Негармоничное сближение

Мальчик сидит в ветвях раскидистого дерева и угрюмо наблюдает, как бесконечные няньки сбиваются с ног, пытаясь его найти. Никто из них даже не догадался поднять голову и искать его наверху. Это оттого, что никто и не ожидал такой прыти от восьмилетнего парнишки, который взобрался на верхние ветки с лёгкостью антилопардёнка. Мальчик считает, это оттого, что они глупые и ограниченные. Так однажды сказал ему учитель, и с тех пор мальчик зарёкся быть ограниченным. Ему не нравятся бесконечные уроки, на которых его заставляют сотворять огонь. Каждый раз, когда мальчик вызывает крошечный огонёк пламени, ему кажется, будто он отщипывает от себя кусочек чего-то очень важного и безвозвратно его теряет. Ему кажется, что если он будет вызывать огонь слишком часто, то однажды просто закончится, так же быстро, как заканчиваются рисовые пирожные при появлении его мачехи. Руки после занятий с огнём вечно в саже и ожогах, так что приходится откладывать занятия с настоящим оружием. Меч мальчику понятнее, чем любая магия. Им можно поколотить кого-то здесь и сейчас, а не доставать мифическую «ци» из каких-то там своих недр. У мальчика нет никаких лишних недр, он сверялся с книгами по анатомии. И даже у девочек их нет, он спрашивал у Тори (шишка от этих расспросов до сих пор побаливала). Возможно, эти недра отрастают с возрастом, но подтверждения этому факту мальчик пока не нашел. Словом, стоит ли удивляться, что вместо занятий он сбегал в город к старику Бао, послушать сказки. В сказках тоже все понятно, хоть и не всегда хорошо. Он слышал много сказок, но Тори и Шен знают гораздо больше. Их-то не мучают вечными занятиями! Шен так вообще замечательно устроился: родился внуком старика Бао, вот теперь и слушает сказки от зари до зари… Мальчик спустился с дерева только тогда, когда вся его свита скрылась в дальних садах. Он уже предвкушал, как старик Бао угощает его душистым чаем и рассказывает продолжение вчерашней истории. И как обычно, все пошло не по плану. — Ты что это тут делаешь? Недовольное выражение лица мачехи, словно кто-то намазал ей нос навозом, говорило лишь о том, что сказок для него сегодня не будет. — Гуляю, — не моргнув и глазом соврал мальчик, предварительно отвесив женщине глубокий поклон. Госпожа Арриза, тучная и склочная, была уже второй отца на его памяти. Первая, худая и неимоверно старая женщина лет тридцати, умерла в родах пару лет назад. Губернатор решил, что худосочные не могут родить ему здорового наследника, и теперь, по всей видимости, бросился в другую крайность… Госпожа Арриза стала супругой отца всего с полгода назад, но уже навела здесь свои порядки. Больше всего она заботилась о своей красоте, которой, признаться, было и так не слишком много. Мальчику казалось, что она и сама это понимала, и потому прячется за кучей дорогих тряпок. Арриза огляделась. Огромные серьги в ее ушах тихо звякнули друг о друга, как дешёвые бубенцы. — У тебя не должно быть уроков? — У меня уже урок! Учитель велел найти мне новое мировоззрение в пределах дворца, а сам обещал поискать его в крыле прислуги. И мальчик изобразил лицо усердного, но всё-таки бестолкового ученика. Он уже давно уяснил: сдобри свою ложь парой мелких деталей и позволь взрослым почувствовать свое превосходство. Мол, «вот я-то все понимаю, а этот малой — что с него взять?» Так и вышло: госпожа Арриза надменно улыбнулась и, кажется, даже смягчилась в лице. По крайней мере мальчику так показалось. — Ты же бывал в Хищных садах? — вдруг спросила она. Мальчик обрадовался. Хищными садами во дворце называли дальнюю часть дворцовых угодий: несколько рощ, полян и большой лес для взрослых хищников. В основном там жили антилопарды — особая гордость их колонии. Величавые животные с большими ветвистыми рогами, изогнутые самым причудливым образом — их приручили первые колонизаторы этих мест. Крайне независимые создания, звери выбирали себе лишь одного хозяина, тяжело переносили разлуку, а внимание прочих выносили с надменным безразличием. Сейчас во дворце уже не держали этих прекрасных животных — слишком уж поменялся дворцовый быт. Но былое наследие не следует выбрасывать, поэтому пока животных