***
— Да ну драть вас всех сенатором, — изумился Хэл, вытирая мокрое лицо полотенцем и глядя на дисплей весов так, словно тот был его заклятым врагом. — Это что за колдовство? — Бегай ещё, — мрачно произнесла Мико. — Да с меня хоть выжимай! — Беги, я сказала! Он цыкнул, упрямо вперился взглядом в стену и побежал. Это было похоже на бой с тенью: времени оставалось все меньше, терять титульный поединок из-за такого крошечного перевеса было обидно, но бег не помогал. Мико смотрела, как её подопечный остервенело сражается с собственным организмом, но по его бледному лицу понимала, что, обезвоженный, он вряд ли выдаст нужные цифры. Задумчиво прислонившись спиной к шкафчику, она смотрела, как он в компрессионных дополнительных повязках — для лучшего пропотевания — проводит серию быстрых упражнений, прыжков, махов… возвращается на беговую дорожку, бегает снова. С некоторым отчаянием, они взвешиваются — и смотрят друг на друга мрачно и недовольно. 14 грамм… — Я выйду, — сказала Мико, внимательно глядя на Хэла. — А ты посиди на скамье, ты и так уже весь белый. — Да пофиг, — вяло откликнулся Хэл. — А где-то было термополотенце… — Слушай, чего ты хочешь добиться? — Мико нахмурилась. — Чтобы тебя шарахнул удар? Так, что ли? Посиди, говорю тебе. Я скоро вернусь. — Осталось десять ми… — мрачно начал было Хэл, но Мико уже вышла, хлопнув дверью. Он остался один. Накрыв голову полотенцем, опустил её, упёрся взглядом в пол. Становилось невесело. Совсем. — Такие, как ты, никогда ничего не добиваются, — говорил отец, медленно разделывая ножом и вилкой свой ужин. Вся семья собралась за столом, как и полагалось: в этом доме есть отдельно считалось практически смертным грехом, и Хэл, скучающе поигрывая столовым ножом в пальцах, думал, когда же наконец это прекратится. «Это» — намёки, полупрозрачные высказывания о его никчёмности, впрыскивание яда потихоньку, неспеша. Почему и когда из обычного он стал нелюбимым сыном? Как так вышло? — С чего ты взял, — небрежно говорит Хэл, делая вид, что не задет. Он сидит достаточно далеко от отца, но тот все равно кидает фразы словно в никуда — но персонально ему. Остальные пятнадцать сыновей и одна дочь молча жуют свой ужин, предпочитая не реагировать. Целее будешь. — Я просто смотрю на тебя и вижу неудачника, — Цавок-Ла небрежно поморщился, вдруг указав на Хэла вилкой с наколотым кусочком оленины, и скривил губы. — Ты не особенно хорош в чём-то, а значит, не хорош ни в чём. Посмотри сам. В твои годы я помогал отцу с бизнесом. А ты не можешь даже слетать с братьями в соседнюю деревню, чтобы собрать санкционные. — Да не хочу я ни из кого выколачивать деньги, — закатил глаза Хэл. — Не моё это. — Слишком мелко для такого, как ты? — усмехнулся отец и сощурился. — Считаешь, что ты выше этого? Посмотри вокруг, Хели. Тебе с детства подтирали жопу шелковой тряпочкой, а срал ты на набуанский ковёр. Хотя живешь — на Датомире. Хэл поднял на него тяжёлый взгляд. Посмотрел в упор. — Я один такой принц Альдераана? — поинтересовался он. — Или есть ещё кандидаты? Вон, целых шестнадцать разумных. Почему тебе так интересно прикопаться именно ко мне? — Не прикопаться, — возразил Цавок-Ла, изящно поднимая тяжёлый кубок и отпивая вино. — Просто, если ты заметил, твои братья ведут себя куда более достойно. — Но я не хочу заниматься тем, чем занимаются они. И ты! — Хэл вскинул брови. — Я себе другой судьбы хочу. — А что ты умеешь, чтобы добиться этой самой судьбы? — Цавок со стуком поставил кубок на стол. — Ничего. — Всё то же, что и они, — Хэл обвёл зубцами вилки своих братьев и сестру. Дети Цавока молчали, не желая встревать в обычную перебранку. Себе дороже. — Или скажешь, не так?! — Ты размяк. Обленился. Думаешь, я буду тебя содержать? — Цавок