Ликси:
Хённи, я заварил твой любимый чай. Зайдёшь?
Ответ не приходит. Феликс оставляет телефон на столе, покидает квартиру и идёт по коридору мимо нескольких дверей, доходя до хёнджиновской; набирает код, дверь с характерным пиликаньем открывается, он входит внутрь. Слышится лай. – Привет, Кками, – гладит собаку по головке; Кками ластится к его ноге. Из-за закрытой двери доносится: – Ликси, я в ванной! Можешь зайти! Феликс напоследок коротко чешет Кками за ушком и идёт в сторону ванной комнаты. Заходит, первым делом видя утонувшего по подбородок в густой пене Хёнджина, который мило улыбается и дует на поднимающиеся в воздух мыльные пузырьки. Феликс садится на бортик ванной, поворачиваясь лицом к старшему: – Я написал тебе в Какао, а ты не отвечаешь. Хёнджин, собравшийся что-то сказать, хлебнул мыльной воды и закашлялся, скривившись от горечи во рту. Феликс не удержался от смеха. Прочистив горло, Хёнджин спросил: – Тебе нужна помощь? С чем? Я- – Заварил твой любимый чай, – перебивает Феликс. –Думал, посидим-поговорим часик-другой. – Прости. – Всё в порядке! – заверяет. Обдумывает свои слова несколько мгновений, прежде чем продолжить: – Я тогда… вернусь к себе, а ты приходи, как закончишь. – Хочешь ко мне? – внезапно спрашивает. – Места в ванной навалом. Феликс едва не падает на пол от неожиданности: они с Хёнджином были знакомы уже добрые полтора года, но привыкнуть к его непосредственности и внутренней свободе действий до сих пор не получалось. Никогда до этого он не встречал подобных людей — таких, которые без задней мысли могут предложить поспать под одним одеялом или выпить латте из одной трубочки. Феликс, воспитанный в довольно либеральной семье — и тот не мог позволить себе этого. Это казалось чем-то за рамками приличного. Но Хёнджин на своём примере показал, что рамки — лишь в наших головах. Потому что он и без них жил счастливо. Что ж, у него было чему поучиться. Подумав об этом, Феликс решил попробовать. «Если у меня есть возможность сделать что-то сейчас, лучше сделать это сейчас. От одной попытки ещё никто не помер». Ожидающий взгляд Хёнджина говорил всё то же самое. Феликс снял с себя домашнюю футболку и штаны, сложил их аккуратной стопочкой на стиральной машинке и, схватившись за бортик ванной, медленно опустился в воду. Ощущение горячей плотной среды тут же окутало разум, заставив разомлеть и отбросить лишние мысли. Хёнджин под водой коснулся кончиком большого пальца на ноге феликсовой лодыжки и хихикнул, когда тот слегка дёрнулся. – Чего у тебя такие ноги ледяные? – Уснул с открытой форточкой. Как видишь, теперь отогреваюсь в кипятке. Феликс хохотнул: – Теперь могу полноправно называть тебя пельменем. В ответ в него прилетел шмат пены. – Тебе удобно? Я могу подвинуться, – говорит Хёнджин, тут же задумчиво (и мило) нахмурившись, – либо ты можешь лечь спиной мне на грудь. Я где-то читал, что парочки так делают. Говорят, удобно. Феликс поднимает взгляд со своих рук на старшего: – Можем попробовать. – Отлично! Тогда, хм, тебе стоит пересесть поближе, – указывает на место перед собой. – Только аккуратно. Ванная довольно узкая, не ударься. Феликс устраивается у Хёнджина между ног, опускаясь спиной на его грудь; руки старшего обвиваются вокруг его торса, замыкаясь в замок. – Нормально? – спрашивает Хван. – Угум. Хёнджин кладёт голову на плечо Феликса, а тот в ответ оставляет невесомый поцелуй на его щеке, пожаловавшись на хрустнувшую от сильного поворота шею. Ну, люди в интернете всякое могут писать: Хёнджин уже минуты через три заёрзал на месте, пытаясь устроиться поудобнее. Свой вес и вес ещё одного тела неумолимо утягивал его вниз, и в конечном итоге он больно упёрся шейным позвонком в жёсткий бортик ванной. Феликс отстранился и повернулся к старшему лицом, несколько