***
По лицу Динконата, что гордился своей службой при тронном зале, невозможно было понять, что вчера произошло что-либо важное*(8). Нолдо распахнул перед Государем двери в зал, и тогда Финрод обратился к нему. — Ныне я собираю совет: созови всех. Келегорма и Куруфина, других Лордов и командиров Нарготронда — и мой народ. Брату и Эдрахилю я скажу все сам. Ныне будут вершиться судьбы города и народа. — Фелагунд заметил, что слова его звучат так, словно всё произойдёт само собой, по воле судьбы. Голос судьбы и даже Рока ясно различался в произошедшем, но выбор был за ним, королём, и он сделал этот выбор. — Ныне я буду вершить судьбы города и народа, как и свою собственную. Финрод назвал время начала совета, и Динконат, оставив свой неизменный пост у дверей тронного зала, отправился исполнять распоряжение короля.***
Покои Ородрета были недалеко от тронного зала, и Фелагунд счёл лучшим вначале спуститься к роднику, где, как он знал, сейчас мог найти Эдрахиля, а к брату зайти, возвращаясь в тронный зал, чем идти к роднику вместе с Ородретом. Так что Финрод вначале встретился с Эдрахилем, который отошёл от строящейся чаши, чтобы принести ещё камней для выкладывания бортов. Едва увидев Фелагунда, то, насколько взволнованно, напряжённо, почти мрачно он сейчас держится, Эдрахиль сразу понял, что возведение фонтана пока стоит отложить. — Что случилось? — спросил нолдо у своего друга и короля. — Я собираю совет, Эдрахиль. Нет нужды рассказывать тебе много: знаю, что ты скоро поймёшь и поддержишь меня, — тихо говорил Финрод. — Ты сам помнишь Топи Сереха и помнишь, как я принёс обет Барахиру и его роду. Я ожидал, что однажды им понадобится помощь… Пришло время. — Я никогда не забывал о том дне и не забуду, чем обязан беорингам, — Эдрахиль говорил сейчас не обо всём роде Беора, а о тех, кого Барахир привёл на помощь Фелагунду… и ему самому, попавшему в окружение вместе со своим Государем. — Ты не мог не принести того обета. А теперь Берену нужна военная помощь? Это казалось самым логичным: Берен Барахирион, столько лет оборонявший свою землю вначале вместе с отцом и его дружиной, потом в одиночку, пришёл просить помощи своей захваченной родине. Видя выражение лица Финрода, Эдрахиль тоже помрачнел. — В такой войне неизбежны многие жертвы, и есть ещё нечто… словно сгущается тень. — Хотя Финрод ничего не сказал об этом, Эдрахиль как его близкий друг смутно ощутил и невысказанное. — У Берена иная нужда, и нам предстоит выступить не на битву за Дортонион. Но в остальном ты прав, — подтвердил Финрод и услышал в ответ. — Я буду с тобой.***
Динконат намеревался в первую очередь отыскать лорда Митрагонда, лорда Саэлглина, лорда Баэниона, лорда Гвиндора… лорда Гуилина, если он в городе. Гуилин и Гвиндор, отец и сын, редко бывали в городе одновременно: чаще то один, то другой объезжал границы*(9). Лорд Арохир, как знал Динконат, в город пока не вернулся*(4). И, конечно, Динконат искал Лорда Келегорма и Лорда Куруфина, которые имели в Нарготронде самое большое влияние, хотя и не принадлежали к народу Финрода*(10). Призывал всех Динконат, конечно, не по мере влияния, а в том порядке, в каком отыскивал.***
