***
Они двигались очень медленно; жар от лавовой реки душил, а запах гари забивал легкие. Тара прижимала к себе сумку с ребенком, постоянно проверяя, не подскочила ли у мелкого температура — в такой ситуации его обморок стал бы совсем плачевным обстоятельством. Когда показался выход — светлая точка на горизонте, перед которым плавилась лава и дым от нее поднимался в воздух, мешая видеть ясно, Тара почти обрадовалась — она уже не верила, что они достигнут выхода раньше завтрашнего дня, да и та женщина не сказала, как долго им придется спускаться по реке. — Мы свободны! — воскликнул, не сдержавшись, Гриф Карга. Мандо рядом с Тарой напрягся — она скорее почувствовала это, чем заметила, — и отрезал: — Нет. Не свободны. Тара посмотрела на него с поднявшимся изнутри страхом, о котором почти позабыла в этой удушающей жаре подземных путей. — Штурмовики засели у выхода. — Много? — прохрипела она. — Похоже, целый взвод. Проклятье, хаар’чак. — Останови лодку! — приказала Кара Дюн и двинулась к паромщику. Тот прощебетал что-то на своем и повиноваться не стал. Заело его, что ли? — Я сказала, останови лодку! Десантнице пришлось выстрелить ему в голову и снести купол, выместив на него еще и злость за непрекращающиеся трудности на пути к свободе. Но лодка, тем не менее, продолжила свое плавание к выходу. Прямо к штурмовикам. — Похоже, будет бой, — процедила Кара Дюн. Мандо качнул головой. — Их слишком много, мы не отобьемся. — А что делать? Я не могу им сдаться. АйДжи, держащий ранец мандалорца, повернулся к Таре и сказал: — Они не остановятся, пока не получат ребенка. Верно. Верно говоришь, железяка. На раздумья не было времени, а страх, закупоривающий поры Тары, окончательно повредил ей рассудок. За себя она будет бояться потом, а вот за малыша и мандалорца — глупо было отрицать, как сильно, до дрожи в коленках, ее пугала возможная смерть упрямого болвана, — страшно было уже сейчас, и решение далось ей на удивление легко. Как щелкнуть пальцами, переключив тумблер. Раньше она боялась за себя, потому что не хотела попасть обратно в руки моффу Гидеону. Теперь она боялась за других. И плен у имперцев больше не казался ей таким уж кошмарным. — Он прав, — просипела Тара, кивнув в сторону дроида. Мандалорец повернулся к ней и не поднимал руки, хотя она сняла с плеча сумку с ребенком и протягивала ему. Ну же, Мандо, соображай. — Моффу нужен ребенок, живым или мертвым. И я ему нужна. — Нет. — Я нужна ему живой, — надавила Тара. Мандо так и не принял у нее малыша, и она начинала злиться — хорошо, пусть так, злость перекроет страх и остановит панику до тех пор, пока она не окажется у Гидеона вновь. — Я сказал — нет. Тара склонила голову, глубоко вдохнула душный жаркий воздух. Ну же, мандалорец, ты умный и соображаешь быстрее. Ты знаешь, что я права. — Они не тронут меня, я отвлеку их внимание, и у вас будет шанс скрыться, — сказала девушка. — Ты туда не пойдешь. Кажется, он крошил злостью каждый звук, вырываемый из его легких. Река несла их к выходу под дула бластеров многочисленных штурмовиков, с которыми он не мог справиться — ни в одиночку, ни вместе с поддержкой босса Гильдии охотников и десантницы. И никто из них не должен был пострадать в этом месиве, если был разумный шанс избежать его. Тара попыталась улыбнуться, опустила сумку и протянула мандалорцу руку, но тот отшатнулся от нее, будто Тара была прокаженной. У нее дрожали пальцы, руки, все тело, но разве могла она… разве могла допустить тот вариант, где кто-то из них мог погибнуть по ее вине?.. — Я не боюсь его, — сказала она, глотая звуки. — Я говорила тебе, мне больше не страшны его опыты и гимер, и