Дорога домой

Кэйа, Итэр и Паймон только телепортировались на проклятый материк, и сейчас приходили в себя после тяжёлого перемещения в пространстве. А таковым оно было как раз из-за телепорта — он был настолько старый, что путники едва смогли зарядить его. Вдобавок ещё и находился он в каких-то развалинах, которые пришлось долго разгребать. Но хорошо было уже то, что такой телепорт в Тейвате вообще существовал, а иначе бы добраться до Каэнри’ах стало бы гораздо сложнее. — Добро пожаловать ко мне домой, — грустно усмехнулся Альберих, оглядывая мрачную местность впереди. Итэру она напомнила огромную пещеру в несколько уровней. Наверху, там, где должно быть небо, плотно смыкались каменные плиты, под которыми росли неизвестные, но до безобразия мрачные растения с грязно-синим свечением. Они напоминали мох, и прорастали по всей округе. Казалось, что кроме него, здесь больше ничего не растёт. Сплошь и рядом были развалины города проклятой нации. В воздухе витало неприятное ощущение тяжести, горечи и страданий, от которого моментально сжималось сердце. Находиться тут было тяжело, но если есть хотя бы маленькая возможность того, что здесь будет Люмин — Итэр ни за что не отступит. Кэйа с болью в душе оглядывал представшую перед ними картину. Ему бы очень хотелось сказать, что он помнил Каэнри’ах совсем другим, помнил то время, когда его нация процветала, но Кэйа был рождён тогда, когда проклятие терзало разум людей уже не первое столетие. В тот момент всякий статус перестал иметь значение — люди просто выживали, как могли, но в конечном итоге всё равно были порабощёны страшным проклятием. Только его родной отец знал, как сопротивляться ему, и когда пытался помочь тем немногочисленным, что сохранили своё сознание — они просто не смогли выдержать его алхимии, отдав свой разум. И таких людей становилось всё больше, пока однажды все они не превратились в проклятых созданий. Было так пусто, мёртвецки пусто, будто бы на эти земли уже очень давно не ступала нога человека. Кэйа шагнул вперёд — они стояли на небольшом выступе, — и под его ногами обвалилась рыхлая земля, покатившись вниз. Альберих смог удержать равновесие и не упасть, но следующие шаги делал с особой осторожностью. — Какое жуткое место, — даже вечно галдящая Паймон сейчас почти ничего не говорила, только прижалась поближе к Итэру, обхватив себя ручками. Путешественник не без грусти оглядывал рельеф, удивляясь, что из растительности здесь был только странно светящийся мох. — Да, ты верно думаешь. Это единственная жизнь, способная самостоятельно существовать здесь, — замечая взгляд Итэра, произнёс Кэйа и обошёл очередные развалины. — Но как тогда здесь мог существовать целый народ? — удивлённо спросил Итэр. — При помощи Кхемии, — пояснил Кэйа, но, видя вопросительный взгляд путешественника, продолжил. — Это такая алхимия, нацеленная на создание жизни. Однажды один великий алхимик заигрался с её силой, и с тех пор каждый человек, что был рождён из мела, подвергался действию проклятия. Итэр хотел ещё что-то спросить, но впереди резко раздались характерные звуки Магов Бездны, и всем пришлось быстро заскочить за попавшиеся на пути развалины. Вступать сейчас в бой — привлечь внимание проклятых, а это было ни к чему. Первоначально следовало добраться ко дворцу и найти королевскую реликвию. Кэйа осторожно подобрался ближе в надежде услышать разговор или хотя бы увидеть действия проклятых. Паймон испуганно зажала рот, и вжалась в плечи путешественника, который тихонько следовал за Альберихом. Увидеть что-либо не вышло — выглядывать из укрытия было слишком опасно, а вот услышать удалось достаточно. — Госпожа, мы обязательно найдём их, — в один голос сказали проклятые. — Они сами явятся. Собирайте всех, бой обещает быть интересным, — послышался женский голос, а после характерный звук телепортации и наступившая после него тишина. — Этот голос… — прошептал Итэр, сползая по потрескавшейся стене на землю. — Это точно она, сэр Кэйа… Путешественник едва нашёл в себе силы не выбежать в тот момент, как услышал родной голос Люмин. Он до крови вжал в ладони свои пальцы, чтобы не сорваться, и тяжёлым взглядом смотрел на рыцаря. Юноше было сложно осознавать, что его добрая сестрёнка оказалась госпожой у проклятых людей Каэнри’ах. Итэр выглядел совсем растерянным, и Кэйа понимал его замешательство — он и сам не предполагал, что подобное может произойти. Но девушка говорила своим голосом, и явно не была подвержена проклятию, так что же тогда с ней случилось? — Может с её разумом произошло то же самое, что и с разумом Двалина? — предположила Паймон, когда они вышли из укрытия и продолжили путь. — Тогда я смогу очистить и её тоже, — кивнул Итэр. — Не думаю, что она сдастся так просто. В случае чего, ты готов сразиться с ней? — серьёзно спросил Кэйа, сворачивая в сторону дворца — смутные картинки карты материка, что рыцарь вытянул из закромов памяти, помогали сориентироваться. — Если так я смогу её спасти — готов, — уверенно кивнул юноша, следуя за Альберихом.