Лорд Куруфинвэ, в чёрном котте с алой звездой поверх такой же черной рубахи, стоял у окна. Феанарион всегда носил одежду и броню своих цветов, и даже его повседневная туника была украшена гербом. Лорд смотрел на осенний сад, и мысли его были печальны, а растения под окном лишь усиливали его настроение, со всей безысходностью сообщая, что лето ушло до следующего года. Каждый раз, когда Куруфинвэ смотрел на осень и её пейзажи, он ещё острее понимал, что это — не его дом. В этих калечных землях постоянно всё дохло, куда не ступишь — везде слякоть и грязь. Осень, конечно, красива, но нолдо слишком не любил грустить. Каждый раз, когда Куруфинвэ грустил, он вспоминал то, что было потеряно, и тогда эльф раз за разом думал, что же он сделал не так, вновь и вновь искал свою ошибку, которая привела его к той ситуации, что сложилась сейчас. И ответ на поиски был самой неприятной частью во всей этой цепочке рассуждений: он ничего не сделал неверно. Каждый его шаг был закономерной реакцией на происходящее. И этот поход, и Клятва, и отступление после поражения в Дагор Браголлах. Ни в один момент он не имел выбора, который в любом случае не вёл бы к злу и утратам. И теперь то, в чём они с братом по горло — самое меньшее зло из возможных. Но так же нельзя! Нельзя, чтобы несправедливость была законом мира! Ведь нельзя? Ответа не было. Куруфинвэ вздохнул, его злило собственное бессилие. Он не мог просто пойти и в одиночку заставить всех виновных заплатить, а значит, ему придётся ждать и терпеть. Да, пока они тут ждут, много ещё крови и слёз прольется на землю, как осенний дождь, и этому не воспрепятствовать. Несмотря на погружённость в свои невеселые раздумья, Куруфинвэ загодя услышал шаги и узнал идущего. Как умелый охотник и следопыт нолдо прекрасно умел узнавать знакомых по их походке, то есть такту, темпу и громкости шага. Сейчас походка была характерной: быстрая и одновременно неспешная, чёткая и одновременно мягкая, бодрая, но степенная. Так ходил только один эльф в Нарготронде — Динконат. Разумеется, Куруфинвэ Атаринкэ и его брат уже прекрасно знали о приходе Берена в Нарготронд, хотя и не строили особых теорий, зачем беоринг пришёл, почему сделал это чуть ли не тайно и долго о чём-то говорил с Фелагундом. Говорил и говорил, сами разберутся, не маленькие. Вряд ли у барахириона, пусть и героя, и короля без королевства, будет просьба, с которой Финдарато не сможет разобраться. Однако, несмотря на то, что Куруфинвэ давно насмотрелся на людей, ему было любопытно увидеть того, за кого в Ангамандо назначили награду не меньше, чем за Короля Нолдор. Тем более, если этот кто-то — из Смертных.*(8) Но раз теперь Динконат ищет Лорда Первого Дома, значит, случилось что-то важное: Фелагунд не пошлёт за ним с братом без нужды. И что-то подсказывало принцу, что дело было всё в том же Берене. — Лорд Куруфин, Лорд Кэлегорм, — последние слова звучали чуть неуверенно, взгляд Динконата отыскивал Тьелкормо, который часто бывал рядом с братом. Впрочем, «часто» — не значит «всегда». — Государь Фелагунд созывает на совет всех Лордов и командиров Нарготронда, а также весь свой народ. Динконат передал слова Фелагунда о том, что сегодня Король будет вершить судьбу народа и города, после чего степенно поклонился Лорду Куруфину и выжидающе выпрямился. Динконат казался спокойным, но Куруфинвэ видел, что посланник Финрода спешит уйти. В самом деле, нолдо ещё не успел отыскать Гвиндора, Гуилина, Баэниона и часть командиров Нарготронда, а время совета близилось. — Спасибо, Динконат, я приду. Туркафинвэ ты найдёшь в мастерской, — кивнул Куруфинвэ. Динконат покинул покои фэанариона, и почти сразу после него из башни вышел и сам Куруфинвэ. Лорд был рад тому, что появились внезапные дела.***
