Негармоничное сближение

Когда-то давно он был воином. Быть воином для него значило соблюдать устав, дисциплину, воинские ритуалы. Он думал, что готов отнять жизнь — его готовили к этому. Он закалял свое тело и дух. Уверенность в себе и в своих силах оставила его в первом же настоящем бою. Глядя на искалеченных воинов, мертвых товарищей, он ужасался истинному лику войны. Поэтому он стал искать успокоения в ритуалах. Катана. Его верный меч. Каждый день он искал самое уединённое место и, не зажигая свечей и чадящих благовоний, проводил ритуал очистки клинка. Он снимал старый слой масел и тонкой рисовой бумагой наносил новый. Иногда ему приходилось счищать с клинка чужую кровь, и в такие моменты ему казалось, что он смывает с себя вину за чью-то смерть. Он не должен был чувствовать вину. Воин — это меч в руках господ. Он не должен думать. Однако он думал, и его мысли не приносили ему облегчения. И как много бы он ни медитировал — этого всегда оказывалось недостаточно, чтобы смириться с ролью воина. Два года походов, на которые он выпал из жизни, сделали из него какой-то приказовыполняющий механизм. Потребовалось время, чтобы втянуться в обыденную жизнь. И хотя какие-то привычки двух военных лет и стали его второй натурой, они никогда не шли вразрез с повседневностью. До сегодняшнего дня, когда он, как дурак, отвесил бывшему генералу почтительный поклон по всем правилам народа Огня. Юнь поправил капюшон и оглянулся на Рехан. Девушка шагала бок о бок с Кляксой, значительно отстав от него. Последние пару часов она была необычайно тиха. Это настораживало. Он ждал, когда Рехан подойдёт ближе, но она замедлялась, с каждым шагом переставляя ноги все медленнее, все ленивее, пока наконец не остановилась вовсе, принявшись копаться в седельных сумках в поисках невесть чего. Юнь бросил взгляд в сторону внутреннего кольца. Вблизи массивных стен царило какое-то воспалённое оживление, вызывавшее у мага необъяснимое чувство тревоги. Он уже давно решил, что они с Иди зайдут в город через западные ворота — вероятность, что генерал и его племянник не станут тратить время и пойдут через южный вход, была выше прочих. И теперь, наблюдая за перемещением военных отрядов, торопившихся на юг, откуда путники только что пришли, он убеждался в правильности своих суждений. А Рехан, кажется, даже не собиралась выныривать из этой проклятой сумки. Юнь поджал губы. «Ну хорошо. Мы не гордые, подойдём». Он подошёл так тихо, что когда ладонь легла на хрупкое плечо, девушка вздрогнула от неожиданности. — Что, раз гора не идёт к Магомеду, да?.. — невнятно пробормотала она, посильнее натягивая капюшон. Несмотря на всю свою утреннюю браваду о том, что она не собирается прятать волосы, час назад она все же прикрыла их по просьбе Юня, даже не подумав спорить. — Спасибо. Она подозрительно зыркнула на него. В глубине девичьих глаз поселилось какое-то затравленное выражение, которое Юню очень не понравилось. — За что именно? — За всё, — он улыбнулся краешком губ. Мама говорила, что лучше благодарить, чем извиняться. Людям больше нравится получать благодарность, чем вечно раздавать свои прощения. Получать в принципе приятнее, чем отдавать. Этим трюком он часто пользовался в детстве, благодаря учителей за терпение, а не извиняясь за вечные опоздания. Однако сейчас на лице Рехан он разглядел страх. — Это что это такое? — затравленное выражение поднялось из глубины глаз и затопило его целиком. — Что такое? — Что за спасибы? Юнь вздохнул. В который раз за последнее время он не понимал эту девушку? — Хочу выразить благодарность, что ты до сих пор не убежала от меня с воплями, идёшь за мной, доверяешь мне выбор пути и выполняешь мои просьбы, несмотря на тот факт, что я сегодня крупно облажался и очень перед тобой виноват. Рехан смотрела на него с каким-то недоверием. — И это всё? Так ей всё-таки нужны извинения? Да пожалуйста. — И прости за то, что я вынудил тебя уйти от наших… спутников таким бесцеремонным образом. Рехан пару минут смотрела на него, нахмурив темные брови, но потом грубовато стукнула парня по плечу и хрипло бросила: — Принято. Пошлёпали дальше. «Пошлёпали?» Она уже шагала вперёд, когда Юнь догнал ее с комментарием: — У тебя был испуганный вид. — Когда? — Сейчас. — Не помню такого. — Я сказал тебе «спасибо за всё» и ты испугалась, — напомнил он. Рехан остановилась и мрачно глянула на него. — Не знаю, как в вашем мире, Юнь, но у нас, когда человек после конфликта говорит «спасибо за всё», это можно толковать как «спасибо за всё хорошее, не будем о плохом, прощайте». — Ты думала, что я тебя бросаю? — изумился Юнь. — А что мне надо было подумать?! — взорвалась Рехан, взмахивая руками. «Ну вот и прорвало». Юнь с трудом сдержал вздох облегчения. Как бы ни устал он от вечных склок, знакомая реакция все же была в разы понятнее, чем это напрягающее молчание и удивительная покладистость. По крайней мере, справляться с ее вспышками он уже научился. — Утром ты угрожал уйти без меня! Что я сейчас должна подумать?! Я уже, блин, ничерта не понимаю, чего ждать! — Я не угрожал уйти без… Ему в нос прилетел указательный палец. — Именно это ты и сказал! «Выбирай, либо уходим сейчас, либо дальше ты идёшь без меня». Вот так ты и сказал! Думаешь, я могу забыть эти слова? Здесь она была совершенно права. Крыть ему было нечем. Рехан отбросила непослушные пряди с лица. — У тебя был такой затравленный вид, что я теперь сама всего боюсь. Полчаса назад я шарахнулась от тени Кляксы. Чего ты так испугался, Юнь? Поделись же, а то к концу дня меня хватит Кондрашка и останешься тут куковать с моим хладным трупом на руках. Каких-то слов Юнь не знал, но суть уловил. — Я не… — Даже не думай врать, что не испугался, — прошипела Рехан ткнув пальчиком в нос Юня, — Ты чуть в штаны не надудонил! Юнь вздохнул. Воздел глаза к небу. Потер веки. Рехан от этих нехитрых жестов никуда не испарилась и по-прежнему стояла напротив, требовательно глядя на него. — Мы уже встречались, — вздохнул он, — С Муши. Много лет назад. — И? — И расстались мы не очень хорошо, — Юнь поджал губы, — Он не вспомнил меня… До сегодняшнего утра. — Почему? Он не собирался рассказывать ей всего. Ни к чему это. В его воспоминаниях генерал был совсем не таким, каким он предстал перед ними последние дни. Ни к чему вытеснять образ старика с рогом цунге картинками о беспощадном генерале-завоевателе. Возможно, он изменился, как изменился сам Юнь. По крайней мере, парню очень хотелось в это верить. — Всё дело в чае, — коротко отозвался Юнь, даже почти не соврав, и, чуть помолчав, добавил: — Думаю, после этого он меня узнал. — А что с чаем?.. Юнь понятия не имел, что солгать. Однако от выдумывания причины, которая