***

До разрушенного временем дворца добирались долго. Не раз на их пути попадались проклятые обитатели, хотя это совсем неудивительно — всё-таки они порождения Каэнри’ах, и здесь Кэйа с путешественниками были словно в пчелином улье. Осталось разве что палкой по нему постучать, но прежде нужно найти реликвию. Ею был меч, верно служащий королевским семьям Каэнри’ах. Сейчас его королём был Кэйа, и когда последний завладеет им, то обретёт свою истинную силу, которая течёт в его жилах с самого рождения. Без этого меча отразить атаку проклятых будет почти невозможно — Итэр, конечно, силён, но даже он вряд ли справится без сильного союзника, коим станет Кэйа. Родной отец рассказывал Альбериху, что реликвия эта хранится в тронном зале дворца, закованная в вечный лёд, и растопить его сможет только «он» — человек, о котором гласит древнее пророчество. Маленькому Кэйе всегда было интересно хотя бы одним глазком заглянуть в тронный зал и посмотреть на этот меч, но отец никогда не разрешал ему туда заходить. Однажды Альберих не выдержал и, пока отец спит, решил пробраться к реликвии. И всё было бы успешно, если бы не тяжёлые двери тронного зала, открывшиеся с таким грохотом, что, казалось, это слышал весь материк. Отец тогда очень быстро прибежал на шум, а потом отругал Кэйю за непослушание. «Детский разум слишком неустойчив, чтобы позволить тебе смотреть на реликвию», — так тогда сказал ему отец. И Кэйа, пусть его и по-прежнему пожирало детское любопытство, больше не капризничал, потому что знал — отец всегда заботится о нём, и раз говорит, что это может навредить, значит, так оно и было. Альберих тряхнул головой, отгоняя воспоминания прошлого. Сейчас это было ни к чему, хотя в глубине души он усмехнулся — наконец-то детский интерес будет удовлетворён. Обходя стороной очередных проклятых, Кэйа удовлетворённо отметил руины — а по-другому он теперь назвать его просто не мог, — великого в прошлом дворца, показавшегося впереди. Возле входа никого не было, да и пройдя внутрь, вдоль широких полуразрушенных коридоров — тоже. И это не могло не вызывать подозрений. Кэйа явственно ощущал подвох, и в любую секунду был готов обороняться, предупреждал Итэра быть начеку, чувствовал — скоро всё начнётся. Путешественник приготовил меч, оглядываясь по сторонам, но окружала их только звенящая тишина. Они слышали удары собственных сердец, чувствовали как закипает в жилах кровь, по которой уже срывается адреналин, и вот показались высокие двери тронного зала. Кэйа слышал своё напряжённое дыхание, сбитый ритм сердца и ощущал проступивший на ладонях пот. Внутри острыми когтями заскребли кошки, возвращая его в прошлое и принося нестерпимую боль. За несколько мгновений он словно заново пережил всё то, что случилось с ним и его родным отцом, Дилюком, Мастером Крепусом, заставляя отшатнуться от двери. Душу неожиданно сковал страх — а если он не справится? Снова подведёт тех, кому так сильно нужен? Нет, так нельзя. Он должен взять себя в руки и перестать убиваться прошлым хотя бы сейчас, когда впереди его ждёт важная битва, в которой от него очень многое зависит. Больше всего проклятые люди нуждались в его помощи, и настало время исполнить долг своей крови. Кэйа с силой надавил на холодный камень, ощущая, как стали дрожать кончики его пальцев в ожидании предстоящего. Пока они шли сюда, он много думал о том, какой будет эта реликвия, и что в ней было такого, что её нельзя показывать маленькому ребёнку. Но то, что они увидели, повергло их в немой шок, заставляя невольно сделать шаг назад: в центре тронного