Ночное солнце

«Почему приходится постоянно ненавидеть то, что любишь? Не есть ли любовь величайшая из мук?» Ф.В. Ницше

Мужчина с силой ударил мелом по темной поверхности доски, выписывая слова на латыни. Юноша мгновенно поднял свои пронзительные голубые глаза на выведенные строгим и аккуратным почерком строки, мысленно проговаривая про себя знакомую фразу: «Alter ego». - Сегодня мы поговорим о крайне редком явлении, - произнес мужчина, поправляя указательным пальцем узкие очки в золотистой оправе на переносице, после чего оперся руками о высокую спинку деревянного стула, отчего древесина едва слышно заскрипела под силой его рук. Мужчина, преподававший астральную философию, или как ее называли философию духа, был физически крепким мужчиной. Широкоплечий, с атлетическим телосложением, совершенной кожей и смольными, как деготь волосами, точеными чертами лица - наружной внешностью он представлял собой пример достойного представителя высокого общества. - Многие называют это мифом, не веря в существование этого феномена из-за немногочисленных задокументированных случаев; другие яростно утверждают, что это глубокое и неизлечимое заболевание души и разума; есть и те, кто склонен именовать данную аномалию проклятьем; и лишь немногие считают явление такой близкой связи душ небесным благословением. Мужчина прочистил горло, прежде чем обратить свой внимательный, изучающий взгляд на своих студентов. - Полагаю, что многим из вас известно философское значение данного выражения, мы называем так людей из своего близкого окружения, но в действительности это единственное выражение, которое наиболее четко описывает ту тесную связь душ, о которой мы сегодня будем вести речь, - продолжал он, поднимая руку к написанным размашистым, но уверенным почерком словам. - Мы, в чьих жилах течет кровь богов, ощущаем духовную силу в самом воздухе, в каждой капле дождя. Мы способны управлять элементами стихии, но не только это превосходство в эволюционной цепи позволило нам остановить мировые войны, разрывающие человечество на протяжении долгих столетий, и перейти на новый этап развития, лишенный междоусобиц. Мы превосходим наших рабов и по своим глубоким моральным, эмоциональным качествам, поведенческим чертам. Именно мы являемся беспрекословным законом. Именно мы являемся основателями нашей высокой цивилизации и культуры. Это наши предки возвели белокаменные города, что не могут превзойти по своей красоте и совершенству ни одно строение прошлых тысячелетий. Мы позволили человечеству очиститься, истребив низменные, грязные народы, взяв на свои плечи эту тяжелую и непосильную ответственность. Но мы смогли победить. Мы смогли подарить человечеству будущее, создав идеальную нацию. Порядок, который не способен превзойти ни один ранее существовавший режим власти. Мужчина поправил высокий воротник белоснежной накрахмаленной рубашки, прежде чем сделать несколько шагов вперед, медленно проходя вдоль выстроившихся в ряд столов своих студентов. Тоусиро утомительно повел бровями, раскрывая перед своими глазами книгу в кожаном переплете, быстро скользя взглядом вдоль мелкого текста, пытаясь отыскать последние строки, на которых он остановил свое чтение. Он слышал достаточно этого многострадального бреда от теоретиков, и попросту был сыт по горло идеологической бравадой. Пафосные речи казались бесполезными хотя бы по тому, что он выслушивал их не один раз в течение не только учебного семестра, но и всей своей жизни. - Народы, которые плодили физически неполноценных детей; народы, которые истребляли дары, что подарила нам земля: воду, богатые минералы, ископаемые. Другие расы были слишком слабы и нерешительны. Все они были не способны осознать важность очищения и создания истинной породы. Именно поэтому мы принадлежит к совершенной ветви человеческой расы – в способности сделать тяжелый выбор. Наши предки истребили низкие расы, смешанные расы, что еще более грязно и недостойно, поскольку из смешения крови появлялись на свет нежелательные последствия: слабоумие, эпилепсия, наследственные болезни. Только представьте, люди прошлого считали милосердием то, что взращивали детей с физическими и умственными отклонениями. И хоть они и жили, но были лишены самой возможности познать жизнь и ее удовольствие. И своей жестокостью, мы подарили человечеству очищение от страдания будущих поколений, - он чуть помедлил, раскачиваясь на каблуках своих блестящих кожаных ботинок. - Хотя, безусловно, редкие случаи физических отклонений у новорожденных встречаются и сейчас у представителей низменного