***
Перемены были настолько постепенные, что я сам едва их замечал. Видел только тогда, когда сопоставлял нынешнего Юру в Бонне с прошлым, московским Юрой. Чем больше проходило времени, тем больше я понимал, что это не просто такой период, когда он строит из себя шёлкового послушного мальчика. Он действительно изменился. Юрий стал в принципе спокойнее. Если раньше любая мелочь — непродуктивное совещание, медленная работа посольства, тормозящий водитель на загоревшемся зеленым светофоре с мгновенно выводили его из себя, то теперь он уже не вскипал так резко. Всё ещё вздыхал тяжело, закатывал глаза, топал ножкой в очередях, но ему хватало терпения не разворачиваться со словами «да ну нахуй». Это коснулось и меня. У Юры, конечно, как и всегда было на всё своё мнение, но теперь он не отстаивал его так яростно. Всегда спрашивал сначала меня, как я считаю нужным, внимательно слушал ответ и задавал дополнительные вопросы. И только потом, если он всё ещё не был со мной согласен, предлагал свой совещательный голос. Я видел, как он искренне пытается прислушаться ко мне, уточняет, почему я считаю так или иначе, даже пытается предугадать мои мысли. Он стал намного внимательнее. В мелких спорах он стремился не прогнуть меня, а пойти навстречу, угодить. Это было неожиданно приятно. Иногда мне казалось, что в некотором смысле такие отношения оказались ещё более партнёрскими, чем до этого. Пусть последнее слово и оставалось всегда за мной, у меня всегда было ощущение найденного компромисса. Или, может, просто Юра был чаще готов мне уступить, чем до этого, и сам сглаживал острые углы своего не самого сладкого характера. Я, конечно, тоже не сахар, но в не-тематической жизни я всегда был мягче и уступчивее. Более того, Юрий стал заботиться больше и о себе. Я заметил, что он больше готовит и читает какие-то блоги о здоровой еде, не забывает надевать шарф, делает зарядку утром, расслабляет глаза после часа сидения за компьютером, а в мотоклубе не берётся делать слишком опасные трюки. Сам попросил меня пристроить его к себе на работу на полставки, когда понял, что сходит с ума в четырёх стенах. Шитов как раз набирал письменный отдел, и Юру взяли на загадочную полу-административную должность факт-чекера: мониторить процесс перевода, искать ошибки и расхождения в данных, звонить в другие организации и уточнять, какого хрена у них в докладе лишний ноль. Очень подходящая должность для Юры. Уж что-что, а докапываться до сути он любил, и работа шла у него гладко. Меня радовало, что он восстанавливался и стабилизировался. Это был очень хороший знак. Может быть, так влиял на него брак и понимание того, что он не имеет права портить мою игрушку; а может, мой мальчик просто повзрослел. Даже наказывать его было не за что. После жёстких сессий у нас всегда наступало затишье на несколько недель. Тогда Юра делал всё точно по моим инструкциям, какими бы абсурдными они ни были, и не нарывался на споры и наказания. Наоборот, он стремился предугадать мои желания, выслужиться, сделать всё правильно для меня и заслужить похвалу. А уж на неё я никогда не скупился. Одной из таких больших наград за послушание стала поездка на Октоберфест. Мы приехали в осенний Мюнхен как раз к самому началу, чтобы увидеть церемонию открытия. И, как я давно и обещал, откопали для Юры дирндль. Я специально искал самый необычный. Нашёл коротенький, чёрный, с около-фетишными завязочками под кожу. Под ним — светлая полупрозрачная блузка, ажурные чулки и короткие ботинки сорок первого размера. Юра хотел каблуки, но я убедил его, что это пыточное орудие похлеще любых зажимов на яйца, и он быстро сдался. Образ дополняли чёрный парик и кожаный ошейник. Примерно таких девчонок (и мальчишек) я и трахал в студенчестве на бесконечных вписках. — Ну не дёргай веком, дай между ресницами нормально прокрашу, — велел я, пристраивая локоть рабочей руки поудобнее. В руках у меня была чёрная подводка для глаз. Юркины светлые брови и ресницы мы покрасили ещё вчера, оставались лишь последние штрихи. Жгучая получится брюнетка, хоть и плоскодонка. — Я не могу, — он закатил глаза. — Я же не могу красить, если ты постоянно двигаешься. — Ну я не знаю, ну deal with it! — Юра всплеснул руками и сразу же понял, что зря злится. Выдохнул, проморгался. — Давай ещё раз попробуем. — Давай. И напомни мне потом наклеить тебе ресницы. Через полчаса моя девочка была готова к выходу. Меня не торкало, я не видел в переодевании в женскую одежду никакого унижения или стыда — я сам успел нагуляться и с крашеными глазами, и в платьях, и на каблуках. К тому же, я помнил, что под всеми этими рюшами всё равно остаётся мой Юрий. Для меня это было разве что эстетическое удовольствие. Но Юра почему-то стеснялся, на щеках проглядывал из-под тонального крема румянец. Он и правда был похож на женщину, пока не начинал говорить или не поднимал голову, чуть сдвигая ошейник и обнажая острый кадык. — Куртку не забудь. — Она очень мешковатая и мужская, — возразил он неожиданно высоким голосом. На женский всё равно не было похоже. — Да, женщины очень любят носить одежду типа с мужского плеча, сейчас так модно. Пойдём, Юлечка, а то опоздаем на открытие, — я подогнал его лёгким похлопыванием по пояснице. — Да, мамочка. — Папочка, — поправил я, шлёпая уже по заднице. Юра фыркнул, но куртку взял, натянул её в лифте отеля. Да, именно так мы и одевались тогда, двадцать лет назад. Мне такой стиль всё ещё нравился. Затеряться в огромной толпе на лугу Терезы было проще простого. На нас, держащихся за руки, никто и не обращал внимания. Все пришли пить и развлекаться с друзьями, а не глазеть на странные парочки в чёрном, обнимающиеся на лавках. В огромной палатке собрались несколько тысяч человек. Вокруг стоял шум, играла живая музыка, пиво лилось рекой, то и дело сновали туда-сюда красивые ряженые девушки в ярких платьях и деловитые мужчины в кожаных штанах. Но я смотрел только на Юру. После первой кружки мне стало хорошо. Я наслаждался тем, что можно совершенно бессовестно лапать Юру, обнимая за талию, класть руку на бедро, шептать что-то на ухо и не поймать при этом ни одного косого взгляда. Гетеро же, это норма. А ещё я помнил, что под короткой юбкой у него кружевное бельишко, крупная анальная пробка и замороченный пояс верности — на этот раз очень маленький, с металлическим корпусом, закрывающим член целиком, и с уретральным катетером. И это только начало сегодняшнего долгого дня. Я запил горькое пиво предусмотрительно заказанной водой со льдом, одновременно быстро вытаскивая пальцами левой руки один кубик льда. Никто за нашим столом — незнакомая компания молодежи — и не обратил внимания. Юра смотрел на меня настороженно. — Солнышко, — я скользнул рукой под его юбку, провёл кубиком по резинке чулок. И ещё дальше. — Принесёшь нам ещё две кружки? Допьём и пойдём. — Ага, — глаза сразу стали стеклянные, уже немного захмелевшие. Он говорил тихо, чтобы окружающим не было слышно его голоса. — Только ты меня пусти. — Сейчас пущу, — я подобрался пальцами ещё выше, к заточённому члену, к промежности и, наконец, к основанию пробки. Отодвинул бельё и не без труда протолкнул подтаявший кусочек в и без того растянутый анус. — Всё, иди. Думаю, Юра мысленно поблагодарил меня за то, что я настоял на обуви на плоской подошве. Он вежливо улыбнулся соседу по скамейке, кое-как перекинул одну ногу и пошатнулся, вставая. Накрашенные бордовой помадой губы дрогнули. Но Юрий всё равно пошёл вперёд, не оглядываясь, и даже старался покачивать бёдрами и делать шаги покороче. Тонкую полоску влаги на чулках заметил только я. Только я знал, куда смотреть. — Ну что, красавица, пойдём дальше? У меня тут есть ещё один клуб на примете, — я приобнял его за талию на выходе с очередного аттракциона. — Да, только… найдём туалет? — он поднял на меня жалостливый взгляд. С чёрными стрелками и накладными ресницами-опахалами глаза казались ещё больше. А уж голубые радужки на брюнетке… красота, да и только. Я