Глава 18. Белый потолок, светлые стены, но я лишь тень.
***
Ферстаппену не нравилось такое упорство парней в помощи ему. Его раздражала такая опека. Словно толпа зевак. Словно снова в школе, но тут не они над ним издевались. И даже так, любое прикосновение к своему телу брюнет принимал в штыки. Особенно сейчас. — Я сам! — Макс всё же вырвался и аккуратно сел. Каждое движение давалось с трудом. Любой сгиб торса заставлял издать полукрик. Макс не разрешал трогать ни ожоги, ни его самого. Ферстаппена корёжило от любого прикосновения. В темноте комнаты, освещаемой разве что парой фонарей в руках Ландо и Нико, все были в шоке и ярости. Хюлькенберг подал Ферстаппену какую-то мазь и парень с футболкой в зубах тяжело дышал, прикасаясь к ожогам холодной смесью. Даниэль сжал плечо Карлоса и парни вышли в коридор. — Где Каллум? — Стоя у окна рядом с комнатой задался вопросом Рик. — Как только ты рванул, я сказал Ландо ждать на входе в заброшку, а его повёл обратно. Всё равно мне нужно было пробраться в мед для бинтов. Как думаешь он что-то знает? — Он мог просто гулять ночью и услышать странные звуки, но я тоже думаю, что это не совпадение. — Помнишь он замялся, когда отвечал, что делали с Максом? — Блять, это ни на кого не похоже. — Рик поднёс руку к подбородку и задумался, — У Льюиса больше по части выноса мозга, Райкконен предпочитает просто избить, Марк бы в лес утащил, Грожан даже не полез бы, Кевин вообще только болтать умеет. Я не знаю кто ещё мог сделать такое. — Латифи? — Чили взглянул на Медоеда. — Николас ведь тоже не лезет в такое, он вообще в драки не суётся. — А Антонио? Сам посуди. В прошлом году этот чёрт того мелкого изнасиловал. — Карлос опёрся на стену. — Но никто не оставляет смайлики. Ты же видел, там на запястьях и теле, просто улыбочки. Чей это блять почерк? — Рик ударил по стене ногой. Его бесила эта ситуация. Парень с многими здесь дрался, видел жертв конкретных кадров, но ни один не оставлял смайлики. Словно подпись какая-то. Неужели появился новый кадр? — Давай Окона временно к Ландо переселим? Он сейчас у Лэнса с Серхио, так что всё равно часто бегает на первый. Пусть с ними на этаже будет. — Карлос понимал друга. Ему самому было не по себе от всего. Особенно, что Ландо могло прилететь за компанию, а эта козявка часто лезет куда не надо. Так что по крайней мере если Макс будет в зоне видимости Дэна и Нико, то может удастся разобраться в этом месиве. — Ладно, поговори об этом с Молочником. Даниэль похлопал друга по плечу и они вновь вошли в комнату. Нико бинтовал Максу руки. Теперь белым бинтом были обвиты не кисти и пальцы, а почти всё предплечье. Дэн взял у Ландо фонарь и показал головой в сторону Карлоса. Мальчишка послушно поднялся с кровати и вместе с парнем вышел в коридор. — Мы решили Макса к нам переселить, хотя бы временно. Окона к тебе на первый. — Парень стоял рядом и смотря в пол слушал. — Я думаю, что вы только усугубите ситуацию, но если он хотя бы перестанет получать новые увечья, то ладно. Яркие карие глаза устремились на Сайнса. Карлос обнял младшего и думал над словами своего малыша. «Вы только усугубите ситуацию». Какую ситуацию? Макса так из-за них? Всё что произошло с парнем, это их вина? Ландо коротко зевнул и поцеловал парня в щёку, видя его задумчивое лицо. Эта мелкая заноза умеет читать мысли. Ландо прекрасно понимает, что весь трындец приходится на эту шайку. Кто знает, может нидерландец изначально понимал во что впутывается и это часть какого-то плана. «Надеюсь нет». Карлос вышел из чертогов разума и улыбнувшись сжал парня сильнее покрывая его лицо поцелуями, от чего младший улыбался и тихо хихикал. Наконец с бинтами было покончено. Нико пошёл убирать обрывки, а Дэн выключил фонарь. — Кто это был? Парень