Тьелкормо в это утро находился в своей мастерской и делал венец из серебра. Поверх рабочей одежды на нолдо был толстый кожаный фартук, а лицо эльфа было немного испачкано копотью, хотя это ничуть не влияло на его красоту. Работу нолдо прервал вошедший в мастерскую Динконат. — Лорд Кэлегорм, — обратился посланец Финдарато. — Государь Фелагунд созывает на совет всех Лордов Нарготронда, командиров и народ. — Спасибо, Динконат, я буду на нём, — только и ответил Лорд. Тьелкормо был удивлён этой новости и огорчился, что его отрывают от работы, но эльф знал, что его не позовут по пустякам. При том Тьелкормо слышал, что в Нарготронд вчера вечером пришёл Берен, и подозревал, что внезапный совет, на который созывали всех, как-то должен быть с этим связан. Динконат вышел, а фэанарион принялся приводить себя в порядок. — Интересно, что такого важного происходит, что меня вместе с братом зовут на совет? — спросил сам себя вслух Принц, смывая сажу с лица. По пути на совет Тьелкормо заглянул в свои покои, быстро переоделся в парадное платье, надев чёрный котт с красной восьмилучевой звездой и пояс с мечом, выкованным много столетий назад самим Фэанаро. Принц взял с собой меч, так как шёл на военный совет и хотел выглядеть сообразно обстановке: так как они с братом в Нарготронде в основном занимали места старших военачальников, меч был символом того, за что отвечают Тьелкормо и его эльфы. Когда Лорд вошел в свои покои, дремавший на полу Хуан грелся последними в этом году лучами солнца; разумный пёс чувствовал, что скоро осень, и спешил насладиться хотя бы тем, чем мог. Хуан посмотрел на хозяина полусонным взглядом, отряхнулся, встал и гулко гавкнул, спрашивая: «Куда мы идем?». — Меня позвали на совет к Финдарато, но подробностей я не знаю, так что — пошли.***
Поклонившись Лорду Келегорму и передав ему, что Совет касается судеб города и народа, но его сути Король пока не объявил, Динконат отправился за Гвиндором. Последний, как и Эдрахиль, помимо прочего, всегда мог сказать, кто из командиров сейчас в дозоре. Посланник Финрода спросил Гвиндора и о том, стоит ли искать Лорда Гуилина в стенах Нарготронда. Оставалось найти немногих…***
Приведя себя в порядок и переодевшись, Куруфинвэ направился в зал совета: сперва через сад, потом по резной лестнице поднялся под толщу сводов пещер, миновал вместительную площадь, и длинным тоннелем, украшенным статуями, вышел к переходу, ведущему к залам, составлявшим дворцовую часть Нарготронда. Весь город гудел, как растревоженный улей, и Куруфинвэ двигался в потоке эльфов. Большинство из них оживлённо общались между собой, и все были в весёлом предвкушении, тоже понимая, что приход Берена и внезапный призыв Короля должны быть связаны меж собою. Многие нарготрондцы ожидали, что их созывают, чтобы объявить праздник, воздать почести герою, и тогда в королевство придёт долгожданная радость, которой не знали с Дагор Браголлах. Живущие в Нарготронде феаноринги тоже были воодушевлены, но шли они, держась друг друга, а, завидев Лорда Куруфинвэ, стали собираться вокруг него. Благо чёрный и алый были отлично видны в окружении менее ярких и более умеренных цветов одежд нарготрондцев. Сам фэанарион тоже собирал своих эльфов. Просто потому что. Так что к залу совета Первый Дом пришел словно живой черно-алой волной: конечно, феаноринги не всегда носили одежды цвета своих гербов, но на совет иначе одетыми явиться не могли.***