предлагал ему сходить ещё до выхода из пивной палатки, до того, как мы отправились кататься и американских горках. Он отказался тогда, а я сходил. А теперь он уже отчаялся, на последней горке и вовсе весь извёлся. Даже идти было некомфортно. — Пока нет. А пойдём ещё на колесо обозрения сходим? Это был не вопрос, это был приказ. — Валь, я не выдержу больше. — А куда ты денешься? У тебя внутри катетер, и он завинчен наглухо, без специального ключа не открыть. Не прольёшь, даже если захочешь. — Ну ты и садюга, блять, — выругался Юра, отводя взгляд. Если бы мы были наедине, он бы точно получил за это по лицу. Но не могу же я бить девушку, да еще и в общественном месте. Он нагло пользовался этим. — Само собой. У, смотри, и здесь очередь… Что ж, придётся стоять. Только не ной, а то тушь размажется. Ты же девочка, тебе надо быть красивой. — Сука ты, — шепнул он себе под нос, обгоняя какую-то пьяную группу в очереди на аттракцион. — Будешь ругаться — прокатимся на колесе два раза, — добавил я. Юра замолк, прикусив себе щеку. Почти везде туалеты были унисекс, но только в одном павильоне они всё же делились по полу, только на мужские и женские. По-хорошему, в толерантной Германии можно было бы добавить и третий, небинарный туалет. Юра сначала пошёл было за мной, а потом, когда я легко подтолкнул его, отдав ключ от пояса верности, понял, что вставать надо в женский. Очередь в женский тянулась через весь коридор и выходила в павильон. В мужском она была раза в три короче. Мне не нужно было, но я решил тоже сходить на всякий случай. — Я тебя подожду потом, — подмигнул я Юре. Он терпел ещё пару минут. А потом вдруг расправил плечи так, что блузка натянулась по швам, и решительным шагом пошёл ко мне. Мужская очередь уже почти приблизилась ко входу. Кто-то за мной возмутился, но я ответил, что «Er ist mein». — Ich bin mit ihm, — поправил меня Юра, мило улыбаясь дядьке позади. Зато голос не подслащал, чтобы сразу стало понятно, что он вполне имеет право ходить в мужской туалет. — Ты же знаешь, что там внутри кабинок всего пару штук? — я заглянул внутрь длинной узкой комнаты. — И они, кажется, перманентно заняты. Вон, там отдельная очередь из тех, кому приспичило сходить номер два. — Ну зато писсуары вон желобковые, широченные, — ответил он бесстрашно. Но я знал, что его всё равно потряхивает. Он несколько… выделялся из толпы и уже словил парочку озадаченных взглядов. Я держался рядом, всем своим видом показывая, что он со мной, и докапываться до него не позволю. Надо отдать ему должное: оказавшись внутри, он сначала помыл руки, а потом, заняв место, смело расставил ноги, задрал юбку, взяв подол в зубы, приспустил кружева и принялся колдовать с закупоренным портом катетера. Я стоял близко, почти касаясь его плечом, и наблюдал, всё ли он правильно делает. Всё было окей. В самый последний момент Юра поднял на меня вопрошающий взгляд. — Разрешаю, — ответил я, сам сбрасывая последнюю каплю себе в трусы. Не знаю, как Юра сдержал стон. Он даже жмурился он удовольствия, наконец-то выливая из себя всё. Уже когда всё закончилось, порт был снова закрыт, и мы стояли у раковин, кто-то из мимо проходящих толкнул Юру плечом. Обозвал словом, которого я не знал. Только я напрягся, ожидая драки, как Юра разразился совершенно непонятной мне тирадой на немецком. Голос был резкий, низкий, почти рычащий. Он взял меня за руку и потянул к выходу, пройдя мимо обзывавшего с гордо поднятой головой. Я и забыл, что мой ласковый щеночек умеет кусаться, когда нужно. — А что ты ему сказал? — спрашивал я уже за третьей кружкой пива. Мы были уже далеко от фестиваля, в центре Мюнхена. Я с трудом нашёл нужный бар: опознавательных знаков здесь не было, а само заведение располагалось в полуподвальном помещении. Только через крошечные законопаченные окошки наверху проглядывал вечерний свет, всё остальное освещение было искусственным, неоновым. — Да что-то типа, что это не его дело, и если ему так интересно посмотреть на член парня в платье, то я могу показать покрупнее, — хихикал Юра. Он почти не закусывал, и его развезло. Это была не в последнюю очередь моя вина. Вернее, да, это моя заслуга: таков и был план, подпоить его немного перед сегодняшним вечером. — Покрупнее, значит, — усмехнулся я, вспоминая страшную стальную конструкцию на его члене. Оглянулся вокруг: народу было много, пока всё выглядело довольно чинно-мирно, разве что некоторые девушки были одеты слишком нескромно, и из-за ширмы в конце зала и с нижнего этажа раздавались какие-то сдавленные крики. — А давай покажем всем прямо сейчас? Юра смотрел на меня озадаченно, поставив кружку на стол. — Раздевайся. — Прямо здесь? — Да. — Ты шутишь? Нас же выгонят. И штрафанут, как в тот раз. — Не выгонят, — улыбнулся я. Он должен понять, что это не простой бар. — Но ещё все одеты. Может, тут есть какое-то другое помещение, а? — Юрий. Выйди из-за стола и разденься до белья. Прямо сейчас. Это приказ. Юра сглотнул, на секунду натянув кадыком ошейник, и вышел из-за стола, отошёл на два шага. Осмотрел весь зал, посмотрел в глаза каждому. Завёл руки назад и расстегнул молнию. Никто, и уж тем более я, не стеснялся. Смотрели все без исключения, мужчины и женщины. Даже бармен присвистнул, но ничего не сказал. Официантка, проходящая позади Юры, усмехнулась себе под нос. Он раздевался неторопливо, почти попадая в музыку, но усиленно делал вид, что ему это не нравится. Маленький эксгибиционист. Он остался в одних лишь стрингах, чулках и ботинках. Трусы не скрывали ни пробку, ни пояс. — Платье сложи аккуратно, нам его ещё обратно сдавать. И блузку, — добавил я. Юра сделал всё как положено. Я встал, закрепил на его ошейнике поводок, взял свою сумку и кивнул официантке. Столик останется за нами. — На четвереньки. Пошли. К моменту, когда мы оказались за ширмой, Юра уже был возбуждён и с первого взгляда понял, куда я его привёл. Мы обошли дырявую стену, у которой пока был только один человек, и заняли одну из ряда небольших кабинет с обратной стороны. В одной из кабинок уже работала девушка. Вслед за нами в соседнюю кабинку прошла ещё одна пара. Кабинка была пластиковая, вся расписанная изнутри похабщиной. На полу лежал чистый на вид плед. К одной из стенок была привинчена чаша с презервативами и смазкой. На другой стенке располагался гвоздь программы — довольно крупная glory hole, обитая по кругу чем-то мягким. Она была на идеальной высоте для анала и немного низковата для орала. Ну, значит, начнём с его голодной задницы. — Раком, задницей ко мне, — велел я. У меня уже и самого стоял от мысли, как я измучаю его сегодня. Стоя он отсюда не выйдет, придётся выносить на руках. — Блять, как же я… — Юра чуть не задыхался от возбуждения. — Я не хочу ни с кем другим, только с тобой. — А я хочу посмотреть на то, как ты будешь ублажать других, — я опустился на корточки, положил обе руки ему на щёки. — Хочу отдать тебя в аренду на сегодня. Мне уже сказали, что в таком случае ужин за счёт заведения. Оплатишь мне ужин своей задницей и ротиком, а, шлюшка? Тебе не сложно, а для меня экономия. Ты и так дорого мне обходишься. Отработаешь хотя бы часть. Он знал, что я вру, и что и сам я платил даже за вход в этот специфичный бар. Но в тот момент он прикрыл глаза и решил мне поверить. — Да, Мастер. — Хорошая блядь, — погладил его я. — А теперь разворачивайся, давай освободим твою дырочку. Во-от, какая она голодная… Едва я стянул с него трусы и вытащил пробку, через дыру в стене просунули неприглядный полувставший член. — Начинай, — велел я, устраиваясь на заднице в конце пледа. Протянул Юре свои презервативы и нормальную, качественную смазку. — Хорошие шлюхи умеют всё сами. Побудь для меня хорошей девочкой. Юра поддрочил чужой член рукой, умело натянул презерватив и развернулся к дырке задницей. Кабинка была настолько маленькая, что его лицо оказалось у меня между ног, и он тут же прильнул носом к моей ширинке, одновременно насаживаясь уже растянутым и давно смазанным очком на