***
Куруфинвэ, как и большинство присутствующих, огляделся, ища глазами Берена; как и большинство, Лорд был удивлён отсутствием атана на совете. Про себя нолдо вспоминал свои битвы и засады, в которых мог оказаться в той же ситуации, что и Финдарато, и в конце концов был вынужден признать, что такое могло случиться с каждым. Правда, Куруфинвэ считал, что клясться понапрасну не стоило, но… он не знал точно всех обстоятельств, да и вообще это было уже не его делом. Конечно же, до Куруфинвэ доходили слухи о том, что кто-то (и чаще упоминался именно Берен) уже годы отважно сражается с врагами в Дортонионе, не давая тварям житья. И также Куруфинвэ знал, что, кто бы ни сражался вместе с Береном, похоже, что барахирион действительно здорово достал Темных, раз Север обещал за него такую же награду, как и за Нолдорана. Но даже великий герой не может победить армию в одиночку и теперь, верно, Берен пришёл просить Артафиндэ освободить Дортонион, чтобы усилия атана были не напрасны. Куруфинвэ тяжело вздохнул, думая про себя: «Если бы мы могли отбить эти земли, а после удержать, они были бы уже наши… Как и любые другие земли что сейчас под Тенью». Сидящий рядом с младшим братом Тьелкормо, слегка прищурившись, с лёгким удивлением смотрел на короля. Значит, всё-таки война. Но они не готовы к полноценной войне, а краткая вылазка сейчас расстроит их планы и отбросит победу над врагом на много десятков лет*(5). Чего тогда хочет Фелагунд? Ожидавший продолжения речи брата Ородрет был бледен. Он, в отличие от других собравшихся (даже от Эдрахиля), знал, что исполнение обета, скорее всего, приведёт Финдрода к гибели*(6). Знал Ородрет и о том, с какой нуждой пришёл Барахирион и что намеревался предпринять Финрод для помощи ему, хотя и вкратце. Впрочем… даже если бы Берен пришёл просить помощи в своей мести, исполнение обета могло бы завершиться для Финрода тем же. Если только они оба не заблуждаются в понимании пророчества — ведь оно могло относиться и не к этому обету… Гвэтрон, стоявший в передних рядах, среди Верных Финрода, услышав слова своего Лорда, едва не кивнул понимающе. Для короля наступил день исполнять обет, данный роду Барахира, а для Гвэтрона пришло время выполнять тот обет, что он принёс Финроду давным-давно. И что бы ни произошло дальше, для нолдо было ясно главное: он последует за своим Лордом, какая бы помощь ни понадобилась Берену. Гвэтрон был уверен, что и стоявшие рядом друзья и товарищи думали так же. По лицу Баэниона скользнуло сожаление — опять война; но лорд-садовод взял себя в руки и вновь улыбался. Когда Нарготронд одержит победу, он, Баэнион, вновь вернётся к полям и садам, в заботу о которых вложил так много. А возможно, его ждёт новая задача: очистить омрачённый лес Дортониона*(7), что был так прекрасен прежде. Те стройные сосны погибли, а новые деревья, выросшие после Пламени, по тому, что слышал о них Баэнион, возможно, и исцелить не удастся — только вырубить и посадить новые. Тогда где-то вновь поднимутся леса, а где-то их сменят плодовые сады. Или былой лес обратится в пахотные земли и пастбища: смотря по нуждам народа Беора… Трудная задача, на много лет, требующая много сил, зато и радости будет много, когда осквернённые земли вновь станут чисты и прекрасны. Если, конечно, речь действительно о Дортонионе, и если Берен открыл королю Нарготронда некую тайну, которая позволит вернуть им земли теми силами, что есть. Собравшиеся в зале военачальники и простые воины почти не сомневались, о чём пойдёт речь, и думали уже о том, каким путём сможет их войско прийти в Дортонион, об оружии и союзниках. Кто-то полагал, что сил эльфов для победы более, чем достаточно, кто-то — что сил мало, и они пока не готовы. Многие жители Нарготронда, подобно Баэниону, внимая своему королю, думали не столько о битве, и тем более не о том, каких жертв она будет стоить, сколько о будущей победе и о том, что принесёт та победа, и что они будут делать после неё. Так или иначе, народ Нарготронда внутренне был готов выступить в бой за возвращение былых земель Третьего Дома по слову своего короля. Но были и немногие, как лорд Саэлглин, которые не делали выводов и не строили догадок, желая вначале узнать, что же им собирается сказать Фелагунд. А Финдарато уже переходил ко главному: — Десять лет сражался Берен против слуг Моргота, захвативших Дортонион. Сначала в отряде своего отца, а последние четыре года один; и враги, под предводительством Саурона, преследовали Берена, но судьба хранила героя. Доблесть провела его опаснейшим путём через север Нан Дунгортэб, где Берен бился и с чудовищами, но одна доблесть не позволила бы пройти Смертному сквозь Завесу Мэлиан в Дориат. Я вижу судьбу в том, что Берен прошёл сквозь неё, не замеченный ни стражами, ни самой Мэлиан, и встретил в Дориате принцессу