отослали с глаз долой. Мальчику нравилось играть с котятами. Он представлял, что когда он сменит своего отца и сам станет правителем колонии, то тоже будет разгуливать по дворцу в сопровождении чудесного зверя, как когда-то расхаживали наместники прошлого. Если уж ему и придется стать таким же серьезным и страшным как отец, то хотя бы у него будет личный антилопард — так рассуждал мальчик. Он уже прикормил одного из котят, прозвал его Гуроном и почти приучил пушистого друга к новой кличке. — Да, госпожа! Я играл с котятами антилопардов, когда они были маленькими! — бойко отозвался мальчик, торопясь и проглатывая от волнения слова: — Но потом они подросли и старый смотритель запретил мне приходить. Арриза сморщилась и надменно заметила: — Старик смотритель мне не указ. Вероятно, он боялся, что они тебя сожрут или забодают. Но ты ведь храбрый мальчик, не так ли? — Да! — он даже подпрыгнул на месте. Она его понимает! Он не боится больших кошек — даже с матерью котят, которая была больше мальчика на добрых две головы, он смог договориться. — Только им ещё нечем было бодаться — у котят ещё не было рожек. Они только сейчас начинают расти. Поэтому смотритель и запретил приходить — сказал, что я могу пораниться. Арриза задумчиво нахмурилась и пробурчала себе под нос. — Уже растут? — она тряхнула головой, снова звякнув серьгами, — Не хочешь прогуляться со мной до их вольера? Мальчик очень хотел. Он был счастлив. Всю дорогу до Хищных Садов он трещал без умолку, рассказывая женщине о зверях, о Гуроне, о том, как они будут вместе ходить по дворцу. Женщина же была задумчива, отвечала невпопад и совершенно его не слушала. Но мальчику это было и не важно — он был счастлив. Стражник, прежде то и дело ловивший мальчика вблизи садовых стен, в этот раз пропустил их без лишних вопросов — присутствие госпожи Арризы было ключом от всех дверей, за которые мальчишка не мог пробраться. Он знал потайные ходы дворца лучше, чем свои пальцы, но пробраться в Сады ему до сих пор не удавалось. За главными воротами их ждала пожилая женщина в богатых одеяниях и угрюмый загорелый мужчина. Руки его были покрыты шрамами и мальчик сразу подумал, что тот сражается с дикими зверями как минимум каждую неделю в самых диких дебрях Царства Земли. — А это у нас кто? — спросила незнакомка таким писклявым голосом, что мальчик сразу окрестил её Писклёй. — А это наш будущий губернатор, — Арриза захохотала ещё пронзительнее обычного. Пискля тоненько захихикала и замахала пухлыми ручками, радуясь какой-то непонятной шутке. — А где смотритель Жун? — спросил мальчик, когда они следовали за сухопарым мужичком-смотрителем. — Уволился, — новый смотритель небрежно махнул рукой, — Сказал, что это место перестало приносить ему удовольствие. — Неженка, — хмыкнул мужчина со шрамами. Голос у него оказался низкий и хриплый. — Наш маленький друг не такой, — госпожа Арриза похлопала пасынка по плечу с такой силой, что у него подогнулись ноги, — Он так рвался посмотреть на диких котов, он ничего не боится! Пискля отчего-то опять захихикала. Мальчик надулся от гордости. Он не боится! Он приручит дикого кота! Нет, он приручит целую стаю диких котов! Когда они вырастут, то все вместе пойдут на войну и будут рвать врагов когтями, зубами и рогами на маленькие клочки!.. Смотритель прозвенел ключами, открывая большой вольер. Мальчик приподнялся на цыпочки, выглядывая, когда пробежит пятнистая кошка со своими котятами, однако вместо кошки к дверям бежала целая стайка подросших котят. Мальчик с трудом узнал Гурона — котенок уже отрастил небольшие рожки и явно этим гордился. — Гурон! Котенок узнал старого товарища по играм и радостно чирикнул, приветственно бодая друга растущими рожками. Ощущения были действительно не самые приятные, но сейчас мальчик был просто счастлив. Он с благоговейным трепетом гладил котенка по пятнистой шкуре, зарывался пальцами в шерсть, ещё по-котячьи пушистую и нежную. Он шептал в мохнатое ухо какие-то глупости и обещания. Ухо дергалось от чужого дыхания, но котенок продолжал благодушно рокотать своим мурчанием, безмолвно поддерживая любую затею двуногого друга. Мальчик не особо прислушивался к разговорам