тот докторишка меня не пугает. Мофф не позволит убить меня, и все мы тогда останемся живы. — Это исключено, — почти зарычал Мандо. — Я не отдам тебя имперцам, и ты не можешь меня ослушаться, ты теперь… Шабуир. Ты теперь — мой клан. — Знаю, — почти прошептала Тара. Она не понимала значения его слов, но знала, что они важны, что они — то звено, которое ей понадобилось бы, если бы она позволила себе планы на будущее. Исследователь. Обманщица. Механик. Напарница. Предательница. Подзащитная. Член нового клана. Семья?.. Они могли бы стать семьей в понимании Мандо, если еще ей не были, но Тара не позволяла себе грезить. Она и чувства-то отодвигала на более спокойное время, на потом, когда у нее были бы силы разбираться в противоречивых отношениях с мандалорцем. — АйДжи, — позвала она дроида, не сводя глаз с Мандо. — У нас есть другие варианты, кроме того, что я предлагаю? — Ни одного, если Тара Кирк хочет, чтобы все остались в живых, — провозгласил АйДжи Одиннадцать. — Видишь, — горько усмехнулась девушка. Мандалорец тут же схватил ее за плечо — больно стиснул, сжал до синяков, дернул ее к себе. — Пусти, Мандо. — Нет. — Тара Кирк погибнет, если пойдет туда? — не вовремя встрял между ними дроид. — Нет, — сказала Тара. — Да, — ответил Мандо. И дроид вдруг выпрямился и протянул мандалорцу реактивный ранец. — Тогда это неприемлемо. Моя программа не позволяет мне допустить ситуации, в которой Тара Кирк или ребенок погибнут. — У тебя не хватит огневой мощи, — впервые подала голос Кара Дюн. — Такую цель я не ставлю, — ответил ей АйДжи. Тара и Мандо посмотрели на него одновременно, не разжимая рук. — В моей старой прошивке еще остались протоколы безопасности производителя. Я могу откатиться к ним, если Тара Кирк и ребенок будут в безопасности с тобой. Он говорил это мандалорцу. Тара не понимала, что крылось за словами о протоколах, но Мандо вдруг выдохнул и отпустил ее руку. — Они будут. — Тогда я смогу самоуничтожиться, чтобы не попасть в плен, — с каким-то облегчением произнес дроид. Тара ахнула. — Нет, надо придумать другой план! — Тара, замолчи, — впервые заткнул ее мандалорец. Он подошел к дроиду, взял у него свой ранец и посмотрел тому в глаза — в то, что подразумевалось его глазами. — Есть вариант, при котором ты, Тара Кирк и ребенок останетесь живы одновременно? — Сожалею, — ответил АйДжи. — Таких вариантов нет. — В таком случае я… — Не стоит грустить, — прервал мандалорца дроид. Но он не грустил. Возможно, в библиотеке программы дроида-няньки не было этого чувства, потому что дети не умеют испытывать его. Но взрослые умели. Сейчас Мандо ненавидел себя за выбор, который ему приходилось делать. Тара шагнула к нему, нашла его руку, крепко ее схватила. Это был ужасный план. Отвратительный. Она будет корить себя за него всю жизнь, и ей бы не хотелось, чтобы это же чувство беспомощности хоть когда-то нашло путь к сердцу Мандо. — Я все еще могу…— прошептала она, и мандалорец перехватил ее пальцы и сжал их до хруста в костях. — Нет. Нет, ни за что. АйДжи, мне жаль. — Не стоит. Я и живым-то не был, — рассудительно возразил дроид. — Но тебя не станет, — выдохнула Тара. — Зато вы будете жить. Она почувствовала, как слова взбираются по дыхательным путям в груди мандалорца, и поняла, что не допустит, чтобы их сказал он. это будет ее ноша, потому что она ею и была — страх, что кто-то погибнет по ее вине, был уже Таре знаком, и сейчас дроид жертвовал собой ради нее, а не ради Мандо. — Спасибо, АйДжи Одиннадцать. Я тебя не забуду. Мандалорец застыл, так ничего и не сказав, и наблюдал вместе с Тарой, как дроид выходит из лодки прямиком в лаву и движется к выходу чуть быстрее них, почти горя по пути. Это были ее слова. Это должно было остаться ее виной. — Протокол производителя запрещает мне попадать в плен, — заявил дроид у арки выхода. Штурмовики склонились к нему, наставили на него бластеры. В последний момент Тара почти зажмурилась, но заставила себя смотреть вперед, только повернула ребенка к себе и обняла одной рукой, чтобы тот не увидел взрыва. Она держала Мандо за руку. Он стискивал ее пальцы. Его рука дрожала.***
