Он устал от презрения

Лань Цижэнь заранее убрал в мешочек ленту Вэнь Жоханя, чтобы выдать еë ему, если Совет Старейшин его примет. Он был уверен в успехе, но… Перестраховаться все-равно хотелось. Жаль, что нет такого способа. Разве что усыновление, но это было абсурдом. Мальчик ему супруг, а не сын. Абсурдность этой ситуации дошла до мужчины уже значительно позже. Он привык к взрослому Жоханю, и даже сейчас воспринимал его как сильного человека, а не как маленького ребёнка. Кажется, его спутник на тропе самосовершенствования понимал это, а потому периодически напоминал ему о возрасте тела. Не важно как, объятиями или же просто взяв его за руку. И то, и другое отрезвляло. Совет должен был состояться после завтрака, и к этому времени даже Жохань насторожился. Пришлось брать его ладошку и уводить в сторону от других адептов, чтобы просто посидеть с ним на траве и подержать его за руки. Слова с этим человеком могли только навредить — он был гордым и предпочитал сам справляться с собственной душевной слабостью, которая расшатывала его уверенность в себе. А после этого они пошли в Храм Предков. Это было принятие в клан, а не в Орден, поэтому такое мероприятие проводилось там. В зале мальчик расправил плечи, словно ощутив поддержку этого места. Какая-то глупая уверенность в том, что его поддержит не только Цижэнь, но и его предки, не отпускала Жоханя. Все заняли свои места, и ребёнок был в центре круга заклинателей. Стали зачитывать все причины, по которым его решили сделать частью самого благочестивого клана заклинательского мира. Он был усерден, внимателен, умён, следовал правилам клана… Приводили в примеры какие-то случаи, произошедшие за эту неделю. За столь короткий срок он смог впечатлить всех Старейшин, не бывших в уединении. Голосование практически единодушно заключило, что мальчик достоин носить фамилию Лань. — Дядюшка, именно вы привели этого ребёнка в Гусу, поэтому честь вручить ему его ленту предоставляем вам. — мягко сказал Лань Сичэнь. Как глава ордена и клана он не мог пропустить такое мероприятие. Шихань и Цижэнь синхронно выдохнули, испытывая от этого огромное облегчение. Учитель направился к запасу неприкосновенных зачарованных реликвий и якобы достал из него мешочек с лентой, на самом деле вытаскивая его из рукава. Подходя к любимому, мужчина думал о том, как сильно ему хотелось бы повязать эту ленту самостоятельно. Но нельзя. Это нарушение правил и традиций. Мешочек опустился в руки ребёнка и он почтительно погладил шёлк содержимого вещи. Буквально накануне они вдвоем чистили такую же от застарелых пятен, но теперь обе вещи были как новые. Скоро он сможет начать наполнять её своей духовной силой, чтобы закрепить право на неё. Главное не перепутать их в будущем. Хотя это было уже не так и важно. Они ведь супруги. Маленькие руки тяжело справлялись с узлом на затылке, но вскоре ткань заняла свое место на его голове. От вида маленького Шиханя с лентой клана Лань у Цижэня спëрло дыхание, но пришлось заставить себя делать вдох за вдохом. Он и так был его мужем, так что его так поражало? Наверное то, что теперь это заметно внешне. О том, что они отбили три поклона приходилось напоминать себе, в то время как принадлежность клану Лань легко увидеть. Как сдержать улыбку и слёзы счастья?

***

Мэн Яо лежал головой на груди своего супруга и вливал в него свою ци, получая взамен тепло его тела и успокаивающие оглаживания плеч и спины. «Лань Цижэнь проконтролирует его». Вот на чем остановились оба мужчины, разобрав в мельчайших подробностях воспоминания раба о первой и последней встречах. Вэнь Жохань слушался учителя, причём беспрекословно. Это успокаивало. Не хотелось новой войны, они только-только отошли от прошлой! — Я тебя люблю. — прошептал Мэн Яо, доверчиво прижимаясь к мужчине. Он устал из-за собственной гордости отдаляться от этого человека. Не Минцзюэ заслуживал большего, лучшего… — А я тебя. Ты вернешься со мной в Цинхэ? — мужчина коснулся губами пальцев любимого человека, притянув его ладонь к себе. — А ты принесёшь меня туда? — немного кокетливо сказал Яо, садясь на чужом животе и самую каплю игриво смотря в глаза мужа. — Как ты захочешь, так и будет. — взгляд Минцзюэ был полон той нежности, какую было сложно увидеть в нем раньше. Разве что… Да, когда они с Хуайсаном были детьми, глава Не смотрел на них так. С некоторым умилением. Особенно когда они занимались чем-то вместе, например росписью вееров. Мэн Яо счастливо улыбнулся и потянулся за поцелуем к мужчине, радуясь тому, что Чифэн-цзюнь не избегает его и находится рядом с ним. Теперь ему было нечего бояться.