могла бы удовлетворить разгневанное сердечко Рехан, его спасло одно обстоятельство. Земля под их ногами вдруг вздрогнула и мелко затряслась. Клякса испуганно вскрикнула и принялась наматывать взволнованные круги вокруг людей. Юнь не сразу понял, что Рехан вцепилась в него мертвой хваткой. Не сразу он понял также и то, что крепко держит её плечи. — Землетрясение?! — прокричала ему на ухо Рехан. Юнь отрицательно дернул головой. От южной стены, чуть западнее того входа, через который они прошли утром, вздымалось большое облако жёлтой пыли. На секунду в его клубах он увидел смутно знакомый силуэт, показавшийся большой птицей. — Нифига себе птичка… — пробормотала Рехан, видимо сопоставив размеры размаха с кирпичной кладкой. Гул снизился, но земля ещё мелко вибрировала под их ногами. По крайней мере, уже не надо было кричать. — Это не птица, — пробормотал Юнь. — А что это? «Кто». Он окинул взглядом местность. До города было добрых три часа, если не больше. Они находились на открытой безлюдной местности среди рисовых полей, где не было и шанса спрятаться от врага. Даже если бы этот враг не владел огнем. — Юнь? Он вопросительно приподнял брови. — Что это было? Она уже более-менее успокоилась и теперь пытливо смотрела на него. И что он мог ей ответить? Что теперь он прекрасно знает, как чувствовали себя бедные крестьяне, за чьих спинами не стояли сотни воинов, готовых прикрыть их собственным телом, когда шесть лет назад пала внешняя стена? Что он знает, как содрогается и стонет земля под тяжёлой металлической поступью техники народа Огня? И что он знает, кто был там, в воздухе, бесконечно маленький и хрупкий, пытавшийся прекратить этот стон земли. — Юнь? Его щеки коснулись прохладные пальцы. — Что? — Пойдём. Она потянула его дальше, и он послушно последовал за ней. Не удержавшись, он оглянулся туда, где уже рассеивались остатки пыли. Где-то в вышине мелькнула и тут же пропала фигурка человека, покорившего воздух. *** Когда-то в детстве среди старых свитков они нашли карту крепости. Изначально это должен был быть дворец, однако добрую половину помещений, отведенных под спальни, гостиные и приемные залы переделали под темницы и оружейные. И тем не менее, потайные коридоры для прислуги так и остались. Крепость стала крепостью задолго до Столетней войны, поэтому едва ли многие живущие знали об этих коридорах. Так и вышло, что двое мальчишек могли без особых усилий перемещаться почти по всем помещениям крепости, ввергая в ужас учителей и наставников своими внезапными появлениями и исчезновениями. И вот сейчас, годы спустя, они ступают из темного пыльного хода в большую залу. Губернатор не выставил стражу внутри, опасаясь за здоровье людей. Опасаясь больше, чем тогда, когда отправлял на войну своего старшего сына. И вот теперь он, повзрослевший и возмужавший, стоит в компании своего старого друга перед маленьким мальчиком. Мальчишка лыс, покрыт татуировками, его желто-оранжевые одеяния все в пыли, и весь он больше похож на шута, чем на того, кого боится сильнейшая нация в мире. Он без сознания и безвольно повис в кандалах, а на запястьях уже видны отметины от наручников. — Жалко паренька, — наконец говорит друг. Голос его звонким эхом отражается от сводов стен, — Но у этого задохлика не было ни шанса. Пошли отсюда. Нечего нам тут делать, дружище… Однако инициатор этой авантюры не торопится уходить. Он вглядывается в лицо мальчика. Пленник чуть младше, чем мог бы быть его бедный брат, доживи он до этого дня. Будь он сейчас жив, то уже во всю отдавал бы распоряжения, представляя интересы страны Огня. Что бы тогда было сейчас? Два мальчишки, втянутые в войну по праву рождения. «Даже хорошо, что Анзи не дожил до этого дня». — Слышь, дракон Севера? — друг толкает его в плечо, — Надо уходить, пока твою драконью жопу не поймали. Он морщится, вспоминая шутливое детское прозвище, которое, кажется, ему никогда не дадут забыть. — Сейчас, я только… Он тянется к ближайшему сосуду с водой, расположившимся под факелом на случай случайной искры. — Эй, приятель! — в голосе друга слышится волнение, — Нас уже не просто отшлепают, если здесь застанут! Твой отец и так ждёт, когда ты оступишься. А у меня вообще-то семья! Это уже не шутки! — Да не мельтеши ты, — отмахивается старший сын губернатора, по злой прихоти судьбы оставшийся единственным, и подносит сосуд с водой ближе к мальчику. Тяжёлая рука ловит предплечье, затянутое в черно-красную ткань. — Он ведь и маг воды тоже, ты не забыл? — жестко напоминает его товарищ. — Он ребёнок, Шен. — Он Ава… — Да он же младше нашего Анзи! Тяжесть руки пропадает. — Он не младше, — глухо говорит Шен, глядя как его друг смачивает губы мальчика водой, — Анзи теперь всегда семь. Тонкие пальцы оставляют следы на пыльной коже паренька. — Что они с ним сделают, как думаешь? — спрашивает Шен, и в его голосе впервые слышится намек на сострадание к пареньку. — Ничего хорошего, — отзывается его друг, ставя сосуд на пол у ног пленника. — Убьют? — Откуда мне знать, друг? Откуда мне?.. Они стоят и смотрят на щуплое безвольно обмякшее тельце. — Я ухожу сегодня, — вдруг говорит он. Шен, казалось, ничуть этому не удивлен. — А что прикажешь делать нам? — «Прикажешь», — доносится презрительно в ответ, — Я не в праве приказывать. — Наследничек, — его друг толкает товарища локтем, — Опять сбежишь с бродячим театром? — Ой, завали уже. Они стоят у стены. Последовательность камушков на стене и полу уже нажата, и потайной проход уже открыт. — Давай вперёд, я за тобой. — Уже придумал себе новую маску? — продолжает куражиться Шен, не видя, как молодой человек вновь берет в руки сосуд с водой. — В прошлый раз ты назвался Казеком. Кем хочешь быть на этот раз?.. Он делает замах… — …"Юнь» в принципе, неплохо звучит, тебе бы пошло. …и жидкость летит аккурат на пленника, обдавая его холодными брызгами. Мальчик вздрагивает и приходит в себя, с испуганным вскриком оглядываясь по сторонам. Он не видит, как за его спиной закрывается потайная дверь, скрывая за собой тех, чьи жизни в следующие месяцы будут ничуть не легче его собственной. *** Ночью ему снятся кошмары. В них он видит большую птицу, которая может лететь, не взмахивая крыльями. Она садится на хвост и принимает вид щуплого лысого мальчишки, чьи глаза светятся холодным голубым светом. Рехан жмётся к руке Юня и спрашивает, кто это и почему он так гневно на них смотрит, когда мальчишка поднимает руку и говорит: — Капитан, за свои преступления против Царства Земли вы приговариваетесь к смерти. Рехан по-детски дёргает его за рукав, непрестанно вопрошая: — Какие преступления, Юнь? Почему он зовёт тебя капитаном? Кто это? — Это Аватар, Иди, — ровным голосом произносит Юнь и