Мы умираем каждый вечер

      «17 апреля 6 п. в. а.       Жду его с миссии. Он должен был вернуться днем, а сейчас второй час ночи — его все еще нет.       Нервно перебираю пальцами подол юбки. Думаю: «Все будет хорошо».       Прислушиваюсь к уличному шуму и улавливаю звук тяжелых шагов. Не думая бросаюсь к входной двери, но замираю на пороге. А вдруг плохие вести? Сердце сжимается в груди.       И тут он без стука входит — усталый, грязный, израненный.       — Я дома, — тепло улыбнувшись, говорит он.       Я бросаюсь ему на шею и чуть не поваливаю на землю, но стоит заметить рану на его плече — не глубокую, но все равно неприятную, — и я сразу же подношу к ней свою ладонь, светящуюся лечебной чакрой.       Он ласково смотрит и молча наблюдает. Он всегда немногословен.       Я отстраняюсь и уже собираюсь предложить ему горячую ванну, как он вдруг без предупреждения целует меня. Я будто таю в его руках.       Он прижимает меня спиной к стене и углубляет поцелуй. Кажется, что ближе быть просто невозможно. Я всем телом чувствую его нарастающее возбуждение и понимаю, что хочу его, возможно, даже сильнее, чем он хочет меня. Месяц его отсутствия — это слишком долго.       — Саске-кун, — выдыхаю я.       Он отстраняется от моих губ и начинает покрывать поцелуями мою шею, ключицы, и… видимо ему надоедает наличие моей кофты, так как он поспешно стягивает ее с меня.       Дрожащими от возбуждения пальцами я расстегиваю его жилет, и вскоре он летит на пол следом за моей кофтой. Саске-кун вздрагивает, когда я запускаю свои холодные ладони под его черную водолазку. С этим элементом одежды мы тоже распрощались довольно быстро.       Крепче обнимаю его руками и буквально запрыгиваю на него, обхватив ногами талию. Мне хочется, чтобы он взял меня здесь и сейчас.       Он задирает мою юбку и начинает ритмично поглаживать мое бедро. Другой рукой он то сжимает, то разжимает мою грудь. Я прикусываю губу от удовольствия. Все-таки месяц — это слишком долго.       Но хочется быть еще ближе, хочется, чтобы он был во мне. С помощью перекрещенных на его спине лодыжек, я прижимаюсь к нему еще сильнее, и чувствую, как мое лоно трется о молнию его штанов. Но это не помогает, наоборот — сладкие муки становятся невыносимыми.       Он будто читает мои мысли и, отстранившись от меня, берет на руки и несет в спальню — нашу спальню.       Повалив на кровать, он нависает надо мной, и наши взгляды пересекаются. Эти бездонные, непроницаемые глаза…       Я даже не замечаю, как остатки нашей одежды оказываются на полу.       Он начинает покрывать поцелуями мою шею, грудь, живот, спускается ниже и ниже… и я не могу сдержать стонов удовольствия. А потом…»       — Сакура, — послышался за спиной девушки голос, — что ты делаешь?       От неожиданности она подскочила на стуле и поспешила спрятать дневник, но было уже поздно.       Парень схватил ее за запястье и, выхватив тетрадь, развернул к себе.       — Саске-кун, — заговорила Харуно, — это не то, что ты думаешь!       — Не то… — непроизвольно повторил слова девушки Учиха, отыскав последнюю запись.       Сакура, сжав кулаки, попыталась отобрать свой дневник, но Саске ловко избегал ее атак, не сводя взгляда со страниц тетради. Куноичи обиженно надула губки и села обратно за письменный стол. Наблюдая за Учихой, она заметила, как его лицо начало постепенно заливаться краской, а глаза забегали по строчкам (видимо, читал он не все подряд), и ее губы невольно растянулись в победной улыбке.       Прошло почти три года с тех пор, как она обрела свое женское счастье. Поначалу Учиха отнекивался и пытался избежать прямого разговора с куноичи, но Сакура не была настроена отступать после того, как надпись на кунае открыла ей истинные чувства парня. Со временем Саске понял, что зря противился естественным вещам, и пустил все на самотек. Не прошло и года, как у них родился первенец, которому дали имя Ниниги. И Саске был счастлив — после всего, что ему пришлось пережить, он был наконец счастлив.       Сакура посмотрела на маленькую кроватку в противоположной стороне комнаты. Лица ребенка не было видно из-за деревянного ограждения кровати, но она была уверена, что ее двухгодовалый малыш мирно улыбается во сне. Взгляд невольно скользнул обратно на раскрасневшегося мужа, а затем — на пресловутый дневник. Девушке до сих пор с трудом верилось, что ее сны-мечты нашли свое воплощение в реальности. И кто бы мог подумать, что решающую роль в ее судьбе сыграет тетрадь, которую она так старательно берегла и прятала от посторонних глаз? Но Сакура знала, что дело было не только в дневнике…       Спустя пару дней после инцидента с кунаем, когда Сакура заносила очередную партию документов в кабинет Хокаге, она наткнулась на не очень приятную сцену: Цунаде рвала и метала, обвиняя бедняжку Шизуне в пропаже какой-то экспериментальной «сыворотки правды». Харуно тогда тоже чуть не влетело, но она поклялась, что никакого пузырька с мутно-зеленой жидкостью не видела. Когда через несколько недель она поселилась в доме Саске, поставив ультиматум: если обесчестил — женись, и вскоре отыскала среди домашней утвари пузырек, подходящий под описания Хокаге, все встало на свои места. Все-таки неспроста Учиха вдруг проявил интерес к Сакуре, как к девушке. Харуно лишь мысленно поблагодарила экспериментаторшу Цунаде и ничего не подозревавшего Наруто, который перепутал пузырьки. А вот Саске об этом знать не было необходимо, пусть считает, что сам додумался.       Теплые воспоминания заполнили душу, и девушка улыбнулась своим мыслям. Учиха, ставший похожим на переспелый помидор после прочтения очередного шедевра своей жены, решил, что она смеется над ним.       — Если наш сын найдет этот дневник, когда вырастет… — начал брюнет, изо всех сил стараясь скрыть свое смущение.       Сакура бросила взгляд в сторону их безмятежно посапывающего ребенка и непроизвольно представила, как его подросшая версия читает об ее с Саске любовных забавах.       — Его надо сжечь, — решительно проговорил брюнет.       Харуно сначала с ужасом подумала, что тот имеет в виду их сына, но, когда поняла, что речь идет о дневнике, испугалась не меньше.       — Не надо, Саске-кун! — вскрикнула девушка, заметив, каким хищным взглядом парень смотрит на тетрадь. — Это… это же память!       Учиха окинул девушку скептическим взором и переспросил:       — Память?       — Да! — уверенно подтвердила она, выхватив тетрадь из его рук.       Парень обреченно вздохнул.       — Тогда пообещай мне, что перестанешь записывать эти дурацкие сны, — произнес Саске, вплотную подойдя к девушке. — Я рядом, мы теперь вместе — и так будет всегда, тебе незачем фантазировать.       Рука Учихи опустилась на ее талию, и Сакура покраснела, осознав, что то, что произойдет далее будет годным материалом для составления новой записи в дневнике.       — Хорошо, — прошептала куноичи, уже всем телом ощущая близость парня.       Он не задумываясь прижал ее к себе и накрыл ее губы своими.       «Кто же сказал, что я теперь записываю сны?» — подумала девушка, улыбнувшись сквозь поцелуй.