отчаянно пытался узнать у жертвы, что же произошло. Кто посмел такое сделать и почему Макс молчит. « Что эму могли сделать, что даже при всех доказательствах издевательства, он молчит?». Этот вопрос был не только у Рика, но сейчас именно этот ярый поклонник осведомлённости во всем, пытался наконец разобраться. Только вот брюнет всего-то виновато посмотрел на него и помотал головой. — Я не знаю. Не помню такого человека здесь. Ложь. Наглая ложь, но актёрские данные нидерландца не подводят. Парень продолжал настаивать на своём. Он не говорил ничего, кроме «Не знаю», «Не помню», «Хочу забыть как страшный сон». Словно заезженная пластинка. — Спишь здесь. — Макс вскинул на него удивлённый взгляд, откровенно не понимая контекста. Рик стоял над ним и казалось был зол. Но не на Ферстаппена. Он злился на ничтожность информации, на то что ничего не может узнать, хотя все ответы прямо перед носом. Словно собака на цепи, что не может дотянуться до миски, просто из-за длины сдерживающего механизма. Не хватает пары сантиметров, но до них так далеко, хотя казалось бы так близко. — А? — Ферстаппен оглядывался по сторонам, всё ещё пытаясь понять, почему он просто не может вернуться в комнату. Нико только заботливо смотрел на него, словно мамочка. Сидит и смотрит на ничего не понимающего ребёнка. А папочка бесится и пытается найти обидчика. Макса чуть не пробрало на смешок, когда он в голове сделал такие сравнения. Но вместо этого залился краской. «Папочка». Интересно, будет ли возможность рассказать об этом горячему австралийцу? — Я не собираюсь отпускать тебя в коридор к этому ублюдку, которого ты тем более не знаешь. — Папочка злится. Он взял в руки свою кофту, что была скинута при перевязке и отбросил куда-то в шкаф. Даниэль всеми силами собирался узнать виновного и покарать его так, что придётся ФБР вызывать. Риккардо словно всегда был знаком с Максом. Словно они всегда были в поле зрения друг друга, но только сейчас есть что-то, что толкает Дэна к этому парню. Австралиец и не сопротивляется. Его всё устраивает, а главное, судя по всем реакциям парня на действия Риккардо, тот совершенно не против. Даниэль расстелил кровать Эсте, которая была аккуратно заправлена. Закинул сверху плед и отправился к своей койке. Нико помог Максу привстать и пересесть на мягкий матрас. К этому времени голуби уже вернулись в комнату. Ландо подошёл к Максу и начал снимать кроссовки. Вскоре, оставшись в футболках и каких-то спортивках не спортивках, парни просто смотрели друг на друга. — Сегодня у нас совместная ночлежка. Макс лишь усмехнулся и отвернулся к стене. Разговаривать он не собирался, как-то не было настроения. Во рту снова ощутился привкус этой смердящей спермы Магнуссен. Его лицо всплыло в сознании, эта довольная рожа наслаждающаяся страданиями. Может ему их самому испытать? Хюлькенберг и Риккардо тоже готовились ко сну. Карлос снял обувь и потянулся, чуть оголяя торс из-под футболки. Сегодня он спал с Дэном. Медоед лёг на бок и похлопал по кровати играя бровями. — Иди сюда~ — Словно эскортницу вызывал. — Только не трахни меня! — Парни залились смехом и всё же улеглись. Нико о чём-то переговаривался с ними. Никто не торопился спать. Но глаза всё же закрываются. Зевки слышаться всё чаще, а тихие сопения наконец достигают ушей. Царство Морфея забирает всех в сладкие объятия, но кого-то в кошмарный сон.***
