Правильный способ

— Зачем вы делаете это? — мистер Би в ярости пытался выйти из комнаты, в которую его проводили, как только он прибыл в зал. Он волновался, и вместе с тем, испытывал чудовищное нетерпение сделать то, к чему шёл очень долго. Но за ним закрылась дверь, а единственным предметом мебели здесь был диван, расположенный перед стеклянной стеной. За ней открывался вид на арену. А там был Блейз. Его Блейз. Тот, кого он пришёл сегодня забирать. Всё было уже готово, деньги переведены, обязательства подписаны. Мужчина не знал, что предстоит ему сегодня. Ему почему-то виделось, что он придёт сюда, передаст все документы, на рассмотрение которых ему потребовалось слишком много времени, и уйдёт вместе с тем, кого хотел только для себя. Но «Прощание», на котором он ни разу ещё не присутствовал по какому-то странному стечению обстоятельств, оказалось не просто слезливой речью и маханием платочком уходящему из круга мальчику Папочки, уже бывшему. И только сейчас он понял, что сейчас произойдёт. Ночь была в разгаре. Его предупредили, что сегодня не ждут его к представлению, предлагая прийти не раньше часу. И да, он предполагал, что Блейз мог бы участвовать в представлении, но это было не так. Прямо на его глазах парень появился в центре арены. Шоу ещё не закончилось, но сегодня оно шло по особому сценарию. Блейз был без привычных шортиков, вообще без каких-либо аксессуаров, даже без пробки. — Сегодня особая ночь, господа, сегодня мы прощаемся с одним из наших самых сладких мальчиков. Блейз, детка, ты понимаешь, что сегодня твоя последняя ночь? — Да. Последняя. — Ты подаришь нам её? Позволишь в последний раз насладиться тобой? Парень молчал. Он всматривался в лица гостей, хоть это было и не просто под светом софитов. Не находя мистера Би ни по глазам, ни по фигуре, он раз за разом проходился по зрителям. — Блейз, детка… Папочка ждёт твой ответ. И ты знаешь, что ты можешь говорить искренне… — музыка исчезла, и даже почтенные гости сохраняли странную тишину, будто ловили вдохи парня в центре арены, стараясь не пропустить его слова. — Здесь, в кругу никто никогда тебя не осудит, ни за согласие, ни за отказ. Мы были вместе дольше, чем с многими, но сегодня твоя последняя ночь. Что ты ответишь, сладкий? — Да, — выдохнул он, а потом повторил громче. — Да, Папочка, я ваш на всю эту бесконечную ночь. — Господа, вы слышали его слово. Он ваш! Он был совсем не растянут, не смазан, и мальчики вместе с гостями готовили его, трогали, целовали, словно не он дарил себя, а они дарили ему свою прощальную ласку. Блейз и давал, и принимал, не отказывая никому, брал в рот, сам выгибался от чьего-то горла на своём члене, касался руками услужливо подставляемых бугров в брюках, искал чью-то простату пальцами, и терялся в наслаждении от чужого языка в своей дырке. Это была настоящая оргия, самая настоящая, потому что постепенно внимание переключалось от Блейза, рассеивалось, и те, кто лишь ощутил крепость его хватки на своём члене, искали более доступные удовольствия у мальчиков, которые всё ещё продолжали работать у Папочки в доме. Рядом с подиумом, на котором в эту секунду Блейз кончал от одних лишь пальцев внутри, мистер Эм сходил с ума от скорости, с которой мальчик, кажется Финни, сосал ему. Чуть дальше стерва-Панс цепляла своими когтями чью-то попку, помогая Виктору с его клиентом, а сама едва сдерживала дрожь в теле — мистер Би видел это — от того, как губы незнакомого мужчины сжимаются на её соске. О, она обожала эту ласку, Сириус имел возможность наблюдать за её сессией с одним из знакомых, и сейчас она разделяла общее безумие. Глаза неизбежно возвращались к Блейзу. Ему там было хорошо. Ему было сладко, остро, он плыл от того, насколько хорошо заботятся о его теле. Он с безудержным усердием пытался заглотить глубже чей-то член, мужчина не был уверен, клиента или одной из деток Папочки. Его руки искали другие тела, он был ведомым в этом океане удовольствия, разделяя себя на части для каждого, кто прикасался к нему. Сириусу неожиданно стало страшно. Сможет ли он сделать это для Блейза. Заменить ему это, сделать его настолько же счастливым, подарить ему столько же удовольствия. Будет ли ему хорошо с ним рядом. Что он