чужой хуй. Идея с glory hole понравилась мне тем, что мы могли контролировать всё изнутри. Юра сам надевал резинки, сам насаживался в удобном ему ритме, сам добавлял себе в задницу смазки по необходимости. Когда его драли сзади, я вжимал его лицо в свой пах, закидывая на него ноги и душа бёдрами, одновременно нюхая снятые с него чёрные стринги, пропахшие потом, смазкой и его задницей. Когда он сосал и давился хуями, я тянул за поводок и игрался с его дыркой, вылизывая её и иногда резко засовывая внутрь по три-четыре пальца, и шлёпал по слишком белым ягодицам без следов порки. В кабинке быстро стало жарко, мне тоже пришлось снять рубашку и ослабить ремень. Из соседних кабин стонали девушки. Юра тоже стонал, соревнуясь с ними: напоказ, картинно и по-блядски. Чулки порвались, помада размазалась, тоналка и тушь потекли, красиво уложенный парик промок от его пота и соскользнул с головы. Во мне не было ни капли ревности: это же всё равно, что он скакал так на моём члене. Он не знаком с людьми по ту сторону перегородки, не хочет никого из них на самом деле, а просто прыгает на хуях по моему приказу. Обожаю его и то, что он позволяет мне с собой делать. Не знаю, сколько так прошло времени. Юра натёр себе локти и коленки, губы у него припухли, задница покраснела внутри и снаружи, по подбородку и бёдрам текли слюна и смазка. Закованный член ныл от боли, судя по прищуру и неловким движениям. Потрясающе. Запечатлеть бы это. А впрочем, я ведь и собирался. Юрий насаживался задницей на последнего «клиента», когда я поднял над ним телефон. — Say «cheese», шлюшка, — посмеялся я. На лице на фото оказался запечатлён шок и испуг. — Валь? — Что? Должен же у меня быть на тебя компромат? Вдруг ты опять соберёшься сбежать? А тут такая фотка: ты весь разъёбанный, с этими ресничками, в этих чулочках, с хуем в заднице… — я поцеловал его, объясняя невербально, что это всё фарс. Юра ответил на поцелуй. После моих слов за ширмой послышалось протяжное русское «блять», и человек по ту сторону спустил в презерватив внутрь моего раба. — Пойдём вниз, — я потянул Юру за ошейник, и он пошёл, еле переставляя конечности. С него всё ещё капало. Люди с обратной стороны поприветствовали нас свистом и гоготом. Кто-то потянулся коснуться его задницы, но напоролся на мой строгий взгляд. — Руками не трогать, — прорычал я по-русски, понимая, что это тот самый последний чувак. Теперь, когда были видны лица, мне уже не так нравился тот факт, что я отдал Юру чужим. Теперь надо вытрахать из него все воспоминания, оставить этот вечный импринт своего члена в нём. Чтобы и не помнил, что были другие. Я вообще сомневался, что Юра обрабатывал сейчас информацию. Когда мы спустились на нижний этаж, он залез на застеленную фиолетовым бельём кровать в одной из тускло освещенных трахо-комнат, прикрытых только тяжёлыми шторами, и уставился в пространство. — На, попей, солнце, — я протянул ему заготовленную бутылку, садясь рядом. У входа в комнату уже собралась толпа зевак. Правило было следующее: если комната открыта — можно смотреть, но нельзя заходить. — Я хочу ещё… — просил Юра, так и не открывая бутылку. — Мастер, хочу вас. Хочу кончить. Пожалуйста… — Пей, говорю, — посмеялся я, сам открывая бутылку. Я буквально заливал в него воду по глоткам, он пил у меня с рук. Он был перегретый и перевозбуждённый в моих руках. Напившись, он откинулся на кровати, скользнул равнодушным взглядом по нескольким весёлым зрителям у шторы. Протяжно простонал и поднял ноги, поддержав себя под коленями и открыв мне вид на воспалённую, чуть вывернутую наружу дырку. — А что только мне? Не стесняйся, покажи всем, всем же интересно. Ты же моя послушная дырочка, — хвалил его я, разворачивая задницей к зрителям. Юра даже не закрыл глаза, так и смотрел сквозь людей. Ему явно хотелось только трахаться, да и я уже насмотрелся и не мог больше терпеть. Я разделся полностью, настолько мне было жарко. На людей мне было плевать: моё тело видели, наверное, миллионы, да ещё и не в таком положении. Моя нагота меня не подстёгивала, но и не напрягала. Когда подо мной был Юра, я был способен на всё, что угодно. Любые горы свернуть, и никто мне нипочём. Я засадил ему резко, по самые яйца. Юра даже не пискнул, принял всё и застонал совсем по-блядски. — Дрянь, ну какая дрянь… С Арсением так же себя вёл, да? Бухой отдавался кому-то, непонятно кому, кокаин нюхал. Мразь. Жалкое ты ничтожество, — приговаривал я, вбиваясь в него жёстче, чем кто-либо сегодня. Меня не сдерживала glory hole, я был полноправным владельцем этой шлюхи. — Подстилка. Юрий подавался мне навстречу, только раскрываясь ещё больше. Выгибал спину, тянулся ко мне грудью. Я ущипнул его за сосок, замедляя темп. Достал из кармана телефон. — Давай покажем твоим друзьям, какая ты шалава, а? Тому самому, которому ты сказал, что только актив, а? Он поднял растерянный взгляд, похлопал ресницами. С одного глаза полоска уже отклеивалась. — Марату? — Ага. Он у меня как раз на проводе. Вот, смотри, — я показал ему телефон с открытой соцсетью. — Поприветствуй Маратика, а то невежливо, — я въехал в его очко особенно резко, почти раздирая изнутри. Заснял крупным планом. Юрий только постанывал. — Давай-давай, скажи ему что-нибудь. — Что-нибудь, — выдавил Юра обиженно. Я уже вытащил член из его задницы и, не протирая, приставил к его рту. Всё равно на вкус как больше латекс и смазка, уж я-то знаю. — Ой, что-то тебя не слышно, — рассмеялся я, засовывая член в горло по самые яйца. Он взял, не подавился, только по щеке потекла рефлекторная слюна. — Что-что говоришь? Так Марат тебя не поймёт, а у него ведь будет только один шанс посмотреть это исчезающее видео. Давай, скажи что-нибудь про тебе, что тебе очень жаль, что ты такая потаскуха, и что ты заслуживаешь такого обращения. Говори-говори. И в камеру смотри. Я освободил его горло, и он, сдержав приступ тошноты, посмотрел прямо в камеру. Я уже снова пользовался его задом. — Я… — Что ты? Чей ты? — подначивал его я. — Я… — слёзка капнула на пошляцкую блестящую простыню. — Я шлюха, и я ничтожество, и я раб, и я заслуживаю… И я принадлежу только своему Хозяину, — Юрий смотрел уже не в камеру, а на меня, — и только он будет отдавать меня тому, кому посчитает нужным. Я спустил в тот же момент, израсходовав все последние силы на то, чтобы смахнуть запись видео, таким образом стирая его. От оргазма закружилась пьяная голова, я не устоял на ногах, падая на Юру. Задавил его всем телом, как он любил. But the show must go on. Мне уже хватило, но Юру можно протолкнуть ещё дальше. Сегодня я хотел прогнуть его особенно жёстко. — Марату отправил, — я чмокнул его в щёку. — Давай, продолжай сам. Люди же собрались, чтобы на тебя посмотреть. Не будешь же ты их разочаровывать, правда, красавица моя? Я вручил ему огромный дилдо — легендарный безразмерный дракон, чтоб его, — бутылку смазки для фистинга и шприц без иглы. У Юры округлились глаза. Эта штука не была похожа на человеческий член, скорее на хуй какого-нибудь инопланетянина. — Давай. Тебе не хватило, я же вижу. Разъеби свою дырку до конца. Я хочу, чтобы она всегда оставалась растянутой. Вытащи её наружу, до пролапса, блять. Давай подарим тебе анальную розочку, а? Девочки же любят розы, — шептал я Юре на ухо, тоже развернувшись к аудитории. У него тряслись руки, пока он наполнял шприц. — Не знаю, правда, как ты будешь потом в туалет ходить. Но мы разберемся, клизмы никто не отменял. На крайняк, руками буду тебе кишечник чистить. Я не понимал комментарии на немецком, не хватало специфического вокабуляра, зато Юра слушал одновременно и меня, и их — и краснел безудержно. Однако я гладил его по груди, обнимая сзади и приказывая продолжать, и он действовал. Орудовал в себе уже пятью пальцами, капал смазкой на постель, растягивал и без того измочаленное очко. Дракон предсказуемо не влез, как бы он ни старался. Я и не рассчитывал на это, это было скорее для психологического эффекта. Юра выл, пытался впихнуть дилдо в