Глава 10. Разговоры еле слышны.
***
…Встретились у особняка как-то два британца, нидерландец, австралиец и немец…
— Поговорим? — Макс смотрел в глаза тайцу с полной серьёзностью. Алекс отпустил Ферстаппена и кивнув Джорджу, они двинулись в комнату британцев. Австралиец и немец раздосадованные не посвящением их в британские дела, но очень голодные, ринулись в столовую, чтобы самыми первыми сесть за стол и отведать блинчиков с сиропом. Конечно это было не в их духе, не разбираться в ситуации до конца. Но сейчас не они должны в это лезть. Тем более когда Чили всё выяснит и его будет мучать совесть или что похлеще, он тут же всё им выложит. Значит беспокоится о недоступности информации не приходилось. Хотя Риккардо всё ещё был заинтересован таким персонажем, как Макс Ферстаппен, сейчас ему особо не было до этого инцидента дела. Было кое-что покруче. Например, тот факт, что кто-то спалил их на кукурузном поле, слава богу не поняли кто был. Но сейчас, насущной проблемой австралийца стало выяснение крысы. Нико же, хоть с виду и мог показаться весельчаком, но он сейчас так же производил расчёты и вычисления в своей белобрысой головушке. Как раз о доносе первым узнал Николас от своих «связных». Так он называл команду из Айлотта, Армстронга и Шварцмана. Эти трое умели пробираться сквозь любые двери в прямом и переносном смысле, а так же добывать информацию с разных групп и возрастов. Вот только крыску они не смогли обнаружить. Так что роль кошки досталась австралийцу, что собирался подключить к этому делу Мика и Ника — котопса, если по правде. Шумахер имел нюх на переключения, только он их чуял жопкой, а Мазепин, как и подобает русскому коту, не давал спуску гончей. То и дело пытаясь уберечь жопу Мика от всяческих «интересных ситуаций». Коеми называл свои приключения Шумахер. Вот только таким котопсом, они были лишь за некоторый презент от нанимателя. В этот раз с Риккардо был обещан небольшой набор пиротехники. Откуда он взялся у австралийца? У всех есть секреты… Разговор в комнате не раскрыл глаза. Макс лишь рассказал о неразборчивой бубнёжке Ландо и о его неспокойных снах. Эта информация ничего не дала, а только подтвердила ранние догадки. Макс расспросил у парней про Карлоса, но они не ответили ничего вразумительного. Только общими фразами описали отношения парней, как одностороннюю привязанность британца и игры со стороны Сайнса. По крайней мере именно так рассказал им когда-то Ландо. Максу явно не нравилось услышанное. Ещё дома, общаясь с британцем по FaceTime, Ферстаппен отчётливо увидел в глазах некоторую тень. Она появлялась всякий раз, когда Ландо говорил об особняке. Что-то чёрное окутывала его. Вот только понять этого никто не мог. Сейчас вся надежда была на открытость Молочника. Что тот сам сядет перед друзьями на ковёр и расскажет о случившемся. Но видимо пока что он ничего и никому не скажет.***
За завтраком было шумно и многолюдно. Дети уплетали блинчики и размазывали по тарелкам сироп. Скользкая от сладкой, липкой массы бутыль, выпрыгивала из рук одного и приземлялась перед другим. Она прыгала вдоль и поперёк стола заглядывая в каждую тарелку и пачкая одежду мальчишек. Макс не любил завтраки. И чаще из-за таких вот игр за столом, которые в особняке Ферстаппенов устраивали Квят и Шарль. Ему больше по душе был обед. Он обычно только к нему и просыпался. Только вот теперь, просыпаться он будет в восемь и это ещё в лучшем случае. Пиастри — виновник утреннего торжества всего этажа, сейчас сидел где-то вдалеке и что ты обсуждал с какими-то мелкими пацанами, что сидели в самом конце стола и весело болтали. Все уже были в знакомой форме, футболках и шортах. Кто-то вскакивал со своих мест, потому что на него проливался сироп, и тут же хватал салфетки и стакан с водой, чтобы смыть его. Кто-то заходил в столовую лишь на пару минут, взять фрукты и тут же смыться, ведь социофобию никто не отменял и факт того что дети все разные, лишь придавал этому месту более загадочную атмосферу. Ферстаппен оглядывался по сторонам и надеялся что из-за дверей выйдет как всегда улыбающийся Ландо. Быстро побежит к компании и накинется на шею Джорджу, что-то рассказывая тому. Но в дверях не появился даже Карлос, хотя по видимо кроме Ферстаппена этого больше никто и не заметил. К 10:30 вся братия особняка собралась на главной площади у входа. Все толпились и о чём-то переговаривались. Ландо так и не пришёл, хотя Карлос уже стоял рядом с Дэном и Нико, что невероятно бесило Ферстаппена. Но подходить к ним не стал. Вот разберётся что к чему и тогда задаст виновнику. Албон и Рассел не пришли. Они скрылись куда-то, сразу после завтрака ушли в неизвестные дали. Может искать своего британца? Хотя кого это волнует. Макс привык, что его кидают эти двое. Какими бы милыми и забавными они не казались с ним и