Лутиэн. И се! дочь Мэлиан и герой эдайн полюбили друг друга… — По мнению Финрода, это было чем-то немыслимым, и ему казалось, что весь зал изумлённо вздохнул. На самом деле это было не так, и большинство лишь молчали, ожидая продолжения. — Представ перед Элу Тинголом, Берен просил руки Лутиэн, но король Дориата поставил условие: он согласится на брак, только если Берен принесёт ему свадебный выкуп. Выкупом же Тингол назначил вырванный из рук Моргота Сильмарилль. Услышав этот злой ответ, Берен не отступился от любимой, но поклялся Тинголу, что добудет Камень. Это и есть та нужда, в которой я должен помочь Берену; и я не откажусь от своего долга. В зале стояла оглушительная тишина, и Финрод продолжил, сказав перед всеми то же, что прежде говорил барахириону. — Единственный путь, какой я вижу, чтобы помочь Берену, заключается в том, что мы выступим в поход на Север, достигнем Ангбанда, а после отвлечём на себя внимание войск Моргота. Так мы сможем дать Берену шанс встретиться с самим Морготом, и если судьба берегла адана для этого, то он сможет забрать Камень, или, возможно, Орёл поможет ему в том, — голос Финрода звучал твёрдо, но в лице внимательный взгляд уловил бы настрой, вовсе непривычный для Фелагунда: эльф чувствовал себя почти обречённым. Другого выхода, как исполнить обет, Финрод не видел, а этот… хуже всего, что он неизбежно пробудит Клятву Феанора, а Келегорм и Куруфин… не могут не следовать своей Клятве, как и Финрод с Береном не могут не следовать своим обетам…***
Когда речь зашла о Камнях Феанаро и войне, Куруфинвэ внутренне напрягся, но продолжил внимательно слушать, внешне сохраняя невозмутимость. Мощным усилием воли Лорд заставлял себя оставаться неподвижным и терпеливым, несмотря на жгучее желание поинтересоваться у Финдарато, не сошёл ли тот с ума, если собрался силами одного города победить того, кого не могут одолеть все нолдор и большая часть людей Среднеземья, а потом походя забрать у него то, что он бережёт больше всего прочего. Первый Дом желал этого более, чем кто-либо другой, но это было невозможно, не исполнимо прямо сейчас. Как Фелагунд этого не видит? Ведь он же знает о готовящемся против Врага союзе. Куруфинвэ оглядел всех вокруг. По выражению полного изумления и ошеломления на лицах лордов, было видно, что он не один озадачен столь неожиданным поворотом событий. «Своим-то Финдарато все рассказал», — мелькнула мысль в голове Атаринкэ, когда он увидел Эдрахиля и Артаресто, которые явно не были ошарашены, как все прочие. «Почему же Финдарато с нами не поговорил заранее, если речь идет о Сильмариллах?», — негодовал Куруфинвэ и кинул быстрый взгляд на брата, ожидая его реакции. А Тьелкормо, услышав, что речь идёт о Сильмариллах, Камнях Феанаро, тех самых, из-за которых погиб его отец Фэанаро и праотец Финвэ, встрепенулся. Охотник встал и выпрямившись во весь рост, заговорил: — Финдарато, на что ты надеешься? Пройти незамеченным сквозь все земли Врага и подойти к стенам Ангамандо, после чего силами Нарготронда взять осадой самую мощную и хорошо охраняемую твердыню в Нолдолондэ и забрать Сильмариллы из Железного Венца Моринготто, а после, будто ничего и не было, уйти? — Тьелкормо осмотрел зал и увидев, что его речь произвела должное впечатление, продолжил. — Ты хочешь совершить невозможное. Но хуже того — ты хочешь помочь завладеть Сильмариллами не роду Фэанаро, а кому-то другому! Или ты забыл, что за Клятву дали я, мой отец и шесть моих братьев?! Ну что же, я тебе напомню, — с этими словами Тьелкормо резко обнажил свой меч и, подняв его над головой остриём вверх, грозно и с жаром повторил ту Клятву, которую дал перед Исходом из Амана, которую говорил перед отцом в час его смерти.— Будь друг он, враг иль вражья тварь, Что Моринготто сотворил, Эльф или смертный человек — Любой, живущий на земле — Ни боги, ни любовь, ни Тьма, Ни чары, равно ни закон От Фэанаро сыновей Не защитят его, коль он Посмеет взять иль утаить Их Сильмарили, камня три! Они лишь нам принадлежат, Огонь хранящие внутри! *(8)
В воцарившейся тишене голос Тьелкормо слышали все, и все молчали, пораженные и напуганные, а фэанарион продолжал: — И ты, Артафиндэ, знаешь, что Клятва обязывает меня и моих братьев сделать с теми, кто посмеет укрыть или помочь укрыть от нас Сильмариллы? Фэлагунд, ты уверен в своих речах, и в том, что готов пробудить Клятву Фэанаро?! Я и мои братья будут преследовать любого, кто посмеет захватить Сильмариллы для себя, а не для нас. Ты, Фелагунд, хочешь войны с Врагом, но коль ты решишься помочь Берену, то начнёшь войну со всеми фэанорингами. Мы сметём с лица Арды этот город, если он пойдёт за Береном, мы убьём всех, кто дерзнёт укрыть от нас Камни, что по праву наши. Весь этот город будет разрушен до основания, и все навеки запомнят гнев сыновей Фэанаро и судьбу тех, кто пробудил его. — Нолдо опустил меч, но не убрал его в ножны, а пристальный, пылающий праведным гневом взгляд Лорда был направлен прямо в глаза владыки Нарготронда. Тьелкормо ожидал ответа, что решит судьбу города и всех его обитателей. Рядом с братом молча встал Куруфинвэ.***