себя, метался в моих объятиях, но ничего не выходило. Наконец он затих, сдаваясь. — Значит, сегодня не кончаешь, — объявил я. Мне показалось, что Юра уже и не был расстроен. Он выдохнул, откидывая инопланетянский хуй в сторону, и развернулся лицом ко мне. Я жестом велел закрыть штору. — Прости. Извини, Мастер. Я не смог, — всхлипывал он. А мне именно это и нужно было. Я уже давно понял, что чувство вины ему в кайф. — Всё хорошо. Всё нормально, мой мальчик. Я и не думал, что получится, — успокаивал я его, одной рукой стягивая сползшие накладные ресницы. — Это было просто для шоу. Ты справился с задачей. Ты молодец. Умница. The best boy in the whole entire world. Юра успокаивался постепенно, но совсем скоро затих, свернувшись в клубок. — Не спи пока. Пойдём умоем тебя, радость моя. Давай. Всё получилось, как я и рассчитывал. Он действительно едва шёл, и мне пришлось поддерживать его под плечом. В ванной в конце коридора, к счастью, было целых три приватных санузла с нормальными закрывающимися дверями. Душевая кабина оказалась большая, мы вдвоём легко в неё вместились. В первую очередь я снял пережавший всё пояс верности, предварительно спустив всё из мочевого пузыря и осторожно вытащив катетер. Юра снова стонал от облегчения, а его член мгновенно встал в моих руках. Вместо того, чтобы кусать свою губу, когда мне пришла в голову идея, я прикусил Юру за плечо. Раздумывал, вспоминал Бергхайн и того мальчишку в туалете. — Что такое? — спросил он хрипло. — Я… знаешь, я тоже хочу в туалет. И хочу кое-что с тобой попробовать, — сказал я, зализывая укус. — Ты конченый извращенец. Тебе же такое не нравилось? — Ну, я чаще был с принимающей стороны, чем с дающей, — усмехнулся я. — А с отдающей было неплохо, интересно. А ещё я знаю, что это не привлекает тебя, и оттого мне ещё интереснее. — Доломать пытаешься, да? — спросил Юра с горькой усмешкой. — Мне это противно. — Но это же. Ты принимаешь всё, что я тебе даю. Вообще всё. Ответное возмущение застряло у Юры в горле, он произнёс какой-то сдавленный звук, напрягшись всем телом. Пришло время для тяжёлой артиллерии. — Если проглотишь всё, я дам тебе кончить сегодня, — шепнул я, шлёпнув по его стоящему члену. — Давай, шлюха, не ломайся. Я знаю, что ты ради меня и не на такое готов. Юра не дал себе времени на раздумья. В считанные секунды он оказался передо мной на коленях на дне душевого поддона. Привычно сложил руки за спиной, облизнул ярко-красные губы и нерешительно приоткрыл рот. Я положил руку на свой член, молясь, чтобы он не встал, иначе ссать будет невозможно. — Шире, — приказал я, вплетая одну руку в его волосы. Он повиновался. Мне нравилось не столько само действие, сколько сам факт того, что Юра настолько предан и настолько доведён мною до отчаяния, что готов и на такое. Я никогда не любил тех Верхов, которые ставили своей задачей «прогнуть границы» и «снять табу», а теперь сам оказался таким. Я недооценил, как сладко это может быть: знать, что то, что ты делаешь, однозначно неприятно для твоего саба, но он всё равно делает это ради тебя. Так хорошо. Надо было начинать, пока у меня не встал. Было сложно регулировать струю и держать её ровно, пара капель всё равно стекла на щёки, шею и грудь Юры. Но большая часть попала в рот. Я еле остановился на полпути, давая ему проглотить. Юрий давился от отвращения, едва сдерживал рвотные позывы, вытирал рукой то, что пошло носом, но всё-таки проглотил первую порцию. Вторая пошла уже легче, он дёрнулся лишь разок. Третьей я просто облил его всего, начиная с головы, потому что понял, что эрекция сейчас помешает мне целиться. Моча смешивалась со слезами и остатками косметики у него на лице. — Всё, всё, всё, — успокаивал его я, наконец-то поливая тёплой водой из душа. — Всё закончилось. Сейчас поедем в отель. Идём ко мне, мой хороший. — Ты правда это сделал. Ты правда… Ты меня… Я не знаю, не знаю, как это назвать, — сумбурно объяснял Юра, пока я намыливал его, сидящего на краешке поддона, гелем для душа. — Сломал, наверное, что-то во мне. Пиздец. Просто пиздец. Мне было немного смешно. Для меня это был не пиздец, просто ещё один фетиш. Но, наверное, всё-таки не мой. Прикольно, но не на постоянку. И вообще, есть вещи поинтереснее, которые нравятся мне больше. Например, минет. И принимать, и делать. — Ничего я не сломал. Ты, вон, и на кастрацию готов был, и благодарил потом. На, подержи. Я тебе должен оргазм, — улыбнулся я, передавая Юре лейку и сам вставая на колени. Хватило буквально десяти движений. Юра спустил мне в горло, бросая лейку и хватаясь обеими руками за мои волосы. Из бара я, как и рассчитывал, выносил его — чистенького, одетого в брюки и толстовку, — уже на руках.***
Заседание едва началось, а мой голос уже сдавал. Мы работали через реле, переводили с немецкого на английский, а уже с нас переводили и на десяток других языков. Я понятия не имел, каким образом они решили проводить этот форум в несчастном богом забытом Бонне, почему было столько народу и столько языков, и почему всё это проводилось прямо в канун католического рождества. Но я человек маленький, моё дело переводить, а не задаваться вопросами, почему что-то организовано так, а не иначе. Вот только сегодня я даже переводить не мог. Третий день форума, а меня уже подводит голос. Неужели не долечил подхваченную на той неделе простуду? Я же лечился. Зарывался в глоссарии и отрабатывал тексты весь день, но ведь таблетки принимал. Какого хрена? Ещё через пятнадцать минут я захрипел окончательно. Пытался что-то говорить, но в один момент мой голос просто пропал. Я чувствовал, как проходит воздух через голосовые связки, как встречает препятствия в ротовой полости, как касается губ — но звука не было. Совсем. Оксана быстро подхватила перевод. Я, заходясь в приступе кашля, вынужден был выйти из кабины. Махнул сидящему в коридоре новенькому — Никите, — чтобы заходил, а сам присел на скамью. Что они будут делать без меня? Оксана, конечно, молодец, у неё неплохой немецкий, но есть небольшие проблемы с переключением на английский. Никита тоже умница, но он работает только месяц. Ещё два дня форума осталось, что же делать? Что делать? Всё впустую, всё насмарку, нас всех сейчас отсюда попрут, и я останусь навсегда без голоса, и я забуду все языки, и тогда всё, можно ложиться в гроб, потому что больше ничего… Я опустил голову на сложенные руки. Бля-ать. Паничка. Почему? Откуда? Как? Или это всё-таки сердечный приступ? Может, перед смертью всегда теряют голос? Я умру? Почему мне так плохо? Может, скорую? А как я позвоню, у меня нет голоса. Я закрыл глаза и начал опускаться в страшную, пугающую темноту. Внешний мир ушёл, остался только всепоглощающий ужас. — Эй. Эй! Валя, Валечка, посмотри на меня. Поговори со мной. Это просто паническая атака, ты не умираешь. Точно тебе говорю. Юрий сидел передо мной на корточках, держа за руки. — Всё пройдёт через несколько минут, всё будет нормально. Ты в порядке, it’s okay, просто дыши, — приговаривал он спокойно, как воспитатель ясельной группы. — Не уходи от меня, посмотри. Какие цвета ты видишь? — Голубой, — прохрипел я, глядя в его глаза. От отдыха голос, кажется, немного восстанавливался. — Light blue. Azul cielo. — Отлично, только не надо больше говорить, я по губам пойму, — улыбнулся Юра. — А рубашка у меня какого цвета? В этот раз паника не проходила долго, минут двадцать. Я уже был почти убежден, что скоро умру, когда мне наконец-то полегчало. Оксана и Никита уже устали, надо будет кого-то из них подменить. Всё-таки тяжело психологически, когда на тебя рассчитывают ещё десять кабин. А они совсем зелёные, им тридцати нет. — Я пойду, мне надо… — сказал я наконец, вновь затихая на слоге «до». Мне не было больно, ларингит часто бывает безболезненный. — Куда тебе? Всё, работа окончена, выходишь на больничный. Сейчас оформлю, себе возьму отгул, и поедем домой. Я пытался ещё что-то сказать, но в итоге сдался и достал телефон. Написал ему сообщение: «Мои ребята совсем