***
— Их всех перебьют, Торин! Как ты можешь? Двалин все же срывается на крик, стоя в тронном зале, и на его мужественном лице появляется брезгливая гримаса. — Жизнь мало что стоит на этом свете. А вот сокровища, — Торин с диким, полоумным взором озирается по сторонам, будто даже здесь могли найтись враги, желающие ему погибели, тогда как те, кто представлял собой явную опасность находились за пределами Горы и в данный момент убивали его родичей безжалостно и без тени сомнений. — Мы сможем продержаться долго, если уйти в потайные залы. — Продержаться? Ты что здесь прятаться собрался? — Уже не слыша себя восклицает Двалин, скривив в презрении губы. — Никогда бы не подумал что буду смотреть на тебя и думать о том, насколько же ты стал жалок. — Не смей! — Взревел Торин, резко поднявшись с трона. — Я твой король! — Ты всегда был моим королем! А еще другом, лидером, за которым каждый из нас был готов идти даже на верную смерть! Посмотри, что с тобой стало! — И уже тише Двалин добавляет. — Как хорошо, что Брехта не видет тебя таким. Мне противно думать, что человеческая девчонка будет иметь больше смелости, чем ты. — Не упоминай ее при мне, никогда! С каких пор ты считаешь воровство смелостью? Она украла сокровище нашего рода! Какое право имеешь ты во мне сомневаться и возвышать ее, эту жалкую уличную девку? На плечо Двалина ложится чья-то рука и он оборачивается, столкнувшись с полным сердечной боли взглядом Балина. — Она никогда никого не бросала, Торин. И не обманывала. Она отдала бы тебе Аркенстон, я уверен, если бы ты не был столь одержим. Да, ее поступок нельзя назвать благородным, но ее мотивы можно понять. Она не желала войны, не желала смертей. Она сделала это ради тебя, Торин. Слова Балина вызвали в душе у Дубощита такую бурю эмоций, что великим трудом оказалось не ударить самых близких друзей, к которым сейчас Торин испытывал лишь крайнюю злость и истинный гнев. — Убирайтесь! Оба пошли вон! Торин остается один в тронном зале и в запале швыряет корону куда-то вдаль. Презренные! Как смеют они ставить ее выше своего короля? «Им не понять, девка одурачила тебя, украла сокровища». Мужчина чувствует, как сознание уплывает, а в голове становится совсем туманно. Он пытается вытравить этот странный голос из своей головы, который твердил, что враги кругом и даже близким нельзя доверять, но безуспешно. «Даин сядет на твое место. И они коронуют его, отдав Аркенстон ему!» Торин падает на колени, схватившись за виски. Кажется, что мир перевернулся, пол под ногами дрожал, готовый обрушиться, а в нос бил едкий запах пепла после того пожарища, что устроил Смауг еще много лет тому назад. Брехта. Ее пение, ее взгляд. Почему-то он цепляется за этот образ, медленно оседая на каменные плиты, и воспоминания прошлого яркими всполохами проносились в его сознании, заставляя наконец голос в голове замолчать. «— У меня есть куда более насущные дела, нежели выручение из беды неуклюжей кисейной барышни. — Вы меня совершенно не знаете, господин гном, чтобы делать обо мне столь поспешные выводы! — Девица умеет ворожить? — Кхм, ее талант коммуницировать со зверями вряд ли можно назвать ворожбой, хотя нечто волшебное в том воистину есть. Они понимают ее, идут на зов ее голоса. Сие есть вещь необъяснимая, однако, смею заметить, весьма полезная. — У меня нет рода, нет семьи, нет друзей. Я нищенка, гонимая с постоялого двора за неуплату жилища. Я воровка, лезущая за чужим добром в карман. Я кто угодно, но точно не убийца и не предательница. Резона не доверять мне у вас нет, я подписала договор. — Я последую за отрядом в самое пекло, несмотря на то, что эльфийский сад мне милее драконьего гнева. — Только лишь долг руководит тобой, или что-то