Народ Нарготронда заворожённо слушал. Лорд Келегорм смотрел так непреклонно, таким огнём горели его глаза, и он говорил с такой силой, разбивая вздебезги все мечтания о скорой победе… что там, вообще о победе! Ведь, в самом деле, речь шла не о походе на Дортонион, где именно в это время могло не оказаться сильных врагов, а в союзниках были бы сыновья Феанора, беоринги, которых вновь соберёт Берен, и другие союзники, каких ещё удастся найти. Речь шла о походе на Ангбанд, против всего войска Моргота, и… о пробуждении Клятвы Феанора. Многим сейчас вспоминалась та, самая долгая из ночей, когда Клятва прозвучала впервые…*(9) Финрод видел, что его народ в замешательстве, но королю нечем было обнадёжить свой народ: Финрод знал, что после него не останется владений, какими мог бы править его сын*(6). И значит, тем из нарготрондцев, кто вернётся живым с этой войны, придётся поселиться в другом месте. Об этом тоже стоило сказать… Но сейчас стоило ответить Келегорму. — Взять осадой Ангбанд я не рассчитывал: только отвлечь его войска на себя. И я знаю, что сейчас пробуждаю вашу Клятву. Что уже пробудил… — тяжело произнёс Финрод и обвёл взглядом своих лордов, командиров, зал. — Прости, но я не вижу другого пути. Горожане по прежнему молчали, пытаясь осмыслить всё, только что услышанное ими, когда король Третьего Дома уточнил их роль в грядущих событиях: отвлечь на себя силы Ангамандо, то есть… погибнуть всем, чтобы Берен… как сказал король, получил шанс? Финдарато взглянул на лорда Саэлглина, что не раз давал добрые советы — поэтому Фелагунд особенно рассчитывал на его поддержку, на то, что он тоже поразмыслит над ситуацией и предложит решение. — Государь, — склонил голову Саэглин, — ты знал, что ты делаешь… а значит, у тебя есть план, как избежать всех этих бед? — Нолдо был уверен, что Фелагунд всё продумал, ведь войска Моргота были сильны, а воины Города не могли освободить от врагов даже северные земли Нарготронда. При таком раскладе сил их всех могут убить ещё по пути в Ангбанд, что сделало бы бессмысленным весь замысел. Да и станет ли Моргот встречаться со Смертным? Саэглина терзали сомнения. Если даже войско нолдор дойдет до Ангбанда и отвлечет на себя внимание основных сил, а Берен встретится с Врагом, не получится ли так, что они сами привели беоринга на гибель или в плен? Разве это та цель, ради которой можно идти в неравный бой, из которого никто не вернётся? А если они проиграют, то те, кто выживет, сами угодят в жуткие подземелья и рудники Ангбанда… Или песня о том, как Берен пал в неравном поединке с Морготом, подобно Государю Финголфину, цель, достойная таких жертв? Потому что каким бы прославленным героем Берен ни был, забрать у Моргота Камень… это казалось невозможным, Лорд Келегорм был прав. Саэлглин хотел продолжить и расспросить у Финрода о подробностях, но только покосился на Лорда Келегорма с мечом в руке, на Лорда Куруфина, на собравшийся вокруг сильный и многочисленный народ сыновей Феанора… и не смог продолжить. Его охватил страх. И что делать… с тем, о чём Лорд Келегорм сказал в конце? О чём же думал Фелагунд? Саэглин надеялся услышать ответы на многие вопросы от своего короля, но Финрод сказал иное. — У меня нет плана, кроме того, о каком я уже сказал, — едва не вздохнул Фелагунд. Планы должно было выработать сейчас, в обсуждении со всеми военачальниками и лордами, если всё же придётся идти этим путём. — Но у меня есть надежда. И… уверенность, что Берен пришёл ко мне не случайно. — Государь… — заговорил Нимрос. — Твоя клятва погубит и тебя, и всех нас, и Берену всё равно не поможет. Не благо ли отречься от такого обета: и для тебя, и для всех? Если бы потомок Барахира стал рабом Моргота и пришёл с просьбой положить Нарготронд к его ногам, неужто ты помог бы ему и в этой нужде? Стоящий рядом Митрагонд нахмурился. А что, если так и было? Финрод рассказывает о многом со слов Берена — а что, если адан лжёт про Тингола и Лутиэн? Что если на самом деле он долго противился врагам, но после был схвачен и сломлен, и теперь послан с заданием погубить Нарготронд? Финрод ждал, что Келегорм и Куруфин будут противодействовать его замыслу — их обязывала к этому Клятва. Но от своего народа арафинвион ждал поддержки — советом ли, готовностью ли идти в бой. Куруфин пока молчал и, быть может, искал выход, тогда как нарготрондцы… кто тоже молчал, а кто открыто начал роптать против своего короля… Более всего Финрода поразили слова Нимроса — Фелагунд нисколько не сомневался в том, что оруженосец