Ландо, как только последний уходил, они тут же смывались. Им явно было не о чем говорить с Ферстаппеном. Но он даже привык к такому. У него уже есть настоящие друзья и любящие взрослые. Зачем так конкретно расширять круг любимых и значимых людей. К погружённому в свои мысли нидерландцу подошёл парень в солнцезащитных очках и переключил всё внимание Макса на себя. — Думал тебя британец притащил, а ты один. Самолично изъявил желание прогуляться на столь интересное мероприятие? — Кристиан стоял рядом и не поворачивая к Максу головы, смотрел на господина Тото, что громким голосом объяснял присутствующим местонахождения различных комнат и кабинетов. — Он прогуляться пошёл. Но тебе какое дело? — Макс не привык к вниманию к своей персоне. Потому и насторожился. Хоть собеседником и был тот самый датчанин, с которым он завёл пару часов назад высокоинтеллектуальный разговор. — Поищи у озера. Оскар сказал, что Норриса видел там. Только вот у Пиастри и других забот полно. Так что вперёд. Пока у господина Хорнера на столе не появилась ещё одна фамилия. Макс искренне удивился и даже возмутился. Но датчанина и след простыл. Лундгор испарился не оставив и запаха, только информацию. Ферстаппена бесило, что Оскар видел Норриса, но не предпринял ни одной попытке подойти к нему. Только вот не забыл пригрозить наказанием. Хотя такие рассуждения были взяты из воздуха. В конце концов, Кристиан не рассказал всех подробностей. Может Ландо сам не хотел идти с Оскаром. Но сейчас ноги сами несли Макса. Ему было абсолютно всё равно на речь Тото, и на парней что презрительно посматривали на него, когда тот задевая их проходил к выходу с площади, он просто хотел побыть рядом с лучиком добра и невинности. Наконец он вышел к каменной дорожке. Но кто же мог подумать… — Ты куда-то собрался? Между прочим, ты новенький и следует хотя бы проявить уважение к старшим, что рассказывают о локациях. — Рядом появился парень с роскошными каштановыми волосами и какой-то напрягающей аурой. — Ты так сильно на наказания рвёшься? А, парень? Юноша поравнялся с Максом и с улыбкой на лице, всё не отставал от него. — Тяжело находится в столпотворениях. Как селёдки в бочке. А ты мог бы и представится. — Ферстаппен замедлил шаг. Он решил разобраться с «рапунцель» и после уже на всех порах искать друга. — Ну чтож, меня зовут Антонио Джовинацци. Я тут нарушителей ловлю в свободное время. —А я Макс Ферстаппен, я нарушаю в свободное время. —Хах, ты мне нравишься. Честность — это хорошо. Да только не боишься послезавтра телефончик не забрать от Серила? —Я не из пугливых. Если тебе так надо, то я согласен на наказание. — Юноша наигранно улыбнулся Антонио и тут же продолжил намеченный путь. Тактика работала безотказно. Разреши оппоненту то, что он должен делать и ты выиграл. — Ха, ну уж нет. Я подожду пока ты не облажаешься по полной, а то так даже не интересно. — Джови остался на месте, провожая нового знакомого взглядом. — Ну тогда до встречи в кабинете Хорнера Рапунцель! — Макс итак шёл впереди, но сейчас ускорился ещё больше. Он вскинул одну из рук вверх и тем самым попрощался с Джовинацци. Последний был приятно удивлён. Он даже забыл когда его называли так в последний раз. Наверное это было в прошлом году. Да. Тот год был наполнен таким количеством событий, что ностальгия стала чем-то обыденным. И эта «Рапунцель», Ферстаппен заинтересовал не самого лучшего человека. Стоит быть осторожней. —И долго ты ещё тут сидеть собирался? — Макс присел на корточки рядом с британецем. У последнего была улыбка на лице и небольшое разочарование. Так и читалось в его глазах «Думал найдёшь быстрее!» —Да вот, думал к обеду вернуться. — Глупая задумка… кстати, речь Тото, тоже не самая классная экскурсия. —Ты улизнул с речи господина Вольффа? — Ландо вскинул брови и выпучил глаза. По видимому это не было чем-то обыденным. —Нууу я повстречал Антонио по пути сюда. Это можно считать за кару? — Ты же не сказал зачем пошёл? —Он не спрашивал. Ах да, ты на завтраке не был… Держи! — Ферстаппен щёлкнул Норриса по лбу и под презрительный взгляд парня достал из кармана половинку яблока завёрнутую в салфетку, — Ты ведь голоден…— Макс чуть отвёл взгляд и почёсывая затылок смотрел на Норриса, пока тот светился от счастья. Он и вправду был голоден, но эмоции Ферстаппена не шли ни в какое сравнение с булькание в животе. Парень даже позабыл о небольшой истории с Джови и пренебрежением к Тото. —Спасибо Северный король! — Ландо ехидно улыбнулся и принялся грызть яблоко. Макс улыбнувшись во весь рот мысленно поблагодарил Джорджа. Ведь именно он сообщил, что британец не пропускает завтраки и какие-либо другие приёмы пищи, ведь он всегда голодный. — Как говорится: «поели — можно и пойти» —Вообще-то не так… — Ну и ладно. Давай пай-мальчик, вставай. — Ландо протянул руку и улыбнулся