предложит парню? В свои сорок? — Чего вы боитесь, мистер Би? — голос Папочки показался абсурдным в запертой комнате, пока Сириус не понял, что тот сидит рядом с ним на диване, рассматривая оргию среди клиентов и своих работников. Сегодня не было прайс-листа на каждое желание, каждый оргазм. Сегодня всё оплачивал мистер Би, а гости только лишь дарили Блейзу то, чем хотели поделиться. — Зачем вы делаете это? — он попытался выйти из комнаты, но дверь оказалась заперта, и он снова и снова подавался на дверь, всё сильнее злясь. — Затем, чтобы вы, мистер Би, подумали ещё раз, — кажется, этот ответ вызвал ещё больше ярости, но продолжение заставило мужчину сесть обратно на диван, однако он не мог заставить себя снова посмотреть сквозь стекло. — Это мой мальчик, я люблю его и забочусь о нём, и никому не дам его в обиду. Но пока он в моём доме, всё зависит от меня, а вот с того момента, как он покинет ряды моих деток, никто не сможет его защитить. Кроме вас. Но кто будет защищать Блейза, если вы станете тем, кто сделает ему больно? Что сдержит вас? Кроме обязательства, которое вы сами на себя приняли? Он любит свою работу, он — дырка для любого члена, который за неё заплатит, он шлюха, которую натягивали тысячи раз сотни разных мужчин. Иногда и женщин. И вы, мистер Би, никогда не посмеете его этим упрекать, потому что он дал своё согласие стать вашим. Уйти из семьи, с десятками братьев и сестёр, со своими правилами, да, иногда строгими, иногда странными, но из семьи, где он был в безопасности, окружённый людьми, которым он не безразличен. И если вы твёрдо приняли своё решение, то должны оценить, и признать и его решение тоже. Вы ведь знаете, что мальчики сюда никогда не возвращаются? Вы не сможете вернуть его, как щенка возвращают заводчику за то, что тот погрыз мебель. Он уходит отсюда, это последняя его ночь. И вы подписываетесь не только на личное пользование этой дыркой, — Папочка кивнул на арену, где сейчас Блейз вколачивался в тело Томаса, скользя руками по его влажной талии, пока один из гостей пальцами подталкивал его самого к оргазму. Тео словил своими губами губы Блейза, втягивая его в поцелуй. Папочка нахмурился, но вернул своё внимание мистеру Би, — вы подписываетесь на отношения с ним. Я не указываю вам, какие именно. Но они должны быть добровольными и взаимными. Он станет вашим, как только выйдет за двери моего дома. Но своё прошлое он не сможет изменить. Так что, будьте уверены, что никогда не попросите его о невозможном. Либо принимайте его таким, — он буквально заставил его посмотреть на арену, резко взяв его за подбородок, — либо продолжайте оставаться лишь одним из его клиентов. — Почему вы говорите мне об этом только сейчас? Когда я уже внёс деньги, когда он уже там… Вы могли бы… — Чтобы вы, мистер Би, могли увидеть его таким. Любимым нами, обласканным, зацелованным в этом прощании. Сириус прикрыл глаза. — Если бы он увидел меня, он не дал бы своё согласие. — А если бы вы были внизу, вы бы позволили это? Поделились бы им с нами? — Папочка словно точно знал, о чём он говорил. — Даже если бы он его дал? Вы никогда не узнаете этого — что бы он решил, увидь он вас в толпе. И либо примете его любым, либо уничтожите. И всё, что я могу сделать, это этот разговор. Мне пора. Дверь откроется снова, когда вам позволено будет забрать своё. Вы можете уйти через ресторан, мистер Би. Или выйти на арену. Спустя несколько долгих минут, когда Сириус совсем уже не мог смотреть на Блейза, окружённого всеми этими людьми, на арене появился Папочка. — Уважаемые гости… — он дождался внимания всех, кому пришлось прерваться от своего удовольствия, чтобы услышать то, что Папочка хотел сказать. — Блейз, мальчик мой, нет-нет, не… Парень не слушал его, он спустился с подиума и на неверных ногах подошёл к Папочке, тут же рухнув перед ним на колени. Он схватил его ладонь и прижался к ней губами, немного испачканными следами чужого удовольствия. — Папочка, он здесь? — пытаясь заглянуть в глаза мужчины под ярким светом, он вопрошал так, словно ожидал самого господа. — Да, милый. Он здесь. Он видел. Мне нужен твой ответ, ты знаешь правила, — он погладил Блейза по влажным от пота волосам, превращая эту нехитрую ласку в