будет на его стороне и без сомнений пойдёт за ним! — Не этих слов я ждал от тебя, Нимрос, — с горечью и сдержанным гневом ответил Финрод. — Ты видишь благо для всех в том, чтобы я стал клятвопреступником? Так знай: это никого не избавит от бед, но принесёт лишь большие. Я не исполнил бы, конечно, просьбу, что исходила бы от Врага через потомка Барахира: его подлинная нужда была бы тогда совсем иной. Но в Берене Барахирионе я уверен. В его глазах Свет и доблесть, а не Тень, и не Тень привела его ко мне. Скорее уж она коснулась ваших сердец. Прислушайтесь к себе: вы говорите те слова, что считаете верными, или в вас говорит страх? Финрод чувствовал, практически видел, что многие ныне сомневаются и в Берене, которого только сегодня славили (и это сомнение заронил в нарготрондцах не Келегорм, а Нимрос). Если бы собравшиеся здесь видели перед собой адана, возможно, они не думали бы так? Не зря ли он, Финрод, убедил беоринга не приходить на совет? Но тогда Берен, самое меньшее, слышал бы всё это…***
Куруфинвэ наконец понял, чего хотел Финдарато. Ну что же… Лорд не винил самого кузена, ведь тот был связан клятвой помочь роду Беора, но посягать на то, чтобы отдать Камень не кому то из фэанариони, а Синдаколло — самому напыщенному, глупому, трусливому и убогому из всех властителей эльдар — вот это Финдарато точно делать не должен был. Братьям Эльвэ никогда не нравился, и своими выходками, вроде запрета квенья, *(10) он был скорее смешон. Но когда этот царёк не дал убежища за Завесой отступающим из Аглона женщинам, детям и раненым, глядя, как орки и Темные твари преследуют их и воинов, защищавших их, кого-то убивая, а кого-то даже захватывая… После этого в сердцах фэанариони поселилась ненависть к Синдаколло. А теперь он ещё посмел претендовать на Камни Фэанаро! Но Финдарато явно не видел, какую беду он мог накликать на свой город и всех нолдор, и это беспокоило Куруфинвэ, а дискуссия затягивалась, и народ, хотя и не протестовал открыто, начал роптать. Однако Фелагунд ещё мог успокоить всех, и нужно было срочно что-то предпринимать, чтобы раз и навсегда пресечь мысли о бессмысленном самоубийстве Третьего Дома в полном составе со всеми союзниками и последующем падении всех Домов нолдор.***
Тьелкормо, глядя на происходящее, хмыкнул. Артафиндэ уже приговорил себя, но народ Нарготронда начал колебаться после напоминания о Клятве. Нолдоp не жаждали ещё раз лить кровь эльдар… как тогда в Альквалондэ. — Лорды и военачальники Нарготронда, что скажете вы? — снова громким голосом заговорил Туркафинвэ. — Вы согласны идти на верную смерть, против меня и моих братьев и ратей Моринготто, из-за того лишь, что ваш король пообещал своему вассалу любую помощь в благодарность за исполненный долг? Вы готовы на это? Реки крови перекрасят этот город, а крики разрушат его стены, вы этого хотите? Или же вы предпочтёте остаться здесь и сохранить свои жизни и дома? — Тьелкормо посмотрел по очереди на каждого из лордов и военоначальников, собравшихся в зале; в глазах фэанариона пылали ярость и решимость. — Ответьте — все вы, встаньте и скажите мне, кто пойдёт за Фелагундом и погибнет, а кто останется здесь и будет жить! Я требую ответа! Или же вы можете только роптать, но всё равно идти на бойню? — С этими словами Тьелкормо замолчал в ожидании ответа. Лорд Келегорм говорил, а Боргиль стискивал зубы. От слов фэанариона эльфа обдавало страхом, и сейчас он тоже думал, что его король ошибся… Но в отличие от многих других, он считал роковой ошибкой не данный Барахиру обет, а тот, что Финрод принял в Нарготронде фэанорингов. Лучше бы он отправил их обратно на восток, как только вылечили раненых! *(11) Финрод видел, что слова Келегорма коснулись сердец нарготрондцев, и тоже обратился к своему народу: — Я всё ещё ваш Король, — выпрямился он. — И я говорю вам: наберитесь мужества, одолейте страх, или он одержит победу над вами прежде орков Моргота! Однажды многие из вас уже ушли путём, что считался безнадёжным: через Хэлкараксэ, — слишком многие так и не дошли тогда до Эндорэ, но остальные пришли, и их было большинство — Хотя и тогда могли остаться жить в своих домах, но сделали иной выбор и последовали за мной. Кто из вас и ныне готов последовать за мной? Не дожидаясь, пока кто-то ответит Финдарато на его провокационные речи (напоминающие всем о былой вражде между Младшим и Старшим Домом, но и заставляющие устрашиться фэанариони), Куруфинвэ быстро поднялся. Его высокая даже для нолдо фигура в красно-чёрном возвышалась над толпой. Выпрямив плечи и подняв голову, Лорд Первого Дома зычно заговорил, весомо роняя каждое слово: — Мой брат уже сказал вам, что будет, посмейте вы посягнуть на камни Фэанаро. И прежде чем отвечать, скажите, желаете ли вы навсегда поссорить наши Дома и развязать братоубийственною войну