Когда Нимрос вошёл в обширный зал, который можно было назвать и площадью, он увидел Лорда Куруфина, за которым шли многие из его народа. И нолдо, вспомнив о своем желании поговорить с фэанарионом, решил, что сейчас самое время: до начала совета еще долго, и пока все будут собираться, чем скучать от безделья, Куруфин наверняка предпочтёт поговорить. И Нимрос стал пробираться сквозь толпу. Через какое-то время Лорд феанорингов зачем-то обернулся, пробежал взглядом по лицам эльфов, собравшихся за ним, и случайно заметил, что к ниму упорно протискивается Нимрос. Сначала Искусный Финвэ подумал, что у Нимроса есть для него что-то важное, но, взглянув пристально в лицо оруженосца, фэанарион понял, что тот, скорее хочет узнать что-то сам. Скорее всего, арафинвинг хотел поговорить о ювелирном деле, и это, в целом, было неплохим способом убить время. Но Нимрос заговорил о другом. — Лорд Куруфин, не знаешь ли ты, что произошло? — оруженосец Финрода был сильно встревожен. — Я хотел найти тебя и посоветоваться о том, что делать с брошью, когда услышал призыв на совет. Не началась ли новая война? Куруфинвэ слегка поморщился, когда к нему обратились на синдарине; его вообще раздражал этот язык, который уже пускал корни и в головы древних, рождённых и воспитанных ещё в Валиноре эльфов. Порой принц думал, что квэнья скоро забудется и спешил отсрочить этот момент всеми силами. Потому и ответил он на квэнья.*(11) — Вроде нет, но кто знает, что принёс нам этот беоринг, — Атаринкэ хмыкнул. — Мне бы уже сообщили, если бы Берен принёс плохие вести; но на вести о чем-то дивном тоже не похоже… У нас мало сил, и если мы только не станем партизанами, как Берен, то нас не хватит для новой войны. Но зачем гадать? Мы сами всё скоро увидим. — Берен Барахирион в Нарготронде? Похоже, я слишком увлёкся браслетом, если упустил, когда он пришёл, — произнёс Нимрос. — Тогда война весьма вероятна: герой Дортониона мог прийти за военной помощью. — Нимрос не догадывался, что почти повторил слова Эдрахиля. Куруфинвэ и Нимрос уже подходили к залу совета, двери которого сейчас были распахнуты. Под высокими сводами стоял гул, хотя собравшиеся обменивались тихими репликами — звук усиливали заключённые в стенах сосуды. Эльдар из советников или старших командиров уже стояли возле кресел своих Лордов, остальные квэнди заполняли зал, оставляя посередине проход к трону; этот проход был выложен плиткой другого цвета и окаймлён ручьями, которые возле трона вливались в фонтан. Обширный подземный зал был хорошо озарён «лампами Фэанаро» — одним из его изобретений, перенятых мастерами нолдор.*(12) Пока только два кресла возле трона Фелагунда были заняты — двое младших лордов уже ждали своего короля. Первым был широкоплечий Митрагонд, глава оружейников Нарготронда (хотя его влияние сильно уменьшилось после прихода Лорда Куруфина). Сейчас он прислушивался к голосам, порой кивая своим мыслям так, что его недлинные волосы, заплетенные в косичку, взмахивали вверх-вниз. Вторым был Саэлглин, который спокойно и терпеливо ожидал, когда придёт Король; его вдумчивые суждения многим помогали в неожиданностях — и во Льдах, и в первые годы в Белерианде, и в схватках, и при первых встречах Третьего Дома с синдар, а позже с гномами.***
Фэанарион, в сопровождении своего народа, и Нимрос подошли к залу. — Извини, Нимрос, но мне пора, — громко и чётко сказал Лорд Куруфинвэ, чтобы заглушить гомон толпы. — Конечно, — ответил Нимрос, сделав шаг назад и пропуская мимо себя воинов Первого Дома, занимавших свои места. После чего арафинвинг тоже прошёл в зал: он должен был встать вблизи от трона Фелагунда как оруженосец Короля. Возможно, сейчас ему предстояло в самом деле вновь стать оруженосцем. Улыбнувшись Нимросу на прощание, Куруфинвэ двинулся к пустому креслу, которое предназначалось для него. Нарготрондцы уважительно расступались, пропуская сына Фэанора и его народ: эльфы Первого Дома сделали так много для обороны Нарготронда и так усилили его войско, что многие уже не представляли себе, как город мог бы обойтись без Лордов Келегорма и Куруфина. Проходя мимо лордов Нарготронда, фэанарион величественно обвёл их взглядом и вновь подумал: «Это серьёзно, если все здесь». А вскоре он заметил брата, уверенным шагом направляющегося к своему креслу рядом, и на душе сразу потеплело.***