зала, закинув ногу на ногу, сидела Люмин — пропавшая сестра Итэра, — и смотрела на них заинтересованным, но коварным и даже каким-то жестоким взглядом, от которого по спине пробегал убийственный холод. А прямиком за троном возвышалось высокое ледяное дерево, голые ветви которого безобразно раскинулись в разные стороны. Внутри льда отчётливо пульсировали чёрные вены — по-другому Альберих назвать их затруднялся, — будто бы оно было живое, и стекались они к центру дерева. Центру, в котором виднелся человек. Он выглядел живым, словно бы крепко спящим, и Кэйю посетила мысль — быть может, это он является той самой реликвией? Будь он обычным человеком, никакой бы лёд не спас от страшного проклятия. Итэр, только завидев свою сестру, не смог сдержаться и рванул вперёд, к трону. — Люмин! — в сердцах выпалил юноша, останавливаясь в нескольких метрах от девушки. — Ты узнаешь меня? — Итэр! — в один голос воскликнули Кэйа и Паймон. — Конечно узнаю, братец, — звонко рассмеялась Люмин. — Ты пришёл остановить меня? Даже не надейся, я уничтожу всё человечество! — Люмин, послушай! Твой разум затмила порча! — не унимался Итэр, делая шаг навстречу сестре. — Я могу очистить её! Только позволь мне… Но договорить она ему не дала, в один момент подскочив к Итэру и с силой оттолкнув его назад. Юноша издал болезненный стон, ударяясь о твёрдую каменную стену. С потолка посыпались камни, и они бы упали на путешественника, но Кэйа вовремя подоспел и оттащил того в сторону. — Не получится достучаться до неё, — спешно пробормотал Альберих. — Ты знаешь, что должен делать. Я отвлёку её. Итэр кивнул, поднимаясь на ноги и сплёвывая с разбитой губы сгусток крови в сторону. Дыхание сбилось, но желание спасти сестру превышало любую боль, которую он мог сейчас получить, и потому, приготовив клинок, ждал, пока сэр Кэйа даст ему возможность сделать необходимое. Альберих призвал свой меч, уверенно шагая в сторону Люмин. Вредить девушке не хотелось, но если ситуация того потребует — он сделает это, ведь на кону стоит жизнь его народа, и в этот раз он не позволит себе никого подвести. Они вступили в бой. Люмин была быстра, сильна, опытна; каждое её движение явно оттачивалось десятками, а то и сотнями битв, в которых она успела поучаствовать. Кэйа даже восхищался такой техникой, но и он сам был достаточно ловок и умён, чтобы раз за разом уклоняться от её атак. Альберих не пытался атаковать, только уводил её подальше от трона, чтобы в нужный момент Итэр смог проскочить к дереву и высвободить силу реликвии. Люмин будто играла с ним — по её увлечённому битвой взгляду это было понятно, — но на самом же деле играли с ней. Может в технике девушка и преуспела, но вот в чём она вряд ли смогла бы обойти Альбериха — в убедительном притворстве, с которым он начал их бой. В глазах Люмин читалась явная жажда боя и приносимое тем самым удовольствие, будто бы она давно ждала этой схватки, оттого сыграть на её эмоциях становилось ещё проще. Кэйа нарочно оступился, падая на пол и тут же, ловко уворачиваясь от меча Люмин, перекатился, крепко схватил её за ногу и потянул на себя, заставляя девушку упасть рядом. — Итэр! — громко воскликнул Альберих, тем самым призывая путешественника к действию. Юноша сразу сообразил, бросившись к ледяному дереву. Люмин, тут же поняв, что её провели, с силой стала вырываться из цепкой хватки Альбериха, но рыцарь держал её достаточно сильно, ещё и меч из рук удалось выбить. Итэр подскочил к дереву и вдруг понял, что понятия не имеет, как растопить этот лёд. Элемент Пиро, как говорил Кэйа, не