Максу, увлекая того обратно в поместье. Парни наконец покинули озеро. Ферстаппен не спрашивал Норриса о Сайнсе и теперь вся его злость на него сошла на нет. По крайней мере пока. Ведь на Ландо не было никаких ссадин или чего похуже, а значит словесная перепалка была единственной составляющей разговора. У Ландо не было особого желания больше покидать особняк. До самого обеда мальчишка провалялся в комнате, иногда подкалывая Макса, что сдаст его Хорнеру за курение в комнате. Но аргумент Ферстаппена в виде подушки мигом затыкал рот британца. Максу было скучно. Спрашивать и выпытывать что-либо у Норриса, даже относительно его снов, не хотелось. Так что юноша вышел из комнаты, когда маленький британец тихо засопел под одеялом. Идти во внутренний сад не хотелось, да и куда-то за двери особняка тоже не горело желание. Так что оставалось только оценить здание изнутри. До обеда было не больше часа, но и этого вполне могло бы хватить на небольшие приключения.***
Лестницы появлялись из ниоткуда. Потолки везде были на разном уровне. Даже если снаружи здание со своими красивыми окнами казалось ровным, внутри оно напоминало лабиринт. Безумный замок с дверьми на потолке и окнами у самого пола. Конечно таких картин Ферстаппен не наблюдал. Но ощущения подобного присутствовали. Пока что его только завораживали различные проходы и ниши в стенах. Для чего они? Может в них когда-то были статуи? В одной такой и расположился нидерландец. Ниша была уподоблена арке. Полукруг наверху не доходил до самого потолка ниши, а лишь до 2/3 всего прямоугольника. Так что над головой Макса висела пара троек паутин. Хотя о них не стоило беспокоиться, ему же не лезть к ним. Очередная сигарета была выужена из напульсника и мысленная благодарность отправилась в полёт до самого уха Винсента. Сероватый дым мягкими струями поднимался вверх цепляясь за паутину и колыша её в стороны. Хоть Северный Король и занимался этим же минут 30-40 назад в комнате, но там атмосфера была совсем другой. Какой-то слишком мягкой или лучше сказать компанейской, а хотелось более одинокого момента. Трудно объяснить словами то чувство, когда даже простое курение в разных местах, вызывает абсолютно различные эмоции. И чтобы испытать какие-либо конкретные, приходится немного пошевелить ногами, для достижения желаемого результата. —Я же сказал, не знаю ничего! —Да ну, правда? Ты дружил тогда с ним, должен же ты знать хоть что-то! — Всё что я знаю, это о его стычке с «пшеницей» Огонёк, да и не дружили мы никогда. — И это по твоему «ничего»?! — А разве ты не поэтому вопросу меня выдернул? Думал ты знаешь про этот инцидент. — Ладно… иди куда шёл, я сам разберусь…толку от тебя конечно… Если бы ты мог подробнее рассказать, было бы проще его найти. — Тебе не кажется странным, что за всё это время мы не смогли его найти? Даже номер телефона? Хотя не очень то я его и разыскать-то хочу. — Ты забыл кто мы? Мы все здесь с багажом, который позволяет перекраивать прошлое и скрывать от остальных. А этот кадр уж слишком загадочный. Так что если просто что-нибудь узнаешь, сообщи. — А что мне за это будет? — Мы же в одной лодке Эм. Тебе же явно интересно разузнать всё даже о стычке с пшеницей. — Совру, если скажу, что я забил. Только вот, копаться в его дерьме такое себе занятие. — Ладно… Подкину пару билетов на ночное кино в городе. — Ого. Это ж насколько ты мне сочувствуешь?! Даже решил правила понарушать? — Согласен? —Идёт! Только мне нужны 2. —Всего? —А больше одного со мной никто не согласится. —Давай, иди уже. Завтра в городе получишь. —Пока-пока красотка. Разговор довольно интересный и как не странно, происходил он в коридоре с той же нишей, в которой сидел Ферстаппен. Имена не были названы да и обращение, которым назвал один другого, было как-то неразборчиво произнесено, так что и его не расслышал Макс. Он давно уже понял, что здесь стараются общаться кличками и прозвищами. Не переходят на имена или фамилии. Это даже нравилось Ферстаппену. В своей голове он выстраивал некую цепь имён и кличек. Таким образом уже была парочка: Ландо Норрис — Молочник Антонио Джовинацци — Рапунцель Даниэль Риккардо — Медоед Карлос Сайнс — Чили Нико Хюлькенберг — Халк Конечно же Макс дал клички и другим, вот только в слух он их ещё не произносил, а значит они ещё не были действительными. Льюис Хэмилтон — Король/ Его Величество Александр Албон — Мафиозник / Тайский мафиозник Оскар Пиастри — Святой дьявол Кристиан Лундгор — Дания Скромненько, но со вкусом. Для Рассела у Макса пока не было идей, да и он его не так уж и узнал, чтобы кличку давать. Албону просто правда подошёл «Мафиозник», таец-британец уж очень хорошо умеет пугать. По коридорам пронёсся звук колокола. Парни мигом ринулись из прохода с нишами, вряд ли обратив на юношу внимание. Звон раздался ещё пару раз, он вывел Ферстаппена из своих мыслей. В них же он рылся и по пути на обед. За столом воссоединилась вся компания из британцев и подкидыша. Парни весело трещали о каких-то делах и уплетали соски с рагу. Сегодня ещё предстояла свечка. Откровение для детей. Никто не знает почему, но именно на свечке все раскрывают правду. В темноте, под мерцанием огонька мы рассказываем всем свою историю, свои интересы и делимся воспоминаниями, не осознанно выкладываем правду.***