Тем временем прибывающие в зал эльфы говорили между собой, обсуждая причину, по которой их всех собрали. При виде нолдор Первого Дома, многие из которых пришли вооружёнными, эльфы Нарготронда всё чаще повторяли слово «война». Однако не все пришедшие и сейчас ждали от совета худшего: Баэнион, что занимался полями и садами Нарготронда со времени его основания, своим высоким и мелодичным голосом спорил с подобными заявлениями. И многие, находившиеся рядом с Баэнионом, одобрительно поддерживали его: в самом деле, причины, по которым был созван Совет, могли быть разными. Баэнион обменялся улыбками с Гэллвэгом, рядом с которым держались его сыновья, Гилдин и Гилдор*(6), полные нетерпения и любопытства. Гэллвэг был близким родичем Короля Фелагунда, сыном сестры Эарвэн и одного из каменщиков Дома Финвэ, так что он был в родстве и с самим Финвэ. «Гэллвэг» было прозванием, данным эльфу за весёлый нрав, но почти все звали его именно так, а не отцовским именем, Ингалаурэ (Инглор на синдарине), которое совпадало с материнским именем Арафинвэ. В зал продолжали подтягиваться оставшиеся эльфы. Гвиндор, на миг замерев у распахнутых дверей, окинул собравшихся острым взглядом и вновь ускорил шаг; рядом с ним шагал Аэглин, один из лучших военачальников Нарготронда.***
Своего брата Тьелкормо увидел сразу. Охотник*(13) погладил Хуана по холке и направился к Куруфинвэ. Когда оба фэанариона сидели в своих креслах и негромко переговаривались, пёс устроился между братьев и лёг, положив голову на лапы. — А где же король? — негромко поинтересовался Туркафинвэ, отрываясь от рассматривания толпы и повернув голову к Атаринкэ. — Брат, ты не знаешь, о чём будет совет и почему Финдарато опаздывает? — Лицо Тьелкормо было, как обычно, спокойным, и почти не выражало никаких эмоций. — Нет, — отозвался младший. — Мне неизвестна причина, как и тебе, брат. Но я не думаю, что это из-за войны или чего-то подобного, ибо тогда Фелагунд был бы уже здесь. Но не успел Куруфинвэ договорить, как гул голосов усилился, а затем стал стихать — в зал вошел Король Нарготронда. — А вот и он, — констатировал Тьелкормо вслух. Следом за Финдарато шли Артаресто и Эдрахиль.***
Гвиндор, вполголоса поприветствовав Лорда Келегорма, сел слева от него. По правую руку от Гвиндора должен был бы сидеть его отец, но так как совет был собран неожиданно, Гуилин не успел вернуться с границы. Эдрахиль, сжав руку Финрода, тоже направился к своему месту; наконец и Принц Ородрет занял своё кресло, справа от кресла Лорда Куруфина. Кроме Гуилина и Арохира*(4), что, как считали, ныне был в Фаласе или Хитлуме, теперь собрались все лорды и большинство военачальников Нарготронда. Финрод с тяжёлым сердцем оглядел заполненный народом тронный зал прежде, чем начать совет — которому, как ожидал нолдо, предстояло стать для него и для города последним. Если только кого-то из собравшихся не посетит озарение, и никто не увидит иного выхода… которого не видел сам Фелагунд. Ведь это был совет, а не сбор войска. — Сегодня решающий день, — заговорил Король. — И я собрал в этом зале вас всех, ибо всех