксель сидел на стуле, низко наклонив голову. Мантус был рядом и, хоть альфа запретил ему брать с собой его неизменный бубен, Аксель мог бы поклясться, что слышит внутри своей головы его монотонный усыпляющий бой. Прошла, казалось вечность, когда из-за дверей раздался крик младенца. Король вскочил на ноги, и все вокруг последовали его примеру. Сирил положил руку на плечо супруга, удерживая его от желания ворваться в покои сына. Арс тяжело выдохнул, подчинился, но в кресло не вернулся, а стал мерить тяжелыми шагами коридор. Его поступь по каменному полу эхом разносилась вокруг. Вскоре двери покоев Офера открылись, и первое, что увидел Аксель, когда зашел, было довольное лицо Нарвала, державшего на руках ребенка. Альфа сжал челюсть и перевел взгляд на Офера. Лицо омеги было изможденным, но каким-то умиротворенным, глаза были полуприкрыты от усталости. Как только обряд свидетельства рождения нового принца крови свершился, Аксель взял Мантуса за руку и вывел из комнаты. Они быстро вернулись в свои покои и больше оттуда не выходили до следующего утра. Альфа отказался присутствовать на пиру, объявленном в честь рождения первого внука короля. *** После родов Офер выпил какой-то лечебной настойки от Макса и проспал до следующего утра. Он поднялся, ощущая спазмы внизу живота, и огляделся. Зигфрида в комнате не было, шторы были задернуты, и сквозь них проникал яркий солнечный свет. Омега с трудом встал с кровати, дошел до уборной, и выйдя оттуда, открыл окно. На него пахнуло весенней прохладой, он оперся руками на подоконник и посмотрел в сад, где слуги готовили почву к высадке цветов. Утро было в самом разгаре. - Ваше высочество, вам не стоит стоять на ветру, - сказал лекарь, бесшумно вошедший в комнату. - Как ты мне надоел за последнее время, Макс, - беззлобно ответил Офер и отошел от окна. – Как мой сын? - Он прекрасно себя чувствует. Кормилицы приучают его к груди. Хотите его видеть? - Нет, пока нет, - омега махнул рукой и направился к ванной, в которой уже порядком остыла вода. Сегодня он проснулся позже обычного. Омега крикнул слугу, и тот принес и влил в ванну ведро кипятка. Все это время Офер рассматривал себя в зеркале. Его лицо осунулось, и оттого выглядело уже не так женственно. И его это вполне устраивало. - Как вы себя чувствуете, ваше высочество? – спросил Макс. - Как человек, в задницу которого ударила молния, - недовольно ответил Офер, стянул себя ночную рубаху и залез в воду. - Это очень точное сравнение, - с грустной улыбкой подтвердил лекарь. - Мой муж не дождался моего пробуждения, потому что, очевидно, я пока не в состоянии исполнить супружеский долг, - хмуро произнес Офер, глядя в потолок. - Да, вам нужно время для того, чтобы ваше тело пришло в норму… - Это все понятно, - отмахнулся Офер. - Но я знаю, что это можно ускорить. И я хочу, чтобы ты это устроил. - Вы уверены, что хотите этого? – уточнил Макс. – Гораздо лучше дать вам возможность… - Я отдал тебе приказ, - холодно отозвался омега, умыл лицо и встал из воды. Лекарь протянул ему полотенце и помог выйти из ванны. Потом он вышел из покоев, чтобы вскоре вернуться со своим лекарским сундучком. Офер прилег на кровать и позволил себя осмотреть. Макс больше не позволил себе увещеваний и лишних вопросов, лишь предупредил, что омеге предстоит выдержать довольно ощутимую боль. Тот и так испытывал не самые приятные ощущения в теле, но позволил проделать с собой ряд довольно болезненных медицинских манипуляций, подробностей которых он предпочитал не видеть. Офер смотрел в потолок своей спальни и тихо постанывал, ощущая внутри себя холодное инородное тело, которое Макс осторожно ввел в его анус. Оно заставляло его мышцы резко сокращаться. Офер положил руку на свой опустевший живот и почувствовал, что и он на глазах становится более упругим, возвращаясь к своей прежней форме. - Это надолго? – спросил Офер, понимая, что боль только нарастает. - Нет, ваше высочество. Я не люблю проводить эту процедуру, поскольку она служит лишь тому, чтобы альфа как можно скорее вновь мог удовлетворять себя за счет тела омеги. Того же самого эффекта можно было добиться, просто дав ему пару недель отдыха. - У меня нет этой пары недель, - морщась от боли, сказал Офер. – Меня совсем не устроит, если мой муж будет трахать кого-то по углам, и это дойдет до ушей моего отца. - Я так и знал, что вы это делаете ради него, а не ради себя, - тихо отозвался Макс. - Я это делаю ради мира и спокойствия в своей семье и королевстве. И если надо вытерпеть новую боль в моей чертовой заднице, я это