На тихом часу вся четвёрка собралась в комнате Албона и Рассела. У парней была взята с собой настолка «Рик и Морти». Парни целый час угадывали друзей и предателей. Спорили, как нужно подглядывать и ругали Ландо, за то что кидал не те карты и в результате уменьшал шансы на победу. Наконец-то Алекс и Джордж проявляли искренние эмоции по отношению к Максу. Они все вместе что-нибудь обсуждали и теперь полноправно могли считаться друзьями. Мальчикам было весело, свободно, легко. Вот она лагерная жизнь. Только одного Ферстаппена мучили вопросы без ответов. Но даже они были далеки от последних событий: «…стражи — это воспитатели, что будут ходить с нами и иногда появляться в коридорах, проверяя порядок и исключая появление дебоша…». А где эти стражи? За все время нахождения здесь, единственные кого видел Макс, это господа Тото, Бинотто и Сирил Абитебул. Хотя, как также сказал ему когда-то Норрис: «…они отлично справляются, даже слишком…». Как-то даже страшно. На Макса накатил небольшой прибой напряжения, под футболкой забегали мурашки. Ведь ладно он курил в комнате, но вот в том коридоре с нишей, никто не ручается, что его не заметили. Но как только начался новый круг угадываний друг/враг, мысли Ферстаппена быстро улетучились, растворились в воздухе. Мда, какая жалость, что сейчас на столе господина Хорнера лежали списки виновных и среди них фамилия Макса. Первый день — первое наказание. Видимо даже у стен есть уши. Разговоры даже еле-еле, но слышны. После пары партий и окончания тихого часа, Ландо сморил сон и он вместе с Максом ушёл в комнату спать. Ведь в тихий час им не до этого было. Почти на три часа наши мальчики выпали из жизни. Но это не помешало всем остальным событиям идти своим чередом. Где-то играли в футбол, где-то слышались голоса ребят, играющих в салки или прятки. Отовсюду был смех и веселье. Как раз сейчас, по коридорам бродили стражи, что из окон наблюдали за своими постояльцами. Словно горгульи или портреты с картин, они глядели на всех и каждого. Единственное, их никто не замечал… Как раз к ужину мальчишки встали. Теперь два тела, что явно находились в какой-то абстракции, блуждали по коридорам и чуть ли не падали с лестниц.***
Иногда необходимо покидать свою оболочку из одиночества и социализироваться. Именно этим сейчас и занимался Ферстаппен. Как когда-то пару дней назад, сказал ему Гасли: «…создай нового себя, будь для них Шерлоком Холмсом. Пусть думают, что всё о тебе знают…». Как бы хотелось не думать о реальности слов Пьера, но всё же Макс в родных Нидерландах и здесь, на севере Германии, два разных человека. Здесь он открытый и свободный. Уже имеет друзей, уже многих знает, уже другой человек. Леклер бы точно удивился такой перемене друга. Но о нём потом. Не и Британская коллегия уселась напротив компании Пиастри, Пуршера, Лундгора и ещё пары человек. Даже необычно каждый раз видеть новую картину лиц. Никого из недавних «знакомых» в лице Хэмилтона и его свиты или троицы сумасшедших, не было видно. Они были в столовой, но в обзор явно не входили. Макс сидел почти на самом краю и радовался пустующим местам, но не долго. Два практически одинаковых парня и ещё один юноша, что был на пробежке, подсели справа от компании. Они быстро влились в разговор между Оскаром, Тео и Ландо с Джорджем. — Я смотрю у нас новые лица? — светловолосый парень с явным акцентом обратился к Максу, — Как зовут? — Макс. Ты? —Никита, я русский. — У Ферстаппена, сидевшего до этого облокотившись на правую руку, поехал локоть. Он выпрямился и на немного корявом русском выговорил, — Класс! Тебе не холодно быть там? — Парень округлил глаза и переглянулся со своей копией. Он явно был поражён. Но переходить на русский не собирался. Его учили манерам и он не собирается устраивать курс изучения русского языка 2го класса. — Ты знаешь русский? Ого! Сам изучал или от кого-то? —У меня друг из России. Он часто разговаривает на домашнем, особенно когда навеселе. —А я вот как не говорю, Мик не слово запомнить не может.