сословия. Они проявляются не только во внешности, это могут быть глухота, слепота, немота. Когда вы займете достойное место в нашем обществе, и у многих из вас появятся собственные души, над которыми вы будете властны, проявите милосердие к этим существам, не заставляйте их страдать, поступите так, как тысячи лет назад поступили наши предки. Профессор покачал головой, обводя строгим и холодным взглядом лекционный зал, что затоплял яркий шафрановый свет полуденного октябрьского солнца, льющегося из огромных арочных окон, тянущихся до самых потолков. - Но в тот момент, когда мы поднялись до столь значимых высот эволюции, природа показала человечеству высшей расы, что сильнее нас. Природа превосходит наш ум и строгость наших законов. Природа направляет нас и на новые свершения и ограничивает нас в наших стремлениях. Удивительный баланс, - сказал мужчина, доставая из кармана тонкий платиновый складной нож, рукоять которого была усыпана мелкой россыпью бриллиантовых камней. Тоусиро без интереса поднял взгляд на мужчину, что поднял руку так, чтобы его смог увидеть каждый студент, и лишь после того, как он смог ощутить, что завладел вниманием всей аудитории, вонзил острие ножа глубоко в запястье. Темно-красная кровь заструилась изогнутыми струями по бледной коже его сильной руки, пятная белоснежную рубаху. Лицо мужчины не вздрогнуло даже тогда, когда лезвие пронзило плоть настолько глубоко, что острие вышло с тыльной стороны запястья. - Эволюция нашей крови позволяет нашим телам регенерировать с невероятной скоростью, - продолжал говорить человек, поднимая руку выше к свету. Багрянец крови застилал темные деревянные половицы под его ногами, марая белоснежную материю рубашки на предплечье левой руки, груди. - Для человека низменного слоя, такое ранение может стать смертельным из-за большого количества потери крови. Резко вынимать лезвие нельзя, кровь брызнет фонтаном, потому что возле наших запястий находятся не только вены, но и артерии. При глубоком порезе вены, кровь течет спокойно, никаких струй, но если кровотечение артериальное, то это может угрожать жизни человека. Струя будет бить быстро, и человек в считанные секунды теряет сознание. Мужчина резко вытащил из своей плоти нож, подставляя окровавленное запястье свету, наблюдая, как глубокая, мокрая и свежая рана затягивается, оставляя за собой неповрежденную кожу. - Наши тела не подвержены старению или же смертельным заболеваниям, которые не смогла бы излечить наша наука. И все же, каждое последующее десятилетие, мы все чаще стали замечать, что дети нашей чистокровной расы появляются все реже. Настолько редко, что пара чистокровных может прожить несколько столетий, и так и не зачать долгожданное дитя. Профессор вытер наспех окровавленные руки платком. - А вот у наших рабов проблем с деторождением нет, - низким голосом произнес мужчина, и юноша готов был поклясться, что глаза его учителя потемнели. - И поэтому их с каждым годом становится все больше, а мы превращаемся в вид, который можно подчинить большинством. Природа наказывает нас за наше себялюбие и нашу самоуверенность. Профессор сцепил руки за спиной, обращая свое холодное лицо к словам, выписанным на доске. - Нас становится все меньше, но уже не природа заставляет нас отступать, а дух, через который мы черпаем нашу силу, с которым связаны наши души и сама жизнь. Что же есть «alter ego» и что понимают ученые и философы прошлых столетий под этим удивительным явлением, скрепляющим души? Тоусиро в раздражении повел плечами, переворачивая страницы старого издания на латыни. - Я отдаю предпочтение той теории, что этот феномен является закоренелой болезнью духа. Это неизлечимый изъян, не поддающийся объяснению ни нашими учеными, ни нашими теологами. Идея так называемых духовных супругов и предназначенных друг другу душ низменна, поэтому лично я отдаю предпочтение учениям о духовных отклонениях, хотя во многих религиозных конфессиях и среди писаний самых именитых теологов вы сможете найти мысли, посвященные исключительной связи между людьми, которая выше плотской привязанности и самой любви. Выше самой смерти. Профессор неспешно подошел к своему столу, раскрывая книгу. - Позвольте зачитать вам одно из редких описаний возникновения этой связи. Я бы сказал, что это единственное детальное описание того, как зарождается эта связь, что мы имеем на сегодняшний день. Три столетия назад один из представителей чистокровного рода был подвержен данному дефекту. Вот как он описывает свое состояние: «Перед моими глазами словно разверзлась бездна, утянувшая меня