взрослых — он был слишком занят, упиваясь радостью встречи. До его ушей долетали обрывки разговоров о старике-смотрителе, о красоте котят, об их пятнистых шкурах, о том, что приближается зима, и сейчас самое время подумать об одежде. Мальчик подумал, что взрослые, конечно не очень умные — ведь к зиме у котят уже будет густая взрослая шерсть, которая будет защищать их и от дождя, и от снега. — Тебе нравится этот кот? — рука госпожи Арризы легла на плечо. — Да! Это Гурон, я говорил про него!.. — Да-да, конечно, — перебила его мачеха, — Так он тебе нравится? — Конечно! Он самый красивый, самый… — Замечательно, — Арриза хлопнула в ладоши, — Ты слышал маленького господина, Хо? Мальчик выбрал этого. Мальчик не верил своему счастью. Сейчас? Ему разрешат забрать Гурона во дворец? Прямо сейчас он выйдет из этих ворот бок о бок со своим другом и братом, они будут вместе спать, вместе тренироваться, вместе совершать подвиги, прославляя свой род и свою страну… Мальчик вскочил и бросился к госпоже Арризе. Это она, это она уговорила отца! Он будет почитать эту женщину так же, как родную мать, будет отдавать ей все свои рисовые пирожные!.. Холодная рука легла на макушку. — Ну что ты, это же мой долг как хорошей мачехи. — самодовольно заметила Арриза. Мальчик обернулся на котёнка. — Ты слышал, Гурон? Хо, здоровый детина в шрамах, протянул руки к мурчащему котенку, и тот доверчиво ткнулся в ладонь. Мужчина хмыкнул, отмахнувшись от ласки. А затем свернул котенку шею. *** Мальчик кричал. Его крик длился не переставая, день за днём, год за годом. В какой-то момент этот вопль ужаса перестал принадлежать ребенку и обрел голос мужчины. Тогда Юнь и проснулся — от собственного крика. А ещё от того, что над ним склонилась Рехан и глаза у нее были размером с блюдца. — Все хорошо, это всего лишь сон! — громко повторила она, стараясь истерические нотки. — Это был не сон, — прохрипел Юнь. Голос его предательски дрожал. Хотелось бежать, что-то сделать… Хоть что-нибудь! — Пусть так, — согласилась Рехан, все ещё немного нервно, — Но сейчас ничего этого нет. «Ничего нет,» — повторил про себя Юнь. Ничего. — Ты сидишь в постели у себя дома, — успокаивающе повторяла Рехан, — Повторяй за мной. — Я дома, — сократил Юнь. Только сейчас он понял, что она гладит его по голове. — Хочешь поотжиматься? — вдруг спросила Рехан. Юнь уставился на нее. — Поотжиматься? — Тебя трясет, — девушка мягко сжала его плечо. Ее ладонь приятно холодила кожу. Не вполне отдавая себе отчёт, Юнь протянул руку, поймал тонкие пальцы и несильно их сжал. — Это адреналин, — продолжала Рехан, успокаивающе гладя его кисть уже второй рукой, — Надо выпустить пар. Давай-давай, упал, отжался! Юнь с неохотой перевернулся на живот, послушно начиная отжиматься. Опомнился он только когда на плечо легла девичья ладонь. Рехан успела принести кувшин с водой, смоченное в воде полотенце и сухое белье. Юнь только сейчас понял, что не только он сам вымок от пота, но и его постель. Он опрокинул на себя почти весь кувшин воды. Стало чуть легче. Не то от воды, не то действительно отжимания Рехан сработали. — Ну можно и так, — пробормотала девушка, бросая влажное полотенце в образовавшуюся лужу. — Извини, — Юнь поднялся, чтобы пересесть на сухое место, и пошатнулся от усталости. Сколько же раз он успел отжаться? — я все уберу. — Сиди уже, — Рехан усадила его рядом с собой и потрясла полупустой кувшин, — Здесь ещё есть вода. Попей. — Спасибо. Воды оказалось на один глоток, поэтому Рехан пришлось бежать вниз. Юнь слушал, как шлепают по скрипучим половицам ее босые ноги, как хлопает задняя дверь, как плещется вода в большой бочке… Его взгляд упал на какую-то тонкую деревяшку с торчащим из нее гвоздем. Ему потребовалось несколько секунд чтобы узнать в деревяшке одну из реек дверцы, отделяющей жилую комнату от шкафа с вещами. — Это что? — спросил он, когда в дверях появилась Рехан. — Ты кричал. Я думала на нас напали. Это было первым, что пришло в голову. — Оторвать деревяшку — первым? — удивился Юнь. Рехан только пожала плечами. Юнь заметил насколько сломанных ногтей. Судя по всему, деревяшка сдалась не без боя. — То есть ты серьезно думала, что сможешь