— Никита с разочарованием посмотрел на свою копию, что сидела и ярко улыбалась Максу. —Привет! Я Мик Шумахер, а этот разговорчивый — Мазепин Никита Дмитриевич. —Так официально…— Макс прекрасно знал о существовании отчества, но не видел смысла в его употреблении. Ему не нравилось само звучание, поэтому пока он со своей компанией отдыхал в Нидерландах, Квяту запрещалось упоминать отчество. Чтоб атмосферу не портил. А то все люди как люди, а он… Даниил Вячеславович Квят… аж в дрож бросает. И зачем русским отчества? Не звучит же… —Зови просто Ник или Некит. Как удобно. — Мазепин протянул руку, которую тут же пожал Ферстаппен. Такую же процедуру проделал он и с Миком. Парни были прям две капли воды. Мик и Ник — близнецы из страны чудес. Третий парень всё это время пил сок и только сейчас обратил внимание на Макса. Тот постарался вспомнить имя и надеялся, что память выдала верный результат. —Стоффель, верно? — рукопожатие и переход на обычную беседу. Всё как у людей. — Да. Рад что помнишь. — Моя память подводит только в случаях самозащиты. — Моя тоже. Кстати, эти двое что-то хотели от вашей компании, поэтому я их и привёл. — По Вандорну было видно, что он не настроен был на разговор и новое знакомство, а пришёл лишь по делу. — Что случилось? —Джордж до этого только одним ухом слушавший разговор, перекричав троих сидящих между ними, решил взять на себя роль папочки. Папочка Джордж. —… Вы не знаете, где достать ключи от сарая? — Мик тихо обратился к компании британцев, чтобы не дай бог Оскар или Тео не сдали их. Однако идея была слишком глупой. — Зачем вам туда? — Оскар прищурил взгляд и опустив подбородок на ладони, что упирались локтями в стол, вопросительно глядел на близнецов. —Мы с Миком закинули на крышу мяч для тенниса, а он провалился внутрь. Если запалят, завтра в город не пустят.— Эти двое явно не врали, да и за проникновение в сарай, могли закинуть в пристройку на пару ночей или заставить разгребать чердак. Что уж говорить о лагерных мероприятиях. Колокол разверг разговор между парнями. Его звон ознаменовал конец ужина. Теперь время свечки. Пожалуй самого интересного события за день. Джордж и Алекс не знали как решить проблему младших, но они пообещали что-нибудь придумать. Оскар уже не обращал на них ни малейшего внимания. Ведь парни вроде не врали, а значит и не были удостоены внимания ума Пиастри, что уж говорить о Тео. Они лишь встали из-за стола и покинули зал. Макс же обернулся на раздосадованных парней. Они напоминали ему самого себя в детстве. Такого же косячника, которому приходилось самому выкручиваться. Он единственный, как ему показалось, понял настоящую причину вопроса. Выряд ли кто-нибудь намерено собирётся бросать мяч на крышу и «случайно» уронит его внутрь помещения. — Я бы на вашем месте нашёл какого-нибудь мелкого и закинул его на крышу, чтоб он залез внутрь и после вылез через одно из окон. Они то по-любому есть. — Идея с многими недостатками, но главное, что она есть. Макс вместе со всеми покинул зал и отправился в комнату отдыха на втором этаже восточного крыла.***
Небольшая комната вместила всех присутствующих. Дети кое-как сидели в один ряд и создавали огромный круг, что разрывался у горящего мягкими языками камина. Гюнтер Штайнер пересчитал детей и закрыв дверь зажёг две свечи. Одну поставили в центр. Она была более массивной и толстой, поэтому вопросов и быть не могло. А тонкую свечу на бронзовом подсвечнике передавали по рукам. Пока парни рассаживались, кого-то вытесняли и по итогу зашедшие группами, сидели по одному. Макс сидел у самого камина рядом с Гюнтером. Ландо и Нико у дальней стены с окнами. Риккардо и Хэмилтон с Боттасом сидели через одного от Ферстаппена. Пиастри и Лундгор сидели вместе с Антонио и Кими у дверей. Ник и Мик также присутствовали, только их разбросало по разным концам, а остальные обитатели восточного крыла не давали нашим парням остаться одним. Истории начинались. У каждого говорящего было не так много времени. Если его свеча затухала, значит начинал говорить следующий. Если центральная свеча гасла, то все расходились спать. Каждому говорящему задавали вопросы. Они старались повторять за предыдущими или же узнавать то, что действительно могло заинтересовать, так например о собаке Ландо узнали все и о его пристрастии к молоку тоже, что уж говорить о его канале на YouTube. О Нико узнали только о модельной карьере и любви к комиксам. Собственно первое даже удивило Ферстаппена. Нико и вправду был хорош собой, но чтоб заниматься модельным бизнесом… достойно похвалы. Антонио, как и Кими не многословно рассказали о себе. Видимо какие-то тайны придётся узнавать самим. Лундгор поведал о пристрастии к активному отдыху и походам. Оскар как и подобает старосте с багажом прошлого года, рассказал о себе в двух словах и дальше с энтузиазмом отвечал на вопросы. Теперь к тому что он ранняя пташка, добавились: умение слышать во сне всех и вся, запоминать лица и голоса на раз два, опыт в прыжках с парашютом и некоторый опыте в футболе. Наконец, спустя минут 60 очередь постепенно доходила до конца. Оставалось человек 5-6. Боттас взял в руку свечку и тихо представился: —Меня