прячет ее за своей спиной. На пальцах мальчишки начинают плясать молнии. — Подойди ко мне, девочка, — вымораживающим голосом произносит аватар, и в его интонациях сквозят сотни голосов его прошлых воплощений, — этот человек — преступник. Я верну тебя в твой мир, и больше он не сможет тебе навредить. «Что за глупости? — мелькает в голове, — Как она может меня бросить и пойти за первым встречным?» Он поворачивается, чтобы они с Иди вдвоем посмеялись над такой ерундой, но она даже не улыбается. В ее взгляде укор, а рука уже протянута к мальчику. — Как ты мог, Юнь? Ты уже хотел меня бросить! Как же мне теперь тебе верить? Юнь протягивает руки, силится схватить, удержать, обнять, объяснить! Но стоит ему пошевелиться — и молнии срываются с пальцев мальчишки, проникают в его грудь, жадно прорываясь к самому сердцу… Юнь подскакивает в своей постели и хватается за грудь. Ее покалывает, словно разряд и впрямь прошел через плоть, но неистово бьющееся сердце вопит, что он все же жив. Юнь утирает со лба холодный пот и бросает взгляд на другой конец комнаты. Ещё раннее утро. Сквозь закрытые ставни пробивается блеклый свет грядущего дня, но его недостаточно, чтобы осветить постель Рехан. Однако один факт того, что она сопит в крепком сне совсем рядом согревает его сердце. Юнь прячет лицо в ладонях. Вчера он так и не сказал ей, что это за птица была над внешней стеной. Он пытался убедить себя, что и сам не уверен в этом, что было слишком далеко, чтобы судить наверняка, однако… Однако даже если бы он и впрямь ошибся и это был не аватар, вчера он понял одну очень важную вещь. Сперва — после собственного изумления от высказывания Рехан, что он и впрямь мог ее бросить, но окончательно Юнь осознал это лишь после появления аватара на горизонте. Одним словом, все подводило его к одному очень болезненному, но верному выводу: Юнь очень не хотел, чтобы она ушла от него в свой мир. Стоит ли удивляться таким тяжёлым снам, полных прошлых и нынешних ошибок? И тем не менее, он продолжал совершать новые, утаивая от Рехан информацию о возможном местоположении аватара. Юнь встал с постели и с наслаждением потянулся. Ему надо проветриться, чтобы вымести из головы ненужные мысли. Он слишком себя накручивает. Вот сейчас он откроет ставни, глотнет свежего воздуха и… Выдох. Рассвет. Солнце только-только карабкается на небо. Мягкий оранжевый свет затапливает комнатку, но Юнь не оборачивается. Это его первый рассвет в Ба Синг Се. Когда-то он думал, что первое утро в этом городе разбудит его бряцанием оружия и доспехов. Он бы вышел на огромную террасу дворца, что на самой вершине холма, и стоя в мягком шелковом кимоно, смотрел бы со своими боевыми друзьями на воинов в красной форме. Как и красные лучи восходящего солнца, они будут растекаться по улицам этого великого города. Новая животворящая кровь в жилах древней столицы. Однако все сложилось совсем не так. Теперь он стоит босиком, в одних грубых дорожных штанах, запыленных после долгой дороги. Он смотрит на город из окна лачужки средней степени паршивости и видит такие же лачужки нижнего кольца, намного более убитые жизнью, чем та, за которую он заплатил почти треть их оставшихся средств. Великий город Ба Синг Се… Почти все, с кем он мечтал разделить торжественный момент лицезрения города под их ногами, уже давно мертвы, а от тех, кто жив, он уносит ноги, как испуганный мальчишка. Но что самое странное… «Я счастлив». Завтрашний нищий, безработный, живущий чужим именем и отрекшийся от своей сути, лгущий единственному дорогому человеку, который у него остался? О да. И все же он до одури счастлив. — Эй, Иди? — негромко зовёт он, поворачиваясь к ней. Он хочет разделить момент, обнять ее, полюбоваться ее волосами на рассвете… Сердце пропускает удар. Ее постель пуста, и теперь только солнечные лучи заполняют эту пустоту. — Иди? — напряжённо зовёт он громче. «Она просто отошла в уборную, дуралей», — гундосит голос в его голове. Он все же делает шаг к постели и замечает клочок странной белой бумаги в синюю клеточку. На нём написаны слова, которых он не знает. Это его злит настолько, что он собирается смять записку, но в уголке замечает кое-что ещё. Маленький рисунок, пара небрежных линий, и Юнь окончательно успокаивается. На его губах играет улыбка, когда он проводит пальцем по бумаге, повторяя линии так, как их касалось перо. С рисунка ему улыбается веселой рожицей девочка с пышными волосами. Ее тонкая линия-ручка лежит на клюве страусолошади с забавным хохолком. Значит, она спустилась к Кляксе. Умный ход — нарисовать то, что не можешь ни сказать, ни написать словами. Юнь не торопится, когда складывает записку и прячет ее за пазуху, когда умывается холодной водой из тазика, одевается, причесывает волосы и со смешком отправляет гребень в карман вместо того, чтоб вернуть его на место. Когда он спускается вниз, ему хочется насвистывать, но он старается не разбудить остальных постояльцев, поэтому даже ветхие ступеньки не просыпаются скрипом от его тихих шагов. Он уже слышит приглушенный голос Рехан в конюшне, но замирает, не решаясь прерывать ее. А потом, подчиняясь какой-то сиюминутной прихоти, Юнь ныряет в узкий проход между коридором и конюшней постоялого двора, и припадает глазом к широкой щели. Рехан сидит на кипе сена навалившись на пятнистый бок Кляксы. Морда страусолошади лежит на ногах девушки, а глаза довольно жмурятся — пальцы девушки перебирают мягкие пёрышки на затылке животины. Окна конюшни выходят на восток, поэтому света сейчас предостаточно. Солнечные лучи будто бы расплавились и затопили собой всё пространство: и порыжевшее сено, и волосы Рехан, сейчас кажущиеся чуть ли не оранжевыми, и даже коричневые пятна на спине Кляксы стали отливать рыжиной. — Юнь сказал, что сегодня пойдем гулять по городу, — говорила Рехан, обводя пальчиком неровные контуры пятна на шее, — Только вряд ли он разрешит взять тебя с собой. Но ты не расстраивайся, ещё успеешь посмотреть город. Тебе надо отдыхать, это ведь мы на тебе ехали всю дорогу, а не ты на нас. Клякса закурлыкала что-то и уткнулась клювом в сено. — Да я бы взяла тебя с собой, но не могу. Ты же его знаешь. Клякса будто понимающе вздохнула. «Женщины». Рехан продолжала: — И потом, пока-то ты с нами, да? Может, нам придется тебя продать. Или сдавать в аренду, я не знаю, как это тут работает. Но у нас почти нет денег, а найти работу… Я ничего толком не умею, что может пригодиться в этом мире, а Юнь… Ну… Я не знаю, какой у него план. Мне надо найти аватара и свалить уже из этого мира. Клякса обиженно запричитала странными клокочуще-урчащими звуками, каких Юнь прежде никогда от нее не слышал. — Да я бы забрала тебя в свой мир, но там таких как