на самое дно. Тело мое пробивал холодный озноб. Страх сковал каждую клеточку тела, потому что стоило мне на секунду закрыть глаза, как я проваливался в горящее пламя. Это чувство не проходило. Я не мог дышать, потому что не мог вспомнить, как делать вздох, как и не мог вспомнить то, что я существую. Я словно потерял свое внутреннее «я», лишившись способности мыслить. Жизнь была поглощена ее глазами». Мужчина поправил очки на переносице, опуская книгу, чтобы посмотреть на молчаливую аудиторию. - Именно поэтому данное явление получило название «alter ego» - «мое другое «я». Мы говорим о том, что раз мы мыслим, значит, мы существует. Этот мужчина утратил способность мыслить после того, как встретил человека, без которого само его существование переставало иметь значение. Его истинное «я» перестало существовать, соединившись с духом другого человека. Они стали одним целым. - Профессор, - донесся женский голос с задних рядов, и миловидная девушка с короткими темными волосами поднялась из-за стола. - Сколько всего в мире подобных случаев? И есть ли лечение от подобного безумия? - Достоверно, ученым сообществом зафиксировано восемь случаев за последнюю тысячу лет, - без промедлений ответил мужчина, вновь углубляясь в ряды студентов, искры солнечного света замирали в его иссиня-черных волосах, когда мужчина обратил взгляд за окно, рассматривая высокие пики заснеженных черные гор. - Но Вы совершенно правильно подметили, что данный феномен является безумием, - продолжил говорить мужчина, складывая руки на груди. - Ставить что-то или кого-то выше самого себя, своей семьи, а тем более благосостояния нашего общества? Не это ли является проявлением эгоцентризма, самых низменных человеческих качеств? Сильная окровавленная ладонь легла на пожелтевшие страницы книги, и Тоусиро неспешно перевел свой скучающий взгляд на стоящего над ним мужчину. У человека, что преподавал оккультные науки, было красивое и молодое лицо, не лишенное мужественности. Он был высок и хорошо сложен, учтив и не лишен обаяния, и обладал особым интересом у женской части всего потока, но его аура была темной, оскверненной. Юноша старался избегать посещения его предметов из-за очерненной духовной силы, а еще голосов, что бесконечно шептали ему, предостерегая. Он с самого детства мог улавливать малейшие изменения духовной силы человека, и мог читать чувства людей по одному колыханию ауры. Мужчина поднял раскрытую книгу, читая название вслух, высокомерно приподняв тонкие брови: - «Bellum civile sive Pharsalia» - «Фарсалия, или о гражданской войне» римского поэта Лукана. Весьма популярное произведение во Франции конца шестнадцатого века, особенно в неспокойные годы революций и волнений среди людей. Труд описывает сложные взаимоотношения эпохи прошлого, граничащие с мифом и исторической реальностью. Ведьма воззвала к мертвым, чтобы они поделились с ней исходом битвы между Помпеем и Юлием Цезарем. Мужчина перевел свой презрительный взгляд на юношу, бросая книгу на стол: - Полагаю, что чтение подходит Вам, учитывая Вашу специализацию. Однако проявление уважения и учтивости являются основой основ воспитания. Я ни капли не удивлен, что Вы не проявляете ни того, ни другого, учитывая Ваше спорное происхождение, - мужчина посмотрел на его белые волосы и чистые голубые глаза, и мускул на его лице дрогнул от отвращения. - Надеюсь, что Вас не затруднит прочитать несколько отрывков из древних текстов с переводом по теме, которую я сегодня освещаю в лекционном зале. Тоусиро поднялся, накидывая на плечи темный кафтан с золотыми росписями нарцисса на воротнике. Он был единственный в аудитории, состоящей из более полутора тысячи человек, кто имел право носить подобные знаки отличия. Все остальные – юноши и девушки, были из низких сословий, но относились к дворянским семьям. Он сказал себе, что справится с таким количеством людей в своем окружении, что проявит должное почтение к отцу, что подарил ему жизнь, даже несмотря на то, что он видел черноту в каждом из них. И эта чернь поднималась, витала вокруг его духовной силы, захлестывала высокой волной. Он был бы куда более счастлив, оказаться в подземных катакомбах академии в холодной тишине и сумрачном свете газовых ламп, среди бездыханных тел, где его поглощала абсолютная тишина. Юноша поравнялся с мужчиной, окидывая его равнодушным взглядом, прежде чем пройти вперед. Он видел чувства каждого из них: похоть, вожделение, ярость, зависть, скорбь, страх и отвращение. Их лица были спокойными, их одежда была чистой и богатой. Они все улыбались ему, пытались