настоящий жест заботы и поддержки. — Ты знаешь, кто забирает тебя? — громче сказал он, чтобы все, кто участвовал в Прощании, могли услышать. — Да, Папочка! — выдохнул он так громко, как мог. — Ты знаешь, куда ты уходишь? — Да, Папочка! — уже легче отозвался Блейз. — Ты пойдёшь с ним? — Да, Папочка. По своему желанию, на твоих условиях, в его полное распоряжение. Панс поспешно принесла широкий чёрный плащ с ярко-красной подстёжкой — дань уважения шоу, в котором участвовали сегодня гости. Папочка помог подняться с колен парню, который всё никак не мог отпустить его руку. Стоять было трудно, Блейза качало из стороны в сторону, а ноги дрожали, но мужчина держал его крепко. — Ты был хорошим мальчиком, Блейз, ты радовал нас, показывая пример откровенности и послушания. Ты устроил прекрасное прощальное шоу. И если твой покровитель достаточно мудр и смел, он придёт за тобой. — Спасибо, Папочка… За спиной мужчины послышалось движение, и он уже знал, что это значит. Мистер Би решился. — Мой мальчик теперь ваш, мистер Би, владейте им бережно и с умом, — сказал Папочка, не отрывая глаз от Блейза, чьё лицо посветлело от этой фразы. — Блейз… — позвал Сириус, не зная, как себя вести. Хотелось просто вырвать его из рук Папочки, но уважение к нему не позволяло упасть в грязь лицом. Парень всё ещё держал его ладонь. Мистер Би не видел, как тот стоял на коленях перед ним, не слышал традиционных для этого дома фраз, но сейчас заволновался. Блейз чего-то ждал, но чего, было не понятно. Папочка уложил свою ладонь ему на скулу, подошёл совсем близко, улыбаясь: — Ну что ты… Позволишь с тобой попрощаться и мне, хороший мой? Блейз снова поднёс к губам его ладонь, смаргивая неожиданные слёзы с ресниц, покрыл её десятком нежных поцелуев, не отрываясь глядя на мужчину, выражая глазами всё, что не хватало духу озвучить. — Прощайте, Папочка, я… Никогда… Я… — в странном, трогательном, восторженном порыве он не знал, как сказать всё, что было на уме. — Да, детка, я знаю… — мужчина поцеловал его, двигаясь медленно, не торопясь, нежа языком его рот и истерзанные за ночь губы, продолжая эту ласку достаточно, чтобы парень в его руках простонал в удовольствии. Когда поцелуй завершился, он позволил несколько секунд тишины, чтобы Блейз мог прийти в себя, а потом провёл большим пальцем по его щеке. Тот открыл глаза и отошёл на шаг. Повернулся к Сириусу и широко улыбнулся, стирая слезу со щеки. — Я ваш, — сказал он, сделал быстрый шаг навстречу мистеру Би и сбросил с себя плащ, открывая себя его взгляду, тут же падая перед ним на колени, склоняя голову в знак покорности. — Чёрный цвет — цвет Дома, мистер Би, — озвучила его непонимание Панси, за время этого недолгого диалога сменив свой образ на менее развратный. Она будет скучать по Блейзу, но в доме происходит что-то очень серьёзное, и она нужна Папочке не только в роли «развлекалочки» и помощницы. А значит, и светить любимыми пестис и выбирать жеребца повыносливее она не может себе позволить, пока Папочка во всём не разберётся. — Отныне, если вы захотите привести его с собой, он должен быть отмечен вашим цветом. Вы выбрали красный, мистер Би. Принимаете ли вы Блейза своим? — громко спросила девушка, шепнув едва слышно: «Ваш ответ — «Ты мой». Сириус сам преклонил колено перед парнем, вымотанным, уставшим и уже дрожащим от напряжения, показывая обнажённую шею и влажный затылок, широкие плечи со следами царапин чьих-то ногтей. Блейз, оказывается, до сих пор сомневался, что мистер Би примет его. Только, как это возможно, если всё решено уже так давно… Мужчина поднял плащ, и, развернув его алой подкладкой наружу, накинул на плечи парня. — Ты мой. Блейз, ты мой, слышишь? — Блейз вскинул голову и неверяще посмотрел на него. — Пойдём домой. Толпа зааплодировала, а Панси пригласила этих двоих за собой, одним своим видом заставляя людей расступиться перед гостем и теперь уже его собственным мальчиком. — Я готов купить кого-то из оставшихся, чтобы ещё раз увидеть, как Папочка дарит прощальный поцелуй… — пролетело где-то в толпе, и Папочка обернулся, чтобы понять, кто это сказал. Голос показался знакомым, но он решил, что запросит у Анны видео. Его Дом был местом, где это было возможно, но такая