другое тоже? — Что-то другое тоже. — Я готова поручиться за Короля под Горой, подтвердив благородность его помыслов и честность его клятв. Их цель благородна, а мотивы чисты. — Я никогда не отказываюсь от своих клятв. Тем более, данных тому, кто тоже мне дорог». Торин с трудом разлепляет глаза и первое, за что цепляется его взгляд это золотая монета, лежащая на одной из ступеней возле трона. Блестящая поверхность искрилась даже в полумраке, и гном аккуратно поднимает ее, держа на ладони, чувствуя, как наконец разум проясняется, а легкий груз в руке, который казался совершенно невесомым, напротив тянет к земле. Мужчина тяжело смотрит на монету, но в его взгляде уже нет той одержимости, что раньше. Его взор чист, и губы почему-то брезгливо кривятся, пока он рассматривает золотую поверхность, прежде столь желанную для него. Он отшвыривает монету в сторону, как совсем недавно отшвырнул корону. Полный решимости, Торин движется к бастиону, крепко сжимая свой меч в руках. Он сын Дурина, а его потомки никогда не убегали от сражений.***
Сражения в городе были не менее ожесточенными, нежели возле Горы. Брехта уже не единожды пожалела, что пренебрегала нужными уроками фехтования, столь любезно предложенными несколько раз ребятами из отряда, поскольку и меча-то в руках удержать не могла, но сейчас, с метательными клинками в руках, она чувствовала себя совершенно безоружной. Сражаясь исподтишка, ей удалось убить нескольких орков, но тратить все оружие девушка не спешила — что-то подсказывало ей, что ножи ей еще пригодятся. Она видит, как в город въезжают двое — мужчина и женщина — на белом жеребце, и заметив последнюю, в памяти воровки проносится образ, увиденный еще в землях лесного владыки, а так же тот портрет, что рисовал Кили в Озерном Городе. Та самая эльфийка. — Гномы приободрились, ведь теперь их ведет сам король! Слова Гэндальфа точно гром среди ясного неба, и Брехта кидается к парапету, возле которого стояла, с которого открывался хороший обзор на равнину возле Горы. Не может быть… — На подходе вторая армия. — Светловолосый эльф, чьи локоны сверкали также ярко, как звезды на ночном небе, спешивается и подходит к волшебнику вплотную. — Болг возглавил орков Гундабада. — Это их хитроумный план, — в раздумьи дергает себя за бороду Гэндальф, насупив броси, — Азог отвлекает наши войска, а затем Болг наносит удар с севера. — Север? — Тихо шепчет Брехта, глядя, как Торин седлает горных козлов и вместе с несколькими гномами из отряда удаляется в сторону небольшого нагорья. — Где это? — Воронья высота. — Волшебник кивает в сторону удаляющихся всадников, с легким прищуром взирая на происходящее возле Горы. — Торин взял своих лучших воинов, дабы наконец отрубить голову этой мерзкой гадюке. — С ним Фили, Кили, Бофур… — Брехта до побелевших костяшек сжимает в руках один из метательных ножей, бросив один единственный взгляд на стоящую позади нее эльфийскую деву. — Они же умрут там без помощи… В глазах рыжеволосой девушки читался тот же страх, что и у травницы, но не за себя, а за чужую жизнь. Брехта отходит от собравшихся незаметно, стараясь избегать встречи с наводнившими город орками, и медленно тянется к пожигающему, точно сама лава, кольцу. Из-за тех переживаний, что приходилось пережить в последнее время, она почти не замечала своей слабости, но сейчас, когда ее рука сама тянулась к кольцу, все ее существо неистово дрожало, будто в предвкушении. Она надевает кольцо, и тотчас по ее телу пробегает крупная дрожь. На какое-то время становится нечем дышать, но потом все сходит на нет, и Брехта выныривает из своего укрытия, где схоронилась на время поиска кольца в кармане, стремительно покидая город. Воронья высота. Она должна успеть.