коснётся то, о чём я поведу речь. Финрод думал о том, что это напрямую коснётся Келегорма и Куруфина и их народа, так как речь пойдёт о Сильмарилле; лордов, военачальников и воинов Нарготронда, так как речь пойдёт об их жизнях, о походе на Ангбанд, в котором многие погибнут; и даже тех, кто на войну выйти не может — их судьбы тоже изменятся. Взгляд Финрода упал на сыновей его родича Гэллвэга, глаза которых сияли. Они стали свидетелями важных, решающих событий, которые, быть может, войдут в легенды; младший, Гилдор*(6), был совсем ещё мальчишкой. Детей на совет, конечно, не призывали — но как же он мог не прийти? — В последний раз я собирал столь многих, — продолжал Фелагунд, — когда выходил на Битву Внезапного Пламени. Которая завершилась бы для меня гибелью или пленом, как завершилась она для многих других, если бы не помощь Барахира Брэгориона. Если бы он со своим сыном Береном и своей дружиной не подоспел мне на помощь в Топях Серех, и защищая своими копьями, не вынес меня, раненого, из окружения, я был бы обречён. Стоящий в углу близ входа мечник Фэргенол опустил глаза, вновь сжигаемый стыдом: если бы не дружина Барахира, его Государь был бы обречён на гибель или плен. Фэргенол винил себя в том, что это чуть было не произошло. В тот день, в пылу схватки, гнев мечника на врагов разгорался всё сильнее, и эльф позабыл обо всём, кроме орков, которые падали под его мечом. Нолдо видел, как рядом с ним сражаются его товарищи, но, как считал, упустил тот момент, когда орки начали оттеснять Финрода, и к королю ещё можно было пробиться. На самом деле от одного мечника, даже самого искусного, не могло зависеть, окружат короля или нет — Фэргенол мог бы лишь попасть в окружение вместе с Финродом. Но воин не видел этого и не говорил о Дагор Браголлах ни с кем, кто мог бы убедить нолдо, что он напрасно казнит себя. Справа от Фэргенола, касаясь плечом плеча друга, стоял гонец Торондир — как обычно, не поднимая низко опущенного капюшона. В Дагор Браголлах Торондир, который вёз письмо Ангроду и Аэгнору от короля, а вместо этого привёз Финроду весть об их гибели, едва вырвался из полыхающего соснового леса — с обожжённым лицом, безволосым, безбровым, чудом не ослепшим. Пламя, жертвой которого едва не стал гонец, не было обыкновенным, как огонь костра или лесного пожара. Исцелялся эльф долго, грубые рубцы сходили годами, и годами Торондир прятал лицо… Но сейчас на обоих друзей, стоявших в тени, и так никто не смотрел: все смотрели на короля Фелагунда, времена переводя взгляды на его родичей и на лордов. То, с чего начал Финрод, в Нарготронде знали пусть не все, но многие — однако многие предпочитали не вспоминать и не думать, как предпочитали отводить глаза от обожжённого лица Торондира, вынуждая его стыдиться чужих взглядов. И потому нуждались в напоминании. Об обете же Фелагунда, напротив, знал мало кто…*(14) Примечания: *(1) «Законы и обычаи эльдар»: «У нолдор, как можно увидеть, хлеб пекут по большей части женщины, и приготовление лембас по древнему закону сохранено за ними. Однако приготовление другой пищи есть везде обязанность и утеха мужчин». *(2) Румиль — прославленный мудрец нолдор, изобретатель письменности, языковед и историк. автор «Аинулиндалэ» и основной автор «Анналов Амана» (позднее дополненных Пенголодом). В " Поздних «Анналах Валинора» (более раннем варианте «Анналов Амана») текст Румиля обрывается на возвращении Арафинвэ в Аман, поэтому считают, что Румиль вернулся вместе с ним. Однако в «Ламмас» цитируют отрывок из другого сочинения Румиля: «О