подействует, нужна та сила, что очистила разум Двалина. Путешественник тогда просто прикасался к осквернённым порчей слезам, быть может, сработает и здесь? Итэр вгляделся в пульсирующие чёрные вены дерева: по ним будто бы текла кровь, настолько живыми они выглядели. Взгляд юноши упал на грудь заточённого в лёд мужчины — именно оттуда начинались все вены. В том месте, где у обычного человека находится сердце. Путешественник, закрыв глаза, коснулся ладонью холодного ствола дерева, мысленно обращаясь к своим силам. В следующий миг он почувствовал исходящее из-под ладони тепло, а после ощутил, как крепкий лёд в считанные секунды начинает таять. Он открыл глаза, наблюдая, как чёрные вены наполняются золотым светом, как он достигает сердца, и как этот человек внутри резко открывает глаза. Итэр почувствовал его могущественную силу, и сделал шаг назад, позволяя мужчине выйти из своей ледяной клетки. — Мой господин, я ждал Вас, — он вмиг оказался возле Кэйи, который продолжал держать Люмин, и от такой неожиданности рыцарь на секунду ослабил хватку, но этого времени хватило, чтобы девушка смогла вырваться и подняться в воздух. — Моё имя Дайнслейф, господин Кэйа. Пожалуйста, используйте мою силу. Услышав имя этой весьма неординарной реликвии, в памяти Альбериха тут же всплыли истории его отца. Когда Кэйа был совсем маленьким, он рассказывал ему о верном союзнике всех правящих семей Каэнри’ах — Дайнслейфе. Со своим хозяином он участвовал во всех битвах, о которых повествовали страницы былых дней этого материка. Но ни одна такая история не рассказывала его истинной роли в этих сражениях. Много раз было сказано, что он защищал своих хозяев, спасал их жизни, помогал одержать победу в нелёгком бою, и только сейчас Кэйа понял, что истинная ипостась Дайнслейфа заключалась в остром клинке. — Хорошо, — кивнул Альберих, поднимаясь на ноги. — Дайнслейф, яви свою истинную форму! Дайнслейф в тот же момент превратился в тёмно-синюю дымку, окутавшую Кэйю, и постепенно обрёл контур острого клинка, ложась точно в руку Альбериха. Кэйа ощутил подступившую к нему силу, и она в самом деле опьяняла. Ему казалось, что теперь он без труда сможет одолеть каждого проклятого, но вот только их нужно было не побеждать, а спасать, и увлечённый разум Кэйи забыл об этом, собираясь броситься прямиком на Люмин. «Мой господин, остановитесь, — Альберих услышал чужой голос в своей голове, и тут же дёрнулся. — Вы не должны поддаваться этой силе. Боритесь с ней. Не дайте ей поглотить Ваш разум» — Но эта сила… — прошептал Кэйа, посмотрев на свои руки. Взглядом он зацепился за маленький шрам на пальце, и в его памяти всплыло давно забытое воспоминание. Этот шрам оставил Дилюк, когда они, будучи пылкими юношами, сошлись в тренировочном бою на настоящих мечах, а не деревянных. Кэйа тогда неудачно уклонился и острое лезвие меча Рагнвиндра зацепило его палец, оставляя глубокий порез. Воспоминания о Дилюке помогли Кэйе совладать со своим разумом. Он в очередной раз вспомнил, что уже однажды подвёл дорогого сердцу человека, и больше повторять этой ошибки — подвести свой народ, — он не собирался. Альберих сжал рукоять меча, возвращая чистоту разума. «Вот так, мой господин», — пронеслось в его голове. — Мои верные слуги, — зловеще произнесла Люмин, находясь уже под высоким потолком тронного зала. После её слов внизу стали появляться проклятые люди, и им не было конца. Сколдовав элементальные щиты и зловеще смеясь, они ринулись в бой против Итэра и Кэйи. У первого был активен элемент Пиро — они предвидели такой вариант развития