резко опустил приборы в тарелку. — Нет, Хели, и не подумаю. Либо ты живешь здесь по моим правилам, либо… — Либо что? Отец посмотрел на сына, сын — на отца. Цавок-Ла и Хэл были поразительно похожи внешне… и внутренне. И глядя на своё почти что отражение, глава клана Шикаройя думал о том, как ему хочется кинуть тяжёлым кубком прямо в эту несносную башку. — Ты мне надоел, — тихо сказал он и снова вернулся к трапезе. — Не хочу тебя видеть. Но вместо того, чтобы уйти, Хэл вдруг оскалился. — Вот незадача! — заявил он, спокойно отпивая воду и щурясь. — А я хочу здесь побыть. Доесть свой ужин спокойно и не слушать в сто первый раз, какой я плохой сын. — Я сказал, я не хочу тебя видеть. Цавок-Ла сменил тон с надменного на холодный, и Хэл почувствовал: надо подчиниться. Однако даже против своей воли и голоса разума, он сел удобнее и сказал: — Да пофиг. Он не ожидал, что кубок и впрямь полетит в него, обливая рубашку вином. Отшатнувшись, Хэл вскочил со стула, глядя на то, как украшенный чеканкой тяжёлый кубок раскалывает его тарелку с едой. Сидевший рядом Аваланш спокойно стряхнул с колен салат и продолжил есть, однако Шух возле отца напрягся и поднял глаза. Это означало только одно. Он сейчас вступится. Чтобы этого не случилось и чтобы не натворить большей беды, Хэл молча и быстро вышел из столовой вон, провожаемый взглядом отца, и когда он прикрыл за собой дверь и вслушался, тишина была звенящей и очень возмущённой. А в конце концов, так ли он неправ? Хэл очень старался не сдаваться, но принципиальность в нем явно уступала хитрости. Он никогда не был одним из тех, кто идёт до конца, исключение составляли поединки. И сейчас там, где он мог бы собой гордиться, система дала сбой и осечку. Время утекало сквозь пальцы. Он устал, ему хотелось пить. В висках уже стучало, и наверняка вечером ему будет очень плохо — но сейчас паршиво было на душе, больше, чем физически. Не хотелось двигаться, вставать, ходить… ничего. Но он пересилил себя, вяло снял компрессионные повязки и встал на весы, цокнув языком. Тринадцать грамм. Когда же он сдался здесь?.. Hanzel und Gretyl — Aufwiedersehen Дверь тихо приоткрылась за его спиной, но Хэл этого даже не заметил: оставалось семь минут, и он погрузился в мысли о том, что с потерей титула придётся смириться. С этим ничего не поделаешь: таковы правила. Он устало оперся о ручку весов, не чувствуя, как, кажется, накалился даже сам воздух в раздевалке. А затем вдруг весы потяжелели — цифра взлетела вверх до ста тридцати пяти, и его живота коснулась рука. Хэл по инерции едва не развернулся, чтобы встретить незадачливого проникновенца. Но молниеносный взгляд вниз, на узкую женскую ладонь поверх своего тела и непонятное шестое чувство разрешили остаться на месте… — Это я. Она сказала лишь два простых слова — а его уже бросило в холодный пот. Хэл заметался взглядом по дисплею весов, не видя толком ничего перед глазами и лишь чувствуя, как ее рука скользит выше, к молнии комбинезона, и находит ее под ключицей. А затем осторожно тянет вниз. Хэл чуть крепче сжал пальцы на ручке весов. Проклятье, чего она хочет?! Он резко вспомнил про сгон, оставалось всего ничего. Сейчас сюда вполне может зайти Мико… Но она уже расстегнула молнию до рёбер и спускалась ещё ниже. На влажной коже Хэл ощутил прохладный воздух. Он сделал глубокий вдох, но не облегчения: когда решил возразить и остановить, Соль уже сунула руку под ткань. То ли от острого возбуждения, пробежавшего от паха до холки током, то ли от усталости и обезвоживания, но голова пошла кругом, и ему пришлось ещё крепче уцепиться за поручень. Хэл громко сглотнул, подался вперёд — но её рука легко прошла вдоль живота ниже, легла на гладкий лобок. Она замерла и помедлила, второй