***

После того, как Сяо Чэнмэй установил, что Не Минцзюэ может пользоваться своей ци без труда, а Не Хуайсан объяснил ему, как восстановить потоки ци в Бася, глава Не отправился в Цинхэ, оставив саньди и диди в Гусу. Оба тревожились за мужчину, но не могли заставить его остаться дольше. Нельзя оставлять Орден на длительный срок. Мэн Яо продолжал заниматься, стараться на занятиях, возиться в свободное время с детьми, но теперь он почти каждый день слал письма, полные его восторгов и радости от каких-либо успехов детей, с которыми он проводил время. Сяо Нинлинь понравилась каллиграфия и она теперь много возилась с тушью и бумагами, радуя и Мэн Яо, и Сяо Синченя. Чэньчжи не любил писать, потому что потом он оказывался весь перепачкан тушью и приходилось мыться, и мамочка много ругался себе под нос, пока старался отмыть стойкие загрязнения с сынишки. Мэн Яо только слышал об этом, и несколько раз намекал тёмному заклинателю, что ему стоит поговорить с сыном. Малыш, кажется, принимал все ругательства на свой счёт и не мог понять, как так выходило — его и любят, и ругают. Не Хуайсан пропадал где-то в свободное время, но если его начинали искать он быстро оказывался рядом. Иногда его можно было заметить с учителем Цижэнем и Шиханем (как же Яо был поражён, узнав имя мальчишки и увидев ленту на его лбу!), но Незнайка никак не комментировал этого, становясь задумчивым. А ещё он стал чаще показываться с саблей. Понемногу, невзначай… Но ученики сами придумали им великолепную отмазку. — Что, боишься этой лисицы? Что ж, и от нее есть польза. — смеялись некоторые ребята, пока никто из Ланей их не видел. — Забавно. От лисицы больше пользы, чем от уважаемых заклинателей. — улыбался на это Мэн Яо, а Хуайсан осаждал его ударом бумажным веером по голове. Больше для виду, нежели для того, чтобы действительно задеть. — Это что ты имеешь ввиду? — вскинулся какой-то мальчишка из не самого крупного клана. На удивление, вступился сам Незнайка. — Помогал годами моему брату с управлением, при этом вполне успешно. И был младше вас. При нем в Ланьлине, как не прискорбно это осознавать, был расцвет Ордена и земель под его опекой. Да и племянник так или иначе рос большу́ю часть времени с ним, и не показывает отставания от сверстников ни в одном из искусств. А чего добились вы? — Хуайсан словно бы гордился собственностью своего клана, и показывал это сверкающими глазами — «смотрите, какая находка!» Мэн Яо заметно сердился из-за этого, но это была всего-лишь правдоподобная маска. В глубине души он смеялся над этими детьми и ждал, когда сможет написать об этом мужу. Он вообще часто забывал о своем статусе в Облачных Глубинах — его эргэ относился к нему как раньше, он был окружён детьми, которым он был важен, и Не Минцзюэ общался с ним, как с сокровищем, а не вещью. Они писали друг другу письма. Конечно, раб писал их во много раз большими, нежели глава Ордена. У него было и больше времени, и умения… Но глава Не заметно старался в каждом письме. Он писал довольно просто, но каждый раз старался выразить больше чувств на бумаге. Он писал о том, что он скучает, о том, что ждёт окончания учебного года, искренне интересовался успехами племянников, коими обзавелся через этот брак. Да, не официально, но дети признали его частью своей семьи, и это… радовало. Нет, Минцзюэ не улыбался, вспоминая о детях, но на душе становилось чуточку теплее. Иногда Яо писал о плохом самочувствии и некотором дискомфорте в животе, но проверка тела на болезни ничего не выдавала, а пища ничем не отличалась от обычной. Он решил не забивать себе голову лишним, поэтому старался не обращать на это внимание. Зато обратил внимание на то, что Хуайсан прекратил расписывать веера в тех объемах, как это было в Цинхэ, и это его немного насторожило. Тоска, с которой он смотрел на кисти и шелк была такой, что Мэн Яо понимал — это не угасание любви к делу. Он написал Не Минцзюэ и об этом, но ответное письмо было довольно мутным, раб с огромным трудом выудил из него хоть какую-то информацию — по-видимому, в Цинхэ что-то случилось за время его отсутствия, и бастард Цзинь Гуаншаня гневно потребовал рассказать о состоянии дел в Ордене. И обещал сбежать из Гусу и узнать все самостоятельно, если Чифэн-цзюнь о чем-то умолчит. Вместо ответа Не Минцзюэ прибыл сам. С их последней личной встречи прошло чуть больше месяца. И Мэн Яо было тяжело стоять в стороне ото всех, пока гостя встречали. Он ведь не имел права идти вперёд его родного и названных братьев…