среди нолдор? Разве вы желаете всем нам зла? Подумайте хорошо, прежде чем ответить, ведь потом дороги назад уже не будет. Пойдя за Береном, вы сами обрекаете этот город на смерть, а всех нас на ещё один роковой раскол, что ляжет тенью меж нашими Домами. — Громкий и четкий, голос Куруфинвэ раскатывался по залу, он говорил мягко, но настойчиво, и его голос проникал в душу. В этом голосе звучала одновременно сталь, боль и надежда. — Уже сотни лет все мы воюем с Врагом, но, пойдя за Береном, вы станете врагами и для Первого Дома, а главной целью и наградой за усилия для вас станет возможность Берена одному войти в Ангамандо и отобрать Камни у того, кого не смог одолеть Нолофинвэ, Король Нолдор. На том пути, который вы выбираете, всех нас ждёт лишь гибель и забвение. Из-за тщеславия Синдаколло все мы обратимся в пыль. Не будьте же покорным и бессмысленным стадом, не делайте глупостей! В вашем короле нет ни жалости, ни сострадания к вам, ни мудрости и дальновидности, чтобы представить будущее. Я не знаю, чего он желает, но то, что он пытается сотворить — далеко не благо. Куруфинвэ выдохнул, возвращая самообладание, и плавно опустился в своё кресло. Ему было обидно, что самая, быть может, важная речь в его жизни была произнесена на Синдарине — чтобы все поняли его. Но это была жертва, которую нолдо принёс сознательно, и в её важности он ни на секунду не сомневался. «Если Фелагунд творит глупости, то не моё дело за него их исправлять», — негодующе думал про себя фэанарион; Куруфинвэ полагал, что у него с братом было достаточно аргументов, чтобы остановить народ Третьего Дома, так что Финдорато придётся сесть за стол переговоров. Выполнить поручение Эльвэ было по меньшей мере невозможно, но почему бы не изменить правила игры, если текущие неприемлемы? Куруфинвэ был не против того, чтобы помочь герою из Смертных совершить необычайный, но желанный брак; и помочь своему кузену выкрутиться из ситуации с данным обещанием тоже был не прочь, несмотря на то, как Финдарато поступил с ними. А Синдаколло все ровно придётся договариваться. Ведь не ровён час, и в его королевство пожалуют орки и Валараукар…***
Тьелкормо тоже опустился на своё место и вновь окинул взглядом зал. Взгляд этот был холодным, в нем читались уверенность и злость: на народ Нарготронда, что был так глуп, что хотел сам сунуть голову в петлю; на Финдарато, за то, что тот посмел посягнть на Камни Фэанаро. Король Нарготронда, казалось, настолько обнаглел, что не просто поставил Тьелкормо и Куруфинвэ перед фактом, но и смел просить их помощи в добытии Сильмарилов для того, чтобы отдать их презренному Эльвэ, объявившему себя врагом Первого Дома. — Хуан, что ты об этом обо всём думаешь? — спросил Тьелкормо своего спутника. Пес поднял огромную голову, до того покоившуюся на мощных лапах, и посмотрел на своего хозяина. — Мне жалко Берена, — ответил Хуан, но понял его лишь Охотник*(12). — Он обязан исполнить свою клятву или умереть. Но ты прав в своих речах, ведь все те кошмары, что ты предсказал, сбудутся. — Громадный пёс снова опустил морду на лапы и притих.***
Услышав призыв своего Короля, нарготрондцы задумались, и… разделились. Одни, хоть и были в смятении, вспомнив, как пришли сюда вовсе не ради того, чтобы безопасно жить в стенах Нарготронда, были готовы откликнуться на призыв Финрода. Другие думали: лучше бы Финрод не давал никогда этого обета! Однако обет уже был дан, а Финрод был их Королем. Когда заговорили фэанариони, смятение в зале лишь увеличилось. Сначала звучали страшные слова Кэлегорма, затем брата сменил Куруфин, и все молчали, внимая их речам, и всё лучше видя, что возразить им не могут. Тогда многих эльфов охватил ужас понимания, что всё упомянутые кошмары могут сбыться, и сбыться скоро, неотвратимо и страшно. И тогда прекрасный Нарготронд будет залит кровью вместе с Дориатом, а нолдор будут биться друг против друга как враги… Эдрахиль встряхнул головой, словно пытаясь сбросить с себя сотканные словами братьев образы. Стоящий рядом Баэнион беззвучно шевелил губами, повторяя: «Нет, этого не будет, не будет…» Гэллвэг подался вперёд, словно ища что-то взглядом вдали, за тёмной пеленой, что застилала будущее… Слова феанариони, так или иначе, затронули всех, собравшихся сейчас на совет, и многие нарготрондцы, начали роптать против призыва Фелагунда, и ропот сливался в гул, из которого доносились отдельные реплики тех, кто и сам никуда не пойдёт, и других попытается отговорить: — Нельзя же так. Как он может призывать нас… на смерть… — Ужасно и бессмысленно… — Вот Моргот обрадуется такому подарку… весь Нарготронд… Но были и те, кто колебался, не зная, что им делать.***