ладонью держа Хэла под грудью. Он совершенно не верил в происходящее, сомневаясь, что ему это не мерещится. Может, он уснул под компрессионным полотенцем, и у него тепловой удар?! Ладонь медленно сомкнулась на крупной головке, которая уже дала смазку, и провела ниже, касаясь и изучая венистый ствол. Лопатки жгло её дыхание. Хэл чувствовал некоторое недоумение, когда она вела всё ниже и ниже, но не могла до конца понять размер члена. Но когда она быстро скользнула по нему пальцами, оценивая наощупь форму и габариты, он тихо прикрыл глаза и с дрожью, рвано выдохнул. — Какой большой… — шепнула она ему в спину. Хэл даже не нашёлся, что сказать. Он не верил в реальность происходящего, даже когда ласкающе рука вновь поднялась вверх и провела от головки — по венам пальцами. Вторая рука мягко вела по рёбрам — сначала вверх, и замерла, коснувшись кольца в соске. Изучая и ощупывая его тело, она скользнула по грудным мышцам костяшками пальцев. Дёрнула за аргиевое дорогое колечко, заставляя живот напрячься, а соски — болезненно встать. Она сразу ощутила, как напрягся сильнее член в ладони, потому завела руку влево… и повторила ласку. Таймер на дисплее показывал 5:13. Время стремительно уменьшалось, но Хэлу сейчас хотелось, чтобы оно замерло не из-за сгона. Поединок вдруг отошёл на другой план… стал далеким и неважным. Он подался спиной назад, чуть откидывая голову и чувствуя, как его медленно, но умело дрочат, заставляя распаляться все больше. От неожиданности, от обстановки, от её рук и осознания, что она это делает. По животу царапнули ногти; оставили белёсые следы на серой коже, которые пропали почти сразу. Вдруг руки пропали… Хэл растерялся, не зная, что ему предпринять. Обернуться? Позвать её? Обжигающее тепло в животе сменилось за секунду скользкой жабой, и он сглотнул комок в горле. Тянулись секунды, прежде чем она не коснулась его члена вновь, на этот раз — гораздо более влажной рукой. Хэл не выдержал, когда вторая ладонь легла ему на рёбра, и тихо застонал. — Это масло, — шепнула она смущённо. — Мне Мико дала. Хэл выпрямился, тут же рванувшись вперёд. Но даже её лёгкое объятие удержало его крепче каната. — Мико?! — Хэл поперхнулся, посмотрел вполоборота назад, но когда заметил, что рука, взявшая его торс в кольцо, стыдливо поджалась, тут же отвернулся. — Да… Ответ, зачем это нужно Мико, плавал где-то на поверхности, но Хэл не хотел задумываться. В голове было удивительно светло, точно всё плохое, всё тяжёлое стёрли — и лёгкие наполнили чистым кислородом, отчего голова снова закружилась. Тонкая рука скользила вверх и вниз, ритмично и постепенно ускоряясь. Прикосновения обжигали, но не в переносном смысле. Хэл наклонил голову ниже и жалобно застонал — не удержавшись и слабо толкнувшись бёдрами вперёд. Рука нежно повела вдоль пресса, палец приласкал чашечку пупка, спустился вниз — и лёг на бедро. Её тело крепко вжалось в его, и она, перехватив его снова через талию и обвив рукой, царапнула кожу — продолжая ласкать. — Ещё… — выдавил Хэл и задохнулся, ощутив, как пальцы соскользнули по стволу и медленно поджали мошонку. Кожа пылала, и когда она вернулась к ласке вставшего члена, захотелось взвыть. Каждое прикосновение — словно прохладный компресс на искусанную осами плоть; странное ощущение, болезненное. Но Хэл легко относился к боли, и сейчас, чувствуя, как она наращивает темп и слыша влажные толчки плоти в руку, он только хотел, чтобы это не прекращалось. Две минуты пятнадцать секунд… Он бы очень хотел, чтобы они длились и длились, но возбуждение уже поднялось по стволу, наполнило и развернуло грудную клетку. Захотелось схватить губами воздух, и когда Соль приостановилась на секунду, явно устав, Хэл задохнулся: — Н-ннн… Она все