Темнота коридоров, бездна ночи. Только одна хиленькая свечка со своим огоньком блуждала в ночи. Маленькая фигурка где-то в дали уходила всё дальше и дальше, куда-то вглубь. Макс не понимал что это за место, куда оно ведёт и кто этот силуэт. Только вот что-то манило к нему. Что-то тянуло и не давало отречься от освещающего коридор путника. Столовая. Даже сквозь темноту можно разглядеть огромный зал с рядами столов. Брюнет засмотрелся на это мрачное изящество и на момент потерял огонёк из виду. Парень поворачивал голову в разные стороны, крутился и пытался увидеть свет. Но ничего. Темнота. Теперь стало даже трудно различить где юноша находится. Холодок пробежал по спине. Чьи-то пальцы коснулись плеча и Макс вскрикнув повернулся. Перед ним стоял Леклер. Парень плакал. По его прекрасной, чуть загорелой коже текли ручьи солёных вод. Под глазом фингал, а волосы подпалены. Даже бандана и та порвана и теперь просто куском тряпки выглядывала из-под формы заведения. «Моне?», раздалось в тишине. Брюнету нравилась эта кличка монегаска. Но она была связана со страданиями. Теми, что пережил Леклер в больнице после лета, с потерей бабушки, с кончиной лучшего друга и любящего парня. Обычное сочетание букв, а сколько боли в них. Ферстаппен прижал парня к себе, по щекам тоже начали спускаться мокрые дорожки. Брюнет зарывался в волосы монегаска и сжимал его футболку. Он скучал. Вид этого мальчишки заставлял сердце биться в каком-то странном танце. Макс не был в силах разжать кольцо объятий. Но не смог сам, помогут другие. Глаза широко распахнулись когда в нос ударил запах гари. Волосы Леклера запылали огнём, а из глаз полились чёрные, как смоль слёзы. Брюнет с паникой смотрел на друга, руки дрожали и рваными движениями хватали обрывки одежды, словно пытались прибить их к своему изначальному месту. Прям папье-маше. Ферстаппен отстранился и принялся срывать с себя футболку, чтобы тушить пылающие локоны Шарля. Но тот перехватил его руки и опустив их к бёдрам, поднёс свои ладони к торсу нидерландца. Десяток ожогов создавали улыбку. На это в жизни противно смотреть, а во сне и того тошнее. Но это не так больно, как то что сейчас предстаёт перед глазами. Вид измученного Леклера только бьёт поддых. Шарль сам обнимает парня и тут же весь огонь затихает. В темноте раздаётся звонкий смех. Мальчонка отпрянув от Макса улыбается своей дежурной улыбкой, бандана уже на своём законном месте, на голове. Целая, белая и невредимая. На лице лёгкий румянец и чистая кожа. А на теле сидит яркий красный комбинезон. Именно так выглядел Шарль после окончания прошлого лета. Именно в этом красном комбинезоне он приехал в дом Ферстаппенов после больницы и остался на пару месяцев. И именно на нём был сделан… смайлик. В верхнем углу нагрудного кармана, была еле видная дуга с двумя точками. «Пьер всегда рисовал такие смайлики», голова будто бы сейчас взорвётся. «Теперь сюда приплетается и Пьер?». Даже во сне находиться больше ответов, чем в жизни от реальных людей. Снова темнота, снова никого и ничего. Неожиданно наверху загорелся свет. Под потолком, около двух метров, висит одинокая лампочка на вытянутом проводе. Она чуть скрипя покачивается из стороны в сторону. Ферстаппен оглядывается по сторонам. Какая-то каморка. В ней полно разных бумаг, газет, книг, есть куча подушек и плед. Ну и огромное окно, что дарует этому месту дневное благословение. Но сейчас это око завешано плотной чёрной тканью. «Словно домик на дереве, укромное местечко, о котором могут знать, но не всегда знают как попасть». Макс снова покрутился на месте и увидел Леклера, что сидел в этом комбинезоне и что-то писал на полу. Он шмыгал носом и без отрыва чиркал по листу бумаги. Словно рисовал огромный рисунок. Внезапно раздались шаги и Леклер вместе с комнатой начали уезжать куда-то вперёд. Картинка всё более размыта, всё более далёка. Брюнет бежит в след за уезжающей комнатой, руки тянутся к этому красному огоньку, а ноги пропадают во мраке. Чьи-то руки хватают за рот не позволяя кричать, Ферстаппен с трудом поворачивает голову и видит самодовольную улыбку Кей-мага. Холодный пот