кого-то ею поколотить? — Юнь слабо улыбнулся. Рехан только фыркнула и чувствительно ткнула его локтем. — Ой, не нуди. Я сначала вообще подушку схватила… Юнь прыснул. Затем расхохотался. А потом сложился пополам и давился хохотом так долго, что уже заныли ребра, смех потерял голос и превратился в обычный всхлип. Ладонь Рехан легла на его затылок. — У всех бывают кошмары. Я тоже постоянно вижу плохой сон. Жаль, что нельзя поколотить этой дурацкой деревяшкой все свои кошмары, скажи? Юнь простонал что-то в знак согласия. Рехан убрала руку. — Ты же знаешь, что я выслушаю, если ты захочешь поговорить? — мягко заметила она. Юнь так редко слышал эти нотки в ее голосе, что даже поднял на девушку взгляд. За последнее время она стала… Мягче? Они жили в городе почти две недели, и с каждым днём Юнь все больше убеждался: в большом городе Рехан чувствует себя как рыба в воде. Она быстро запоминала улочки и переходы, самозабвенно торговалась на рынке. Она быстро подмяла под себя все рутинные дела, связанные с домом и вечно изобретала какие-то немыслимые рецепты, так что Юнь порой с опаской принюхивался к узелку с едой, которым его снабжала неугомонная Рехан каждое утро. Почти всегда еда была съедобна. И каждый день когда он возвращался домой, то с интересом подмечал, несколько она изменилась за этот день. С каждым днём она все меньше говорила об Аватаре и все больше напоминала сытую домашнюю кошку. Но такой неприкрытой мягкости в ее голосе он до сих пор от нее не слышал. Рехан истолковала его взгляд по-своему, быстро заметив: — Эй, я не говорю, что я могу помочь решить все твои проблемы. Но я хороший слушатель, правда. Мама говорила, что человеку иногда надо просто проговорить, и тогда полегчает… Юнь закрыл глаза и перекатился на спину. Прохладное дерево пола приятно охлаждало разгоряченное тело. Вот как. Выговоришься — полегчает. Юнь слабо в это верил, да и вываливать все эти мерзости не хотелось. С другой стороны, в последние недели он узнал столько нового о Рехан и ее мире, о ее культуре и ее жизни, что чувствовал себя почти обязанным поделиться чем-то личным. И всё-таки это было слишком. Да, слишком личное, слишком тяжёлое, не потускневшее со временем. Он расскажет ей все, что она захочет, но только не это. И окончательно решив это, он открыл рот и произнёс: — Его звали Гурон. Мне было шесть. *** — Вот сволочь! Первостатейная сволочь! Юнь с толикой любопытства наблюдал, как Рехан ходит взад-вперед по комнате. Только что он закончил рассказывать один из самых неприятных эпизодов своего детства и чувствовал себя так, будто истощил все свои силы на пару лет вперёд. Зато у Рехан, по всей видимости, сил было хоть отбавляй. Под босую ногу подвернулось мокрое полотенце и тут же полетело в стену. «Неплохая техника», — вяло подумалось Юнь. — Нет, подожди, — девушка замерла посреди комнаты, выглядя одновременно и грозно, и смешно в своей вытянутой майке для сна. — А что этой… этой… этой Аранаре за это было? — Арризе. — Будь здоров. Так что? Юнь пожал плечами. — Ничего. — Ты хоть рассказал кому-нибудь?.. — Я тогда полгода не разговаривал, но все и так были в курсе — наследничек разорался и потерял дар речи, шутка ли! — Юнь потёр нос, — Пару лет назад встретил старика Жуна, старого смотрителя. Побирался у храма Агни. Ох и напились мы тогда… Рехан вновь села на пол и обхватила руками колени всем своим видом демонстрируя, что готова слушать. Юнь вздохнул. Очевидно, его рассказ был не закончен. Он попытался собраться с мыслями. — Антилопарды действительно были символом власти, но последние полвека наместники стали ценить не их стать и благородство, а их шкуры. Котов стали разводить с целью получить красивые накидки, символ власти. В таких ходили высшие чины колонии. Мех взрослого антилопарда очень жёсткий и колкий, поэтому котов выращивают до того возраста, когда у них начинают закручиваться рожки. Тогда и шкура выходит большая, ведь котенок размером уже почти со взрослую особь, и мех ещё по-детски мягкий и пушистый… Потому Жун и запретил мне приходить. И сам ушел незадолго до этого — не хотел всего этого видеть. Арриза, глупая баба, хотела выслужиться перед отцом — она знала, что отец