зовут Вальттери Боттас. Я финн. Родился в Настолле, Финляндия. Люблю горные лыжи и снежные прогулки. Также занимаюсь велоспортом и участвую в гонках. — Примерно так говорил каждый. Некоторые говорили мало из-за языкового барьера. Но на то это и летний лагерь для детей всех национальностей и взглядов. Вопросы звучали самые банальные и простые. Теперь очередь дошла до Хэмилтона. Его Величество взял в руки подсвечник и заиграв огнями глаз начал. — Я Льюис Карл Дэвидсон Хэмилтон. Мне 16. Я родился в Стивенедж, Великобритания. Здесь уже третий год. Увлекаюсь горными лыжами, сёрфингом, фильмами и автоспортом. Любимая команда Mercedes. Глаза горели и жаждали вопросов. — Как лучше тебя называть? Льюис или ваше Величество? — голос раздался откуда-то из-под окон. Нико блеснул глазами и вместе с другими ребятами словил смешок. — Можно и просто Льюис, но я не настаиваю. — Хэмилтон нейтрально относился к своему «прозвищу». Сам его не упомянал, но частенько слышал. Однако, он был рад уловить источник такой инициативы над его персоной. Теперь оставалось только заткнуть фонтан креативности Нико. Свеча вновь перешла в другие руки. На этот раз это были тёплые и даже горячие пальцы австралийца. Он улыбался своей всегдашней улыбкой и посматривал на всех вокруг. —Всем привет! Меня зовут Даниэль Риккардо. Мне 17 лет и я здесь провожу своё второе лето. Я из Австралии, но живу в Монако. Очень люблю приключения и разные развлечения. Занимаюсь баскетболом и увлекаюсь картингом. Надеюсь поладить с вами. — Пока одни восхищались такому приветливому парню, другие, те что знали его, посматривали на новеньких с каким-то животным аппетитом. Мало кто знал, что за этим добродушным парнем скрывается сущий дьявол. Уже проходили. Знаем. Лучше пусть улыбается, а то всем мало не покажется. Вопросы не обошли и его стороной. Окон, что до этого тихо сидел в сторонке, подал голос, он первым начал поток вопросов: —Как ты запоминаешь расположение всех вещей? — Да я просто запоминаю мелочи, а предметы побольше сами собой будут видны, а то что в них или на них я знаю. Если по простому, то само собой получается. Не могу объяснить. — Одна из особенностей Риккардо. Он в точности мог описать даже сейчас, где что лежит у него дома или в комнате на третьем этаже. Хорошая причуда. — Ты помнишь своё первое наказание? — Макс почему-то сам того не осозновая задал этот вопрос. Даниэль обернулся на него и чуть сверкнул глазами, расширяя улыбку и немного наклоняясь вперёд. В темноте было тяжело распознать эмоции Риккардо, то ли злость, то ли интерес, то ли простое изучение вопрошающего. Но ответ был дан: —Это было 10 июня. Я и ещё два парня пошли прогуляться после тихого по территории. Мы не заметили как заблудились. Когда вышли из леса, поняли что далеко от дома. Мы ушли километров на 10. Нас нашёл фермер и вернул в поместье. Ух и досталось нам тогда от Уэббера. Гюнтер, что всё это время внимательно слушал ребят, ухмыльнулся. Он тоже ярко помнил тот день. Парнишек привели под покровом ночи. Их обыскалось всё поместье. Взрослые были поставлены на уши. Уэббер — один из стражей, всю ночь негодовал от выходки парней. Они сначала пару ночей провели на наказании в пристройке, а после занимались помощью на кухне. Весёлое время. Многие прошлогодники так же ностальгировали от воспоминания Дэна. Это была наверное самая невероятная выходка за всё лето. Но она всё ещё не уступала 15 июля. Хотя вот про эту дату, например Хэмилтон предпочёл бы не то что не говорить, а стереть этот день с лица Земли. Свечка вновь перешла следующие руки. Парень, что всё это время казался Максу каким-то знакомым, подал голос. Этого вполне хватило, чтобы он издал в нём своего полуночного друга. —Меня зовут Серхио Перес Мендоса. Я родился в Гвадалахаре, Мексика. Обожаю острую еду и картинг. Также нравится активный отдых и лошади. Здесь уже третий год и мне 16 лет, если кто-то сомневался. Перес говорил с некой усмешкой и вполне вероятно, что не сильно был рад делится своими увлечениями. Однако, как уже было сказано: «В темноте, под мерцанием огонька мы рассказываем всем свою историю, свои интересы и делимся воспоминаниями, не осознанно выкладываем правду.» Макс был даже рад, что не пришлось спрашивать у полуночного друга про некого Серхио. Вышло бы глупо. Но и сейчас Ферстаппен вёл себя ничуть не лучше. Он смотрел на профиль мексиканца, на его яркую, хоть и насмешливую улыбку, густые брови и тёмные глаза. Перес притягивал к себе, манил. Но эти порывы Макса были как всегда прерваны. — У тебя есть животное? —Да две собаки. Канелито и Лукас. — Ты здесь на всё лето? —Неожиданный вопрос от тебя Стролл. Учитывая, что мы соседи. Но я тебя огорчу, я буду твоим соседом все три месяца, 92 дня. — А я уже размечтался… Парни смеялись над собственным диалогом. Но и остальных он