завладеть его вниманием, стать его соратником, но каждый из них был грязен и нечист духом. Тоусиро посмотрел на девушку, сидящую в первых рядах, которая коротко кивнула ему в знак приветствия и слабой поддержки, в которых он не нуждался. Его всегда удивлял их облик. Ее кожа была чистым фарфором, а глаза отливали драгоценным медным цветом осиновой смолы, шелковистые черные волосы мягким водопадом спадали на плечи – образ чистоты и нежности, сдержанности. Но перед своими глазами он видел другое лицо: обезображенную в превосходстве и власти улыбку, перепачканную кровью женщин, что служили в ее доме. Он слышал их предсмертные стоны в своей голове. Чувствовать боль в легких от тупого удара молотком по спине, от которого треснул позвоночник. Ее духовная сила была грязного болотного оттенка. Он посмотрел на темноволосого человека чуть старше его самого. Тоусиро узнал его, потому что он приезжал с делегацией Девятого дома. Сюхей был ищейкой, отслеживал беглых рабов и наказывал их за неподчинение. На его руках было много смертей, и с каждым годом становилось все больше. Его душу сковывали чувства раскаяния за отнятые не по его воле жизни. Он не был готов к своей миссии, уготованной ему обществом. Непростительные чувства для представителя дворянского рода, но он не винил его за эти чувства, потому что тех, кого он убивал, внешне не отличались от них самих. Тоусиро поднял взгляд на профессора, закатывающего рукава окровавленной рубашки до локтя, открывая сильные руки. - Страница шестьсот пятьдесят четыре на древнем греческом, - произнес мужчина, склонив голову. Юноша со скучающим видом поднял текст перед своими глазами и без запинки стал читать с переводом вслух: - «То одержимость, которой нет границ и предела. То мука, которая пронзает молнией. Точно морской вал, отчаяние поглощает, накрывает все сущее. И нет боли страшнее, чем находится вдали, ибо весь свет жизни испит. Тело наполнено ядом, что одурманивает и опьяняет. Мы отдадим кровь свою друг за другу. Мы положим жизнь к ногам друг друга». Профессор кивнул. - Что скажете? Тоусиро изогнул бровь. - Ничего. - Ничего? Он тяжело вздохнул, встречаясь с мужчиной взглядом: - Я не специалист по психическим расстройствам. Профессор развел руками. - Это не психическое расстройство. Это недуг духа, а, насколько мне известно, Вы многое можете сказать о душе, учитывая Ваше направление, не так ли? Юноша смотрел на него, пытаясь побороть внутри себя чувство нарастающего гнева. Все-таки правильнее было уйти. - Вы сами утверждаете, что большая часть научного сообщества считает данное явление мифом. - Верно, - согласился мужчина, и его губы изогнулись в кривой усмешке. – Но люди, подвергнутые этому недугу, существовали. И представляли собой угрозу строению нашего общества, а потому людей с подобными отклонениями старались выявлять. К сожалению, жизнь таких людей была скоротечна. Тоусиро нахмурился. - В чем именно была угроза? Мужчина смерил его опасным взглядом. - Один готов отдать жизнь за другого. Цена последствий не имеет значений для двух индивидуумов, чей дух стал единым. Страдания одного – страдания другого. Мысли одного становятся мыслями другого. Чувства одного становятся чувствами другого. Это как мост между двумя людьми. Дух становится единым, а если един дух, то едина и духовная сила, что наполняет наши тела. Если подобная связь возникает между двумя бессмертными, то они становятся опасной силой. Три столетия назад, одна пара собрала вокруг себя сторонников, разделяющих их видения о будущем нашего общества. Идеи весьма революционного характера, которые я не желал бы озвучивать в стенах нашей alma mater, - произнес человек, поворачиваясь к нему спиной и углубляясь в зал. - Сторонников было столь много, что Совет не смог подчинить их своей воли? – поинтересовался Тоусиро, обращаясь к мужчине. Профессор остановился, после чего неспешно обернулся. - Истинная угроза таких людей заключалась в том, что они готовы были повергнуть наш режим и стабильность в хаос. И готовы были пойти до самого конца во исполнении своих идей. Юноша молчал непродолжительное время, прежде чем спросить: - Каких именно перемен они желали? Мужчина опасно сузил свои глаза, стиснув челюсти настолько, что лицо его побагровело от едва сдерживаемых чувств. - Как я уже говорил. Эта связь выше плотских чувств. Эта связь выше законов и принципов, как и выше жизней других людей. Один человек пойдет на немыслимое ради другого, если это будет означать его спасение и его безопасность, в том числе и на сокрушение того строения власти, что и по сей