быстро заменит ее первой же забеременевшей наложницей и все богатство перейдет матери будущего наследника. Она решила подружиться со мной, надеясь прочнее закрепиться во дворце. Вот и взяла меня с собой. Пискля была её личной портнихой и пришла лично выбрать материал… А кто был тот бугай Хо я так и не понял. Наверное просто какой-то бывший браконьер, устроившийся убойщиком на непыльную работу. Юнь замолчал, глядя как Рехан остервенело вытирает глаза. — А что твой отец? Юнь мрачно хмыкнул, вставая и снимая с матраса сырое белье. — Когда ему доложили, он только отмахнулся. Мол, мальчишке уже пора повзрослеть. — В шесть лет?.. Юнь поморщился. — Жизнь ребенка высшего сословия лишена детства в том смысле, в котором оно есть у остальных. Ты рассказывала, что в твоём мире детей до семи лет водят в особые группы, где они играют друг с другом почти весь день и гуляют по паре часов на огороженной площадке… — Детский сад. — Именно, — Юнь прищелкнул пальцами, — А мы к семи годам ездим верхом на страусолошадях, тренируемся в боевых искусствах по несколько часов в день, просиживаем часы за книгами и изучением иероглифов… Ну, так предполагается, — он вдруг весело хмыкнул, — Мы все равно находили возможность улизнуть — я и моя сестра, Тори. Она дочь заместителя отца, Джизо. Мы не кровные родственники, поэтому какое-то время отец даже хотел нас сосватать. — он помолчал, — Вообще, пока не нашлась более выгодная, по мнению отца, партия, он даже задумывался согласиться на эту помолвку с моей названой сестрой. — Шутишь! Юнь рассмеялся. — Ни капли. Наши матери дружили, насколько это было возможно в их обстоятельствах — формально они были наложницами, их права во дворце были очень ограничены. И все же слухи до них доходили в полном объеме почти всегда. Для заместителя Джизо наш брак с Тори был бы прекрасным шансом укрепиться у власти — всё-таки должность заместителя избирательная, он мог потерять все в одночасье, если бы попал отцу в немилость. А в случае нашего союза с Тори он бы стал дедом наследников крупнейшей колонии и его фамилия закрепилась бы у власти. Старик Джизо был на этой должности последние полвека, вот и держится за нее, как огнерак за свою ракушку… — Ну и игра престолов, конечно, — фыркнула Рехан, устраиваясь поудобнее. — Что за огнераки такие? Юнь хмыкнул. — Огнедышащие раки, живут на отмелях в лужах. Ждут, когда после отлива в лужицах останутся мелкие рыбешки, поджаривают их огнём и так и едят. Очень агрессивные ребята, собирать их ходят только маги огня — эти морские гады могут плеваться огнем очень далеко. Но какие же они вкусные… — Ну то есть с пивом покатит, — хихикнула Рехан. Юнь неопределенно промычал и вдруг помрачнел. — Мои учителя говорили, что моя магия настолько посредственна, что даже огнекраб куда лучший маг огня, чем я. Однажды мой учитель магии огня, мастер Заин, услышал, как я называл себя… — он поморщился — воспоминания были не из приятных. Он помолчал, собираясь с мыслями — Тогда у всех на слуху был один генерал, легендарный Дракон Запада. Все мальчишки хотели быть похожими на него, все без исключения, и я в том числе. Наша колония находится на севере, поэтому я представлял, что однажды меня назовут Драконом Севера. Мы с Шеном, моим другом, играли во внутреннем дворике дворца, и это прозвище услышал мастер Заин. На ближайшем показательном выступлении его учеников, на котором присутствовал и мой отец, Заин высмеял мои способности, сказав, что с таким Драконом Севера удивительно, почему нас до сих пор не захватило племя Воды. Рехан протянула руку и ободряюще сжала пальцы Юня. Он резко выдохнул. — Да и в пекло его. Все они давно в прошлом. Я отказался от этой части себя очень давно. — Ты покинул дом где-то около полугода назад, — осторожно начала Рехан, — думаешь… — Полгода? Иди, всё это осточертело мне ещё очень давно. — перебил ее Юнь. Он устало поморщился. Кажется, выспаться перед рабочим днём ему не суждено. — В моем детстве не было ни дня, чтобы мне не напоминали, что я наследник только за неимением любого другого варианта. Полукровка, посредственный маг… Я боялся отца сколько себя помню и старался лишний раз не попадаться ему на глаза. И при