покупка никогда не была простой или дешёвой. И никто не должен был даже мысли иметь, что можно шутить подобным. Он скрылся от публики, когда музыка снова зажгла ритм, а гости продолжили отдых. Как только за мистром Би с его мальчиком закрылись широкие двери, представление перешло в своё новое русло. Ночь продолжала быть бесконечной. — Панс, зайди потом ко мне, — бросил он в гарнитуру и направился к кабинету. — Да, Папочка… Риддл не явился. Ночь шла к закату, он обычно уже давно занимал одну из приватных комнат, но сегодня его всё ещё не было, как и проблем, связанных с его гневом. Вестей от мистера Поттера не было так же. Ни одного письма, ни одного, даже короткого сообщения, ничего. Драко постарался откинуть своё волнение, однако его отвлёк стук в дверь. Так скоро Паркинсон он не ждал. — Да. — Папочка… Позвольте? — не было заметно, что мужчина сомневается, что получит это позволение. Он уже зашёл внутрь и прикрыл за собой дверь к моменту, когда хозяин этого пространства кивнул, принимая посетителя. — Мистер Пи… Неожиданно снова увидеть вас здесь. Вы чего-то не поняли в прошлый раз? — Я хотел бы спросить, есть ли у вас сердце? — он говорил серьёзно, не прибеднялся и не пытался подлизаться, наоборот, в голосе слышалась скрытая агрессия. — Нет, оно мне ни к чему. А зачем оно вам? — Мне интересно, как вы можете выгонять своих мальчиков на работу, когда их медицинское состояние не предполагает их занятость? — Вы про Седрика? Его не было на Прощании, но я не думал, что он оказался у вас в привате… — Папочка снова надел маску беспристрастности. — Вы же позаботились о моём мальчике, так? — Так. И хотел бы удостовериться, что такого больше не случится, по крайней мере, чтобы вы лучше за ним присматривали, пока я не заберу его себе. — Вот как вы заговорили, мистер Пи… А с чего вы взяли, что вам это удастся? — Если вы про материальную часть, то это некорректный вопрос, а если про мальчика, то он дал своё согласие. — Вот как… Вы уверены, что не ослышались? Гость разозлился, но постарался сдержать эмоции. — Вы можете спросить его сами. — О, я именно так и поступлю. Очень жаль, что вы не были на сегодняшней церемонии Прощания. Иначе знали бы, что ему предстоит… А он, возможно, был не в своём уме, когда давал своё согласие, — с видимым легкомыслием ответил Папочка, провоцируя новичка на реакцию, но потом его тон сменился на ледяной. — Вы говорите, мистер Пи, об одном из моих мальчиков. И никто не защитит их лучше меня. Даже от самих себя. С Седриком я ещё поговорю об этом, и обязательно усилю медицинский контроль над ним. Но и вы, уважаемый, пока новичок, чтобы заявлять мне подобное. Я не отдам вам мальчика просто потому, что у вас от него ширинка дымится, и вы думаете, что знаете его достаточно, чтобы взять на себя за него ответственность. Рик здесь уже несколько лет. И никогда не выражал даже мимолётного желания уйти. Но даже если он неожиданно сменил своё мнение, первому встречному я его не отдам… Защищать даже от него самого, помните? Диггори будет наказан за подобное рвение, а вы, сэр, в следующий раз хорошо обдумывайте, к кому и с какими предложениями вы приходите. И благодарю вас за беспокойство о здоровье моего мальчика. Я оценил ваше великодушие. Вы можете идти… Мистер Пи не сдвинулся с места. — Ходят разные слухи, Папочка… И возможно, вам потребуется любая помощь, которую вы сможете найти… Не слишком ли опрометчиво рисковать своей безопасностью… Папочка прервал его жестом, вскинув бровь так, словно дал ему пощёчину. — Пока вы не наговорили лишнего, и, чего доброго, не надумали мне угрожать… Я в этом деле очень долго… Не пытайтесь сейчас прочитать мой возраст, он ни о чём вам не скажет. Я достаточно долго владею этим бизнесом, чтобы безопасность моих мальчиков, и уже после, заметьте, моя, были безусловны. О чём бы вы ни догадывались, что бы ни услышали, я не надеялся бы на вашем месте, что это поможет вам забрать Рика у меня… Я прошу вас быть благоразумным и не заставлять меня пожалеть о том, что я принял вас в ряды членов нашего заведения… Я заслужил уважение среди людей разных кругов не просто так, но что важнее — это не моя прихоть или блажь — не отдавать вам мальчика, который пришёлся по душе. Это