выступает в ту же секунду. Макс пробует вырваться, но ничего. Его только сильнее сжимают и не позволяют двинуться за другом. Даже кричать не удавалось, словно ком в горле. Кевин улыбается и словно клонируется или нет? Нет, его уже трое, его так много и каждый держит в руках сигарету. Руки обдало пламенем, торс зачесался. Макс поднял футболку и увидел как синие языки пламени дочерна сжигают плоть. Изо рта вырвался крик, было больно. Так больно. Руки пытались потушить этот огонь, но тоже загорелись. Всё в огне, руки, торс, совсем скоро эти языки доберутся и до головы. Брюнет бессильно лежит на чёрной материи и смотрит на подходящего к нему Кевина, в руках у парня теперь газовая зажигалка больше напоминающая сварочный аппарат. Боль невыносима, она не позволяет встать, но и чувства не притупляет. Ноги переступают через него и уходят в темноту. Неожиданно огонь потух. Как и не было. Макс пошатываясь встал и повернувшись застыл в ужасе. Он лицезрел, как привязанный к стулу монегаск корчится от боли, когда по его пальцам Магнуссен проводит горелкой. Он смотрит точно в душу Максу. Точно в самое нутро и усмехается. Ферстаппен просто бежит на него, всё болит и ломит, но он бежит и когда горелка должна была оставить прекрасный ожог на теле монегаска, её пламя подожгло футболку Ферстаппена. Парень бьётся в агонии. В его объятиях друг, который просто растворяется, заставляя почти упасть на материю. Тело горит. Такое не описать словами. Ты чувствуешь запах жареного мяса и тебя тошнит, как только ты понимаешь источник такого запаха. Единственное, не получается кричать. Какие-то тугие верёвки связывают тело горящего Макса, руки словно что-то удерживает у груди, а плотные канаты продолжают окутывать голову. Но в какой-то момент удалось то ли прокричать, то ли промычать: — П-помогите… Тёплые объятия зажимают юношу. Он открывает глаза, мокрые и не привыкшие к только начинающему рассвету. Он прижат к охровой футболке лицом. Руки прямо у груди и сжимают чужую ткань. Ферстаппен лежал и переводил дыхание. Сердце колотилось, «Что за бредни снятся?». Когда у самого уха раздался выдох и характерный шум движения, Макс вспомнил, что на Ландо была белая футболка, а эта больше жёлтая. Парень медленно и осторожно запрокинул голову наверх подушки. Его глаза встретились с сопящим и умиротворённым лицом Даниэля. Парень, словно плюшевый мишка. Кудрявые волосы спадают на лицо закрывая лоб. Футболка обтягивает плечи и рельефный торс. Ферстаппен засмотрелся на это прекрасное изваяние, больше похожее на древнегреческого Бога. «Мы случайно не в Греции, тогда откуда здесь такой Бог?». Уровень мысленных подкатов — Макс Ферстаппен. Брюнет усмехнулся своим мыслям и наконец отпустил футболку Рика, что так сильно сжимал. В голове такие смешанные чувства и непонятки. «Может лучше рассказать? Если Ландо знает о Пьере, то он не может не знать, что он друг Шарля. Кевин вряд ли блефовал, Леклер был здесь. Что будет со мной? Может посоветоваться с Ландо? А если от этого станет только хуже? Что делать?». Поток мыслей, фонтан даже. Макс погрузился в себя так глубоко, что даже не заметил, как заснул. Заснул в самых тёплых и крепких объятиях. В таком мыслительном ритме и периодически отвлекаясь на приёмы пищи, зарядки и какие-нибудь мероприятия, Макс провёл неделю. Он словно стал тенью компании звёздного Риккардо, солнечного Сайнса и приветливого Хюлькенберга. Парни, как и обещал Рик, не сводили с него глаз. Куда они, туда и он, но чаще Макс оставался теперь уже в комнате на третьем этаже и смотрел в потолок. Нога почти прошла, а на руках и торсе остались лишь неглубокие впадины и затянувшиеся ранки на костяшках. Никто не доставал его расспросами, только иногда спрашивали о самочувствии. Иногда компания