всем при этом, я ощущал себя частью всего этого — традиции, культура… Я вычитал в книжках эту блажь древних — завести себе антилопарда и разгуливать с ним при любом удобном случае. Я представлял, что прирученный дикий кот сделает меня чем-то бо́льшим, чем я являюсь. Словно переняв причуды этой культуры я стану ее полноправным членом. Юнь помолчал. — Если ты думаешь, что в тот день убили только котенка, то ты глубоко заблуждаешься, — глухо продолжил он, — Кажется, тогда же умерло мое желание быть частью этой нации. Все о чем я думал с тех пор — это о бегстве. Бегстве от уроков, бегстве с театральной труппой, бегстве даже на чёртову войну — лишь бы подальше от этого проклятого места и от роли, которую мне пророчили. Юнь потёр лицо ладонями, будто стараясь стереть с себя свою сущность. Какое-то время они сидели молча. — Однажды за ужином Тори сказала, что она пробралась ночью в Хищные Сады, открыла ворота и все антилопарды убежали, — вдруг сказал он, — Я тогда сказал, что она врёт. А она разревелась и полезла ко мне обниматься — это было первое, что я сказал спустя полгода молчания. Даже не знаю, правда ли это. Я никогда не переспрашивал. — Чем больше ты рассказываешь про Тори, тем больше я хочу с ней познакомиться, — неловко улыбнулась Рехан. Юнь вдруг прыснул, затем ещё раз, и наконец рассмеялся в голос. — Не хотел бы я оказаться рядом в этот момент, — сквозь смех сказал он в ответ на недоумение в глазах Рехан, — это было бы то ещё зрелище! — Надеюсь доставить тебе удовольствие, — фыркнула девушка и широко зевнула. — Нужно спать, Иди, — устало заметил Юнь. Он чувствовал себя опустошенным. Этот разговор отчасти принес облегчение, но и сил забрал с лихвой. Порой ему казалось, что вся его жизнь — какой-то один плохой и очень глупый сон… Он принялся раскладывать принесенную Рехан постель, когда заметил, что та по-прежнему сидит и как-то странно на него смотрит. — Что такое? — Ну, — нервно начала Рехан, — я сегодня, в смысле, вчера — так вот, я постирала свой спальник, постельное белье, а матрасы почистила и они сохнут на дворе. — Ага, — тупо сказал Юнь, не понимая, к чему она ведёт, — Ну… Молодец. — Так что я притащила тебе свою постель, — она неловко ткнула пальцем в только что расплавленный им футон и простыни. — А. Он начал понимать. — То есть ты увидела, что я пропотел все свое постельное, и решила отдать мне свое? — Я запаниковала! — тут же возмутилась Рехан. От былой неловкости не осталось и следа. Юнь запрокинул голову и совершенно бесстыдно заржал. — Девушки! Что только не сделают, чтобы забраться в мою постель! — кричал он, защищаясь от взметнувшийся подушки. — Щас я тебе заберусь! Щас я тебе!.. Чёрт патлатый! — Ладно, хватит, — спустя пару секунд притворной борьбы он сцапал подушку. — Мне спать осталось пару часов. Ложись рядом и не выпендривайся. Спустя минуту они наконец угнездились на одном футоне, комично стараясь отползти друг от друга подальше. — Убери от меня свои лягушачьи лапы! — возмущался Юнь, когда его коснулась ледяная нога. — Ничего, согреешь, — довольно пропыхтела Рехан. — Я не хочу греть, я хочу спать, — полусонно пробормотал Юнь. В его голове мелькали образы. Пятнистая шкура большого кота, который постепенно превращается в рыжую кошку. Кошку уносит в зубах песчаная лисичка, он бежит за ней, а где-то над ним летит темная птичка, которую кошка почему-то должна поймать… — Юнь? — Что? — сонно буркнул он, думая, как подружить кошку и птичку. — А ты все ещё с кем-то помолвлен? Понятно, никакого сна сегодня. — Иди, я начал жизнь с чистого листа. Я ни с кем не помолвлен. — Хорошо… Тишина. Где-то вдалеке раздавался нестройный хор полуночных пьяниц. Шепот снова вырвал его из сна: — Юнь? — Что? — А на том, ну, грязном листе — там ты с кем-то помолвлен? Он поморщился. Поспать ему сегодня действительно не удастся. Словно торжествуя этот факт хор пьяниц принялся горланить что-то невероятно громкое. — Да. Отчасти потому и сбежал. — А с кем? Он вздохнул, стараясь побороть сон. — С «наилучшим выбором для укрепления влияния колонии в политике нашей великой страны». — Мощно. Ты с ней встречался? Рыжие волосы, маячащие перед глазами, сливались с рыжей шерстью