ты вообще не существует. Так что знаешь… Ничего. Разойдёмся, как питерские мосты, и, может быть, сойдёмся снова. Кто знает, вдруг это дурацкое колесо Сансары вращается через все миры, а? Девушка наклонилась и чмокнула страусолошадь в пернатый затылок. Под довольное урчание Кляксы она вытащила изо рта мелкое пёрышко и ткнула животину в бок. — Так что ты не расстраивайся, белолапая, поживем-увидим. Клякса прихватила клювом плащ Рехан и удовлетворённо вздохнула под осторожными движениями девичьих пальцев. Юнь потёр переносицу. Он и сам долго думал, что делать с Кляксой. Поселиться за городской стеной, чтобы у нее была возможность гулять и пастись вволю? Тогда как искать работу в городе? Ездить в город верхом, постоянно проезжая через неблагополучные районы? И где тогда будет Иди? Дожидаться его за пределами городских стен? Только не тогда, когда вот-вот грянет ещё одна осада. Отдать абы кому страусолошадь тоже нельзя. Стоило только подумать о том, чтобы продать животину в чужие руки, как перед глазами вставало лицо Лао, прежнего хозяина Кляксы. — Я же её из яйца, — беззвучно повторил Юнь, лишь шевеля губами, и раздражённо протер глаза. До тех пор, пока им будут позволять средства, он не продаст эту животину. Но уж если выбирать между заботой о Рехан и заботой о скотине, он однозначно выберет первое. Девчонка будет истерить и обижаться, это как пить дать, но потом отойдет, никуда не денется. «Никуда не денется», — мысленно повторил Юнь и скривился. Денется, очень даже денется. Вот найдет этого треклятого аватара — и денется. В какой-то момент Юнь даже пожалел о том, что привел мальчишку в чувство тогда, в крепости. Может быть, его побег с Синей Маской не был бы таким удачным, если бы не этот манёвр? Как знать… Юнь выскользнул из своего темного закутка и зашёл в конюшню. Рехан вскинула голову. — Доброе утро, — первой сказала она, неловко улыбнувшись. Юнь с трудом удержался от удивленного покачивания головой. Это ж надо! Уже «доброе утро»! Когда это она желала ему доброго утра? — Очень умно, — сказал он вместо приветствия, держа в руках записку с картинками. — А. Это, — кажется, она смутилась, — Я сначала написала, а потом вспомнила, что здесь другая письменность. — Письменность? — Ну да, иероглифы, — она откинула волосы назад, — Мы пишем буквами и складываем их в слова, а слова — в законченные предложения. Это проще. — Не очень понял… Складываете? Некоторые слова тоже складываются из нескольких иероглифов, Иди. Она чуть нахмурилась, пытаясь подобрать подходящее сравнение. — Ваши иероглифы… Сами по себе они что-то означают, даже по отдельности? — Юнь кивнул, и она продолжила: — Тогда иероглиф — это как законченная картинка. И когда ты ставишь их рядом, то видишь как бы… Комикс. — Это ещё что такое? — Картинки с сюжетом. Одно изображение следует за другим. Вроде как из моей записки! Ты видишь отдельно меня, отдельно Кляксу. Но они находятся рядом и ты понимаешь, что я у Кляксы. За двумя изображениями ты видишь ситуацию, понимаешь? — Кажется, понимаю. Юнь присел на низенькую загородку и протянул руку к страусолошади, которая удивлённо вертела головой от звуков своего имени. Понимала, что речь идёт о ней, зверюга!.. — А большинство букв сами по себе ничего не значат. Есть слова, которые пишутся с помощью одной буквы, но это редко. Наша письменность больше похожа на… Вязание. Сами по себе петли ничего не значат, но когда ты чередуешь их в нужном порядке, то получается… — Узор, — закончил за неё Юнь и улыбнулся на ее энергичный кивок, — И много этих твоих букв? — Тридцать три. — Всего лишь? — изумился он. — По сравнению с тысячью иероглифов не так уж и много? — со смехом спросила Рехан, с трудом вставая с соломы. — Научишь? — хмыкнул Юнь, глядя, как девушка разминает затёкшие от долгого сидения ноги. — Как только научишь меня медитировать, — она показала парню язык. — Ты даже спать до рассвета не можешь, — Юнь покачал головой, — То до полудня валяться хочешь, то вскакиваешь до первых лучей. Рехан кисло улыбнулась, вставая с сена. — Сны не слишком радужные, скажем так. Юнь понимающе кивнул. — Кошмары? — Вроде того, — сухо ответила девушка таким тоном, что стало ясно — допрашивать ее дальше лучше не стоит, — Каков план? Юнь напоследок потрепал Кляксу по гриве и тоже поднялся. — Ты — спать. Я куплю продукты и поищу, не нужны ли поблизости работники. — он поднял палец вверх, видя, что девушка собралась спорить, — И не думай. День будет долгим, а потом заставлю тебя медитировать всю ночь. Набирайся сил. Рехан радостно хлопнула в ладоши, сильно сжала в объятиях Юня и, не думая о чужом сне, с топотом унеслась наверх. Юнь послушал, как ворчат разбуженные ею лежебоки и, весело фыркнув, вышел со двора. Там он наконец дал себе волю и безлюдные улицы заполнил тонкий мелодичный свист. *** Дорога, долгое время не видевшая дождя, нещадно пылила под ногами. Рехан шла, то и дело крутя головой, как никогда ощущая себя ребенком. Всё здесь было настолько ново и непривычно, что она боролась с желанием каждый раз дергать Юня за рукав, выспрашивая об очередной мелочи. Выиграть в этой борьбе получалось, правда, через раз. Ба Синг Се не был похож на те городки и деревеньки, в которых она бывала прежде. В первую очередь, это был город. Даже не так, это был Город. Такой, к которому она привыкла — большой, шумный, полный всевозможных запахов, криков, толп вечно недовольных или вечно весёлых людей. И оттого Рехан было так… Привычно. Да, всё здесь было разительно не похоже на то, к чему она привыкла, однако сам воздух был пропитан чем-то неуловимо знакомым и родным. Впервые за те месяцы, что она провела в этом мире, ее комфорт основывался не на близости Юня и безопасности, которую она испытывала рядом с ним, но и от всего окружения. Когда в очередной раз она наклонилась, чтобы перезавязать шнурки на берцах, Юнь недовольно зыркнул на ее обувку. Причины этого взгляда он пояснил секундой позже, незаметно кивнув на парочку зевак, рассматривавших диковинную обувку. Один уже отлип от стенки чайной и направился в их сторону, когда Юнь затащил девушку в какой-то переулок, потом в ещё один, а потом в ещё один… Так они петляли пока не вышли на соседнюю улицу. — Твоя одежда слишком приметна, — говорил Юнь, когда они проходили через толпу. — А я думала, что в большом городе легче потеряться, — проворчала Рехан, с трудом поспевая за спутником. — Только если ты не собираешься поселиться в одном месте, — он вздохнул и буквально протащил её через дородных мужчин, загородивших проход, — И если волосы у тебя не рыжие. Юнь, за утро успевший изучить пару-тройку соседних улиц, уверенно вел ее на базарную площадь, лишь изредка проверяя маршрут, цепким взглядом