Дэна собиралась в полном сборе и пока Макс снова пялился в стены и потолок, Ник и Мик что-то рассказывали, Серхио и Дэн смеялись, Карлос и Нико дополняли. Макс и впрямь становился тенью. Увидел бы его Квят, то точно бы не поверил глазам. Безудержный Макс Ферстаппен, что обожает лезть в неприятности и бесится от малейшего косого взгляда, лежал и пялился в такой «интересный» потолок. Даже в город не ходил. Парень то и дело говорил, что не пойдёт и вместо прогулок оставался и гулял у озера. Кевин не показывался, он словно сам боялся парня, словно сейчас Макса оберегают сродни последней капли воды. Тогда почему он не подумал о последствиях своего дебилизма ещё тогда в туалете? Почему не понял, что в этом нет смысла? Макс один. Он ощущает себя единственным здесь. Он видит людей, но не может рассмотреть их лиц, он слышит их разговоры, но не может их понять. Словно помехи на старом телевизоре. Макс словно не живой. Всегда в толстовке и капюшоне, всегда в своих мыслях. Как-то раз Дэн спросил, волнует ли его что-то, но Ферстаппен только покачал головой и больше не отвечал. Нет смысла. Что рассказывать? Что его не только «подожгли» но и в рот выебали, как последнюю шлюху? Что он хочет узнать, где хранятся карты для побега? Что Шарль Леклер, который по видимому наворотил делов, его самый близкий друг? Что Даниэль хочет услышать? Уже вечер. Все кто был в городе только вернулись. Сегодня Макс впервые остался без присмотра компашки-Дэнни. Он аккуратно перерыл их вещи в комнате в поисках карт или намёков на них, но ничего не было. Только какой-то ключ под горами аккуратно сложенной одежды Нико. Но этот металлический предмет не давал ответов, никаких. Макс укутался в одеяло и снова погрузился в сон. Он словно переставал существовать. В объятиях этого пушистого облака брюнет забывал обо всём.***
— Итак, что мы теперь знаем? — Даниэль сидел на огромном валуне на поляне в роще. Это было своеобразное место компашки-Дэнни для сборов и совещаний. Весь день в городе, парни следили за разными людьми, гуляли по улицам и смотрели новости. Они уже успели прочитать про семейные распри Ферстаппенов, о смерти от дозы Виктории Ферстаппен и о всех сплетнях касательно самого Макса. У всех свои секреты, истории и жизнь, но такого пиздеца ни у кого не было. — Айлотт часто пересекается с Робертом Шварцманом, Маркусом Армстронгом и пару раз я видео его с Грожаном. — Никита сидел на пеньке и читал небольшие заметки с телефона. — Льюис весь день был с Валттери, они ходили в парк, кафе и по магазинам. — Мик подключился к сдаче инфы. — Антонио и Кими с Себастьяном просто шатались по городу, ничего странного. — Карлос звездой развалился на мху и смотрел в темнеющее небо. — Латифи наказан за проникновение на кухню ночью, он весь день помогал Тосту в саду. Это подтверждает Магнуссен, который был там вместе с ним. Он наказан за курение в туалете и разбитые окна там же. — Нико выключил телефон и вздохнул. Парни не нашли ничего. Белый шум. Все чисты. Все те, кто мог быть подозреваемыми не вели себя странно. Одни на наказании, а другие просто гуляют. — Значит продолжаем, нужно будет смотреть за мелкими. Пока что, они главные подозреваемые. Мик, ты в одной комнате с Шварцманом, затешись в их компанию. Вдруг что. — Понял принял! — Нико, сходи в комнату, проверь нашу принцессу в заточении. — Рик с ухмылкой глянул на Хюлькинберга и словив многозначный взгляд показал ему средний палец. — Иду иду. — Немец быстрым шагом покинул поляну. — Чили и Чеко, на вас пока британцы. Макс может сказать что-нибудь им. Если заметите изменения в их поведении, тут же доложить! — Без проблем. — Чеко и Карлос дали друг другу «пять» и встали на ноги. — Всё, расходимся. Да уж, собрание мафиозников прям. Но в этом