пробил. Даже Макс улыбнулся и еле подавил смешок. Теперь была его очередь. Он взял подсвечник и на секунду задержался на глазах Переса. Тот чуть тронул улыбкой уголки губ и немного кивнул. Он видел небольшой страх Макса. Наверное расскажи кто-нибудь, что Чеко поддержал кого-то, ему не поверят. За сумасшедшего примут. Но Максу и такой поддержки было достаточно. Он чуть поёрзал пятой точкой и смотря ровно на Ландо развеял все страхи: —Эм… меня зовут Макс Эмилиан Ферстаппен. Мне 16 лет, родился в Бельгии, но живу в Нидерландах. Увлекаюсь картингом. Любимая команда RedBull. Собираюсь стать гонщиком Formula 1. Есть кот — King. Я здесь впервые и рад что уже нашёл друзей. МДА, последней фразу от Ферстаппена не ожидал бы никто из его знакомых, кроме приобретённых здесь. Обычно холодный и сдержанный в своих словах Макс, дал волю сердцу. Здесь нет Йоса со своими правилами и манерами, здесь он сам по себе. Он уже создал нового себя. Сдержанного и правильного, но надолго ли такого Макса хватит? —Какое событие за первые 24 часа тебе больше всего понравилось? — вопрос прилетел от Хэмилтона. Неожиданный вопрос и такой же неожиданный ответ: —Подъём от Оскара. — Пиастри показал Максу сердечко, на что тот поступил так же. Ландо откровенно ржал. Он до сих пор видел перед глазами картинку, как Макс обхватив подушку как только можно, пытается спать под натиском Пиастри. — Ты любишь приключения с риском? — Шумахер подал голос из угла комнаты, где-то за камином. — Я уже влез во многие, так что вся моя жизнь одно большое приключение и как я могу его не любить. —Какое самое приятное воспоминание из жизни у тебя осталось? — Риккардо чуть наклонился вперёд, чтобы лучше увидеть лицо с которым Макс будет рассказывать. Но что именно Макс расскажет? Может о той поездке в горы вместе с Квятом и Гасли? Они тогда потерялись в Альпах и чуть ли не пересекли границу. Хотя это так себе история. Лучше та, что про побег во Францию на выходные вместе с Леклером. Но одно событие стало каким-то ключевым для Ферстаппена —8 июня. В этот день он приехал вместе с отцом в Монако и тот предложил сыну попробовать прокатится на карте. 13 летний Макс загорелся этим. Вместе с ним там было ещё множество ребятишек. На трассе всё было спокойно и езда не представляла собой месиво из маленьких картов, Макс обгонял одного за другим и радовался приближению к первой позиции. Вот он обогнал красный карт, что был всё это время лидирующим и увидел, как из-за него показался белый претендент на подиум. Эта белая лошадка набрала скорость и откровенно пыталась вытолкнуть Макса из гонки. Хотя касаний и не было, но стиль вождения определённо на это намекал. Цифра 26, что красовалась на носу карта, стала красным флагом для Ферстаппеновских троек под коими был его бык. Они ехали ноздря в ноздрю, ни один не уступал. Ферстаппен очень живо рассказывал сейчас присутствующим это событие. Старался не упускать деталей и произвести неплохое впечатление. —…Вообщем я пришёл первым. Парень, что всё это время пытался обойти меня, был на удивление рад моей победе. Мы обливали друг друга шампанским и обсуждали произошедшее… Макс помнит, как отец улыбался ему, стоящему на подиуме с огромным кубком в руках. Наверное в тот день, Макс наконец увидел человечность и любовь к себе от этого родителя. Собственно он и не отрицал, что отец его любит, но Йос это не то что скрывал, он об этом словно забыл. Словно Макс для Отца племянник сбагренный «любящему» дяде на лето. К сожалению, эта любовь не длилась постоянно. Только в случае победы Макса, Йос позволял себе улыбку и похлопывания по плечу сына. Может он стеснялся проявлять любовь? Вряд ли. Скорее он пытался не привязываться к сыну. «Но это ведь глупо!» — скажет любой, но таков был Йос Ферстаппен. Грубый, холодный и отчуждённый для сына. Добрый и отзывчивый для партнёров по бизнесу. Кстати одним из его партнёров, стал Вячеслав Квят, который был рад поддержать бизнес Ферстаппеннов, а бизнес заключался в продаже автомобилей. Так же семья Ферстаппенов владела множеством акций и имела огромный комок связей во всех возможных сферах. Удивительно, как в такой среде, у маленького Макса не развилось раздутое самомнение и эгоизм. Наверное все благодаря Дане, Пьеру и Шарлю. Эти трое незаменимые люди в жизни Макса и как жаль, что уж говорить о горечи разлуки и печали от того, что они так далеко сейчас. Даже во время свечки, Макс думал о Леклере. Пылающая свеча напоминала одну из фотографий монегаска. На ней, в полной темноте чердака при зажжённой зажигалке, Леклер улыбался находясь в сантиметрах десяти от огонька, что то и дело крутился в разные стороны от его дыхания. Как же не хватает этого банданочного прохвоста. Кстати о нём. Этот засранец прямо сейчас сочинял новый, очередной замысловатый стишок. Пьер сидел облокотившись на него