Бездна поёт.
Песнь её, из самых глубин, воздухом гнилостным подымается. Плотью и кровью, хрустом окаменевших костей. Существами многоликими, вездесущими, в виде своём разуму человеческому недоступными, от того: пугающими. К страху первородному взывающими, страху великой пустоты. Агония разума человеческого едва ли занимает их внимание: гордость самоназванных королей им безразлична. Безразличны их безумные крики, раздирающие горло, лишающие собственные лёгкие живительного воздуха. Их беспокойные руки, что по телу мечутся, ногтями цепляясь, выдирая, мешая запах страха с металлом крови. Люди есть создания чудесные, что от одного лишь вида Истинного Величия пальцами под веки забираются, желая до самого мозга достать, лишь бы не помнить чудеснейшего из образов. Лишь бы больше не знать. Ломаются, так низко, так жалко; и слышно, как в пустоте бесконечного катится кругом золота их корона, что точно также, как и они сами, не значит ничего.Неутолимый холод.
Крикам отчаянных, вниманию жаждущих ответ — безразличие. Ведь как бы истинно не страдало это чудо, родом людским именуемое разумом, нет в этих страданиях и капли смысла. И встанут на колени те, кто заслужил прощения, кто казни заслужил, и будет каждый о своём надеяться, а всё одно — лишь пустота. Да голос собственный, что эхом отдаётся. Бездна поёт, не слыша. Поёт, темнотой ужасающей опускаясь, тенями длинными доставая до самого сердца. Не Богами Неназываемыми, но низшими из тех, что пустотой нескончаемой определимо. Их присутствия будет вполне достаточно.Бездна поёт. Так внемлите же песне.