событий ещё до телепортации на материк, потому как следует подготовились. Кэйа сносил щиты Гидро и Пиро магам, а Итэр — Крио, и того времени, что они были оглушены, хватало, чтобы одолеть их. Но Кэйа строго наказал никого не убивать, и вообще, с тех пор, как узнал, что Маги Бездны на Тейвате — это его люди, он в любой битве с рыцарями старался предотвращать их смерть. Но вечно бой идти не мог. Постепенно силы Кэйи и Итэра покидали их, оставляя за собой сильную усталость и отдышку, а проклятые всё прибывали, пока парящая сверху Люмин наблюдала за битвой, словно за каким-то развлекательным шоу. — Мы должны что-то предпринять, — стоя спина к спине с Итэром, произнёс Кэйа. — У меня есть идея, но ты должен их отвлечь, чтобы у меня было время, — сбивчиво проговорил путешественник, отражая очередную атаку. — Можешь начинать, — глубоко вздохнув, кивнул Альберих. В следующую секунду он воткнул клинок в каменный пол, вкладывая в этот удар всю мощь Дайнслейфа, и получилось, действительно, сильно. Пол пошёл трещинами, а ударная волна древней энергией реликвии снесла щиты всех присутствующих проклятых, и те с глухим хлопком попадали на землю, потеряв сознание. Обычные элементы вряд ли бы вызвали такую сильную реакцию, но Дайнслейф не владел элементами Тейвата — его сила происходила от самого Каэнри’ах, и потому возымела больший эффект на проклятых. Итэр, не теряя ни секунды, обратился к своей истинной силе, которую проносил с собой через все миры, и которую потерял, попав в этот. Благодаря семи элементам он смог восстановить её, но не до конца, а чтобы помочь Люмин и всем этим людям, требовалась она вся. Покидая каждую страну, которую он посетил на Тейвате, Итэр брал с собой элементальный окул от всех статуй Архонтов. Он не мог сказать точно, зачем это делал, но что-то внутри ему подсказывало, что так было нужно. И вот сейчас Итэр подумал — от каждого Архонта он восстанавливал частичку своей силы, а что будет, если он соединит все элементы разом? Путешественник призвал все окулы и под ним стала образовываться золотая печать. Он ощутил, как потоки светлой энергии проникают в каждую клетку его тела, наделяя своей силой. Юноша глубоко вздохнул, позволяя чистой энергии направлять его разум. Итэр поднялся в воздух, туда, где была Люмин, и только хотел приблизиться к ней, как она резко дёрнулась, сорвавшись в атаку. Юноша не хотел с ней сражаться — боялся навредить, — но иначе она не позволит помочь ей. Кэйа внизу, в окружении бессознательных тел, наблюдал за происходящим и пытался отдышаться — последний удар забрал слишком много сил. Но сейчас дело оставалось за Итэром. В конце концов, это он — герой древнего пророчества, а Кэйа — последняя надежда, тот, кто приведёт его в забытый всеми богами мир. И свою роль в этом спектакле он уже отыграл. Путешественник долго сражался со своей сестрой. Сверху то и дело доносился лязг от ударов их клинков, и Кэйа в какой-то момент даже пожалел, что не может парить так же, принять участие и помочь Итэру. Но он тщательно следил за состоянием проклятых, и если кто-то начинал приходить в себя, сидящий рядом Дайнслейф (а он уже принял форму человека), отправлял их в небытие своей силой. Никто из них не планировал сдаваться — оба держались стойко, достойно, и были бы равны по силе, но мощь семи элементов давала Итэру преимущество. Он объединил все стихии в один мощный удар, но атаковать Люмин не торопился. Путешественник ждал, пока сила Архонтов войдёт в резонанс с его собственной. Той, которая спасла разум Двалина, которая очищала его слёзы и была