***
Кэйа стоял в полуразрушенном древнем храме, разглядывая высеченное на твёрдом камне изображение. Этому барельефу было не одно столетие, и он повидал многих людей, приходивших так же изучать историю, что была изображена на нём. Кэйа часто сюда приходил, пытался понять смысл древнего знания, что так старательно толковал ему отец. — Видишь эти звёзды? — Звёзды? А что это? — Это миллионы ярких сияний, восходящих на небо каждую ночь, сын. Но эти две — особенные. — Особенные? Но чем? — Ваши судьбы переплетены. Придёт время, и ты встретишься с ними. — Но как я смогу встретиться со звёздами? Я никогда не видел неба… Сверху на барельефе были изображены две падающие звезды, а чуть ниже — очертания высокой статуи и мельниц. Рядом со стеной стояла каменная стела, на которой было высечено древнее пророчество: «Однажды ступит его нога на самую свободную землю. В поисках близкого обретёт он силу семи элементов. Объединится он с последней надеждой и его верным мечом, и положит он конец вечной бренности подземного царства» — Кэйа, ты — последняя надежда Каэнри’ах. Это пророчество о тебе. — Но почему именно я, отец? — Ты единственный за многие столетия человек, что не был создан с помощью Кхемии. Отец с раннего детства твердил о великой судьбе своего сына. И хотя его жена умерла при родах, всё его горе заглушал маленький свёрток, откуда на него смотрели кристально чистые, словно родниковая вода, глаза. Его тело не было запятнано метками страшного проклятия, какие были на всех созданных людях. Отец Кэйи тоже был проклятым, но благодаря широким знаниям в алхимии смог сдерживать проклятие какое-то время. Однако он всегда помнил, что однажды настанет момент, когда страшная сила поглотит его. С возрастом правый глаз мальчика совсем изменился, но не от проклятия, а от собственной крови и судьбы. Кэйа Альберих — принц Каэнри’ах, последняя надежда и спасение порабощённых страшным злом людей, а изменения его правого глаза — это отражение страдающего народа. Его отец никогда не покидал пределы материка, но многое читал о Тейвате, об Архонтах, правящих там, о солнце, красивых закатах, звёздах и небе, что подземное царство никогда не видело. Он рассказал всё это своему сыну, учил его всему, что знает сам, и всегда говорил: «Кэйа, ты должен быть сильным и никогда не сдаваться, что бы ни случилось». Они жили вдвоём, одни в огромном, полуразрушенном дворце, только лишь отчасти напоминавшем былое величие подземной страны. Отходить от постройки было опасно — проклятые люди бесчинствовали на материке, и всеми силами пытались уничтожить последнюю надежду. Отец Кэйи был сильным алхимиком, владел большим запасом знаний и понимал, как ему защитить маленького принца. Но шли годы, проклятые на месте не сидели — они были умны, научились телепортироваться и владеть разными элементами, не используя Глаз Бога. Оставаться во дворце стало опасно, и отец забрал юного принца, отправившись прямиком в Мондштадт — тот самый город, что был указан в пророчестве и высечен на камне барельефа. Путь был долгим, часто опасным. Во время очередного нападения отец Кэйи с ужасом в глазах узнал в противниках проклятых жителей Каэнри’ах. Здесь, на землях Тейвата, их прозвали Магами Бездны. Они научились выбираться из проклятого материка, и теперь, после этой битвы, будут знать, что последняя надежда в Тейвате. Они не остановятся, пока не убьют его. Тогда мужчина долго думал, как бы обезопасить своего сына, ведь стоило им ступить на земли семи Архонтов, как он остро ощутил подступающее к разуму проклятие. Он не сможет долго оставаться с Кэйей, когда они придут в Мондштадт. Повезёт, если вообще протянет до этого момента и не сойдёт с ума. Там, на Каэнри’ах, где от земли исходили потоки привычной для него алхимии, было проще контролировать проклятие. Но на Тейвате, где о подобном учении едва ли кто слышал, а земля была пропитана силой элементов, сдерживаться