день существует в нашем обществе. Тоусиро сглотнул, обращая свой взгляд на древние тексты. Рукопись содержала в себе чуть больше восьми ста страниц, и больше походила на жизнеописания анонимного автора или его дневник. - Разве Вы еще не поняли? – спросил тихим голосом человек, и Тоусиро вновь обратил свои глаза на его помрачневшее лицо. В аудитории повисла опасная, сковывающая тишина. - Это была связь духа между бессмертным господином и его смертной рабыней. Лицо Тоусиро застыло в изумлении и ужасе, когда с его губ сорвался измученный вздох, глаза расширились, когда книга в черном кожаном переплете выпала из его рук. Зал затопил шум небывалой силы, студенты нетерпеливо и в возбужденном волнении поднялись со своих мест. Происходящее походило на бесконечный, разъяренный осиный гул. Ярость. Лицо его искривилось от яркой вспышки боли, когда глаза ослепили золотые оттенки ауры большого скопления людей, и он сделал судорожный вдох, заставляя себя стоять прямо и держаться на ногах. - Связь с этим отрепьем!? – вскричала девушка с первых рядов, и ее крик отдался тяжелым ударом в его висок, отчего он оскалился. - Этих тварей давно пора истребить всех до единого! Острый монотонный звук пронзил его затылок, когда перед своим взором он увидел окровавленные следы на белоснежном снегу. - Какая мерзость! - Вот же грязные выродки! Тоусиро ошеломленно широко-раскрытыми глазами смотрел прямо перед собой в некуда. Видел, как грудь мужчины поднималась и опускалась, прежде чем он обернулся к шумящей, как разъяренное осиное гнездо, аудитории, и властно прокричал, четко, проговаривая каждое слово: - Успокоиться всем немедленно, иначе я напишу докладную на весь курс! И юноша смог мгновенно ощутить тяжелое давление могущественной духовной силы, павшей на его плечи, опаляющей виски, словно его ударило молотком. Шум в его голове от всеобщей бури волнения, начал постепенно утихать, когда крики стали переходить в неодобрительные возгласы и ядовитые перешептывания. Словесная брань, недовольства переходи в воспаленные и безумные мысли. Но он не мог заставить себя опустить глаза от вида их перекошенных лиц, и смотрел на них с ужасом, от которого застывала кровь. Он видел сцены пыток в своем сознании бесчисленное множество раз. Великая, гордая и совершенная раса, полная красивых и чистых лиц с идеальной кожей и благородными чертами, высеченными, словно из белого гранита. Внутри каждого из них жила смерть. Пагубная и омерзительная. Когда он всматривался в светлые и лазурные вихри оттенки их духовной силы, то видел, как морские и небесные цвета осквернялись гнилью, как если бы вскрывали гной из зараженной раны. Он продолжал делать осторожные вдохи, когда почувствовал на своем плече тяжелую ладонь. Тоусиро вздрогнул, но все же осторожно поднял свои глаза, встречаясь с темным взглядом мужчины. Человек внимательно изучал его непродолжительное время, прежде чем позволить волнениям стихнуть окончательно и продолжить говорить: - Как я уже сказал. Это состояние невозможно контролировать. Это происходит, и наука не дает объяснений данному феномену. Пусть часть нашего общества и отвергает течения духовных заболеваний, я полагаю, что многим из вас будет полезно ознакомиться с теми материалами, что были задокументированы в процессе изучения данных…, - он осекся, недобро нахмурившись, подбирая точные слова, прежде чем тихо закончить, - особей. Тоусиро сжал кулаки. Сжал их крепко, не позволяя себе расслабить мышцы и суставы рук до тех пор, пока лекция не подошла к концу. Все его тело было натянуто точно струна, когда он с холодной яростью наблюдал за мужчиной. Он не слушал его, и не желал тратить свое время на подобную мерзость. Не желал проникаться мыслями во все те ужасы, которые представляли в своих одичалых разумах его сокурсники. Все эти молодые люди ни чем не отличались от хищных волков, разве что волк никогда не вонзит клыкастую пасть в горло одного из своего племени. Они же все наслаждались пытками тех, кто пресмыкался перед ними, раззадоривали свою страсть и кровожадность до тех пор, пока от человека не оставалось ничего, кроме рубленого мяса и сломанных костей. Он не был исключением. Он никогда не относился к рабам своего дома с почтением. Он не позволял даже своим глазам опускаться на прислугу, застилающую его кровать или конюха, подготавливающего гнедого коня для верховой езды. Для него они были скотом, которому позволено было жить, но он никогда не опускался до того, чтобы наслаждаться извращенными пытками, как это делали многие. Многие, что заказывали в ателье шелковые платки