способна спасти сестру. Золотая печать вновь образовалась под ногами Итэра, а сам он резко остановился, ощущая, как его тело обволакивают потоки тёплой энергии. Люмин хотела использовать этот шанс и нанести ему последний, решающий удар, но как только попала в область могущественной печати, её тело словно сковали невидимые цепи. Клинок выпал из рук, с громким звоном ударившись о пол, а сама девушка не могла пошевелиться. Итэр подлетел к ней, заглядывая в такие родные медовые глаза, шепча, как сильно скучал по ней, и обнял. Крепко, вкладывая в эти объятия всю тоску и волнение, что испытывал всё это время. Девушка поначалу пыталась сопротивляться, что-то бормотала, но с каждой секундой ощущала, как её разум покидает ненависть к человечеству, как она вспоминает всё, что уже успела сотворить, и что только хотела. Мягкие потоки энергии окутали её тело, и постепенно она стала той Люмин, какой её знал Итэр. Девушка ответно обняла брата, утыкаясь ему в плечо и плача, совсем не стесняясь, ведь ей это было нужно. Она всё помнила, и чувствовала себя ужасно виноватой. — Я рядом, Люмин, — тепло улыбнулся Итэр, вытирая с уголков её глаз слёзы. — Прости меня, — шептала девушка, крепче обнимая своего брата. Они спустились вниз, где их ждали Кэйа с Дайнслейфом. — Приятно видеть семейное воссоединение, — улыбнулся Альберих. Люмин стыдливо опустила глаза вниз, разглядывая трещины в полу. — Да не волнуйся ты так, с кем не бывает, — непринуждённо рассмеялся рыцарь. — Мой господин, не хочу прерывать такой трогательный момент, но… — подал голос Дайнслейф, — Что нам делать со всеми этими людьми? — Избранные, ваша работа ещё не окончена, — тут же нашёлся Кэйа, указывая рукой на лежащих без сознания магов. — И это не все. Таких, как они, половина материка ещё. — Мы объединим наши силы, — уверенно произнёсла Люмин, схватив брата за обе руки. Итэр согласно кивнул, разворачиваясь к девушке и вместе с ней закрывая глаза. Сияющая золотом энергия окружила близнецов, а под ногами появилась уже знакомая печать, но в несколько раз больше той, что была прежде. Тепло, исходящее от брата и сестры, заполонило собой всё пространство, и сияло так, что Кэйе и Дайнслейфу пришлось закрыть глаза. А когда открыли их, то они уже стояли в окружении бессознательных тел не проклятых, а самых обычных людей. Их людей.

***

Последующие дни Итэр и Люмин очищали оставшихся проклятых, а Кэйа с Дайнслейфом оказывали им первую помощь, помогали сориентироваться и отправляли во дворец. Нация Каэнри’ах была в упадке много столетий, но вот пришло время, когда последняя надежда исполнила свой долг, и теперь этим людям был дан второй шанс. Очищая очередную группу проклятых, в одном из этих людей Кэйа узнал своего отца. Альберих не сразу поверил в происходящее — он-то столько лет считал его погибшим, и даже не надеялся отыскать. Но вот прямо сейчас отец смотрит на Кэйю, да ещё и как — во взгляде читается настоящая гордость за сына. Конечно, он горд. Кэйа и сам рад, что не подвёл своих людей и родного отца. Но по-настоящему счастлив Альберих всё равно не будет — только один человек мог сделать его таковым, но он презирает Кэйю. И даже вся та радость, какую сейчас испытывал рыцарь, не смогла затмить огромного пятна на его душе. Он всё равно думал о Рагнвиндре, безумно хотел вернуться в Мондштадт и только сейчас был точно уверен, что смог бы серьёзно поговорить с Дилюком обо всём, что между ними произошло. Но в Мондштадт возвращаться он не собирался. Кэйа Альберих — принц Каэнри’ах, и кто, если не он, сможет поднять на ноги свою нацию?