и слушая шум ночного поля тормошил веточкой чуть горящие угли. Даня расстилал матрас внутри авто, чтобы не мёрзнуть на холоде и напевал какую-то песню. — Что-нибудь уже придумал? — Думаю есть парочка хороших строк. — Я весь во внимании. — Кхм кхм, — Шарль прочистил горло и поправив бандану начал, — Останься здесь, останься рядом, Не думай о семье родной. Теперь она в стенах Георга, В поместье со святой ордой. Роняя слëзы после взбучки Подумай хоть разок, на миг, «А стоит ли усилий, лучше, становится для других? " Подумай дважды, трижды, сто Подумай двести раз, пятьсот Мечтай о светлой, мнимой пользе, Глупец! Открой глаза! Мечтать ты можешь и в кровати Укутавшись в течение грëз, Поднявшись ночью в дальний угол, Ты всë пытаешься заснуть. Заснуть, чтобы вернуть то время, Когда сияние глаз того, Всë ярче слепит твои очи И ты не слышишь никого. Шарль наблюдал краем глаза за реакцией француза. Его мягкие волосы так приятно щекотали щёку Леклера, а их запах лаванды забирался в лёгкие. Мальчишка приподнял немного голову и повернулся к монегаску. В его глазах не было ничего. Пусто. Словно он и не слушал Шарля. Словно не было этих нескольких секунд тихого шёпота под луной в свете костра. — Последнее о чём я готов слышать, это о Георге, Леклер, — Монегаск даже сглотнул от неожиданного напора со стороны милого француза. Такое поведение явно было не свойственно парню. Хотя круг общения потихоньку, но влияет на состояние души. Но эти безжизненные глаза парня, заставили Леклера нервничать. Ему тоже не хотелось вспоминать о месте, где сейчас их друг, однако, мысли поэта — его грех, а тот иногда может быть услышан. — Я просто пишу о чём думаю, не зачем так нервничать. — Шарль пытался успокоить француза и свести всё к обычному стрессовому состояний и печали по другу, но Леклер не был рад даже упоминанию Георга, тем более от Леклера. Шарль только отодвинулся и сложил листок в рюкзак. Квят подошёл сзади к напряжённой кампании и положил руки на плечи Гасли. Одним лишь взглядом, он дал понять монегаску, что лучше не накалять ситуацию и идти спать на матрас, который так любезно усеян подушками и пледами. Леклер что-то пробубнил и забрав с земли рюкзак, ушёл в машину. Даня опустил свои руки на ладони Пьера. Его руки были такими тонкими и сейчас они были так холодны, словно пальцы мертвеца. Русский аккуратно поцеловал в макушку своего мальчика, который немного засмущался. Даже в ночи при свете слабого огня, уши француза горели и выдавали владельца с головой. Видимо всё напряжение ушло при одном прикосновении русского. — Теперь буду целовать тебя только в макушку, — Даня присел рядом с Пьером и сложив руки на груди улыбнулся всей своей славянской улыбкой, — уж больно милое зрелище! —Отстань! — Гасли было невероятно неловко. Хоть парни и были вместе, они не показывали своих чувств и вот такая беседа, была редким событием. Что уж говорить о поцелуях или чём-то большем. Но никто из них двоих не сомневался, чувства сильны и с каждым днём, они только крепнут, разгораются словно лесной пожар. — Вот же Робин Гуд. И хватило тебе ума всё для всех делать. Как ты не устаёшь, а? — Привык наверное. Должен же быть в этом мире хоть кто-то, кто будет отстаивать правду и честь. — Но наказывать своим негодованием Леклера, это не самое лучшее, что ты делаешь. —Если на него не влияет осознание ситуации, то я приложу все свои усилия, чтобы помочь ему и привести в чувства. — Знаешь Пьер, — Даня взял мальчишку за подбородок и смотря в глаза французу шёпотом произнёс, — это мне в тебе и нравится. — Лица в паре сантиметров друг от друга, губы немного приоткрыты, глаза мягко выглядывают из-под ресниц, а уши заливаются краской. Только двуличная свободная рука Дани взяла в руку какую-то бутылку. *ПШПЫШПШПЫШ* —Сука! Даня! — Пьер вскочил на ноги, а Даня залился хохотом от реакции своего парня на неожиданную затушку костра водой. Пьер был ещё красней, чем прежде. Он зарыл одну из рук в волосах Квята и слабо дёрнул того вниз, чтобы тот не видел краснющее лицо француза. — Да ладно-ладно, — Квят обхватил юношу за талию и утопая в тёмных глазах француза, что в сию безлунную ночь были подобны океанической впадине, поцеловал его. Глубоко, аккуратно, заползая языком в уже знакомый рот. Играя с волосами Гасли и прижимая парня всё ближе. Пьер обхватил руками шею русского и мягкими движениями перебирал его пряди. Они наслаждались моментом. Пьер тихо целовал своего лютого русского и умилялся от его реакции на столь романтичное поведение. Они наконец-то могут побыть вдвоём и не думать о чьём-то мнении или суждениях. Они сейчас принадлежат друг другу, они любят друг друга. Но как и у всех, у них есть секреты друг от друга. Такая вот идиллия — милая пара, машина со спящим юношей, лёгкий ветерок в ночном мраке, колышущиеся травы и цветы — ночь. :)