кошки из его сна. В этот предрассветный час пряди казались почти красными. — Однажды, когда мы были детьми. — Какая она? — сонно спросила Рехан. Вот уж у кого нет проблем со сном… Юнь уткнулся носом в макушку. Пряди лезли в глаза, потревоженные легким ветерком, живые и теплые, как огонь. — Она монстр. *** Внутренние стены города закрывали свои ворота на закате. Это было сделано для того, чтобы снизить риск нападений на жильцов среднего и верхнего кольца — иначе не миновать мятежей, грабежа и прочего разгула преступности. Это было хорошо. Более того — это было просто замечательно. — Прошу прощения, господин, — девушка глубоко поклонилась стражнику, направившего на неё копьё, — Мой господин задержал меня на кухне. Пожалуйста, господин — моя бедная матушка, я должна… — Ворота закрыты до рассвета, — гаркнул стражник, — Иди отсюда. — Что там у тебя? — второй стражник, появился из темноты и тут же расплылся в улыбке, — А, Мина! Как поживаешь? Старина Фа совсем тебя загонял? Девушка нервно смяла подол и поклонилась ещё глубже. — Все хорошо, господин Хано. Господин Фа очень добр к нам. — Мина работает на кухне у шефа Фа, — добродушно пояснил стражник товарищу, сам украдкой любуясь девчонкой. Чудо как хороша. Девушка робко подняла взгляд, заметила, что за ней наблюдают, вспыхнула и тут же уставилась обратно в землю. Хано это чрезвычайно развеселило. — Что ты здесь делаешь, Мина? — ласково спросил он. — Моя матушка дома… Господин Фа, перемыть горшки, я опоздала до… Матушка болеет… — забормотала она, всё сильнее заливаясь краской. — А говоришь, не загонял, — мягко укорил её Хано, беззастенчиво любуясь румянцем, и махнул рукой второму стражнику. — Цу, открой ворота. — Не положено! — непрошибаемый Цу стоял на своем. Хано нахмурился. В голове он уже представлял, как благодарная девчонка соглашается погулять с ним после работы, как он провожает ее домой и его представляют престарелой матушке. — Это впускать никого нельзя, болван! Мина здесь только работает, а живёт в среднем кольце! Я начальник смены, пропусти ее немедленно! Лицо Цу пошло пятнами от ярости, но решетку он всё же открыл. — Мина, разрешите проводить вас до дома? — «и узнать, где тебя невзначай повстречать». Девушка всплеснула руками. Ее голос сбивался от волнения. — Ах, господин Хано, но ведь вы на службе! — она выглядела испуганной. — Как я могу оторвать вас от дел! Разве вас не накажут, если вы оставите пост? — Ночь такая темная, Мина… а что до наказания — не накажут, если не узнают, — Хано сверкнул глазами на Цу и тот плотно сжал зубы. Если бы не крупный карточный долг, то Цу ни за что бы не стал терпеть этот произвол. Этот повеса вбил себе в голову, что жениться надо только на бедных девушках — и работать будут, и перечить не осмелятся. А эта служанка ещё и красивая — вот и увивается за ней хвостом. — Я была бы вам очень признательна, господин Хано, — пролепетала Мина, поднимая взгляд на своего спасителя. Когда они прошли через ворота и оказались в среднем кольце, Хона не стал терять времени — уже после первого поворота он мягко, но настойчиво взял девушку под руку и пустился в пространные размышления о жизни, ее смысле, о порядочных людях, о детях. Мина отвечала мало, лишь изредка мимолётно улыбаясь его комплиментам и старательно отводя взгляд. — Вот мы и пришли, господин Хано, — остановившись у видавшего виды домика Мина отпустила его руку и склонилась в поклоне. — Благодарю за вашу доброту. Я… — она подняла на него взгляд, — Я бы очень боялась идти одна по такой темноте, если бы не вы. Хано взял ее за руку. Маленькая ручка утонула в его ладонях. Хано возликовал — она не попыталась отстраниться! — Тебе нет нужды меня благодарить. Милым девушкам опасно ходить здесь так поздно. — Вы совершенно правы, я бы осталась, но моя матушка, она… В эту же секунду из-за двери раздался брюзжащий голос: — Мина! Мина, это ты? Подай мне горшок, девочка! Мина-а! Эти летучие твари меня скоро съедят. Что ты там топчешься! Мина вспыхнула, в панике глядя на стражника. — Ты наловила крыслоников на ужин? Не выбрасывай хоботки, мы будем на них рыбачить. Мина-а! Зачем ты прячешься за дверью, дрянная девчонка! — Моя матушка