ощупывая вывески. Кажется, только сейчас Рехан поняла, как тяжело ей придется без знания местной письменности. Они зашли в небольшой магазинчик, где Юнь долго и придирчиво обсуждал с продавцом материалы, из которых изготовлена его обувь, а потом так же долго торговался. В итоге вышла Рехан оттуда в новых лёгких полусапожках, про себя окрестив их понтовыми мокасинами. Ногам было непривычно легко, хотелось прыгать, чтобы бусинки на концах шнурков-завязок весело стучали друг о друга. Однако тонкая подошва не давала ей забыть о всех неровностях земли, так что прыгать, отбивая пятки, ей перехотелось очень скоро. Однако она не перестала широко шагать, чтобы завязки продолжали греметь бусинками. — Куда сейчас? — спросила она, наконец-то отвлекшись от обновки. Они проходили мимо какого-то переулка, в котором только что мелькнул хвост тощей рыжей собачки. Или кого-то на неё похожей. Рехан искренне надеялась, что совсем диких животных в городе не водится… — Пообедаем, — хмыкнул Юнь. Уголок, в который они заглянули, был забит битком. — Если в какой-нибудь едальне толпа — значит, иди туда, — довольно изрёк Юнь, пробиваясь к прилавку. — Думаю, это справедливо для всех миров, — весело фыркнула Рехан. Плошка риса с бульоном, какой-то острый соус и кусочки мяса. — Поразительно, — пробормотала Иди, осилив половину своей тарелки. — И как тебе на вкус кротокролик? — с ухмылкой спросил Юнь. Рехан подняла на него взгляд. — Поразительно, что мясо неизвестного существа из другого мира всё равно на вкус как курятина. Юнь захохотал в ответ. После нехитрого обеда Юнь потащил девушку на соседнюю улицу и с дьявольским выражением на лице затащил ее в очередной магазинчик. Здесь продавали одежду, и Рехан то и дело спотыкалась взглядом о какой-нибудь предмет гардероба, предназначение которого было ей неизвестно. Продавщица, дородная женщина, косо поглядывавшая на растерянную Рехан, потеплела взглядом, когда Юнь стянул с девушки капюшон и с обаятельной улыбкой заметил: — Я был бы крайне признателен, если бы вы подыскали моей спутнице что-нибудь такое же очаровательное, как и она сама. Рехан вспыхнула от негодования, но все же промолчала. Время голосить наступило тогда, когда продавщица попыталась замотать её в отрез ткани, в котором не то что шевелиться было неудобно, но даже дышать. После второй примерки цветастой «очень модной в этом сезоне» ткани Рехан наотрез отказалась от любой моды и затребовала что-то более практичное. Продавщица ещё попыталась надавить на девушку через Юня, но стоило женщине только повернуться к нему в последней надежде на вразумление, как он в капитуляции поднял руки с виноватым выражением лица. В итоге Рехан обзавелась просторными темными штанами, удобным темно-зеленым кимоно с широким поясом и, по настоянию Юня, широким шарфом, который при необходимости превращался в капюшон. Оскорблённая продавщица загнула цену немногим меньше, чем за «самые модные» наряды этого сезона. Юнь безропотно выложил на прилавок всю сумму, отпустил галантный комплимент, на этот раз ничуть не растопивший сердце ратующей за эстетику торговки. — Ты на меня столько денег потратил, — заметила Рехан, не в силах сдержать довольного тона. Последние пару кварталов она то и дело оглаживала свои непривычные, но уже любимые обновки. — А себе ты что купишь? Юнь невесело хмыкнул. — Боюсь, что денег у нас осталось дня на три в лучшем случае. Рехан встала, как вкопанная. — Три дня? — Хватило бы на дольше, поселись мы в нижнем кольце. Там и жилье дешевле, и еда, но… — он сжал губы. — Там небезопасно. Не хочу рисковать. Какое-то время они шли молча. Рехан совсем не следила за дорогой, поэтому едва не наступила на хвост развалившейся спящей собаке. В оправдание Рехан, псица почти сливалась с дорогой… — Значит, ищем работу, — несколько обречено сказала девушка. — Я ищу работу, — поправил ее Юнь, — А ты сидишь на постоялом дворе, гладишь Кляксу и никуда не высовываешься. — С чего это? — возмутилась девушка. Юнь внимательно ощупывал глазами подвернувшуюся вывеску. — Я не хочу переживать за тебя весь день и сходить с ума если ты припозднишься с работы. — Ну да, лучше же запереть меня в четырех стенах и никуда не выпускать. Что это за тираньи замашки?! Я должна найти Ава… — Ага, — перебил ее Юнь, явно не слушая, — Подожди здесь, я сейчас. Он зашёл в дверь, за которой находилась, по всей видимости, какая-то мастерская. Рехан, скрестила на груди руки. Как только он появится, она расскажет ему все, что думает про идею запереть ее в клетке!.. Что-то влажное ткнулось в лодыжку. Рехан вздрогнула и отшатнулась — у ее ног, вежливо обвив лапки рыжим хвостом, сидела недавняя спящая псица. — У меня нет вкусняшек, уходи… — пробормотала Рехан, но вдруг осеклась. Что-то в наклоне головы и выражении морды показалось ей знакомым. — Ворюга? Старая знакомая тихонько тявкнула и ткнулась носом в подставленную ладонь. — Давно не виделись, — Рехан расплылась в улыбке, опускаясь на корточки, — В библиотеке ты выглядишь несколько… Иначе. Лисичка важно кивнула. Да, мол, там я на пыльных дорогах не валяюсь. — Что ты здесь делаешь? Ты за мной пришла? Лисичка кивнула вновь. Рехан задумчиво нахмурилась. — Я пока не могу сама заходить в мир духов. Ворюга дернула ухом и отвела взгляд."Ну значит придется учить», — так истолковала для себя это Рехан. — Бесполезно, — послышался раздосадованный голос Юня за спиной, — Они уже нашли помощника. Идём обратно… Он замер, глядя на спутницу Рехан. — Уже нашла мне замену? — хмыкнул он. В голове Рехан вдруг что-то щёлкнуло. Ну разумеется — Это Ворюга. Если я буду сидеть дома, то она будет жить с нами. Юнь вскинул брови. Лисичка, кажется, тоже. Рехан возликовала. *** Рехан была готова выть от скуки. Вот уже второй день Юнь уходил без нее рано утром, а приходил ближе к вечеру. Она ощущала себя брошенной собакой. Одиночество ей скрашивали Клякса и Ворюга, которые на удивление быстро нашли общий язык. Впрочем, они будто его и не теряли: наутро после их встречи лисичка просто подошла к животине, ткнулась носом в тёмный клюв и залезла подремать на пятнистую спину. Клякса восприняла это как должное. Рехан, глядя на эту идиллию, смутно подозревала, что это была не первая их встреча. Правда, доказать этого никак не могла. Юня лисичка почему-то избегала и приходила к Рехан лишь тогда, когда он уходил бродить по городу или уже ложился спать. Только тогда тихая тень показывала свой острый носик в оконном проёме и приходила поваляться в изножье девичьей кровати. В остальное время она либо отсиживалась у Кляксы, либо шлялась бог знает где. В тот памятный первый вечер в городе Юнь ворчал, что не будет кормить мясом рыжую нахлебницу. Нахлебница в первую