зеленые, они не справятся». — Чего это они не справятся? Их двое, и у них подготовка не хуже твоей. «Опыта мало у них». — Ничего, как раз разберутся на практике. Они не студенты, они профи. «Дети ведь. Они как ты». Тут Юра рассмеялся в голос. — Ну ты же этих детей готовил? Оксану больше полугода тренировал, Никиту целый месяц по актуальной лексике гонял. Уж я-то знаю, насколько ты классный препод, и как хорошо ты готовишь к экзаменам. Считай, у твоих детей сегодня профессиональный экзамен. Пойдём, Валь, посидишь у нас в офисе, я все бумажки сделаю, а потом поедем, — он притянул мою руку к себе и поцеловал пальцы и кольцо. В их маленьком, но уютном административном офисе никого не было, все были заняты на форуме. Юра усадил меня в своё кресло, налил мне чаю с сахаром и мёдом. Без лимона, потому что я его не люблю. Он помнит. Он быстро распечатал что-то, попросил от меня подпись, поцеловал меня в лоб и ускакал в отдел кадров. Вернулся через десять минут, когда я уже перечитал все мемы на стене их офиса. — Пойдём, Валюш. Ключи от машины у тебя? Дома Юра забегал вокруг меня. Накормил, нашёл в шкафу мой тёплый шарф, уложил меня в постель, позвонил семейному врачу. Мне безумно хотелось спать после панической атаки. Я чувствовал себя варёным, полуживым. Заработался, нахуй. Юра вернулся из соседней комнаты с телефоном в одной руке и кружкой пива в другой. Только пахло оно странно. — Доктор Беккер будет вечером. А это горячее пиво. Мама сказала, что от ларингита очень помогает, хоть и противное на вкус. Только надо быстро, пока горячее. Я закатил глаза. Ну раз мама сказала… Софье Сергеевне я верил. Я сел в кровати, принимая кружку. Вау, вот это гадость. «Садюга», — напечатал я Юре в сообщении. — «Хуже, чем моча». — Да ну, блин, не может всё быть так плохо. Дай попробовать. Он отпил водянистого пива и весь сморщился. — А, да, хуже. Но мама сказала, что мне в детстве всегда помогало. Вот они какие, бытовые издевательства. Если Софья Сергеевна пичкала маленького Юру этим, то неудивительно, что у неё вырос мазохист. — На, запей, — он прибежал из соседней комнаты со сладким чаем. Хмель уже ударил мне в голову, глаза закрывались. — Тебе всё равно надо много жидкостей пить. Чай я уже не допил, меня слишком морило. Всё, чего мне хотелось — это лежать под одеялом и не думать абсолютно ни о чём. — Не думай ни о чём, с Шитовым я уже всё решил, ты дома до конца рождественских каникул, — объявил Юра, читая мои мысли. Он выключил свет и включил гирлянду на ёлке в углу. На улице ещё было светло, на так пасмурно, что без света спальня казалась тёмной, а со светом было ощущение, что на улице ночь. С мягко переливающейся разными цветами гирляндой было самое то. — Мне лечь с тобой или оставить в покое? — он присел на колени у кровати, убирая мои волосы со лба. «Ты же, наверное, ещё не хочешь спать». — Да, но я могу с тобой полежать. Если хочешь. «You’re the big spoon, then». — Договорились, — Юра улыбнулся от уха до уха. — Только я, наверное, скорее рюкзачок, чем большая ложка. Я повернулся набок, и Юра залез под одеяло, обнимая меня со спины. Рюкзачок всё-таки был большой, обхватывал всю мою спину, переплёл свои ноги с моими и положил руку мне на грудь, прямо на сердце. Я знал, что пока меня вот так прикрывают со спины, никто до меня не доберётся, и никакие кошмары мне не грозят. Паника всегда врёт. Всё будет хорошо.***
— Поедешь завтра на кладбище? — спросил меня Сергей, неожиданно подкравшись сзади. Я, как всегда, отдыхал от вечеринки. Дышал размеренно, смотрел с балкона ресторана на Москву-реку, разглядывал сталинскую высотку вдалеке и ещё чуть подальше — муравейник Москва-сити. Я любил этот сумасшедший город, он многое мне дал. В нём было свободнее, чем во многих городах мира. Здесь прошла большая часть мой жизни, даже несмотря на все разъезды по Америкам и другим континентам. Да, было хорошо, хоть и сложно временами. Но теперь страница закрыта, я официально гражданин Германии, как и Юрий. Sorry not sorry, родина. Я крутил кольцо на пальце и думал, что уже хочу домой, в Бонн, к смешной лысой кошке. За моей спиной продолжалось веселье, громко смеялась Софья Сергеевна, и вскоре к ней присоединилась наша мама, а потом и Валерка, и Юра. Дети пытались перекричать смех, повторяя шутку ещё раз. Мы уже второй час праздновали одновременно и первую годовщину свадьбы — ну, быстрой расписки в каком-то сером здании в Берлине, — и получение нами с Юрой гражданства. А тут Серый со своим кладбищем. — Да не, чего туда ехать, — махнул я рукой. — Мне Валерка говорил, что вы и памятник уже поставили, и оградку. А стоять там грустить… погрустить я дома могу. — Ну так, вспомнить, — Серый оперся на перила рядом со мной, тоже снял пиджак. — Я его прекрасно помню. А как забываю, так смотрю на твою смазливую рожу, — усмехнулся я. — Не, не хочу тратить день на покатушки, мы и так всего на неделю приехали. Память о нём же не там. Она в нас с тобой, в Валерке. В маме. Я лучше это время с вами проведу, да с племяшками. Живым внимание нужнее. — Ну и философ ты, Валька, — посмеялся Сергей, растрепав мои волосы. Я закрыл глаза, растворяясь в прикосновении. Вся усталость от вечеринки уже прошла, я был готов идти есть десерт. К тому же, для сегодняшнего вечера мне нужно будет много сил. У меня вдруг появилась идея. — Не хочешь сегодня в клуб? Мы с Юрой поедем. — В тематический? — он поднял бровь. Эх, если бы я был хотя бы вполовину такой красивый, как Серый… — Ага. Очень поможешь мне с одним… сценарием. И Валерку тоже надо взять, а то он совсем после развода расклеился. — Извращенцы вы с Юркой, — бросил Серый добродушно, надевая пиджак обратно. — Окей, да, я с вами. Слово «извращенцы», кажется, уже было для нас слишком мягким. Мы что-то похлеще, раз уж умудряемся вплести свои развлечения даже в семейный праздничный обед. Я затянул Юру за собой в слишком красивый ресторанный сортир. Прижал его к чёрной глянцевой плитке, рядом со стоящей на тумбочке орхидеей. — Ну что, как ощущения? — Кошмарно, — улыбнулся он. — Мало того, что пиджак не снять, потому что всё-таки всё просвечивает, так и ещё и натёрло всё. — Где натёрло? — тут же насторожился я, расстёгивая его рубашку и обнажая не очень сложную обвязку вокруг туловища. — Вот здесь, — он указал на самый большой узел в паху, прямо в промежности, между оттянутыми широким металлическим кольцом яичками и хитроумной пробкой с замком, которая раскрывалась внутри и не позволяла носящему самостоятельно вытащить её без ключа. Щёки у Юры горели половину обеда. Он списывал всё на шампанское. — О, да, тут красное. Ослаблю, окей. Давай даже подвяжу его повыше. Мне не надо, чтобы у тебя что-то болело раньше времени. — Спасибо, Мастер, — выдохнул Юра. — Хочу уже вечер. — Терпи. Ты месяц терпел, потерпишь ещё. Ну как «терпел». В последние дни в Бонне он чуть ли не на стенку лез, стелился передо мной, умолял дать ему кончить. Смотреть на него в таком состоянии было одним из самых любимых моих развлечений. Веселее было только раздирать его на кусочки потом, давая месячную норму жести и ебли за один вечер, которую он принимал с энтузиазмом. — Лучше. — Погнали, там десерты уже должны были принести. — Ну стой ты, подожди, — Юра притянул меня за ворот рубашки, заставил наклониться. Поцеловал с силой. Он не всегда был таким страстным. Были дни, когда мы оба были измотанные после работы, и единственное, на что нас хватало — это сесть перед телевизором и смотреть что-то совершенно тупое. Я на кресле, Юра на подлокотнике или у моих ног. На этом и заканчивались наши развлечения в трудовыебудни. Но когда у меня самого хватало сил, я старался развлекать нас обоих. Записывал идеи, покупал новые девайсы, искал новые клубы; играл в долгую, выдумывая для Юры всё новые задачи и ограничения. Постепенно переделывал какие-то его привычки и приучал к новому. Иногда получалось, иногда нет. Тем не менее, Юра всегда старался. Шёл навстречу, подхватывал мою инициативу, был готов попробовать всё