с каждым днём становилось труднее. Проклятых людей привлекал именно правый глаз Кэйи, говорящий о его настоящем происхождении; они чувствовали его. Тогда отец юного принца смастерил ему повязку, но не простую. Он пропитал её собственной алхимией, наложил не один десяток печатей, чтобы она смогла подавить энергию, исходящую от правого глаза Кэйи. Он наказал ему никогда, ни за что, и ни при каких обстоятельствах не снимать повязку, иначе проклятые люди сразу же почувствуют его. Кэйа был умным мальчиком, и послушно исполнял все требования отца, потому что понимал, что он хочет защитить его. В Мондштадте они пробыли чуть больше недели, и за всё это время Кэйа ни разу не вышел на улицу. Он сидел в снятой комнатушке, смиренно ожидая, пока вернётся его отец. Мужчина же в это время приглядывался к жителям города, узнавал самые разные сплетни и слухи, боролся с проклятием, определял, чья семья точно смогла бы опекать его сына. Выбор пал на Рагнвиндров. История этой семьи имеет очень древние корни, они глубокоуважаемые люди в городе, и вызывают доверие. Отец Кэйи выглядел словно оборванец, но даже так, на лице господина Крепуса не проскользнуло даже малейшей тени брезгливости или отвращения, когда он обратился к нему. Он наблюдал за ним, за его сыном — Дилюком Рагнвиндром, что был почти ровесником с Кэйей, и думал: из всех вариантов эта семья выглядит самой надёжной. И вот, в разгар жуткого урагана, разразившегося той ночью, Кэйа был отправлен в семью Рагнвиндров, а воющий ветер ещё долго доносил до его ушей последние слова родного отца: «Будь сильным, Кэйа. Это твой шанс. Ты наша единственная надежда»***
С невозмутимым взглядом Альберих хлопнул рукописный документ на стол магистра. — Отпуск? Куда это ты собрался? — удивлённо спросила Джинн, ведь прежде капитан никогда не брал выходных, да ещё и на неопределенное время. — Душа требует, — улыбнулся Кэйа, всеми силами пытаясь ускользнуть от прямого ответа. — Подпиши, пожалуйста. Я очень тороплюсь. — Что? Куда? — нахмурилась магистр, но Альберих настойчиво тыкал в уголок листа, где должна стоять подпись. От такого необычного поведения рыцаря девушка растерялась, а он всё продолжал поторапливать, в конечном итоге заставляя её сдаться. — Так объяснишь может…? Но Кэйи уже и след простыл из её кабинета. Он поспешил уйти из штаба, пока не опомнилась Джинн, или, ещё хуже, не наткнулся на Лизу — уж она-то точно так легко не отстанет от него. Направляясь к главным воротам, Кэйа привычно здоровался с жителями города, улыбался, с кем-то даже пофлиртовать успел, а потом на его пути встала таверна с таким любопытным названием «Доля Ангелов». На минуту Альберих задумался — а может зайти, попрощаться со всеми? Он ведь не планировал возвращаться в Мондштадт… Его место там, на проклятой земле, и, если пророчество верно, Итэр поможет спасти его народ. Эти люди будут нуждаться в нём, и он не имеет права их оставить. Но видеть печальные взгляды знакомых людей, которые так им восхищаются, казалось невыносимо больно. Проще было просто исчезнуть. Остаться в их памяти тем обаятельным, харизматичным и весьма экзотическим мужчиной, чем показать грусть и боль, разрывающие его изнутри. Кэйа очень жалел, что один человек точно не запомнит его таким, образ какого он так старательно создавал и вкладывал в головы других людей. Дилюк будет помнить о нём, как о жалком предателе, ненавидеть и презирать даже тогда, когда Кэйа полностью исчезнет из его жизни. А может он вообще не вспомнит о нём? Альберих грустно усмехнулся, жалея, что в последний день пребывания в городе не сможет увидеть Рагнвиндра и хотя бы издали ещё раз всмотреться в родные черты лица. И пусть Дилюк бы смерил того презрительным холодным взглядом, Кэйа бы всё равно глупо улыбнулся в ответ. — Ну что, готовы? — воодушевлённо спросил Альберих, выходя из города и встречая Итэра с Паймон. — Путь не близкий.