для своих рук, чтобы вытирать ими кровь после избиения слабых человеческих тел. Многие, что скупали маленьких девочек, чтобы записать звук их криков, когда живых детей бросали на съедение голодной стае охотничьих собак. Власть – одно из тех удовольствий, которые поглощались как серебряный порошок. К этой петле зависимости столь быстро привыкаешь, что отринуть его было равносильно смерти. Тоусиро думал, что именно в этом заключалась слабость всех господ. В их бесконечно длинной жизни было много удовольствий физических, в крупных городах – одни бордели сменяли другие дома удовольствий, их было столь много, насколько только была богата человеческая фантазия. Но власть доминирования одного живого существа над другим – это букет, который поглощался залпом, оставаясь терпким привкусом на долгое время. Порой, его поражало, насколько тонка кожа этих людей, и насколько хрупки кости, и насколько слаб их взгляд. Взгляд затравленного, измученного существа, уставшего цепляться за жизнь. В каждом из тринадцати великих Домов к рабам относились с разной степенью терпимости. Он знал, как его собственный отец относился к рабам: с непринужденностью и толикой уважения, что было редкостью среди высоких господ. Его отец не скупился на хорошие комнаты для тех, что прислуживали в главном поместье, всегда удостоверялся, чтобы служившие под его властью были сыты и хорошо одеты. На территории его Дома были школы, чтобы рабы и их дети могли обучиться письму и грамоте, но то была не доброта и не щедрость, а дальновидное вложение в мироустройство и независимость его собственного Дома. Порой с его губ срывались слова похвалы, особенно если мастера и подмастерья в его кузнеце могли за ночь исполнить самые виртуозные капризы хозяина: дюжина револьвером с изысканными кружевными растительными узорами и сценами из мифологии. И они с благодарностью принимали похвалу, даже если с усилием могли выстоять на ногах после изнурительной ночи тяжелого труда. Верховные господа стояли во главе эволюции. Они правили миром и брали все, что этот мир был готов предложить. В их обществе не было равноправия, одни прислуживали, а другие безропотно выполняли приказания. Одни обеспечивали кровом и пищей, а другие обеспечивали потребности. Порой его удивляла, насколько коротка их жизнь. Несколько ударов хлыстом, и кожа на спине превращалась в мокрую мясистую, гниющую плоть. Некоторые умирали от избиения палками, кости ломались, ребра вонзались в легкие, и они умирали, прикованные к столбу для наказаний. И он видел, как со вздохом, они испускают свою жизнь, как расширяются зрачки, словно их дух падает в бесконечную пустоту. Слабые и бесполезные. Им позволяли жить, позволяли существовать среди них. Они походили на них внешне, и вызывали отвращение своей слабостью. Он никогда не придавал этому значения. Чем живут эти существа? Есть ли у них мечты или они ограничены мыслями о сне и пищи? Думают ли они о холоде, и сковывает ли их сердца страх с наступающим рассветом следующего дня? Его никогда не должно было это беспокоить. И он в точности помнил, с каким настроением покинул аудиторию в тот день. Мысли его сокурсников были схожи с его личным мнением. Говорить о духовной связи между господином и рабом было грязно. Он в тот же день написал донесение до высшего руководства академии, подчеркивая свое недовольство озвученной тематики. Серебряный грифель его письменной ручки впился в его ладонь, прорезая кожу до крови, когда острие надломилось от той силы, с которой он сжимал стержень между пальцев. Тоусиро не возвращался на лекции этого фанатика до самого конца учебного семестра. Он мог себе это позволить, учитывая какое место он занимал в иерархической лестнице их общества, внутри которой все так же строилось на власти. Он был приемником могущественного Дома, и был тем, кто в будущем станет одной из важных фигур этого общества, которое продолжало строиться и развиваться, стремясь все выше – к большему могуществу и процветанию. Но что-то еще в тот день заставило его запомнить яркий и ослепительно-белый сочащийся свет, льющийся сквозь огромные окна лекционного зала: белизну и чистоту стен, вдоль которых плелась изумительная лепка; легкий изгиб губ мужчины, что следил своими темными глазами за его поступью. Тоусиро обернулся, встречаясь с его взглядом, запоминая тот вызов, что он прочитал в его глазах. В глазах человека, которого он мог раздавить, если бы пожелал. Для него прошли годы с того дня. Он забыл о том дне, о подступающей к горлу тошноте, и том буйстве ощущений, что он смог почувствовать самой