хотя бы один раз, тоже стремился поддерживать страсть и выдумывать новое. Даже если мои идеи ему не нравились, он не критиковал резко. Я даже заметил, что он иногда подбирает слова, чтобы меня не обидеть. Раньше такой черты у него не наблюдалось. Я разорвал поцелуй первым, погладив его по шее. Шрамы на шее и на спине уже давно зажили, побелели. Но я знал, где их искать, и помнил, какие они на ощупь. В насквозь прокальяненном и прокуренном клубе я наконец-то смог вдохнуть полной грудью. За год здесь успели сделать ремонт, поставить мягкие кожаные диванчики, разрисовать стены. Это место было почти родное, в Москве мы провели здесь не одни выходные. Уже на входе я встретил нескольких знакомых и даже Ярославу. Я здоровался и обнимался с подругой и другими местными ребятами, пока Юра скромно улыбался, стоя позади меня и смотря в пол. Это было одно из мест, где все всё понимали, и можно было не притворяться. Я вёл Юру за поводок, и на нас даже никто не обращал особого внимания. Это была местная норма. Под одним из столиков сидела нижняя в бондаже, пока её Верх играл в настолки, за другим столиком несколько моих знакомых собирали устрашающего вида металлическую конструкцию, за третьим Верхняя в латексе, доедая торт, медленно капала на сидящего в ногах котёнка воском, из дальних комнат доносились отчаянные крики и звуки ударов каким-то хлёстким девайсом. Все свои. Время было пиковое, занято было почти везде. Можно было сесть за бар или подсесть к кому-то из знакомых, но я нашёл небольшое кресло в углу и расположился там. Правда, не было стола. — Раздевайся, одежду повесь, на четвереньки, — велел я Юре, открывая меню. Он только ответил чёткое «Да, Хозяин», не сомневаясь ни доли секунды. I trained him well. Он стоял хорошо. Удерживал на пояснице небольшую тарелочку с роллами, чуть выше, на рёбрах — контейнер для соевого соуса, а между лопаток — горячий чай. — Жжётся, — прошипел Юра сквозь зубы. По бицепсам уже тёк пот, настолько он напрягся, удерживая позу. Я приподнял кружку, потрогал дно рукой. Кожа под ней даже не покраснела. — Просто жжётся, ожога не будет. Терпи, — я поставил кружку на место. — Да, Мастер. В кафе с семьёй я особо не поел, больше разговаривал и делился новостями с мамой и Софьей Сергеевной. Навёрстывал сейчас. Специально не торопился, разглядывал следы от верёвок на теле Юры, гладил и шлёпал его иногда, отчего он вздрагивал, едва не роняя тарелки. Мне нравилась его мелкая дрожь, чётко контролируемые мелкие выдохи, опущенная голова и сосредоточенный взгляд в пол. Всё это — для меня. — Вэл! — окликнула меня Слава, стоявшая у стола с устрашающим девайсом. — Посмотри, что собрали! Хочешь опробовать? Я сложил палочки, легко шлёпнул Юру и встал. Слава сразу же взяла меня под руку, увлекая рассказом. Мне даже не нужно было оборачиваться: я знал, что мой раб не двинется с места, и никто не посмеет тронуть его в моё отсутствие. Но всё же не надо оставлять его одного надолго. Сегодня вечером я планировал только поучаствовать в аукционе и поразвлекаться с друзьями, но этот девайс изменил мои планы. Уже через пару минут мы со Славой вдвоём, попутно делясь новостями и обмениваясь шуточками, закрепляли Юру в странного вида конструкции. Это была старая добрая фак-машина, только усовершенствованная: от неё простирались вперёд металлические трубы с приваренными к ним крепежами для рук, ног и шеи, и даже с небольшой обитой подставочкой под туловище. Всё регулировалось по длине и высоте. Юра так и остался стоять раком, просто теперь он был хорошо зафиксирован и мог немного расслабить спину. Я вернул на его спину тарелки и чашку, вытащил из хорошо подготовленной задницы пробку. Слава настроила высоту непосредственно фак-машины, приставив уже обёрнутый в презерватив небольшой чёрный дилдо напротив задницы Юры. Красота. — Ты как? — нагнулся я к нему. — Начнём? — А я удержу тарелки? — он выгнул шею, насколько мог, чтобы встретиться со мной взглядом. Надо же, стыд в нём ещё остался, стесняется из-за того, что теперь всё происходит не за ширмой, а непосредственно в баре. Впрочем, это не первое наше с ним шоу здесь. Переживёт. — Придётся, — улыбнулся я. — Иначе получишь. Слава передала мне пульт, и я нажал кнопочку. Машина заработала, медленно, но верно вталкиваясь прямо в текущую розовую дырочку. Юра собирался было уйти от вторжения, но вовремя сообразил, что уронит тарелки. Ему ничего не оставалось, кроме как впустить дилдо внутрь. Сжатые складочки растянулись вокруг искусственного хуя и снова сомкнулись на выходе. — А если нажать вот сюда, подаётся ток. Даже внутри на дилдаке немного должно чувствоваться, там металлическая вставка, — подсказала Слава с дьявольской улыбкой. Она и была сегодня похожа на дьявола с чёрными всклокоченными волосами и густо подведёнными глазами. Уверен, я тоже на ангела не походил. — Наверное, лучше не надо, мне пока хва… хватит, — пропищал Юра вымученно, пока член снова медленно вошёл в него и вышел. — Советы ещё даёт, — усмехнулся я, обмениваясь взглядами с подругой. Я был безумно раз её видеть. И рад был показать ей, что она была неправа по поводу нашего с Юрой расставания. — Значит, точно надо. Юра чудом удержал на себе тарелки. Разряд прошил ему, и ему стоило многих усилий не дёрнуться. Слава предупредила меня, что от разряда посильнее он не сможет контролировать сокращение собственных мышц. Я предложил угостить её в качестве благодарности за новый опыт. Мы посидели с ней ещё минут двадцать, повспоминали другие такие вечеринки, поигрались ещё с фак-машиной. Юра всё это время послушно принимал в себя резиновый член и служил нам столом. Только иногда посмеивался, когда мы говорили о тех вещах, о которых он знал. Мы оба не обращали на него внимания. Потом подтянулись и мои новые друзья — Новиковы тоже приехали в отпуск в Москву, и мы договорились встретиться в клубе здесь. — Привет-привет, — Миша погладил Юру по освобождённой от тарелок спине, нашёл там какую-то напряжённость, размял это место. — Привет, — улыбнулся ему Юра, хоть и не видел его позади себя. — Приветики. Как тебя Валька красиво одел сегодня, — это здоровалась Таня, поддевая шпилькой торчащие яички Юры, оттянутые металлическим кольцом. Не задумываясь, сложила ноги на его задницу. Юра подался ей навстречу, одновременно насаживаясь и на трахающий его дилдо. Через несколько минут, как всегда с опозданием, прибыли и мои братья. Они как-то сразу смекнули, что происходит, и даже не обратили внимания на насаженную на член скульптуру у наших ног. Принялись пожимать руки Ярославе и Новиковым. Все перезнакомились, вежливо поулыбались, обменялись шуточками про самую интересную годовщину свадьбы. Заказали ещё еды и шампанского, складывая всё, что держалось, на мой живой стол. Таня так и сидела, закинув ноги в шикарных туфлях на таз Юры, периодически вдавливая шпильку в мягкие ягодицы. Слава распиналась про технические характеристики фак-машины и новый рисунок на стене клуба. Валерка игрался с пультом. Серый смотрел на меня. Миша — только на Таню. Это была вечеринка поинтереснее. Я был среди друзей, среди своих. Заказали кальян. Сергей, как всегда, был максимально серьёзен и дипломатичен, задавал уместные вопросы и вёл беседу. Новиковы с удовольствием рассказывали о Германии. Валерка время от времени вспоминал смешные случаи про нас троих и курил сигареты одна за другой, шутя, что все медики дымят, как паровозы. Разговор шёл одновременно обо всех этих взрослых серьёзных темах — ипотека, миграция, инфляция, работа, политика, медитации, инвестиции, семья, дача, пожилые родители, психотерапия, неудавшиеся попытки вести ЗОЖ, ушедшая молодость и университетские годы — и одновременно как-то ни о чём. Я вдыхал вишнёвый пар, который был мне строго противопоказан ввиду профессии, иногда вбрасывал одну-две реплики и неотрывно смотрел на Юрия. Медленный, издевательский темп фак-машины доводил его до белого каления. Он блаженно закрывал глаза, но едва он успевал потеряться в собственном