Когда лодка вынесла их на воздух, их встретили только языки пламени, оставшиеся от взрыва, и мертвые тела штурмовиков. Только когда мандалорец осмотрелся, он отпустил руку девушки. Опасность минов… Размеренный треск лавовой реки вспорол звук летящего к ним СИД-истребителя. — Мофф Гидеон! — вскричала Кара Дюн. — Тара, пригнись! Ей не нужно было повторять дважды, она уже научилась: присела, закрыла собой ребенка, пока Мандо, Кара Дюн и Гриф Карга стреляли по несущемуся к ним истребителю. Бесполезно, их бластеры ничем не могли навредить моффу. Он не допускал мысли, что все закончится плачевным исходом — после произошедшего на реке у него вообще не осталось сил на подобные размышления, они минуту назад вытянули из него все страхи, выплюнули их на поверхность и распороли его нутро всем на обозрение — всем, включая непробиваемую Кару Дюн, его бывшего босса и даже дроида, всем, но не Таре Кирк, чьими страхами можно было смешить его народ. По меркам мандалорцев она была смелой. По меркам Мандо она была жестокой. И он не допустит, чтобы ее забрали. — Что будем делать? — взвыл Гриф Карга. — Пусть ребенок сделает магический пас! Но мелкий только помахал охотнику в ответ на его жесты. — У меня есть идея, — сказал Мандо. Подхватил оставленный дроидом ранец и надел на себя, помня слова Оружейницы: прежде, чем носить его, ему нужно потренироваться, иначе ранец не станет слушаться. Но у Мандо не было на это времени. Он обернулся, бросил Таре: «Жди здесь» — и взмыл в воздух, принимая на себя внимание моффа Гидеона. Тара наблюдала с земли, как мандалорец боролся в воздухе с целым истребителем. И когда тот взорвался, пикируя к земле под крутым углом, а сам Мандо приземлился к ним, почти не пострадав, она с отдаленным, запоздалым удивлением поняла, что ей не было за него страшно сейчас. Истребитель моффа Гидеона догорал за холмом. Тара оглянулась, чтобы посмотреть, как в небо уходить черный дым, и выдохнула. Груз, висевший у нее в груди все то время, что она скрывалась от имперцев, растаял вместе с этим дымом. Она посмотрела на Мандо, кивнула ему и вдруг молча расплакалась — слезы потекли по щекам, и Тара даже не попыталась стереть их. Кара Дюн решила остаться на Неварро, Гриф Карга снял с Мандо все обвинения и даже дал денег — об этом напомнила Тара, заметив, какими грустными усталыми глазами ребенок смотрит на нее со дна заплечной сумки. Правильно, парень, приключения закончились, а голод проснулся. Они втроем отправились через лавовую долину к кораблю — от нее до Лезвия было полчаса пути. Шли в молчании, Тара медленно осознавала свою новую свободу и то, как болит ее рука, которую стискивал мандалорец. Это была горькая боль. Это была приятная боль. Она еще не решила, что та означает, и оставила размышления на ночь. В темноте ей всегда лучше думалось. — Ты не должна была так говорить, — сказал вдруг Мандо. Тара посмотрела на него снизу-вверх и, не зная, к какому моменту отнести его слова, решила выбрать самый безопасный — для них обоих. — Дроид защищал меня и ребенка. Его жертва — на моей совести. Не на твоей. — Я не… — Ты не должен чувствовать себя виноватым, — отрезала Тара. И добавила, прекрасно понимая, что он станет возражать: — Я знаю, ты думаешь, что в ответе за его смерть, но это не так. Я в ответе. Не ты. Если он и хотел затронуть другую тему, то не стал — очевидно, тоже испугавшись того, на какую зыбкую почву их может завести диалог о совсем других словах. Когда они приблизились к Лезвию, Тара заметила тело Куилла раньше Мандо. Впихнула ему ребенка и кинулась к угноту, понимая, что ничего еще не закончилось, и прямо сейчас ей предстоит испытать горе — снова.***