раз при развороте задев коленками и локтями его конечности. Оба смущённо засмеялись. Хван сел поудобнее, чуть размялся и похлопал по поверхности воды в том месте, где пару минут назад покоился младший. Феликс покачал головой: – Мы уже поняли, что затея не лучшая. Может, я сделаю тебе массаж? – В прошлый раз я чуть не умер от щекотки. Феликс тихо кашлянул, скрывая неловкость: – Я приложу все усилия. Честно. Хёнджин поднял руки в примирительном жесте: – Делай всё, что хочешь. Ту-дум — сердце Феликса сделало кульбит, отдавшись гулом в висках. Ох. Да. Хван Хёнджин слишком прямолинейный. А Феликс слишком влюблённый. – Наклонись ко мне, у меня не такие длинные руки, как у тебя. Хёнджин слушается, наклоняя корпус вперёд. Феликс протягивает ладони и на пробу немного массирует место, где шея переходит в плечи. Не то чтобы он совсем не умеет делать массаж — просто из подопытных у него был только Хёнджин и только один раз — из-за неловкости его движения были слишком лёгкими, что вызвало у старшего невыносимый приступ щекотки, от которого тот отходил весь оставшийся вечер. Ну, в общем, главное не победа, главное — участие. Кхм. – Ликси, мне щекотно, – хихикает Хёнджин. Феликс обречённо вздыхает, прекращая попытки сделать хоть что-то приятное. Почувствовав резко упавшее настроение младшего, Хван предлагает: – Давай ты всё-таки ляжешь на меня обратно. Я попробую кое-что. Думаю, тебе понравится. – Уверен? – с сомнением спрашивает. – Ну, я уже понял, что мне стоит держать спину ровной, чтобы не скатываться. Должно сработать. Феликс поворачивается и ложится спиной на грудь старшего, тут же ощущая опустившиеся на его торс широкие ладони; Хёнджин начал неспешно гладить его живот, иногда чуть поднимаясь к ключицам или опускаясь к паху. В чуть подостывшей воде движения ощущались приятно и мягко, уютно и доверительно. Феликс особенно любил молчаливые действия старшего за то, какие чувства они в себе несли, с какой нежностью передавали их ему. Нечто подобное Феликс чувствовал раньше, когда мама гладила его щёки, целовала ладошки, утыкалась носом в ямочку на спине — какая-то совершенно необъяснимая безусловная любовь, забота, желание оберегать. В действиях Хёнджина ощущалось то же самое. И неважно, был это нежный жест или щелбан, когда Феликс позорно проиграл ему в видео игре. Странно, но настолько искренне нас полюбить может даже когда-то совершенно посторонний человек. Людские чувства — не поддающаяся логике штука. – Задумался о чём-то? – прерывает его размышления Хёнджин, плавно переходя руками на бёдра, оглаживая поочерёдно их внутреннюю и внешнюю стороны. Феликс, разом ослабев от этого, откинулся на плечо Хвана и прикрыл глаза: – Ни о чём таком. Хм… Знаешь, а это приятно. Хёнджин понимающе мычит в ответ: – Знаю. Это твоя чувствительная зона. Чуть сжимает бёдра руками, заставляя тихий стон сорваться с губ Феликса. Продолжает чередовать поглаживания со сжатием, играя с ощущениями младшего на контрасте. – Боже, – слегка усмехается Феликс, – где ты этому научился, демон-искуситель? Хёнджин пожимает плечами: – Я импровизирую. Пробую, наблюдаю за твоей реакцией и повторяю, если замечаю, что тебе это нравится. Это причина, по которой я не против любого твоего действия по отношению ко мне — пробуя разное, ты можешь найти то, что нравится нам обоим. Феликс на ощупь находит руки Хёнджина и кладёт поверх них свои, следуя их движениям. Открывает глаза, встречаясь с хёнджиновскими, и улыбается: – Спасибо. – За что? – Просто так, – улыбается шире, – и за всё. Ты удивительный. Хёнджин изворачивается, чтобы чмокнуть Феликса в лоб, и в комнате раздаётся звонкий хруст. Кряхтит: – О, Боги, да, я готов пожертвовать своей шеей, чтобы поцеловать Ли Феликса. И что вы мне сделаете? — это мой парень. Феликс смеётся.