кожей. Он не видел своего отца долгие десять месяцев и ждал своего возвращения домой. Он ждал, когда сможет увидеть высокие сосны и ели, тянущиеся к светло-голубому небу в морозный, стылый и трескучий зимний день, когда воздух обжигал щеки, оставляя иней и крохотные кристаллы льда на ресницах. Он скучал по аромату дома. Скучал по тяжелому запаху сигарет, которые так любил раскуривать его отец, как и скучал по звуку ножа для бумаги, которым Матсумото разрезала выписанные и только отпечатанные типографией книги для семейной библиотеки. Его жизнь не была лишена преград, но он знал, чего ожидать от завтрашнего дня. Он стремился вернуться домой, но не знал, что в его доме поселился зверь. И не знал, что это чудовище будет пить своими острыми зубами прямо из его бьющегося сердца. Весь его дух трепетал, когда он ступал по богатым тканым коврам и чистым сверкающим мраморным полам главного поместья Десятого Дома. Он предвкушал встречу со своей семьей. Он хотел увидеть не лишенный грации и эфемерной красоты легкий наклон головы Матсумото, когда ее шелковистые темно-карамальные волосы соскользнут с изящных и тонких плеч, а янтарные глаза затопит теплый солнечный свет; он хотел почувствовать сильные и широкие ладони отца на своих плечах, вдохнуть аромат чайных трав, бергамота и душицы. И его сердце трепетало от восторга и предвкушения. Он помнил, как стоя у камина, услышал звук, стремительно удаляющихся шагов. Непривычный звук в вечно умиротворенной атмосфере его дома. То было скорее бегство, и краем глаза он заметил промелькнувшую в арке, соединяющую главный вход и прилегающую к ней гостиную комнату, едва различимую человеческую фигуру. Он не стал скрывать зародившуюся улыбку на своих губах. Его глаза заблестели, его шаг был быстрым, он чувствовал силу в своих ногах, уверенные удары своего сердца. Его взор был ясным и чистым. Но как только он ступил на белые каменные плиты холла, в его нос ударил запах крови и…слабый цветочный аромат. В хрустальных вазах на высоких консольных столах стояли букеты свежесрезанных цветов нарцисса – символ Десятого Дома. Он обернулся, и из него словно вышибло воздух. Он стоял на обеих ногах, но почувствовал удар такой силы, что едва мог сделать глоток воздуха, отчего его колени подкосились. Юноша с трудом смог устоять на ногах., вслушивался в бешеный ритм своего сердца, и не мог отвести своего взгляда от серых глаз ребенка. Перед ним стояла девочка. Маленькая девочка. Она была такой грязной, ее длинные темные волосы, что спадали ниже поясницы, были перемазаны в крови. Он мог чувствовать застывшую кровь на ее коже. Такая хрупкая кожа, пальцы ломило от желания прикоснуться, дотянуться. Он не мог заставить себя отвернуться. Не мог заставить себя сделать вздох, как если бы одно лишнее движение с его стороны заставило ее раствориться в воздухе. Он изучал черты ее лица, пытаясь увидеть в них женщину, в которую она превратиться лишь спустя годы. Грудь сдавило, когда он двинулся к ней. Внутри него все кричало, он видел ее пальцы, цепляющиеся за тяжелую золотую ручку двери, и он готов был молящим голосом простонать: «Не уходи», «Не оставляй меня», «Останься со мной». Ты – мое все. Он едва выдохнул, разглядывая ее лицо. Его губы непроизвольно раскрылись в изумлении, когда он увидел чистоту ее духа. Прозрачно-лазурные и голубые отливы, сходились мягкими волнами над ее плечами, кристальная корона украшала ее черные волосы. Он нахмурился. Внутри него все кричало, нечто тянулось к ней, притягивало, звало, молило прикоснуться. Ее образ не сходился с тем, как он видел ее ауру. Перед ним стоял до небывалости грязный и неопрятный внешне ребенок. Лицо увивали светло-розоватые и темно-бардовые разводы высохшей крови. Ее крови. Ее волосы были настолько черные, что у него болели глаза. Светлую, молочную кожу обрамляли пряди, что темнее безлунной ночи. С его губ сорвался грудной, тяжелый и требовательный голос, когда он двинулся к ней навстречу: - Кто ты? Она смотрела на него, открыто встречаясь с его взором, и в этих светло-серебристых глазах, он видел холодную и острую сталь – решимость и отчаяние. В этих глазах не было страха, и не было раболепия. Он редко встречался с силой такого взгляда, полного жгучего и праведного гнева и лютой ярости, что готовы были растоптать душу. И эти горячие, раскаленные чувства были направлены на него. Он чувствовал, как зарождается страх и тоска в его груди, затопляя и поглощая трезвость рассудка. Этот жестокий взгляд был предназначен ему одному. Эти глаза и чувства, что таились по ту сторону серебристой