поняла: рука задвигалась быстрее, оглаживая головку и уздечку, скользя по крайней плоти и обрушиваясь ниже. Она слышала тяжелое дыхание и под рукой ощущала тугой, поджатый живот, отвердевший и налившийся. И когда рука заскользила уже без масла по естественной смазке, а стеснение ушло на задний план, оставив лишь желание доставить удовольствие, Соль почувствовала сильную, короткую дрожь: Хэл на секунду просел, цепляясь руками за поручень. Она спохватилась, накрыла головку рукой. В ладонь горячо и слабо ударило теплом… она не останавливалась, продолжая ласку и чувствуя, как под платьем по спине скользят капельки пота. — Рррр-х… Соль услышала громкий, надрывный полувскрик-полустон, сдавленный и полный муки. С две-три секунды он замер, напрягшись струной… — Проклятье, — шепнул он, сделав наконец вдох и кончая… В глазах потемнело, напряжение в висках росло и стучало, и ему показалось, что ласковые руки оказались словно всюду, крепко обнимая… Член продолжал пылать, точно пламенем объятый, лобок пульсировал. Хэл не понял, когда она ушла — ему казалось, что прошло всего несколько долгих секунд. Он облокотился о поручень, выдыхая и вдруг упираясь взглядом в цифру. Сначала глазам своим не веря. Его прошиб холодный пот. Торопливо, Хэл соскочил с весов, подлетел к двери, вспомнил, что он расстегнут. — Блядь! — гаркнул он, рванув на груди молнию комбинезона и вылетая прямо в нем из раздевалки. Мико задумчиво посмотрела на него. — Минус семнадцать грамм, — прошептал Хэл, хватая ее за плечи и встряхивая. Мико моргнула. — Серьезно?! Они торопливо, ни слова больше не говоря, направились в судейский зал. Правда, по пути Хэл малость поскользнулся, чувствуя сильную слабость и нервяк — такие, что он попросил у Мико привстать на секунду у стены. — Ну-ка… Она крепко приобняла его за талию и повела следом за собой, сжав губы. В этот момент, глядя на точеный профиль смуглой Мико, Хэл впервые ею восхитился. Их час истёк, и они ввалились в зал очень кстати. Глянув на таблоид, Хэл понял, что Кэнану тоже успешно удалось согнать вес, и его взяли в титулованный поединок. — Господин Райзер, — произнёс в микрофон один из судей. — Просим подойти на взвешивание. Хару тревожно нахмурилась, вслушиваясь и стараясь почувствовать, что происходит. Хэл пошарил взглядом по толпе, пока шёл к весам. Он искал Соль, но что-то не мог найти… Вздох. Сейчас важно было всё сделать как надо. — Снимите комбинезон, — попросила женщина-судья. Хэл кивнул, вжикнул молнией до середины живота и попросил ширму. Мико встала сбоку, нервничая и кусая губы, и когда Хэла прикрыли ширмой до пояса, он разделся полностью и… — СВЯТАЯ СИЛА, — воскликнула судья, прикрыв рот рукой. — Что с вами, господин Райзер?! Хэл непонимающе опустил глаза… и тут же расширил их, глядя на опухший темно-фиолетовый член. Парочка других судей тоже с ужасом смотрели на него. Воцарилась тишина, прерываемая шумом фанатов за лентой и покашливаниями. Хэл смутился. Прокашлялся. — Да не отвалится, — клыкасто улыбнулся он, хмыкнул и встал на весы.***
Сидеть было странно, так, словно в трусы насыпали перцу. Да и неудивительно. Глянув на масло, Мико прикрыла рот рукой: — Перцовая эмульсия для растирания мышц… Хэл, ты как?! — Все зудит и чешется, но зато я очень разозлюсь к завтрашней жеребьёвке, — сказал он, довольно улыбаясь и держа бутылку с водой в руке. — Надо компресс сделать холодный, — задумчиво сказал встречающий их и всегда невозмутимый Шух. — Кто тебя надоумил натереть себя этим маслом, да ещё и там?! — возмутилась Хару, однако не слишком — результатом она была довольна. Мико закашлялась. Хэл хрипнул. Их кар тронулся с места, улетая домой. Сегодня им предстояло решить другие проблемы. А уже завтра — долгожданная жеребьевка…