кайфе, кто-то трогал регулятор на пульте управления, и его прошибало током. Он просыпался, смотрел в стену, бросал взгляд на меня. И снова уплывал, тонул в тумане желания. Я и сам уже плыл. Когда я наконец-то освободил Юру из металлической конструкции, он просто рухнул на ковёр у моих ног, сразу же припадая губами к носу кожаных ботинок. Это как раз были игровые, чистенькие, и Юра это знал. Только вот раньше мы делали это в своём доме, а теперь в углу клуба, в окружении семьи и друзей. Этого ты хотел, Нечаев? Вот так ты хотел не прятаться? Он, конечно, делал вид, что ему плевать. Но он тащился от публики, от того, что все взгляда, в том числе и некоторые с другой стороны бара, направлены на него, на его покорно опущенную спину, на его раскрытую мокрую задницу. Он почти религиозно повторял «Спасибо, Мастер» и продолжал вылизывать мои ботинки. Миша потрепал моего раба по голове, хваля. — Хороший у тебя мальчик. — Хороший, да, — согласился я. Я гордился им, чувствовал себя настоящим Верхним. Я странный, но это моё место и моя роль. — Давай-ка, займись лучше делом, put your mouth to good use. Open. Я потянул его за волосы, подтягивая к Валерке. Тот понял намёк и вместо пустого стакана сбросил пепел на язык Юре. Тот даже не моргнул, проглотил всё. Я дал ему запить — он весь пропотел за сорок минут на фак-машине, надо восстановить водный баланс, — и подтолкнул рукой к паху Валеры. У него уже стоял. Я думал, что нас сейчас заставят переместиться в одну из специально предназначенных для экшенов и секса комнат на втором этаже, но клуб был забит под завязку, и Слава подошла сообщить, что нам разрешили продолжать свой разврат прямо в баре. Мы и продолжили. Я объявил Юре, что сегодня вечером он выполняет все пожелания моих друзей, и буквально пустил его по рукам, по кругу. Валере хватило минета, Новиковы зажали Юру между собой, дразня его небольшим приборчиком для электростимуляции, а Серый просто посадил его на свой член задницей, держа за ошейник. Серый трахался тихо, не издавал ни звука. Юра в его руках тихонечко всхлипывал, но брал до конца. Валерка и Новиковы уже обсуждали какие-то свинг-клубы и секс-вечеринки и даже не смотрели на нас. Мне уже порядком поднадоели светские беседы, и поэтому я просто сидел наслаждался видом полуобнажённого Серого и почти сведённого с ума Юры. Не понимал, на месте кого из них я хочу быть. Хотелось их обоих. Брат наконец-то издал какой-то сдавленный звук, ускорил темп, но кончить не успел: хостесс громко объявила о начале аукциона, и это его сбило. — Прости, — извинился я перед Серым, снимая с него моего мальчика. — Нам надо на этот аукцион. — Да какой аукцион… — протянул Юра, едва держась на ногах. Голые лодыжки подворачивались, колени сводились сами по себе. По бёдрам у него текло. — Куда… — Пойдём-пойдём, — подтолкнул я его. Сергей смотрел на меня зло, и мне вдруг захотелось оказаться подальше от его жадного взгляда. Если у меня такие же глаза, то я, должно быть, тоже выгляжу иногда так же устрашающе. — Я буду там, рядом. Я буду смотреть, окей? — шептал я Юре на ухо, поглаживая его по обессиленным рукам. Он сегодня весь вечер был игрушкой и объектом, я хотел вбить это ему в подкорку. Секс-раб, которого можно использовать самостоятельно, поделиться им с друзьями, или же сдать в аренду за фантики клуба. — Но ты сделаешь всё, о чём попросит твой покупатель сегодня. Ограничения я ему объясню сам, тебе даже не надо ни о чём думать. Просто выполняешь любой приказ. Is that clear? — Это может быть кто угодно? — запаниковал он. — Вообще кто угодно? — Кто угодно из членов клуба, да. Кроме тех четверых человек, которые в моём личном стоп-листе, но из них двоих сегодня нет. У меня не со всеми в клубе были хорошие отношения; были те, с кем я разругался в пух и прах, споря о принципах. Меня называли беспринципным, особенно после того, когда узнавали, на какую американскую студию я когда-то работал. Ну, не без оснований, в общем-то. Но общаться с поносящими меня людьми я не хотел, и уж тем более я не отдам Юру тому, кто недолюбливает лично меня. — Валь, — голос у него дрогнул. — Не надо, а? Я не хочу с чужими. — Я знаю, как ты не хочешь, потаскушка. Свои грехи надо замаливать, а своё место рядом со мной — отрабатывать. И ты это знаешь. Как раз посмотрим, во сколько оценят твои блядские дырки. Юрий прерывисто вздохнул: то ли от возбуждения, то ли собираясь заплакать. Скорее всего, и то, и то. — Не плачь, улыбнись, — я потянул его за уголки рта. — Иначе кляп надену. Ну, тот, который рот растягивает в лыбе. Вот, другое дело. Будешь послушной радостной блядью? Ради своего Хозяина, а? — Да, Хозяин, — ответил Юра сквозь слёзы, давя улыбку. Нас попросили выйти в зал. Слава описала Юру совершенно правильно: как раба почти без ограничений, чрезвычайно опытного, максимально послушного, готового к любой боли и любому сексу. Единственное условие — Хозяин смотрит. Это был вполне привычный принцип на аукционах. После того, как продали первых двух девочек, нас вывели на середину зала. Юрий даже не смотрел по сторонам с вызовом — опустил голову покорно и разглядывал красно-чёрный ковёр. Дрожал так, что я чувствовал это в своих руках. — Не бойся, маленький, я с тобой. Я всегда с тобой, — шепнул я ему на ухо, чуть оттягивая ошейник и касаясь шрама губами. Аукцион на мальчика шёл не так шустро, как на девочек: всё-таки любители мужского тела в меньшинстве. Но уже скоро двое моих знакомых-геев принялись соревноваться, повышая ставки. Они были в местной валюте клуба — трискелях, которые потом можно было потратить на клубные мероприятия, девайсы от местных мастеров или еду в баре. Технически вроде как легально, на статью о проституции не тянет. Или тянет? — Три тысячи, — объявляла Слава. — Кто больше? Раз, два… Четыре тысячи. Ещё больше? Раз, два… Пять тысяч. Раз… Шесть. Семь. Восемь. Она вдруг замерла на секунду, присматриваясь к цифре в конце зала. — Сто тысяч… Юра тоже вздрогнул, а потом привалился ко мне с облегчением. Наскоро нарисованную бумажную табличку держал мой старший брат Серёжа. Я едва не рассмеялся. — Что, думаешь, он тебя пожалеет? — я проталкивал Юру через зал. Он дефилировал спокойно, даже бёдрами крутил. — Он может быть ещё жестче меня. — Он хотя бы похож на тебя, — выдохнул Юра. — Он свой. Я тоже испытал что-то наподобие облегчения. На самом деле мне не хотелось отдавать Юру никому чужому. Только своим. Вместо того, чтобы взять Юру, Серый схватил за плечо меня, ведя по направлению приватных комнат. Валерка кричал что-то вслед про то, что мы идиоты, но я не разобрал, что именно, за собственным возбуждением. Новиковы быстро увлекли его обратно в разговор, утихомиривая. — Ты не получишь меня. Только его. И я не прощу тебе оплату, не надейся, — озвучил я условия, когда Сергей без труда впихнул нас с Юрой в комнату. — Ладно, — ответил Серый быстро, буквально выхватывая Юру у меня из рук. Тот послушно пошёл, да и я особо его не держал. Я сел на диванчик напротив широченной кровати-траходрома, застеленной красным бельём. Налил себе стоящего здесь же, на столике, шампанского. Закусил свежей клубникой, вытягивая ноги. Я пришёл на самый горячий порно-показ в мире, снятый лично для меня. Юрий тем временем раздевал Сергея. У нас с ним похожие, но всё же разные тела: я мягче, во мне меньше мышц, у меня даже есть мягкие бёдра и небольшой животик. Серый был как будто весь из мышц, с прессом как стиральная доска, с жилистыми руками и крепкими ногами. И член у него такой же, весь в жилках и венках. И сам он жёсткий. А Юра на его фоне — совсем нежный, крошечный, ниже на две головы и в полтора раза уже в плечах. Подаётся в каждое его прикосновение; гнётся, как камыш, от любого движения. Маленькая шлюшка, тебе лишь бы член в задницу получить, и побольше. — Не жалей его, — прокомментировал я, когда Серый одним толчком отправил Юру на кровать. — Эта дрянь всё выдержит. Мой мальчик улыбнулся мне через плечо, зная, что это комплимент. — Не буду, — пообещал