сделаю, - последнее слово он простонал и закусил губу. - Осталась пара минут, - предупредил Макс и положил руки на бедра омеги, чтобы тот не дергался. Это оказались самые болезненные пара минут всей процедуры, сравнимые разве что с поздними схватками, которые Офер пережил вчера. Но после того, как это время истекло, он сразу почувствовал облегчение. Лекарь вынул из него тонкий спиралевидный предмет, очертаниями напоминающий кинжал. Потом он дал Оферу выпить заживляющего настоя и велел оставаться в кровати до конца дня. Омега снова чувствовал себя обессиленным, он едва притронулся к завтраку, прошел в соседние покои и наконец увидел своего ребенка. Тот спал в колыбели, окруженный тремя кормилицами. Они почтительно встали при его появлении и отошли от малыша. Офер не стал брать его на руки. Он опустился на стул и просто смотрел на него, плохо осознавая свои чувства к этому существу, с которым совсем недавно был одним целым. Ребенок казался крохотным и беззащитным, и это вызывало умиление. Офер понял, что это нежеланное дитя, теперь будет в его сердце занимать какое-то особое место. И что все последующие его дети также обретут его любовь, просто потому что он их произвел на свет. В то же время Офер понимал, что его не устроит жизнь домашнего омеги, который лишь ублажает своего мужа и рожает ему детей. Пусть даже в последнее время он занимался только этим.  С трудом поднявшись на ноги, Офер вернулся в свои покои и рухнул в постель, чтобы провалиться в сон до утра. В этот раз он проснулся раньше Зигфрида, тот тихо похрапывал, прижимаясь пахом к заднице своего омеги. Офер не стал отстраняться и просто лежал, думая о том, как скоро они смогут покинуть столицу. Вчерашнюю болезненную процедуру он прошел еще и для того, чтобы ускорить отъезд. Офер прислушался к своим ощущениям в теле и понял, что чувствует себя вполне нормально, гораздо лучше, чем вчера. Долгий сон прибавил сил, а помощь лекаря избавила от боли и слабости. Лежа рядом с мужем, омега ощущал, как у того постепенно нарастает эрекция. Видимо, именно она и будила его по утрам. Офер понял, что Зигфрид проснется с минуты на минуту и просунул в себя палец, чтобы подготовить тело к сексу. Его анус сейчас казался слишком узким, и омеге пришлось себя размять. К счастью, это не приносило боли, нажимая на железу, он вызвал приток смазки и даже слегка возбудился. В этот момент проснулся Зигфрид и тут же инстинктивно начал тереться членом о его задницу. - Доброе утро, - иронично сказал Офер и повернулся к нему лицом. - Ты проспал вчера весь день. - Почти, - уточнил омега и взял в руку член мужа. - Когда ты сможешь… - начал Зигфрид, но омега закрыл его рот быстрым поцелуем и взобрался на него сверху. – Ты уверен, что это не причинит тебе вреда? - Я позаботился об этом, - заверил Офер и тут же был опрокинут на постель. Он послушно занял колено-локтевую позу, которую они чаще всего практиковали с утра. Зигфрид тут же толкнулся внутрь, омега чуть поморщился от боли, но она скоро прошла. Он научился быстро расслабляться в сексе, даже не особенно желанном. К тому же Офер чувствовал, что его телу, как ни странно, регулярный утренний секс тоже шел на пользу. Он позволял ему быть более уравновешенным в течение всего дня, и вчерашнее его отсутствие ощущалось как неясное беспокойство. У них с мужем был схожий темперамент, даже несмотря на разницу в возрасте. Зигфрид обильно кончил, вышел из тела супруга и поцеловал его в шею. Он всегда так делал по утрам, и Офер только сейчас понял, что этот жест – инстинкт, заставляющий альфу ставить метку на теле своего омеги. Просто у островитян поддаваться ему считалось слабостью. Это мнение и в королевстве сейчас входило в моду несмотря на то, что сам король регулярно ставил метки своему омеге. И Сирил никогда их не скрывал. - Твой лекарь перестарался, - заметил Зигфрид, вставая с постели. – Мне нравилось, каким ты был просторным накануне родов. Офер повернулся к нему и уставился с удивлением. - Разве альфам не нравятся узкие задницы? - Не скажу за всех альф, - отозвался Зигфрид, залезая в бадью с холодной водой, в которой он купался по утрам. – Но я за сорок лет своей жизни устал ломиться в запертые двери. А с моим членом это случалось постоянно. И я хочу, чтобы мой супруг всегда держал для меня дверь открытой. Потому что тот, кого каждый день трахаю я, не может быть узким, как девственник. - И тебе это нравится… физически? – краснея, спросил Офер. - У меня большой член, Фейри. И достаточно чувствительный. Возможно, кому-то необходимо совать свой