***

С момента очищения всех проклятых в Каэнри’ах прошло почти три недели. Люмин, Итэр и Паймон (которая, кстати, всю битву пряталась за колонной храбро сражалась) помогали привести в относительный порядок дворец и прилегающие к нему не разрушенные здания. Абсолютно всё требовало серьёзного ремонта и реставрации, но сейчас важно было наладить вещи первой необходимости, а именно — алхимию. Альберих-старший, будучи опытным в этом деле человеком, снабжал людей едой, а другие алхимики либо помогали ему, либо занимались приготовлением целительных зелий, так как перенесённое проклятие у многих вызывало лихорадку. Сейчас путешественники пришли к обсуждающим очередные вопросы Альберихам и Дайнслейфу в тронный зал. Они решили отправиться в свой мир, но прежде обязательно заглянуть ко всем, кого повстречали на своём пути, и попрощаться с ними. — Последней нашей остановкой будет Мондштадт. Может быть, мы даже сможем повидаться с Вами вновь, сэр Кэйа, — улыбнулся Итэр. — Я не вернусь в Мондштадт. Моё место здесь, — вздохнул Альберих. И хотя вернуться на родину, спасти всех людей, да ещё и найти живого отца — это ли не было счастьем? Но душа Кэйи давно принадлежит земле ветров, а точнее — одному излишне серьёзному виноделу, проживающему там. Но рыцарь понимал, что долг важнее собственных чувств, а потому не мог бросить тех, кто отчаянно нуждается в нём. Только не снова. — Говоря об этом, — Дайнслейф неловко кашлянул в кулак, — когда мы с господином сражались в бою, между нами образовалась связь, передающая мне личные эмоции господина Кэйи. Это нужно для того, чтобы я понимал, в каком состоянии он находится, когда меня нет рядом. — Что ты хочешь этим сказать, Дайнслейф? — удивлённо спросил Альберих-старший, и такие же взгляды на него перевели все остальные. — Господин Кэйа хочет вернуться в Мондштадт, но чувство долга не позволяет ему оставить Каэнри’ах. — Что-то его держит там? — предположил отец Кэйи, желая знать всю правду. — Неразделённые чувства и ошибки прошлого, которые он хочет исправить. — Дайнслейф! Для меча ты слишком много болтаешь! — возмутился Кэйа. Здесь же были и путешественники! Им-то зачем было это говорить? — Прошу меня простить. Ваш отец также является моим господином, а когда господин спрашивает, я не могу ему лгать или недоговаривать, — виновато произнёс Дайнслейф. Альберих-старший какое-то время молчал, обдумывая сложившуюся ситуацию. — Вот что, Кэйа, — обратился он к сыну, — сейчас ты нужен здесь, чтобы помочь нашим людям встать на ноги. Но как только станет чуть легче — ты можешь вернуться в Мондштадт. — Отец… Ты серьёзно? — нахмурился рыцарь. Он никак не мог ожидать, что его отец позволит ему уйти — всё-таки Кэйа был принцем, но, похоже, личное счастье собственного сына оказалось ему дороже, чем его долг. — Серьёзно, — уверенно кивнул Альберих-старший, а потом на продолжительное время замолчал, о чём-то задумавшись. — А что касается ошибок прошлого… Дайнслейф, ты ведь не забыл печать забвения? — Нет, мой господин. — Тогда сделаешь это, когда Кэйа будет уходить, — мужчины загадочно переглянулись, кивнув друг другу. — Если мне потребуется помощь, я дам знать, сын. — Погодите, — не сообразил рыцарь, — что ещё за печать забвения? Название, откровенно говоря, доверия не внушает. — Дайнслейф, я сам, — пресёк попытку рассказать всю правду Альберих-старший. — Она поможет тебе исправить ошибки прошлого. Путешественники заинтересованно вслушивались в разговор, но едва ли что-то поняли по поводу этой печати, и не стали забивать себе голову, отвлекаясь на болтовню Паймон. А сам Кэйа, собственно, тоже мало чего понял, но знал — отец никогда не причинит ему зла, а значит и печать эта хлопот не принесёт.