Никто в зале, конечно же, не стоял напротив друг друга — Лорды сидели в своих креслах, народ, кроме воинов Тьелкормо и Куруфинвэ, был перемешан. И всё же происходящее живо напомнило Финроду раздоры и споры в Тирионе, перед Исходом (и неудивительно, что они вспомнились ныне — после повторения Клятвы). Тогда Феанор в конце концов убедил почти всех*(13), а сейчас… — Скажи, Государь Фелагунд, — заговорил лорд Баэнион, словно цепляясь за соломинку; на его лице выступали красные пятна. — Скажи нам, что Лорды Келегорм и Куруфин говорят неправду, хотя бы они и верили, что всё исполнится по их слову. Скажи это им и всем нам. Ты принёс обет и зовёшь нас исполнить его; так обещай, что дорога, в которую ты нас призываешь, ведёт к победе, а не во тьму… и как путь через Лёд, она опасна, но преодолима. Скажи, что предсказанное сейчас не сбудется! Клятва, которую пробудил Финрод, поистине могла привести к братоубийству, Фелагунд знал о том, идя на Совет… Но в чём ноло был уверен, так это в том, что ещё хуже — отречься от своей клятвы и отказать Берену в обещанной помощи, по сути, отправив его в Ангамандо одного, в ещё худшем состоянии, чем адан пришёл сюда. Ведь Берен шёл в Нарготронд с надеждой, с мыслью, что его король найдет, как помочь ему, и если бы Финрод развёл руками — мол, ничем не могу помочь, это и то было бы лучше, чем если барахирион ушел… обманутым и преданным тем, кому так верил. Но что мог обещать Финрод своему народу? О надежде, о явной неслучайности прихода Берена он уже сказал, но надежды и знаки — не обещания и не предсказания. Предсказание об этом дне было лишь одно: «Я тоже принесу клятву, и должен быть свободен, чтобы исполнить её и сойти во тьму. И от моих владений не останется ничего, что мог бы унаследовать мой сын». — О своей надежде я сказал, а обещать, что ничто предсказанное не сбудется, не могу: идя со мной, вы подлинно пробудите Клятву Феанора. Но отказавшись идти, можете навлечь на себя не меньшее зло… — Нам уже предрекали зло*(14); и чтобы избежать его, твой отец повернул назад, — Динконат, кажется, от страха даже не заметил, что перебивает короля Нарготронда. В его глазах стояли только видения войны, разрушения и раздора: сокровищницы, залитой кровью, библиотеки, объятой пламенем, города, обращённого в прах… Кого не убьют орки в этом злосчастном походе, тому придётся бежать из города, и тайны его не останется, и не будет дозорных, чтобы хранить её, и всех, всех истребят враги… Да, Финрод основал этот прекрасный город, но для чего? Чтобы разрушить по прихоти Смертного, принятого с таким почётом… Динконат сам подбирал для него украшенную драгоценными камнями арфу…*(15) О, если бы этого Берена пристрелили у границ, как вражьего соглядатая! И если теперь им удастся избежать нависшей над Нарготрондом гибели, они больше не допустят такой ошибки, и никакой чужак, как бы славен он ни был, не принесёт в город беду.*(17) Мысли ураганом пронеслись в голове Динконата, обжигая его, а вслух эльф продолжил упрекать своего короля. — Но ты, Финрод, пошёл вперёд, не повинуясь велению Валар, и мы тогда пошли за тобой в Земли Радости*(16). Мы не послушали вестника Валар, который звал нас остаться горевать во мраке, а сейчас ты зовёшь нас самим сойти во мрак. Но, Фелагунд — ты не Вала*(17).Примечания.
*(1) О причинах отсутствия Берена на совете смотрите рассказ «Я шёл к тебе, Государь», выложенный с аккаунта Noremeldo Arandur (здесь он указан как гамма). *(2) Первоначально дружина Барахира, те, кто вместе с ним остались защищать Дортонион, была значительно больше двенадцати, имена которых сохранились в хрониках и песнях. О них кратко сказано в «Сильмариллионе», после описания того, как Эмельдир вывела из Дортониона женщин и детей: «Но никто не видел больше мужчин, которых они оставили, ибо те гибли один за другим, и вот лишь двенадцать воинов осталось у Барахира…» *(3) «Лэ о Лэйтиан» «Зажглись отвагою сердца У многих, слушавших его…» *(4) Отсылка к рассказу о пленении Маитимо «Рассветный», выложенному с аккаунта Тирендиль, которая здесь указана как соавтор. *(5) Хотя в «Серых Анналах» говорится, что «Союз Маэдроса» будет задуман только в 468 г. П.Э., но уже в 463 г. П.Э. Маитимо заключает союз с истерлингами, «зная слабость (т.е, недостаточную численность войск) нолдор и Друзей Эльфов, тогда как силы Ангамандо казались неистощимыми и постоянно обновлялись», то есть союз с истерлингами — часть плана Маитимо собрать все возможные силы против Ангамандо, который феанарион начал воплощать не позже 463 г. П.Э. *(6) По «Серым Анналам», в 102 г. П.