весь Рик. Его семья, как и многие другие имеет и тёмную сторону. Они владеют сетью клубов по Америке, Британии и бывшим британским колониям. Он привык к таким сборищам, ведь в конце концов, он не раз бывал на отцовских встречах с партнёрами, как белой, так и чёрной стороны. Вечер спускался, смартфоны сдавались, ужин подавался. Николас скитался по коридорам в сторону детского крыла. От Окона он уже узнал что их новый сосед не покидал комнату, только единожды сходил на озеро, но спустя минут 25 — 30 вернулся. Нико всё знает. Парень летящей походкой переместился в комнату отдыха, чтобы забрать заначку из книг, что стояли ровными рядами вдоль стен. Стоя у самых стеллажей он перебирала разные книжки то и дело натыкаясь на нужные ему вещи. В тёмном, каменном камине потрескивали дрова, что яркими огнями играли в сумеречном вечере. Прямо напротив стояли кресла и диваны. Они пустовали впрочем как и многое здесь, но все же в дальних углах сидели компании разных людей, а прямо под диваном, на полу раскинув ноги у камина сидели Хэмилтон и Боттас. Парни смотрели в огонь иногда поправляя одежду и что-то друг другу говоря. Больше особо никого и не было рядом, кто бы мог заметить Нико и идентифицировать немца. Блондину казалось никто не замечал его. Он слился с обстановкой, как и все здесь просто заходил, что-то забирал или наоборот садился на кресло, а после такой же тенью выходил. Да уж, было бы так хорошо если бы точно также сливался со всем здесь Макс. Но он ещё сидит в памяти и умах ребят. Эмилиан знаменитость, в конце концов, только к нему приехал родитель не в нужный день. Только он разбил кулаки об стену и только он, вечно выделяется на фоне радостных лиц. Словно белая ворона, хоть и носит чёрное и темно-синее. Нико облокотился на полки, когда услышал голос Хэма и Вала. — К нам кто-то приедет… — Британец не глядя на блондина говорил куда-то в огонь, на его коричневом, даже скорее просто загорелом лице танцевали огоньки света искрясь в его карих глазах какими-то красными и жёлтыми вспышками. — Кто-то приедет, кто-то уедет, всегда так было. — Повернулся к другу Валттери. Он не совсем понимал нужности и важности данного разговора, он чувствовал что что-то есть в этом, но не мог уловить. Всё же чего необычного в том, что спустя несколько недель после начала смены появляются новые кадры. Как Вал и сказал, это всегда было, есть и будет. Но Хэм выглядел немного расстроен и это не могло остаться незамеченным. Обычно если узнавали о приезде ещё одного новенького, то Льюис загорался. Он всегда был рад поприветствовать нового кадра в своей манере и конечно же подстегнуть Рика на такую же авантюру. Откуда-нибудь столкнуть, где-нибудь поржать и желательно в первые три дня упечь на наказание. Но британец не горел, не было огня в глазах и традиционной улыбки-ухмылки, он сидел такой расстроенный, даже скорее не то что грустный, он просто думал о чем-то и это не самое лучшее выражение лица для этого парня. Валтари не любил это выражение, последний раз когда он его видел, они сбегали посреди ночи в Шильдорф, потому что брат Льюиса что-то задумал и ему был необходим Лу, который не горит встречаться с родственником. Им тогда влетело по первое число, пришлось всю неделю убирать особняк и подстригать газон, ведь Николас как всегда накосячил и сдал вылазку. Неужели он знает кто приедет и поэтому волнуется? Но тогда почему не скажет об этом? Почему не предупредит, как всегда не скажет держаться подальше? Странно. Слишком странно. Но ответ на все эти мысли не заставил себя долго ждать: — Кажется приезжает кто-то, кого здесь не хочет видеть Росберг, — Хэм поджал ноги под попу вместе с кроссовками и расположившись прямо у подножья дивана закинул голову на сидение. Он повернул