***
Они лежали в кровати спиной друг другу, в молчаливом страхе боясь пошевелиться. Одно движение, и спугнёшь навсегда. Страшно. Они оба хотели прижаться друг к другу сильнее, чем дышать прямо сейчас, но сил не хватало ни у кого. Разворачиваются одновременно. Становится ещё более неловко. Да плевать он на это хотел. Все их отношения строились на неловкости, нелепо прикрытой официальностью. Хватит. Фуюхико с нескрываемой нежностью и запутанностью разглядывает её лицо. Так близко, что дыхание спирает. Рука сама тянется, чтобы коснуться её щеки. Плавным, воздушным касанием провести по скуле и ещё больше восхититься ею. Мурашки бегут по всему телу, когда она податливо поворачивается к его ладони, зарывается, чтобы почувствовать больше тёплого прикосновения. Юноша полностью бросает все попытки сдержанности, потому что именно она затянула верёвку на его шее так, что скоро дышать будет нечем. Придвигается ближе, чтобы подарить мягкий поцелуй. И слов больше не нужно… Она прижимается к нему так сильно, будто завтра может проснуться без него, и это будет её самым страшным кошмаром. А он боится вообще когда-либо остаться без неё. Если бы прямо сейчас в этих нежных объятьях она воткнула нож ему в живот — он бы улыбнулся и подарил ей прощальный поцелуй…И в пропасть.
23 января 2021 г. в 18:11
Острый язык скользит по влажным губам Пеко, задевает подбородок и возвращается ко рту, сплетая языки в блаженном экстазе и расплываясь в будто сонной неге. Сладкой, как сахарная вата, и приторно тягучей, как патока.
Вновь и вновь касаясь её лица, он ощущает влажные дорожки, стремящиеся из глаз прямо к белой постели. Это уже не следы его поцелуев, а её слезы. Фуюхико слегка отстраняется с каплей страха, упавшей на его сознание. Он чуть наклоняется, чтобы соприкоснуться лбами и почувствовать необъяснимую волну облегчения, будто хватит лишь ощутить её кожу, чтобы всё на свете померкло и остался лишь огонёк разгорающегося счастья. Юноша вглядывается в алые глаза сквозь пелену слёз, блуждает в океане её чувств, что робко выглядывают из-под ресниц, и протягивает руку, чтобы снять её очки.
Думаю, ей не нужны очки, чтобы разглядеть его любовь.
Он начинает плавно целовать её щеки в попытке навсегда стереть слёзы с возлюбленного лица и заменить их столь же влажными поцелуями. Фуюхико никогда не позволит появиться слезам на её лице. Не в жизни.
Теперь уже она настойчиво целует его, приподнявшись на локтях, и он разрешает ей взять инициативу, с упоительным придыханием растворяясь в её вкусе. Парень падает на кровать, чувствует холодные простыни под оголёнными участками кожи, запускает пальцы в мягкие волосы Пекоямы и углубляет поцелуй. Яркие огни скачут под закрытыми веками, в темноте желанной близости вспыхивают частыми искрами, разрывая сознание, завораживающими драгоценными камнями бьют по мозгам и не позволяют сделать хоть что-то, кроме как целовать девушку всё настойчивей.
В заплывшее сладким желанием сознание прорывается сигнал об отбое. Десять часов вечера. Блять.
Фуюхико мягко, с физически ощущаемым нежеланием отстраняется от Пеко и встаёт с кровати. Они, слегка запутавшиеся, сцепили взгляды крепкой верёвкой, будто это могла быть их последняя встреча. Чёрт, конечно нет, не последняя. Но эта была слишком интимной, чтобы так легко её отпустить.
— Мне. Пора. — Неловкий кашель в кулак и попытки унять колотящееся сердце.
Не выходит. Ещё хуже становится, когда она чуть трясущимися пальцами обхватывает его запястье и просит остаться. Внутри всё с вездесущим грохотом обрушилось. Бетонные джунгли, что взращивались годами, рухнули, оставив за собой песчаную бурю, которая покрыла всю комнату Пеко Пекоямы.
В смысле остаться? В её комнате? Она имеет в виду на ночь? Нет, нельзя. Неправильно. Недопустимо. Нет-нет-нет, даже не думай об этом.
Неправильно, нельзя, да, безусловно, но кажется, что он просто сойдёт с ума, оказавшись в комнате, где нет её. Тишина мрачных коридоров задушит его к чёртовой матери, и пискнуть не успеешь. Если он уйдет, то падёт от холода серых стен, что слово ледники окружают пустую комнату, где нет Пекоямы. Он захлебнётся в её вкусе, оставшимся на губах приторной пеленой, сахарной, невесомой вуалью. Он не сможет остаться без неё в эту ночь.
— Да, я останусь. Только дай мне переодеться. — Бегло выходит из комнаты и сглатывает комок накопившихся мыслей в горле.
На негнущихся ногах направляется в свою комнату. Пустую. С теми же разбросанными вещами, что и прежде. Холодную. Отталкивающую. Почти не глядя хватает белую футболку и серые пижамные штаны.
Пальцы нервно сжимают ручку двери в совершенно необузданных моральных метаниях. Глубокий вдох. Пощёчина самому себе.
Господи, соберись.
Несколько уверенных шагов сквозь туман в небытие, и Фуюхико стоит перед дверью Пеко Пекоямы, уверенным движение отворяет дверь и делает шаг за порог.
Уверенность крахом канула в лету, будто бы и не было её вовсе.
Пекояма стояла у окна, обрамлённая нитями серебряного цвета, что струились по её фигуре, словно сплетающиеся лианы вокруг молодого дерева захватывают в свои тиски без намерений выпускать. Лунный свет сливается с её пепельными волосами, будто вплетаясь в её косы блестящими нитями. Мраморная кожа сверкала мелким шиммером, заполняя этим мерцающим образом всё помещение и заодно сознание юноши. Она распускает волосы. Серый водопад скатывается по её аккуратной точеной спине, словно ядовитая ртуть стекает по гипсовой коже.
Завораживает. Эта картина, которую несомненно написал самый искусный художник, что когда-либо существовал на этой бренной земле и был рождён только ради того, чтобы нарисовать Пеко Пекояму, не более.
Эта картина навсегда отпечатается в сознании Фуюхико.
Вечность сыпалась сквозь пальцы песком из измельченных драгоценных камней, и даже это не светилось так ярко, как обнажённая кожа Пеко. В реальности же прошло с десяток секунд, пока на девушку опустилась струящаяся ткань, а Фуюхико успел отвернуться.