языке гномов нам известно немногое, кроме того, что его происхождение так же темно, как и происхождение самой расы гномов; их языки не родственны другим языкам, но совершенно чужды, они резкие и замысловатые, и мало кто пытался их учить». Румиль успел познакомиться с гномами, слышал их язык или общался с теми, кто может его описать и пытался изучать. Своё сочинение он написал, когда о гномах ещё знали мало — не было известно, что их создал Аулэ, никто из нолдор ещё не успел выучить язык гномов, но немногие лишь пытались его изучать, не было известно, что это один язык, кхуздул, а не разные наречия. Сведения о гномах, которые мог бы получить учёный-языковед, прибывший в Средиземье на Войну Гнева, были бы более полными. Таким образом, Румиль не вернулся в Тирион, а пришёл в Эндорэ и жил в Белерианде самое меньшее до Долгого Мира (Карантир первым из нолдор встретил гномов в 150 г. П.Э.). «Анналы Амана» дополнялись Пенголодом из Гондолина, который дожил до Войны Гнева (значит, мог получить сведения и от вернувшихся в Аман), но автор «Анналов Амана» знал о событиях Исхода то, чего не могли знать ни вернувшиеся с Арафинвэ, ни шедшие с Турукано, ни поздние летописцы. О том, что Феанаро изначально не хотел идти в Альквалондэ, и почему пришёл туда позже; о диалоге Феанаро с тэлери, его ожидании у стен города, начале схватки и том, что до подхода воинства Финдекано тэлери трижды отбрасывали нолдор Дома Феанаро от кораблей; о том, что обсуждалось на совете, который держал Феанаро со своими сыновьями; о ветре, поднявшемся словно по зову Феанаро, и о том, что Феанаро пересёк Великое Море без потерь… Такие сведения можно было получить только от нолдо Дома Феанаро. И это, видимо, то, что написал сам Румиль. Но при этом в «Анналы Амана» не попали никакие сведения о Форменосе и событиях в нём, кроме тех, что приносили Валар вестники из Форменоса. В «Сильмариллионе» упомянуто, что, когда нолдор выступили в Исход, большая часть народа Тириона не пожелали отказаться от правления Нолофинвэ — то есть меньшая часть тирионцев признала Феанаро Королём и далее следовала за ним. Таким образом, по-видимому, Румиль был из таких нолдор Тириона, присоединившихся к Первому Дому и ушедших в Исход вместе с ним. *(3) «Законы и обычаи эльдар». «Но любой из нолдор (и в этом они, возможно, отличались от других эльдар) был вправе избрать себе имя и сам. Так, первый обряд, объявление отцовского имени, именовался Эссэкармэ — Имясотворение. Позже проводился другой обряд, именуемый Эссэкильмэ — Имяизбрание. Срок его проведения не был определен, но он происходил не раньше, чем ребенок обретал способность к тому, что нолдор называли ламатьявэ, то есть — наслаждение звучанием и формой слов. Дети нолдор быстрее всех прочих эльдар овладевали речью; но даже среди них немногие ранее семи лет постигали свою ламатьявэ, то есть достигали совершенства во владении родным языком и его строением — так, чтобы уметь выразить свое тьявэ средствами этого языка. Потому обряд Эссэкильмэ, целью которого было выразить эту личную особенность, обычно совершался на десятом году жизни». *(4) О судьбе Бэрдира и Арохира смотрите рассказ «Птичка в клетке», выложенный с аккаунта Noremeldo Arandur (в данной работе он гамма). *(5) «Осанвэ-кента»: «Близость может быть следствием родства, ибо связанные им хроа подобны друг другу, как и образ мыслей и заботы живущих в этих телах фэар; родству же обычно сопутствуют любовь и приязнь. Близость также может происходить и просто от любви или дружбы, каковые суть подобие или же влечение