же ночь притащила тушку упитанного уткодюка и демонстративно оставила ее на постели Юня. Парень, правда, в тот момент уже мирно спал, поэтому пробуждение с в обнимку с окровавленным трупиком птицы придало ему определенный заряд бодрости. Ворюга при этом смотрела на него с кровати Рехан и вострила уши, явно ожидая похвалы. Тушка отправилась в суп, свою порцию еды первой получила лисица. О вопросах кормёжки Юнь больше не заикался. Вопрос средств стоял как никогда остро. Ещё накануне Рехан договорилась с хозяином постоялого двора, что он не будет брать дополнительной платы за постой Кляксы, если девушка будет помогать по хозяйству. Поэтому в вынужденном заточении Рехан нашлись и свои плюсы: по крайней мере она могла если не заработать живых денег, но хотя бы решить вопрос с их пропитанием: старик пообещал также кормить всех троих бесплатно до конца оплаченной ими недели, если Рехан будет работать на конюшне и помогать на кухне. Конечно, пучок сомнительного сена и пара мисок пустого риса раз в день трудно было назвать полноценным питанием, но девушка была рада и этому. Поэтому ее утро начиналось с кормёжки Кляксы и страусолошадей других постояльцев, а после обеда принималась за уборку стойл, а потом до вечера развлекалась мытьём кастрюль и сковородок. И все же все это не мешало ей неимоверно, ужасно, просто отвратительно скучать. Сегодня Юнь вернулся позже, чем обещался — солнце уже скрылось за крышами домов. Это значило, что исполнить данное утром обещание и прогуляться со всем своим зоопарком он сегодня не сможет, поэтому Рехан пребывала в скверном настроении, хоть и старалась этого не показывать… — Всё в порядке? …но ничего-то от него не утаишь. Рехан отложила палочки и отодвинула плошку с остатками добытой лисичкой уткодятины. — Мы не выйдем погулять? — с плохо скрываемой надеждой спросила она. Юнь вздохнул. Он запустил руку за пазуху и вытащил пару медных монет. — Это все что я смог сегодня получить. Завтра с утра загляну ещё кое-куда… Надеялся, что где-то ещё требуются работники, но видимо остаются только кузнецы. — А что не так с кузнецами? — осторожно спросила Рехан, — В моём мире кузнецы всегда были при деле? Ну, по крайней мере в прежние времена. — У меня непростые отношения с огнём, — Юнь поджал губы. Его взгляд был прикован к догорающим уголькам их маленького очага. Он протянул руку и задумчивым жестом закрутил вьющийся дымок в причудливую спираль. Дым ужом скользнул меж длинных пальцев, пару раз обогнул ладонь и вновь устремился к потолку. Рехан вдруг вспомнилось видение: руки Юня по локоть покрыты сажей. Наконец он отнял руку, и наваждение рассеялось, как и послушный секундой ранее дым. — Красиво. Юнь невесело усмехнулся. — Это все, что я умею относительно неплохо — управлять потоками тепла. Основа магии огня — дыхание. Учителя заставляли меня дышать часами, поэтому все техники, завязанные на этом, получаются неплохо. За исключением того, что я по-прежнему не могу нормально покорять огонь. Юнь вздохнул и вдруг с улыбкой глянул на девушку. — Этим ты сейчас и займешься. — Буду покорять огонь? — обескураженно спросила Рехан. Юнь рассмеялся. — Дышать. Ты же просила научить тебя медитировать? Самое время начать. *** На следующий день Рехан ещё раз убедилась в пользе присутствия Ворюги под боком. После утренней рутины она послушно села на пол, чтобы сосредоточиться на дыхании. Это не было медитацией, как выразился вчера Юнь, скорее подготовкой. «Прежде чем учиться танцевать, научись ходить». Она послушно постигала азы. Постигать азы помешала лисица, что-то усердно выковыривающая из дорожной сумки. Заметив, что девушка наблюдает, зверюга напустила на себя величественный вид и многозначительно повела ухом в сторону сумки. — Что, у тебя лапки? — хмыкнула Рехан, но подошла к лисице, открывая молнию внутреннего кармана. Узкая мордочка сразу же сунулась в карман и через пару секунд девушку уже требовательно тыкали в руку зажатым в пасти зеркальцем. — Зачем мне?.. В голове вдруг всплыли слова Ван Ши Тонга про то, что зеркала — это двери. И о том, что он просил медитировать сидя перед зеркалом. — Я забыла, — покаялась девушка. Лисице, кажется, не было дела до ее извинений. В течение следующего получаса Рехан пыхтела, как чайничек из детской песенки. Более-менее получаться у нее стало лишь тогда, когда Ворюга устроилась у нее на коленках. Почти сразу появилась какая-то лёгкость и необычное будоражащее желание коснуться зеркальной глади. И хоть глаза ее были закрыты, она чувствовала эту манящую необъятную даль, стоит только протянуть руку… Звук хлопнувшей двери привел ее в чувство, и наваждение тут же пропало. Рехан непонимающе моргала и с удивлением смотрела на свою руку, так и покоившуюся на ногах. Рыжий хвост Ворюги мелькнул в окне — она всегда старалась скрыться с глаз Юня, хотя тот уже давно перестал ворчать на нее. — Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Юнь, скидывая с плеча сумку, — Выглядишь как-то пришибленно. — Я в норме, просто медитировала и… Почему ты так рано? — Рано? — в голосе Юня послышалась неприкрытая тревога, — Иди, на дворе глубокая ночь. Только сейчас до нее дошло, что за окном темно, да и в комнате не слишком много света. Это она весь день так просидела? Черт, она же должна была мыть посуду на кухне!.. Юнь, хоть и был измотан, вызвался ей помочь. — У меня хорошие новости, — с улыбкой сказал он, когда они стояли в полутемной кухне постоялого двора и стараясь не слишком шуметь намывали тарелки. Рехан, остервенело размахивая тряпкой у горы помытых тарелок, бросила на него вопросительный взгляд. — Я получил работу. — Это здорово! У кузнеца? — Да. Говорят, что он порядочный человек, всегда исправно платит. Один из его помощников больше не может работать, и он ищет ему замену. — Досадно за помощника, но отрадно за нас, — пробурчала Рехан, бросая тряпку на чистую посуду. — Ненавижу мыть посуду! Зачем люди столько едят?.. Честное слово, если бы ты столько ел — сам бы за собой мыл посуду! Юнь пару секунд смотрел на нее с какой-то странной улыбкой, с какой обычно, по мнению Рехан, смотрят на душевнобольных, а затем вдруг сказал: — У меня сюрприз. Завтра хочу кое-что тебе показать. *** Погода выдалась неплохая — палящее солнце скрылось за плотными облаками, а в воздухе повисла какая-то веселая суета — птицы носились над их головами с громкими тревожными криками. Значит, скоро будет дождь. Они шли по улочкам, огибая не менее суетливых людей. Мастерская Хона была на юго-востоке Среднего кольца, достаточно близко к стенам Нижнего, чтобы видеть их из окон верхних этажей, но достаточно далеко, чтобы район считался безопасным. Юнь крутил в голове их вчерашний разговор на ночной