Мандо помог Таре соорудить могилу для угнота, присел, когда девушка, согнувшись, затряслась, и притянул ее к себе. Она облокотилась на него и зарыдала в голос. Он легонько сжимал ее плечо, позволяя плакать — и едва ли не впервые не боялся ее слез. Те были необходимы. Тара успокоилась нескоро, но поднялась на ноги, споткнулась и, все также опираясь на Мандо, пошла с ним на борт Лезвия. Он усадил ее на койку рядом со спящим ребенком — тот устал так, что вырубился сразу, как только очутился на корабле. — Я принесу воды, — тихо сказал Мандо. — Отдохни, Тара. Он уже повернулся к ней спиной, но почувствовал ее пальцы в своей руке — привычные, словно им здесь было самое место. Это ощущение пугало. Но он постарался о нем не думать, по крайней мере, сейчас. — Меня зовут не Тара, — прошептала девушка. Мандо вернулся и присел перед ней на колени. У Тары было лицо абсолютно потерянного в своих мыслях человека. Лицо того, кто только что испытал страх за всех людей вокруг себя, а теперь осознавал себя в новом статусе. — Мое настоящее имя Сара Кренник, — выдохнула она, глядя прямо на Мандо — снова глядя ему прямо в глаза. — Кара сказала, мой отец был создателем планеты хаоса или что-то такое, я… Мандо прервал ее невольным смешком, и она осеклась. — Неважно, кем был твой отец, — сказал он девушке. Тара нахмурилась, и мандалорец вдруг понял, что все еще держит ее за руку. Эту привычку нужно было искоренять, пока она не стала его постоянным спутником в любых действиях. Он осторожно отпустил пальцы Тары и накрыл ее ладонь своей — на несколько мгновений, чтобы поддержать. — И неважно, какое имя у тебя было прежде, — договорил он. — Если ты не хочешь его носить, то можешь остаться Тарой. Тара Кирк — хорошее имя. Тара неуверенно кивнула. Прикусила губу, мгновенно став беспомощной, беззащитной. — Хотела, чтобы ты знал, — просто ответила она. — Не хочу больше никаких секретов. Вот, теперь ты знаешь. А, и еще… Тара вынула из кармана кулон — его кулон, серебряный череп мифозавра — и протянула его мандалорцу. Она же понятия не имела, что это значит. Простая, как чистый лист. Сложная, как устройство целой Галактики. — Ты тоже должна знать, — выдохнул мандалорец. Решение нашлось просто, словно иного и не было. — М?.. — Мое имя, — пояснил он. Тара выпрямилась, рука под ладонью мандалорца на мгновение дрогнула. — Меня зовут Дин Джарин. Теперь ты тоже знаешь. Девушка издала странный звук — и, вскинув голову к ее лицу, он понял, что тот означал. Благодарность. И что-то еще, что вспыхнуло в глубине ее карих глаз. Тара не знала, но они были похожи. Оливковая кожа, теплые карие глаза. Жажда найти себя и что-то свое, кого-то своего. Такое знание подарить ей мандалорец не мог. — Дин Джарин, — повторила девушка. дрогнули уголки ее губ, она улыбнулась Дину, подарив новое болезненное ощущение — то свернулось в груди рядом с сердцем. — Дин Джарин. Я думала, это слово на мандалорском. — Это... Меня так зовут. Он чувствовал себя теперь растерянно и немного, саму малость, глупо, будто это она его одурачила. Но Тара улыбнулась снова и прогнала все нелепые мысли о неуклюжести момента. Кулон остался у нее в руках.