После заката

- Тебе не кажется, что происходит что-то неправильное? То есть, ты не чувствуешь чего-то странного? Мы снова сидели с Эндрю на кухне и он скептически оглядывал пустую банку из-под яблочного джема. - Ты о том, что холодает? Да, есть такое. Найдя остатки сладкого на самом дне, мужчина старательно выуживал их пальцем. И, улыбнувшись, добавил: - А если ты о том чувстве, будто на нас в ближайшие пару минут сбросят ядерную боеголовку - то нет. Я был раздражён до предела. Все мои мысли вертелись вокруг четверых мужчин, о которых я не знал ровным счётом ничего. Майки не брал трубку. Я же не выпускал телефон из рук. Я обзвонил всех знакомых, но эти четверо будто сквозь землю провалились! А когда положение обрело крайнюю степень отчаяния мои ноги сами понесли меня в направлении подвала. Не сосчитать сколько раз за последние двое суток я собирал рюкзак для дальнего похода и сколько раз выкладывал вещи, расставляя их по местам. Но, старательно скрывая это от Лин, не учитывал одно маленькое обстоятельство, которое наблюдало за мной с неистовым интересом. Когда сегодня утром ко мне подошла дочь и пристально взглянула мне в глаза, я понял - все мои планы известны и вообще действия говорят сами за себя. Бэндит подозвала меня рукой. Сдерживая дыхание и заслоняясь ладошкой, она прошептала: "Я не скажу маме. Ты идёшь спасать дядю Майки?" Врать тут было бесполезно и неуместно. Мне всегда казалось, что дочка видит мою ложь гораздо чаще жены. Да и разве можно обманывать детей? "Не знаю, милая." - сказал я, обнимая моё сокровище. Из личной комы меня вывел звук разбивающейся посуды. Не помню, как оказался на кухне и как попытался сварить кофе. Чёрт знает сколько его не пил. Именно в тот момент до меня дошло, что поделиться надо с человеком, который соображает в побегах получше меня. Так мы и оказались на кухне. Снова. Эндрю облизывал палец и пристально смотрел в одну точку на горизонте. Затем, слишком серьёзно для человека, вылизывающего крышку из-под варенья, добавил: "Я не просто чувствую это, Джи. Я живу с этим чувством последние несколько дней." Внимательно наблюдая за Эндрю нельзя было сказать, что он шутит. Он был серьёзнее чёрта, но продолжал осматривать банку. Отложив лакомство, он наконец посмотрел мне в глаза. - Ты не должен никуда идти, Джерард. Пока не должен. Я тебе не разрешаю шляться где-либо дальше, чем в вашем сарае, если хочешь. Тем более не отпускай куда-то жену и детёныша. Во мне закипала злость. Шквал эмоций, накопившийся за все эти дни нервотрёпки и постоянного вранья самому себе и всем окружающим, постепенно выходил наружу и в конце концов я заорал: "Говори как есть! Что значит "должен"?! Откуда ты знаешь, о чём я думаю?!" Меня, что называется, понесло. Я ещё долго разглагольствовал, задавая по сути одни и те же вопросы разными словами. Кричал о мировой несправедливости. Эндрю слушал, не перебивая и не пытаясь остановить. Когда я закончил, он ответил кратко: "Мне нужно кое-что проверить. Это кое-что может быть опасно. А на счёт твоих мыслей - не увидеть их слишком сложно для того, кто тобой интересуется." Крепкое рукопожатие и я вернулся в себя, окончательно осознав, насколько важно не сдерживать весь негатив сложившегося. *** Если сны, играющие как заевшая пластинка, повторяются каждую ночь, то любое несоответствие выделяется ярче фейерверка на фоне вечернего неба четвертого июля. Этим несоответствием был навязчивый стук в дверь. На часах было 3:17 утра. На подходе к двери я понял, что бейсбольная бита в моих руках не понадобится. Голос русского даже из-за железной двери был гораздо красноречивее моего "оружия". Уложив беспокоящегося ребёнка и Лин спать в нашей комнате, мы с Эндрю закрылись в кабинете. При свете ночника лицо его, ставшее белее на тон, взволновало меня не на шутку. - Я бы сказал, что не напуган, но мои почти мокрые штаны утверждают, что я лгу. Снабжая свой рассказ хождением из угла в угол и активными движениями руками, он продолжил. Казалось, что вся сдержанность этого человека сбегает от того ужаса, что он испытал. - На противоположной стороне поля есть дома, ну да я о них говорил. Думал, они заброшены. Около трёх дней назад у одного из домов появилась фигура. Дом-то за километр от меня, так просто не разглядишь. Всё стоит и стоит. Я иногда поглядывал, а та потом, ррраз - мужчина хлопнул в ладоши перед моим носом - и исчезла! Думаю, ну точно кто-то поселился. А мало ли какая нечисть туда забралась. Тут ты звонишь, мол приходи, скучаю. Ну я и отложил разбирательства. Пришёл домой, смотрю - стоит. Уходил - стояло также. Не двигается, понимаешь? Долго ты сможешь неподвижно стоять, а? Тут я на границе леса увидал что-то похожее на животное. Вроде как собака. Подумал, ну - точно их! Я имею ввиду тех, кто там стоит. Подошёл чуточку ближе, а зверюга убежала. Решил, чего время терять и пошёл к тому дому. Я хмурился всё больше. А рассказчик продолжал. - Так вот: стоял там не человек. Чучело. И рядом соломой выложено "молитесь". Каково, а? У меня один вопрос появился: как она б**ть не разлетелась? Там ж поле! Считай, вечный ветродуй. Ну и тут... Эндрю замялся. Ему явно было неудобно о чём-то говорить. - Короче, как будто за мной из этого дома кто-то следил. Ушёл я оттуда. От греха подальше. Я бы подумал, что обычные фанатики. Но там страшно, Джерард. Липкий ужас. Как ловушка для мухи. И, кажется, я измазался по самые яйца! Бежать хочется и чем дальше, тем лучше. Сначала, я подумал, мне показалось. Но мы оба обернулись на жужжание беззвучного режима телефона. На экране высветилось имя брата и я дрожащими руками нажал зелёную кнопку. - Майки? Это ты? - Джерард, у нас проблемы. Извини, что так долго не брали трубку, мы просто не могли. - Что значит не могли?! - взорвался я, но тут до меня дошло - Мы?! Кто это "мы"? Ты знаешь, где парни? - Я знаю и, Джи, мы организовывали похороны.