кухне. Она не говорила ничего конкретного, но в целом по обрывкам фраз, по ее сердитости на гипотетического Юня-обжору, он понимал: она не настроена расставаться с ним. Ну а то, что ей попросту некуда идти — это уже не важно. Главное, что сейчас он принимает правильное решение. Да, прямо сейчас. — Нам обязательно было тащиться в такую рань? — Рехан зевнула. — Кто рано встаёт, тому бог подаёт, — весело заметил Юнь. — У вас тоже такой жестокий бог?.. — Нет, это ты мне говорила, — парень фыркнул, — У нас нет богов. — Вот вы и вытягиваете православных христиан ни свет ни заря, безбожники… Громкий вопль донесся из одного из зданий, мимо которого они проходили. Рехан так и подпрыгнула, стряхивая с себя остатки сна, однако Юнь и ухом не повёл. — Это дом актерского мастерства. Здесь собираются любители и до основной работы репетируют постановки, которые потом показывают на местных фестивалях. Кажется, только что кто-то бездарно умер. Рехан повеселела. Она догнала спутника и шутливо ткнула его в бок. — Любишь театр? Юнь хмыкнул, возвращая тычок. — В детстве я мечтал стать актером. Даже сбегал из дома. Последний раз добрался с труппой даже до исконных земель Народа Огня. — И Оскар за лучшую мужскую роль… Он не стал переспрашивать, а просто ещё раз ткнул её под ребро. Рехан отпрыгнула на середину дороги и врезалась в дородную женщину с красивой объемной шляпой. Через пару секунд девушка уже собиралась выдергать все страусоконские перья из этой пресловутой шляпы под грязные ругательства её хозяйки. Юнь перехватил свою спутницу поперек тела и утащил в очередную подворотню. — Мымра! — гаркнула Рехан напоследок и для порядка отряхнула своё кимоно, а затем, вспомнив кое-что, добавила, уже более миролюбиво: — Чтоб тебя свинобык пожрал! И исподтишка покосилась на спутника — заметит ли, что его наука не проходит даром? — Примерно так же сказал мой папаша, когда меня вернули домой месяц спустя, — хмыкнул Юнь, — Я ещё полгода скотный двор стороной обходил… Рехан прыснула. — И что, как успехи на актерском поприще? Юнь пожал плечами и двинулся в сторону дома. — В практическом плане — замечательные. Лицемерить я научился с пелёнок. Выбора-то особо не было. — А в не практическом? — окончательно запуталась Рехан. Юнь хмыкнул и хитро поглядел на неё. — Через неделю после побега с труппой я выяснил, что все они никудышные актёры. Смысла оставаться с ними больше не было, поэтому я просто подошёл к стражнику и попросил отвезти меня домой. — Нарцисс, — поддразнила его Рехан и пояснила: — Сколько самолюбования, какое самомнение! — И мне не стыдно, — с достоинством отозвался Юнь, пряча улыбку. Они миновали последний поворот и остановились перед ветхим забором. Юнь первый скользнул сквозь пролом. — А что за спектакль? — пропыхтела Рехан, путаясь в многочисленных складках кимоно, — Кого ты играл? Перед ней вдруг неожиданно появилась протянутая рука. Рехан жадно, совсем не так, как полагается изысканной девушке, вцепилась в неё. — «Любовь среди драконов», — хмыкнул Юнь и, вытягивая её из забора, озорно сверкнул глазами, — Видела бы ты, каким милым дракончиком я был! А сколько любовных записок я получал от маленьких девочек — ух! Юнь остановился перед знакомым домом. Вот и он. — Да ты и сейчас вполне себе милый, — тяжело выдохнула Рехан, переводя дыхание, — Особенно когда не разговариваешь… — Какой комплимент. Я польщён! Он вдруг наклонился к девушке и, опаляя ее кожу дыханием, шепнул: — Не хочешь вломиться в чужой дом? По лицу Рехан было непонятно, что происходит в ее голове, однако было ясно, что вламываться куда-то в ее планы не входило. — Этот дом, — Юнь кивнул головой на домишко, стоявший неподалеку от них, — Пустует уже очень давно. Я каждый день хожу мимо и ни разу не видел рядом с ним ни одной живой души. А вчера господин Хон, кузнец, к которому я устроился работать, сказал, что здесь теперь никто не живёт. Прежде тут жила одинокая старушка, она слыла в народе не то ведьмой, не то провидицей. Может, посмотрим, что там от нее осталось?.. Что такое, Иди? Ты боишься? — Нет, просто… Как-то нехорошо это… Юнь сверкнул глазами. — То есть воровать еду под носом у стражи с Ли и Джетом — так это пожалуйста, а как тихонько без лишних глаз вломиться в чужой дом в компании одного скромного меня, так это сразу нехорошо?.. Он тут же получил увесистый тычок кулаком. Ауч. — Вот не надо меня на слабо брать, — с досадой прошипела Рехан, — Чур право делёжки сокровищ за мной! Юнь весело хмыкнул. — Другое дело. Иди на задний двор — там есть деревянные короба, по ним можешь подняться до слухового окна. Я туда не пролезу, придется залезть тебе. Спустишься вниз, откроешь мне дверь. Если я правильно разбираюсь в замках, то здесь должен стоять самый обычный запор с грузилом. Думаю, разберёшься. — Ладно, — сухо сказала Рехан, воровато озираясь по сторонам. Она так и подобралась, как маленькая пружинка. Полная сосредоточенность с задорными огоньками предвкушения в глазах. Лёгким движением перемахнув через низкую изгородь, девушка скрылась в тени садовых деревьев. Пару секунд Юнь ещё стоял и задумчиво смотрел ей вслед, а затем удивленно буркнул себе под нос: — Поверить не могу, что она купилась. А затем он прошёл по каменистой дорожке к главному входу, достал ключ и открыл дверь. *** Забраться в маленькое окно оказалось сложнее, чем ей казалось. Проклиная все прогулянные уроки физкультуры, Рехан все же с горем пополам смогла подтянуться и втащить половину тела внутрь дома, оставив прекраснейшую часть себя проветриваться на улице. Как назло, под самим окошком ничего не оказалось — лишь голый неприветливый пол, на который ей предстояло сверзиться с приличной высоты. Что ж… Рехан кое как втащила остаток себя внутрь и постаралась изобразить страховочный кувырок для сохранения спины. Получилось откровенно не очень, поэтому какое-то время она ещё лежала, прислушиваясь к сетованиям спины на дурную голову. Встать с пола она смогла минут через пять, по-старчески переваливаясь и держась за спину. Второй этаж оказался вполне себе уютным — пара небольших комнат и небольшой чулан с какими-то инструментами. Рехан хотелось осмотреться уже сейчас, отыскать какую-нибудь древнюю корону не менее древнего короля и встретить Юня при полном параде. Однако подумав, она все же решила сперва открыть ему дверь. Она протопала по неимоверно скрипучей лестнице вниз, но тут же замерла. Юнь сидел, откинувшись на спинку стула, и потягивал чай из кружки. На пустом столе демонстративно лежала связка ключей. Завидев ее на лестнице, он бросил: — Домушник из тебя никудышный. — Это что ещё за шутки? — возмутилась девушка. — Зачем ты меня просил лезть, если у тебя был ключ?! — Кто же знал, что