Э., на празднике в честь завершения строительства Нарготронда, где собрались все дети Финарфина, Финрода посетило предвидение, и на вопрос Галадриэль, отчего он не женат, Финрод ответил: «И я дам клятву, и должен быть свободен, чтобы исполнить её и сойти во тьму. А от моего королевства не останется ничего, что мог бы унаследовать мой сын». Из всех, кто сейчас находится на Совете, только Ородрет слышал это предвидение, знает о нём. *(7) «Сильмариллион»: «Лес на северных холмах Дортониона мало-помалу стал средоточием смертного ужаса и черных чар, так что даже орки не осмеливались войти в его пределы, разве что подгоняемые крайней нуждой. Этот лес был назван Дэльдуват, или Таур-ну-Фуин, Лес Ночного Мрака. Деревья, выросшие там, где прошел огонь, были черны и мрачны, и корни их сплетались, шаря во тьме, как лапы чудовищ; и те, кто бродил меж них, теряли свой путь и слепли, и призраки ужаса мучили их и сводили с ума». *(8) «Лэ о Лэйтиан» «Но вдруг — движенье, шум и вскрик, И увидали одного В толпе — безумно пламя глаз, Мерцание волос у плеч. То гордый Кэлегорм вскочил, Выхватывая узкий меч. Народ увидел взгляд его, Взгляд непреклонный, как металл, И твёрдость бледного лица — И тишина покрыла зал. «Будь друг он, враг иль вражья тварь, Что Моргот сотворил во мгле, Эльф или смертный человек — Любой, живущий на земле — Ни боги, ни любовь, ни ад, Ни магия и ни закон От Феанора сыновей Не защитят его, коль он Посмеет взять иль утаить Их Сильмарили, камня три! Они лишь нам принадлежат, Огонь хранящие внутри!». Мощь и безумье слов его Огнём дышало в их сердца, Так в Тирионе в давний час Звучала речь его отца. И тёмный ужас сеял он, Предсказывая скорбь войны, Войны меж братьями — они ж Внимали, ошеломлены, И словно видели уже В кровавых лужах сотни тел, И дым руин встречает тех, Кто с Береном пойти посмел, Иль Дориат в огне войны, Несущий кровь и стон с собой, Когда владыка той страны Получит камень роковой.» *(9) Подробнее об этой ночи и Клятве написано в трактате о «Фэанаро и его потомках», выложенного на аккаунте Тирендиль. *(10) «Сильмариллион»: «Но внемлите моим словам! Отныне никогда не должен звучать в моих ушах язык тех, кто убивал моих родичей в Альквалондэ. И во всей моей державе не прозвучит он явно, пока длится мое владычество. Да услышат все синдар мое повеление — не говорить на языке нолдор и не отвечать ему. Те же, кто им воспользуется, будут считаться братоубийцами и предателями нераскаянными». Эльвэ запретил квэнья как «язык убийц», несмотря на то, что пришедшие в Белерианд нолдор спасли синдар, разбив армию, посланную Моринготто на захват Белерианда. Но этот запрет, в отличие от отказа Тингола в помощи, был скорее декларативным. Синдар и так с трудом учили квэнья (поэтому на Празднике Воссоединения, за сорок семь лет до запрета, многие нолдор говорили на синдарине, чтобы мориквэнди могли их понять). А после запрета Тингола синдар вовсе не перестали изучать квэнья. По «Серым Анналам», «Мало кто из синдар выучил квэнья, кроме тех, кто жил вне Дориата и смешался с нолдор и следовал за их принцами; что со временем произошло со всеми, кроме рассеянных групп синдар в горных лесах, тех, кто жил под владычеством Кирдана или в ограждённой земле Дориата». При этом как народ Кирдана, который не разделял отношения Тингола к нолдор и действовал в союзе с ними, так и малые группы, рассеянные в лесах и почти ни с кем не сообщавшиеся, очевидно, не выучили квэнья совсем не из-за запрета Тингола. Который, как видно, не приняли даже некоторые жители Дориата. *(11) В «Сильмариллионе» о приходе Кэлегорма и Куруфина сказано: «Так что их воины увеличили силы Нарготронда, хотя, как показало будущее, лучше бы им остаться на востоке со своими сородичами». «Сильмариллион» основан в том числе на рассказах уцелевших из Нарготронда — и эту оценку могли разделять и другие нолдор Нарготронда. Правда, те, кто позже обвинит во всём феанариони, едва не убьёт и изгонит (и видимо, обвинит позже перед историками), на этом совете от Финрода отреклись… По «Сильмариллиону», Финрод просто принял в Нарготронде Кэлегорма и Куруфина, после битвы вынужденных оставить Аглон под натиском врагов. Но в «Серых Анналах» сказано, что, когда Саурон захватил Тол-Сирион, «…Ородрет, брат Инглора, что держал ее, был выбит из замка. Там бы он и погиб, если бы Келегорн и Куруфин не подошли со своими всадниками и другими воинами, которых они смогли собрать. Яростно сражаясь, они задержали врага на некоторое время; и Ородрет смог бежать и достичь Нарготронда. Туда же, отступив пред мощью Саурона, отправились и Келегорн с Куруфином и остатками своей дружины; их с благодарностью приняли в Нарготронде, и рознь меж домами Финрода и Фэанора была на время забыта». *(12) «Хуан понимал все, ибо ему доступна была речь любого живого существа, обладавшего голосом; самому же ему до его смерти лишь трижды дозволено было заговорить, пользуясь словами» («speak with words»). Но Тьелкормо всегда мог понимать не только Хуана, но и любого зверя и птицу: «Келегорм охотнее заходил в дом Оромэ и там получил великое знание о зверях и птицах, и ведомы ему были все их наречия.» *(13) «Сильмариллион» «Наконец, после долгих