фэа к фэа». «Однако можно заметить, что близкие быстрее понимают «ламбэ», на котором они общаются, и не все, что они хотели бы сказать, вложено в слова…» *(6) Подробнее об этом написано в рассказе «Я шел к тебе, Государь», выложенном с аккаунта Noremeldo Arandur (в данной работе он гамма). А Гилдор — это тот самый Гилдор Инглорион, которого спустя тысячелетия встретит Фродо. *(7) «Лэ о Лэйтиан»: «…И Бреголаса сыновей Отравленною раной мгла Настигла — Белегунд погиб, И Барагунда смерть взяла, И спит в земле уже давно, Кто был за подвиги воспет Во всех преданиях людей, Во всех балладах древних лет — То Берен, Барахира сын. Их имена не скроет тень, Ведь это именно они Средь топей Серех в давний день Вкруг лорда Финрода стеной Стояли в тростниках сырых В день поражения его…» *(8) «Сильмариллион»: «Он боялся не смерти, а плена, но благодаря безрассудной своей отваге избежал и гибели, и оков, и слухи о его отчаянных подвигах одиночки разошлись по всему Белерианду, дойдя даже до Дориата. Наконец, Моргот назначил за его голову награду не меньшую, чем за голову Фингона, верховного короля нолдор; но орки скорее бежали без памяти, заслышав о его приближении, нежели пытались схватить его.» *(9) «Сильмариллион»: " — Кто ты? — спросил Турин. — Бродячий эльф, беглый раб, которого встретил и утешил Белег, — отвечал Гвиндор. — Некогда же был я Гвиндором, сыном Гуилина, лордом Нарготронда, пока не ушел на Нирнаэт Арноэдиад и не стал рабом в Ангбанде.» *(10) «Сильмариллион»: «Ныне в чертогах моих живут Келегорм и Куруфин, и хотя здесь король — я, сын Финарфина, в моих владениях они обрели большую силу, к тому же с ними много их сородичей.» *(11) «Серые анналы»: «Но вскоре случилось так, что Изгнанники переняли язык Белерианда, как разговорный, а их древний язык сохранился только как высокая речь и язык знаний, особенно в домах Владык Нолдор и среди мудрых. Эта перемена языка произошла по многим причинам. Во-первых, нолдор было гораздо меньше, чем синдар и, за исключением Дориата, народы эти скоро смешались. Во-вторых, нолдор учили синдарин с гораздо большей легкостью, нежели синдар изучали древнюю речь; кроме того, когда стало известно о Братоубийстве, Тингол более не разговаривал с теми, кто использовал язык убийц в Альквалондэ и запретил своим подданным это делать». Запрет Тингола недаром указан здесь последним — он имел значение скорее в Дориате, чем за его пределами. Уже в 20 г. П.Э. (за сорок семь лет до этого запрета) на Празднике Воссоединения, как сказано в «Серых анналах», «многие нолдор говорили на языке синдар, ибо, в то время как нолдор с легкостью учили язык этой земли, синдар медленно овладевали овладевали речью Амана». С другой стороны, согласно «Серым анналам», во всех землях, кроме Дориата, синдарин был обогащён словами и конструкциями из квэнья (т.е., не только нолдор, но и многие синдар не соблюдали запрета Тингола). *(12) В примечаниях к «Путешествию Туора в Гондолин» говорится, что лампы Феанора — это «кристаллы, оплетенные сетью тончайших цепочек, вечно светившиеся собственным голубым сиянием»; сказано, что тайна этих светильников была неизвестна даже самим нолдор. Один из таких светильников был у Гвиндора, когда он бежал из плена и встретился с Белегом в лесу Таур-ну-Фуин. *(13) Одно из прозваний Тьелкоромо — Охотник. *(14) «Правдивы были речи те. Когда король собрал совет, Чтоб всё народу рассказать, Упомянув про свой обет, Про то, как смертного копьё От горькой смерти их спасло Давно на севере, в полях, Где много ратей полегло…» «Лэ о Лэйтиан».