тебе будет так сложно залезть в это окно?.. Я же специально вчера эти короба поставил, чтобы тебе было удобнее. Думал, посмеемся. — Посмеялись? — убийственным тоном спросила Рехан. Юнь лучезарно улыбнулся. — Ну я-то точно. Как твоя спина? Он жестом указал ей на соседний стул и протянул пиалу с чаем. — Тебя проклинает. — Я уже хотел идти тебя спасать, но подумал, что чай нужнее, — хмыкнул Юнь. — Ну спасибо, — фыркнула девушка. Ее разъедало от досады. Ну и шуточки, ну она ему ещё покажет!.. — Откуда у тебя вообще ключи? — наконец спохватилась она. Юнь аккуратно пригубил чай. — Было бы странно, если бы у меня не было ключей от собственного дома. Пару секунд он наслаждался повисшей тишиной, но затем все же вскинул смешливый взгляд на Рехан. Видимо вид у нее был тот ещё, потому что теперь Юнь рассмеялся в голос. — То есть ты соврал, что… — Ни капли лжи! — возмутился Юнь, — В этом доме действительно жила старушка-прорицательница. Тёща Хона, она и поныне здравствует, просто почти ослепла, оглохла и больше не может жить одна. Местные ее побаиваются, поэтому Хон давно не может сдать этот дом. Он предложил мне поселиться здесь на очень скромных условиях — ему не хватает рук в мастерской, какое-то время у меня не будет выходных. И потом на неделе будет только один выходной, если заказов будет так же много. А, и ещё… Та старушка хотела бы встретиться с тобой. Думаю, будет рассказывать, как ухаживать за садом или что-то вроде того. А ещё, знаешь, если выпустить Кляксу гулять в саду, от нее не будет слишком много вреда. И жить она может в старом индейкурятнике — там много места. А, ещё думаю, что один из коробов под слуховым окном лучше оставить — так Ворюге будет удобнее забираться… Что такое? Рехан махнула головой. Почему-то она не могла сказать ни слова. Горло сдавило что-то предательское и никак не желало отпускать. Оно же, наверное, щипало ей глаза. А Юнь не помогал — он испуганно круглил глаза, хватал ее за руки, спрашивал ерунду вроде: — Тебе здесь не нравится? Она бы сказала, что ей нравится всё — и низкий поросший плющом заборчик, и крошечный сад, и даже скрипучая лестница… Она бы сказала — но горло никак не хотело разжиматься. — Это ненадолго, встанем на ноги, потом можем переехать в другое место, съедем из этого домишки… — Не гони на мой домик, — прохрипела наконец Рехан. А затем неожиданно для самой себя разрыдалась. Впервые за очень долгое время у нее наконец-то был свой угол, свое место, свой дом. Юнь, каким-то образом очутившийся рядом, ласково погладил ее по голове и притянул к себе. — Добро пожаловать домой. — с растерянной улыбкой сказал он. А стены дома с интересом следили за ними. *** Юнь, как выяснилось, продумал вообще всё. Почти сразу после разговора на кухне он убежал в кузницу, предупредив, что Кляксу приведут ближе к обеду. Он рассчитался с хозяином постоялого двора, и его сын должен был привести Кляксу со всеми их вещами. Оставался вопрос, как дать знать Ворюге об их переезде. Однако спустя какой-то час после ухода Юня лисичка каким-то невероятным образом уже сидела на лестнице и требовательно смотрела на Рехан. — Ты как сюда добралась? — удивилась Рехан. Лисичка раздражённо дернула ухом. Мол, я дух, а не какая-то там обычная блоховозка… До вечера Рехан, все ещё чувствуя себя немного взломщицей, осматривала свои новые владения на пару с любопытной лисичкой. В одной из комнат лежала пара постельных комплектов и свежее белье к ним. Рехан с изумлением осознала, что белье явно недавно постирали — таких мягких, приятно пахнущих простыней она в этом мире еще не встречала. Было бы чему удивляться — за месяцы, проведенные в этом мире, ночевать ей приходилось в основном в собственном спальнике. А если и удавалось где поспать на настоящей постели, так только в каком-нибудь постоялом дворе средней, а то и повышенной паршивости. Уже вечером, когда Юнь вернётся с работы, он расскажет ей, что жена кузнеца Хона накануне побеспокоилась об их комфорте и навела в домике порядок, не забыв прихватить таких важных вещей как пара чистых стаканов и свежее белье. А пока Рехан сидела на полу и не могла надышаться приятно пахнущими тканями, украдкой смахивая слёзы. Она обнимала простыни, а они, казалось, обнимали её в ответ. Кляксе понравился небольшой сарайчик, но ещё больше ей понравилась возможность размять наконец ноги беготнёй по саду. В какой-то момент к этой гонке среди фруктовых деревьев присоединилась и Ворюга, поэтому следующую четверть часа Рехан до колик хохотала, глядя на их игрища. Ворюга, казалось, была весьма довольна таким времяпрепровождением. Однако затем, бросив на веселящуюся Рехан надменный взгляд, лисичка скрылась в доме, чтобы через минуту появиться в дверях с зеркальцем в пасти. — Опять? — расстроилась Рехан. «Не опять, а снова», — читалось в лисьем взгляде. Рехан послушно пошла за ней, расположилась в одной из комнат, и опять, потеряв чувство времени, до глубокой ночи ловила ускользающее ощущение отчуждённости от земного мира при невозможности от него оторваться… Разумеется, под чутким руководством Ворюги на коленях. Рехан была уверена, что без участия лисицы у нее не получалось бы ровным счётом ничего. Юнь пришел поздно, проглотил, почти не жуя, остатки холодного риса, только кивая в ответ на восторженное щебетание Рехан о беготне Кляксы и о том, что страусолошадь старательно складывает себе гнёздышко из свежей соломы. Затем он, почти ничего толком не сказав, отправился наверх укладываться спать, пока девушка мыла посуду. Когда Рехан поднялась наверх, она растерянно посмотрела на комнату, в которой укладывался Юнь. Он перенес один из комплектов постельного белья в пустую комнату, оставив второй в комнате теперь, по всей видимости, принадлежавшей только Рехан. Заметив её растерянность, он лишь вопросительно наклонил голову. — Да я, просто… Раньше мы спали вместе, а сейчас все как-то… Не так. — Иди, — Юнь улыбнулся. — так и скажи, что хочешь спать со мной. Видать, он не настолько устал, чтобы бросить эти свои шуточки. — Что?! Нет! В смысле, да! В смысле, я не хочу спать с тобой! Ой, в смысле, я не хочу спать с тобой! — Понятно. — Да в смысле!!! Что тебе там понятно?! — Ну все понятно, — Юнь изобразил улыбку, — Ты не хочешь со мной спать. — Хочу! Он радушно окинул свою постель рукой. — Ну так пошли, в чем проблема-то? И он призывно откинул одеяло. — Пошёл ты!!! — выпалила она, безбожно краснея, и вихрем скрылась в своей комнате, хлопнув тонкой дверью. Рехан остервенело взбивала подушку, а за дверью звучал раскатистый хохот Юня. Ей, конечно, хотелось его прибить. Как следует поколотить, чтобы бросил шутить свои шуточки. Но на душе было как никогда легко. Да, определённо. Всё было хорошо.