забота. О нём. И о вас. Если вам действительно так дорог — уже — Седрик, вы проверите себя и дадите и ему время. Поверьте, это только во благо… Мистер Пи смутился, но не стал перечить. Слишком уверенным звучал Папочка. Однако решил всё же оставить слово за собой. — Там, за стенами вашего уютного кабинета, я не раз слышал предположение, что гости ожидают как минимум распродажи от вас, чтобы уберечь своих деток от гнева того, кого вы сильно разозлили. — Я смогу за них постоять. Благодарю за предупреждение. Всего доброго, мистер Пи. — Долгой ночи, Папочка. — Бесконечной… — он позволил себе улыбнуться. Не успела за гостем закрыться дверь, как в неё постучали. — Да? — Папочка, ночь почти завершилась… Мужчина кивнул. — Что Тео делал на Прощании? Кто позволил ему уйти из палаты? — Он не мог не прийти, Папочка… Они с Блейзом вместе начали работать здесь. И доктор Помфри сказала, что он чувствует себя лучше… — Да? И что, это достаточная причина, чтобы игнорировать моё распоряжение?! Если бы здесь появился мистер Эр… Или кто-то, кто входит в круг его приближённых… Да что я буду тебе рассказывать, а? — Прости, Папочка, я… — Ты была сама слишком занята на Прощании… Как минимум для того, чтобы понять, что Седрика там не было, что он с новеньким в привате… Ты позволила это! — Я не думала, что кто-то проигнорирует оповещение о начале Прощания… — Ты вообще не думала! — продолжить эту негодующую речь Папочке не позволил сигнал гарнитуры. Он снял трубку на автомате, думая, что это может быть Анна или Миона, но услышав на том конце едва слышное «Драко», он замер. — Уйди. — Что? — Вон пойди из кабинета! Сейчас! — Да, Папочка! Паркинсон вылетела за дверь в одно мгновение, и только тогда Малфой позволил себе ответить: — Гарри? Ты? Откуда у тебя мой… — Включи новости по 24 каналу… Драко тут же нашёл в браузере интернет-вещание и нажал на воспроизведение. «… недоразумение, однако правоохранительные органы не дают пока однозначного комментария. На данный момент, всё, что известно о смерти самого влиятельного члена Кабинета Министров и признанного деятеля Британского Королевства, Томаса Марволо Риддла, это то, что его автомобиль…» Дальше слушать не было смысла. — Ты… Ты убил его? Гарри… — севшим голосом прохрипел Драко и закрыл вкладку. — Не я. Но я создал все условия, чтобы те, кто хотел его смерти, приняли это решение… Я еду домой, Драко, я еду к тебе… Тишина в трубке прервалась только каким-то гулом, Малфой молчал. Гарри тоже. Он ждал ответа. — Мы так и не обсудили условия… — потерянно, убито проговорил наконец Малфой, не зная, как отнестись к такой новости. Облегчение от того, что удалось отвести от себя этот домоклов меч, не перекрывало ужаса от того, на что пошёл ради него Поттер. — Лично. Обсудим всё лично, Драко. — Я жду тебя… Когда? Я буду здесь… — Нет. Не в Доме. Не на твоей территории… Не в этом месте… — было слышно, что Поттеру было сложно говорить, он произносил слова быстро, тихо, словно торопился. — Я пришлю тебе адрес. Там будут знать о госте. Никто не задаст вопросов, ты даже не увидишь никого. И тебя никто тоже… Дверь будет открыта… Я буду там через несколько часов… — Нет, — Драко словно подхватил волнение на той стороне связи, отвечая коротко, стараясь не поддаться неожиданной панике. — Мы договаривались… — словно предложение Гарри могло разрушить что-то важное, бесценное. — С полуночи до шести. С полуночи до шести, Гарри… Шесть часов. — Только с момента, как я прикоснусь к тебе. Я буду там через несколько часов. Я буду ждать, Драко… Он отключился, не оставляя пространства для обсуждения. Драко поднял глаза на часы. Четыре утра. Телефон завибрировал сообщением. «Не прикасайся к себе. И решай сам, ты можешь прийти туда, когда захочешь. Я помню о каждом слове. И не нарушу ни одного условия». Следующим сообщением был геотег. Драко смотрел на точку на карте и понимал, что не может заставить себя отвести взгляд. Что он, они подошли к той черте, когда всё закончится. Что всё возвращается к их первому и последнему разговору об этом, и он боится того, что не знает, на что идёт, гораздо меньше, чем того, что это станет завершением целой вехи в его жизни. И от этого понимания что-то внутри него готовилось умереть.