споров, Феанор одержал верх и зажег большую часть собравшихся нолдор жаждой увидать новые и дивные земли». Речи Фэанаро перед тем вдохновили даже тех, кто не любил его и не желал ему подчиняться. И как сказано в «Книге утраченных сказаний» о том, что столь многие воодушевились идеей Исхода, «и сие случилось, может статься, не без ведома Илуватара», то есть с Его помощью, согласно Замыслу, а не только благодаря красноречию Феанаро, хотя он был и великим оратором. *(14) То, что «тёмная фигура на скале», обратившаяся к нолдор в Амане — Намо Мандос, в Сильмариллионе» только предположение, о чём пишет и Кристофер («Утраченные сказания», «Исход нолдоли», Комментарии). По «Сильмариллиону», Проклятье Мандоса, оно же Пророчество Севера, оно же Рок нолдор, произносит то ли вестник Валар, то ли сам Намо. Нигде больше такого не встречается. Если есть посланник Валар, назван он по имени или нет, его никто не путает с самими Валар. Нигде нет такого — «это был посланник Манвэ, а может быть, сам Манвэ»… Разве нолдор не могут отличить Валу от его посланца-майа, даже очень сильного? А здесь… а может быть, это был сам Мандос — как если «вестник» пытается изображать Намо (или Намо, напротив, не только не называет себя, но зачем-то пытается себя скрыть, так, чтобы его могли спутать с майа). Но зачем бы Намо или его посланнику так притворяться? Зато это имеет смысл, если проклинал… не светлый майа. Само название, Пророчество Севера, словно намекает на происхождение. Обычно Севером называют… Ангамандо и то, что оттуда исходит. Другое название вроде бы явно говорит об авторе проклятья: Проклятье Мандоса. Но и произнёсшего проклятье часть, видимо, сочли Мандосом, а часть — нет… По «Книге утраченных сказаний», это именно посланник, а не сам Намо. Его зовут Амнон или Амнос, а по примечаниями также… Морниэнто. Странное имя для светлого майа… Слова проклятья «Начатое в добре обернётся злом» противоречит словам Илуватара по «Аинулиндалэ» (что зло обернётся благом; Манвэ, услышав об ответе Феанаро, скажет о том же — что зло обернётся благом). Манвэ и действует вразрез с Роком нолдор, который вроде бы является приговором Валар: говорилось, что Валар не услышат ушедших, и даже эхо их рыданий не перейдёт гор, но Манвэ слышит и отзывается. И это не единичный случай: «В горах да будет дом Орлов, и да слышат голоса, призывающие нас» (слова Манвэ в «Об энтах и Орлах»). То есть Манвэ намеренно посылает Орлов, чтобы как раз слышать ушедших. Тогда как приговоры Намо или Валар (как «Статут о Финвэ и Мириэль») Манвэ принимал и не действовал вопреки им, даже если сам был с ними не согласен. Ульмо говорит, что Рок нолдор на руку Моринготто — и это в самом деле так. В «Неоконченных сказаниях» Ульмо говорит о том, что Оссэ — слуга Рока (нолдор) и поэтому топит корабли, которые посылают на Запад. По «Сильмариллиону», Рок нолдор исходит от Намо — и получается, что Оссэ фактически убивает эльдар, исполняя волю Намо Мандоса. Но в «Прозаических фрагментах» (4-й том «Истории Средиземья») сказано так: «Так что Ульмо неустанно тщился сподвигнуть номов (нолдор) послать гонцов в Валинор, но однако ж Мелько был хитёр и весьма умудрён, и не смыкал он глаз, бдительно следя за всем, что касалось эльфийских родов, и посланцам их не удавалось преодолеть всех опасностей и искушений этой самой длинной и самой недоброй из всех дорог, и многие, кто дерзнул отправиться в странствие, сгинули безвозвратно». Всё это вместе складывается в то, что нолдор проклинал не Намо и не светлый майа, посланник Валар… *(15) Об этом смотрите в рассказе «Я шел к тебе, Государь», выложенном с аккаунта Noremeldo Arandur (в данной работе он гамма). *(16) Земли Радости — так нолдор времен Непокоя звали Эндорэ. *(17) «Лэ о Лэйтиан». «Теперь в смятеньи даже те, Кто Финроду вернейшим был, Жалели, что обет был дан, Страшась, что им не хватит сил И мудрости — идти войной На Моргота, его искать, И в самом логове Врага Пасть без надежды устоять. То Куруфин за братом вслед Стал речью оплетать умы, И так он души их сковал Виденьями огня и тьмы, Что из Нарготронда никто С тех пор, как речь он говорил, До самых Турина времён В открытый бой не выходил. Лишь скрытно, в страхе пред Врагом, Засадами и колдовством, Насторожённо, в тишине Они хранили ныне дом — С походкою беззвучней сна, Скользя, как тени, по теням, Выслеживая жертву днём, Врасплох стреляя по ночам: Охотник — призрак в тьме лесной, Стрелок с отравленной стрелой — И защищали только так Они теперь Нарготронд свой, Забыв о клятвах и родстве, Забыв отвагу и покой. Таков был тот великий страх, Что Куруфин разжёг в сердцах. В тот день забыта честь была В плену у страха одного, И эльфы в этот чёрный час Отвергли лорда своего, Не повинуясь королю, И зашептались под конец, Что сын Финарфина — не бог, Как не был и его отец».