Серый. И вдруг продолжил совершенно неожиданно: — Я представляю, что он — это ты. Он знает, что он никогда меня не получит. Я никогда не получу его. Мы оба не хотим заходить за эту границу, это останется нашим табу. Зато у Юры нет никаких глупых внутренних границ, и мы с Серым получаем хотя бы такую сублимацию. Всё благодаря ему, благодаря моему самому любимому человеку на свете. Наблюдая за тем, как Серый гнёт Юру, ставя в коленно-локтевую, я расстегнул ширинку собственных брюк. Я не смогу спокойно на это смотреть. Серый действительно его не жалел. Познакомил его с замечательными боевыми захватами, которых не знал я. Жёстко выворачивал ему кисти, локти и плечи, фиксируя в нужном положении. Находил болевые точки на спине и бёдрах, от нажатия на которые Юра вскрикивал и начинал всерьёз сопротивляться, пока Серый посмеивался. Крепко захватывал своим плечом его шею, лишая воздуха. У Юры закатывались глаза, краснело лицо, выступали венки на лбу; он начинал бить Сергея по рукам, толкаясь ногами, но всё было тщетно. Серый отпускал его только тогда, когда сам решал, что пора. Я был абсолютно спокоен и уверен в том, что Серый не навредит Юре. У него за плечами почти сорок лет тренировок, тридцать лет преподавания боевых искусств, а ещё он каждый год повторяет анатомию и оказание первой помощи. Если кто-то и достаточно квалифицирован для игр с дыханием, так это он, а не я. Измываясь над ним, Серый продолжал его драть. Я понятия не имел, как он держит такой темп и не кончает, и каким образом сам Юра ещё держится. Я уже и сам был на грани, с моего вставшего члена текло, вся моя рука была мокрая. — Больно, — всхлипнул Юра, когда Серый надавил на какую-то точку у него под коленкой. — Ай, очень больно! — Терпи, — строго велел мой брат. — Я тебя купил. И сумма была в десять раз больше, чем у всех остальных на этом аукционе. Я буду делать с тобой всё, что захочу, отработаешь всё. И твой несчастный мастер-ломастер, — Сергей поднял его голову, заставляя посмотреть на меня, — тебе не поможет. — Не помогу, — ухмыльнулся я в ответ, глядя только на Серёжу и полностью игнорируя умоляющий взгляд своего раба. Оказывается, не только я у нас в семье умею пиздеть. Юра только простонал что-то задушенно, вновь подаваясь бёдрами назад. Сергей кончил через пару минут, глубоко вдалбливаясь в разъёбанную дырку на нереальной скорости. Вытащив, сразу же дал Юре в рот, заставляя подавиться. Только с пятой попытки, расслабив горло, Юра смог взять по самые яйца. Потом он вылизывал опадающий член и крупные яйца, пока Серый, наконец, не развалился по кровати, тяжело дыша. Я рванул было к ним, чтобы тоже поскорее кончить в Юру, но Сергей поднял на меня всё ещё затуманенный похотью взгляд. Почти. Я почти шагнул в его объятия, остановился в последнюю секунду. Он полностью обнажён и только что кончил. Обнимемся потом, в менее компрометирующей ситуации. — Хочу кое-что попробовать, — заявил брат, облизывая губы. — Как думаешь, я смогу засунуть в него руку? Влезет? — Не надо… — подал голос Юрий, но я не глядя заткнул его пощёчиной. Приложил свою ладонь к ладони Сергея. Почти одинаковые, у меня пальцы чуть длиннее. — Влезет, — ответил я уверенно. Но надо осторожно. — Покажешь, как? Я никогда не пробовал. Но мне интересно. В клубе нашлись и перчатки, и смазка, и полотенце. Подрагивающий от перевозбуждения Юра лежал под нами двумя, переводя взгляд с меня на моего брата и обратно. Сегодня он действительно был молчаливой бесправной игрушкой, сносящей всё. Вот что делают с человеком месяц воздержания и непроходящее чувство вины. — Сначала пальцами. По чуть-чуть, начни с трёх, — инструктировал я, уже показывая Сергею, как надо действовать. Вынул пальцы из Юры, давая брату попробовать. — Вот. Теперь давай четыре. Отлично. И большой добавляй. Ага. А теперь давай я. Четыре, и совсем медленно, очень медленно, вводим основания пальцев. Сейчас он расслабится. На, пробуй ты. Юра тяжело и возбуждённо дышал; я снял с его члена и яиц весь металл, осознавая, что болеть должно уже невыносимо. Он благодарно застонал, и каменный фиолетовый член потёк от моих прикосновений. Я не дрочил ему, лишь держал двумя пальцами. — А теперь можно потихонечку греть, — объявил я через две минуты. — Сначала одну руку, потом аккуратненько другую. И чередовать вот так, чтобы привык к натяжению. — Давай твоя правая, моя левая, — предложил Сергей. Я чуть не задохнулся от желания. Мы скользили руками в перчатках о ладони друг друга. Встречались сначала только снаружи, а потом уже и внутри Юриной дырки. Пальцы, а потом уже и самая широкая часть ладони. Я немного тянул вправо, и Сергей тоже растягивал влево. Когда мы вытаскивали руки, на пальцах было видно сперму Сергея, оставшуюся внутри. Юра, непрестанно постанывая, обливался слезами и собственной смазкой, откинувшись на подушках. Он знал, что ему нельзя трогать свой член до моего указания. — Вот. И теперь уже должна войти вся кисть спокойно. Только медленно. Юрий застонал порнографично, похотливо, насаживаясь на руку Сергея. Я немедленно опустился, приобнимая своего мальчика. Эмоций было слишком много, он трещал по швам. Да и я тоже. — Вот и всё, вот и всё, всё, — успокаивал его я. — Such a good boy. Всё принял. Молодец. Сергей, наигравшись, вынул руку. Стянул перчатку. Я уже не мог отлипнуть от Юры, понимая, что он уже приближается к своему пределу терпения. — Спасибо, — поблагодарил меня брат, похлопав по щеке. Я ждал, что он меня поцелует, но он лишь скользнул по мне взглядом, кивнул и пошёл к выходу. Вот и всё. К сожалению, только так. Мы не смогли бы поступить иначе. Не знаю, как я смотрел бы в глаза Валерке и маме. Свете и Валентине. И даже Юре. Особенно ему, потому что это действительно была бы значимая связь, а не простой задорный секс по дружбе. Нет, несмотря на всю открытость к экспериментам, внутри стояла слишком плотная стена. Я не могу. Да и зачем, когда всё, что мне нужно, уже в моих руках? Я поддрочил упавший просто от усталости член Юры, целуя его. Смазал как следует. Я уже собирался сесть сверху, прижимая его запястья к кровати, как Юра вперился в меня настороженным, опасливым взглядом: — Ты хочешь побыть в пассиве, потому что представляешь вместо меня Серого? — спросил он строго. О нет, это будет полный deal-breaker. Это точно может привести к разрыву, окончательному и бесповоротному. Но я и не думал сейчас о Сером. — Нет, солнце, потому что твоя несчастное очко уже не выдержит, — рассмеялся я, наклоняясь к нему за ещё одним нежным поцелуем. Захотелось ванили. — И так уже наигрались, опять придётся свечи ставить. Юра обвил меня руками, прижимая к себе. Я наконец-то опустился на его член одним движением. Я сейчас сам без рук кончу, нахуй. Хочу его. Это моя настоящая любовь. Это мой ребёнок, мой мальчик, мой котёнок, мой щеночек, мой любовник, мой ученик, мой партнёр, моя вещь, мой маз, мой саб, мой раб, это мой муж. — Ну ты же обо мне позаботишься, — улыбнулся он хитро. — Обязательно, маленький, — я лёг на него, оставив приподнятыми только бёдра. — Двигайся. Заставь меня кончить. Его не надо было просить дважды. Я кончил через несколько минут, потираясь членом о его живот. Слез, отдышавшись, осторожно погладил гиперчувствительный ствол и коснулся рукой левого уха Юры. Он ждёт уже очень давно. — Кончи. Можно. Он выстрелил без всякой стимуляции, просто сразу же излился себе на живот и на грудь резкими толчками. Спермы было безмерно много, она никак не кончалась. Я целовал его, пока он кончал, зажимая воспалённые губы между зубами. Говорить было уже невозможно, глаза слипались, комната теряла свои очертания. Я бездумно размазывал пальцем сперму Юры по его животу, иногда пробуя её на вкус, и говорил что-то про то, что он мой хороший мальчик. — А ты хороший Хозяин, — ответил он хрипло, уже проваливаясь в сон. — Самый лучший. Таких больше нет. Таких преданных рабов тоже больше нет, хотел ответить я. Но, кажется, уснул у него на плече раньше, чем озвучил мысль.