поверхности, терзали, оставляя колотую и жгучую рану. Его кожа горела, он чувствовал скорый пульс, гремевшие удары своего сердца. - Отвечай, - настаивал он, подходя к ней еще ближе, скорее и быстрее сокращая расстояние между ними. Никогда прежде он не мог дышать столь свободно вблизи другого живого существа, как если бы с его плеч сошел неимоверный груз. Он приблизился к ней настолько, что смог различить едва заметный, белесый шрам под правой бровью. Едва заметный для глаз порез, тонкой падающей звездой, украшавшей кожу. Он сделал шаг, еще один и еще. Девочка не отрывала от него своих волнующихся светлых глаз, когда она резко метнулась в сторону, сбрасывая тяжелые хрустальные вазы. Он наблюдал за тем, как сверкающие крупные осколки разлетелись по скользкому чистому мрамору, настолько чистому, что в нем можно было разглядеть отражение собственного лица. Ее пальцы сомкнулись вокруг изогнутого и крупного осколка, что служило основанием вазы, а затем приставила к своему горлу. Острие было направлено к бьющейся голубой вене. Сделай она небольшой надрез, кровь хлынет сильным потоком. Это было одним из излюбленных наказаний многих представителей дворянства. Они отдавали приказ своим рабам перерезать себе шею. И если кто-то смел ослушаться веления, то последнего ждала куда более изощренная и страшная смерть, полная мук и боли. Он видел, что делали с людьми такие повреждения, бесчисленное множество раз. Руки зажимали рану, но человек терял равновесие, сознание, позволяя крови течь свободно, охлаждая безвольное тело. А затем он увидел клеймо на ее запястье, порочившее ее нежную кожу. Он потрясенно выдохнул, почти простонав, и Тоусиро готов был пасть на колени перед этими руками, дрожащими пальцами прикасаясь к отравленной отметине: - Рабыня? Клеймо не его Дома. Она не должна быть здесь. Нет. Нет. Этого не могло случиться. Она не могла быть рабыней. Она не могла быть столь презренным созданием. Она не могла служить, не могла подчиняться, кому бы то ни было. Только не она. Эти нежные руки, и такие тонкие и длинные пальцы должны были принадлежать пианистке. Эти изящные руки не могли выполнять тяжелой работы. Она была такой хрупкой, ничтожной. Он с трудом понимал, как она держится на ногах. Острый и искривленный осколок в ее руке не дрогнул, когда она надавила ладонью на хрусталь, прорезая кожу на шее, и темная струя крови потянулась тончайшей полосой по кремовой коже, окропляя материю рубашки, доходившей по длине ей до самых колен. Тоусиро замер. Он уже видел прежде такой взгляд. Видел такое выражение глаз на лицах тех, кто желал его смерти и погибели строя Империи, возведшей нерушимые и неприступные стены; города, потрясающие своим архитектурным величанием. Отчаянные мятежи и громкие заявления лидеров небольших группировок беглых рабов, стремившихся к иллюзорной свободе. Свободе безвластия и хаоса. Потому он и считал рабов недостойными, они никогда не мыслили с достаточной ясностью ума и были слишком безграмотны, чтобы предложить живую замену действующему правлению. Не мыслить о будущем значит не мыслить о настоящем. Всех дворян изничтожить не смогут. И ни одного из них не смогут поставить на колени. А его одного достаточно для того, чтобы уничтожить их всех. Его особенно переполняло удовлетворение в те незначительные мгновения, когда те, что направляли дуло в его сторону, целясь в его голову, осознавали тщетность своих попыток. И в предсмертный миг, понимали, что все было зря. Мечты рабов хрупки, как и их жизни. Они сходились прахом между его пальцев, когда смотрели на него по-настоящему, когда понимали, кто стоит перед ними. Они все склонялись перед ним, как и положено рабам. Ребенок, стоящий перед ним, не склонится никогда. Он видел жар в ее глазах, и огонь этого взгляда сжигал его кровь. Порез превратился в рану. Его глаза расширились, ноздри раздулись, когда он едва мог сдержать гнев, что отразился на его лице. Юноша поднял подбородок, взирая на нее с высоты своего величия и своей гордыни. Своего падшего отчаяния. Своего страха перед властью, которой эта девочка обладала над ним. В ее руках ее жизнь. И она собиралась поставить на колени его. Он смотрел на нее с болью и презрением, когда прошипел ядовитым голосом, когда все нутро жаждало пасть перед ней и для нее: - Да как ты смеешь… От автора: я в очередной раз оставляю свою огромную благодарность всем, кто оставляет свои комментарии и пишет мне сообщения. Я все время радуюсь до глубины души, что есть люди, которым нравится то, что я пишу! Это все время меня заставляет садиться за свою писанину снова:)