мелкий причиндал в слишком узкую задницу, чтобы хоть что-то почувствовать. Я получаю удовольствие от других вещей. Например, оттого, что обладаю самым красивым омегой на свете. Который даже после родов все еще краснеет от разговоров о сексе. Зигфрид довольно рассмеялся, видя, что омега еще больше засмущался и закрыл глаза руками. Альфа вылез из воды, вытер тело и подошел к нему. Он убрал руки от его лица и заставил посмотреть на себя. - Я люблю тебя, Фейри. И хочу, чтобы наш брак был в радость нам обоим. Позавчера ты подарил мне сына, и он прекрасен. Его рождение обещает мир и процветание нашей семьи, в которой будут и другие дети. И твое тело будет еще не раз меняться. Я не застал начало твоей беременности, но даже в те дни, когда ты просто лежал в кровати, не зная куда деть свой живот, ты был для меня прекраснее любого юноши. Офер подался ему навстречу, и альфа его крепко обнял. - Вчера ты ушел с утра, не дождавшись моего пробуждения… - Я хотел дать тебе отдохнуть. - Ты ушел трахать своего походного бету? – тихо спросил омега. - Смею ли я надеяться, что твоя ревность говорит о любви? – хитро улыбнулся Зигфрид. Офер тоже улыбнулся и вместо ответа поцеловал мужа в губы. *** Почти сразу после рождения ребенка Зигфрид заговорил о необходимости срочного отъезда на острова. Аксель не лез в этот вопрос, просто чтобы не сорваться и не спровоцировать драку с новым родственником. Он видел, что после свадьбы Зигфрид принялся налаживать связи в столице, щедро раздавал обещания и отправил на острова несколько обозов для нужд своей будущей резиденции. На третий день после рождения Олли его отец был провозглашен герцогом Бланка и наместником Зеленых и Скалистых островов. Во время церемонии Нарвал просто сиял гордостью и множеством золотых украшений, которые он на себя нацепил. Рядом с ним стоял Офер, который был одет под стать мужу – в парчу и бархат, в его ушах были тяжелые серьги, висящие до плеч, на руках – золотые браслеты с крупными драгоценными камнями, а прическу украшала изящная диадема. Он выглядел так, что от него было невозможно отвести взгляд. Аксель и не отводил во время всей церемонии, потому что смотреть на то, как головорез, укравший у него Фейри, становится официальным представителем короля на островах, было невыносимо. Король постоянно откладывал отъезд молодой четы из столицы, и, когда об этом вновь пошла речь в трапезной, Офер обратился к отцу и сказал, что наместник островов должен жить на островах. И что такими темпами он и второго своего ребенка родит на континенте. Аксель видел, что Фейри на грани истерики, или делает такой вид, чтобы вынудить короля дать добро на отъезд. И Арсу пришлось уступить. Аксель с невыносимой тоской смотрел на сборы. Король отправлял с младшим сыном личную гвардию, единственной задачей которой была охрана принца и его детей. Также с ним ехали лекари, цирюльники, кормилицы и прочие слуги. Альфа не хотел думать, что Офер уедет, не попрощавшись с ним лично. Он приказал своему новому слуге Томасу исполнить ту же просьбу, которая и дала возможность калеке занять такую должность. Через пару дней он принес хозяину ответ Офера, написанный на небольшом листе бумаги, свернутом в свиток: «Дорогой брат, я отправляюсь за своим мужем в мою новую жизнь, и не хочу начинать ее с предательства». Эта короткая записка дала альфе понять, что Офер окончательно отрезал от себя ту часть жизни, что была у них одна на двоих. Это было очень больно, но Аксель не осуждал брата. В конце концов, альфа первым сделал шаг в сторону новой жизни, привел в семью нового омегу и настоял на женитьбе. Назад пути не было. Провожать семейство Нарвалов вышел весь двор. Омега обнялся с Сирилом, долго не мог оторваться от короля, сжимавшего его в объятиях, а братьям и сестре он лишь помахал рукой. Муж помог ему взобраться в седло, сам сел верхом и скомандовал в путь. Аксель смотрел на их отъезд, пока они не скрылись за обозами и всадниками, ехавшими за ними следом. Офер ни разу не обернулся. Аксель очнулся от прикосновения Мантуса к своему лицу. Альфа и не заметил, что у него льются слезы. Омега взял его за руку и повел за собой. Аксель подчинился. Они вышли в королевский сад, миновали омежью башню и дошли до места, где старая крепостная стена срасталась со скалой, на которой она выросла. Альфа увидел, что тут в тени стены садовники не сажали цветы, и все было диким и неухоженным. Он лег на молодую траву и уставился в небо. Мантус сел рядом с ним и никак не пытался обратить на себя внимание. Альфа был ему за это благодарен.