больна, — сдавленным голосом сказала девушка, обхватывая себя за плечи. — Жизнь — сложная штука, Мина, — тихо сказал Хано и вдруг наклонился и быстро поцеловал её в щеку. — Ещё увидимся? — Я… Господин? Глаза девушки были широко распахнуты, рука непроизвольно потянулась к щеке. — Мне пора, — отрывисто сказал он, поклонился и стремительно зашагал в сторону своего поста. Внутреннее он ликовал. Полоумная мать! Ему даже не потребуется благословения! Да, конечно, девчонка ещё молода, но тем лучше — из нее можно слепить такую жену, которая ему нужна. Дойдя до угла он обернулся. Девушка все ещё стояла на улице, глядя ему вслед. Он помахал ей рукой и она слабо махнула в ответ. — Мина-а! Девушка всплеснула руками и бросилась к двери. Хано улыбнулся и вновь зашагал, перекатывая в голове свои мысли — одна приятнее другой. Стоило двери захлопнуться за спиной девушки, как она сделала глубокий вдох и закрыла глаза. Плечи ее опустились, спина распрямилась. Она покрутила головой, прежде чем открыть глаза. Старуха по-прежнему была привязана веревкой к кольцу в дальнем углу комнаты. Она смеялась и прижимала к груди пустую железную миску, поглаживая ее, представляя, как та в ответ на эту ласку наполняется едой. Заметив девушку, старуха улыбнулась. — Мина! Ты отдала дедушке удочку? Будет гроза, ему надо доить крольгуру изнутри. Девушка поморщилась. — Заткните её. Пара быстрых ударов по дряблому телу — и старуха обмякла. Девушка, стоявшая рядом с ней, лучезарно улыбалась. — Как прошел день, Мина? — Лучше, чем мне казалось. — служанка изящно выудила платок из кармана, окунула его в тазик с водой, тщательно протёрла поцелованную щеку и брезгливо отбросила тряпицу. — И перестань звать меня этим дурацким именем, Тай Ли. Тай Ли хохотнула. — Прости, но из тебя вышла такая хорошенькая служанка. Вышла бы замуж за того глупенького стражника… — Мечта всей мой жизни, — ледяным голосом отозвалась Азула, стягивая с себя одежду простолюдинки с таким отвращением, будто в нём копошились блоховошки. — Поосторожней, Тай Ли, а то вместо приятной компании безумной старухи мы выдадим замуж тебя, — девушка, сидевшая в кресле, подошла к принцессе с лёгким шелковым кимоно и бросила на нее внимательный взгляд. — Какие новости? Азула хмыкнула, с удовольствием потягиваясь. После грубой одежды прикосновение шелка к телу было неимоверно приятно. Все свои одежды в цветах народа Огня они оставили далеко за пределами стен города, там же, где шпионы отыскали полоумную старуху. И хоть иметь шелковые вещи обычной служанке не полагалось, Азула не могла отказать себе в удовольствии побыть принцессой хотя бы за закрытыми дверями. В конце концов, играя нищенку, самое главное сохранить разум принцессы. В город они попали как обычные нищенки, но некоторые шпионы, которыми наводнил город ещё ее глупый дядя задолго до провальной осады, оказались достаточно полезны. По крайней мере, они проложили ей путь в верхнее кольцо — пусть и в виде служанки. И кажется сегодня она поняла, как попасть ещё выше. — Забудьте про стражника. Есть идея получше. Две пары глаз внимательно уставились на неё. — Они все там, вся команда. Я могла бы их перебить прямо сейчас, и никто бы даже не понял, что уже мертв. У них нет охраны, но за ними наблюдают. Дай Ли сидят на всех стенах, как навозные мухи. — Почему ты решила, что это не охрана? — Потому, Мэй, что охрана прячется в тенях не от господ, а для них. — Азула прищелкнула пальцами. Тай Ли задумчиво вертела в руках железную миску, из которой кормилась старуха. Ничего, завтра это безумное существо окажется там же, где его и подобрали — в сточной канаве. — Что хорошего в том, что за Аватаром следят? — проговорила Мэй, — Прости, Азула, но я не вижу, что так тебя воодушевило. Наша задача — захватить аватара, в крайнем случае — убить. Разве это не осложняет дело? Азула улыбнулась ещё шире. Она видела все предельно ясно: Аватара, Дай Ли, стражника, подруг и даже мерзкую старуху — все это лежало перед ней так же ясно, как кости на доске для игры в пай-шо. Ей оставалось только сделать нужный ход. — Тай Ли, передай послание генералу Цзиню. Пусть подтягивает войска ближе к городу. Через месяц этот город будет наш.