глаза на блондина и с каким-то каменным выражением лица предложил, — Может поспрашиваем? Вопрос чёткий и понятный. Вот только «по спрашиваем» означает не что иное, как целый план заключающийся не в разговорах, а в конкретных действиях. То есть пока Хамильтон будет заговаривать Вольффа в кабинетах и коридорах, узнавать что и как у главного, а также иногда мешать Хорнеру пробраться в свою обитель, финн будет шарится в записях Кристиана и Тото. Примерно так эти двое узнавали обо всём. Парни были словно повязанные мафиозники. Они привыкли что всё делают вместе, если один задумал грязную работу, то второй обязательно её поддержит насколько бы грязная и мутная она не была. Поэтому мало кто пытался переступить дорогу Хэмильтону, он мастер изощрённых наказаний. Он любит психологию, особенно на неё давить. К тому же рядом с ним тот, кого все считают пушистым медвежонком. Да, возможно с холодными ледяными глазами, но медвежонком. Вот только этот медвежонок знаток психологических махинаций, даже намного лучше самого Льюиса. Так что единственное что стоит сделать, это просто не попадаться этим двоим. Кто-то может думать что финн тихоня и собачонка Хэмильтона только вот кто ещё чья собачка. Боттас умеет давить на Лу и тот не всегда об этом догадывается, а когда наконец карты вскрываются, он злится. Злится, но не на Боттаса, а на себя. Потому что не смог предугадать все последствия и действия. Потому что не смог понять с самого начала кто был контролёром всего процесса, однако всё же после злости приходит гордость за этого финского парня. Нико поспешил удалиться когда услышал как парни начали потихоньку подниматься с кресел, ведь он подслушал их разговор и хоть ему за это бы ничего не досталось. Однако всё же пусть думают, что были одни. Хотя у этих двоих зоркий глаз и острый слух, так что возможно они с самого начала знали кто стоит у них за спиной и давно греет уши. … Ферстаппен не шелохнулся когда Николас окликнул его, парень только чуть-чуть приоткрыл глаза, но не увидев в стене ничего интересного сразу закрыл веки. Он прекрасно осознавал, что уже вечер, что уже буквально через полчаса ужин и что его полюбому потащат на него. Ведь теперь за ним следят сразу два человека в его комнате и поменьше мере трое снаружи, а сейчас так хотелось ещё полежать. Всё же больше ему нечем заняться, скучно. И это при том, что Макс прекрасно понимает, что вся это скука и это состояние, всё это из-за того, что он просто не может рассказать правду. Но даже под страхом казни он её не скажет никому и никогда. Брюнет не собирается рассказывать об этом унижении, что испытал. Ведь это не самый обычный лагерь, здесь всё держится на слухах, фотографиях, случайных послушных разговорах и он не собирается принимать себя в роли игрушки для битья. — Снова спишь… Не надоело? — Словно в тишину. Макс почувствовал рядом с собой вес, но не стал откликаться на это действие. Он так и продолжил лежать не открывая глаз и смотря в темноту, мысленно всё ещё сверля эти стены глазами. Нико выдохнул и чуть потрепав макушку, выступающую из-под залежей ткани, подошёл к шкафу чтобы переодеться. Он иногда посматривал на этот кокон, что всё ещё лежал не двигаясь. Теперь даже казалось, что Ферстаппен вампир — просыпается по ночам, а всё остальное время спит. Неживой будто. NPC в игре, что ничего не будет делать если ты не взаимодействуешь с ним. Хотя даже при взаимодействии, если он ответит, то это будет явной удачей. Парень ушёл в себя. Окончательно и бесповоротно. В комнату, спустя минут 15 вошёл Даниэль. Парень почти светился пока не увидел неподвижный кокон на дальней койке. Он подошел к Нико, что сидел у окна и закуривал очередную сигарету выдыхая дым прямо в форточку. Юноша сначала посмотрел на одеяло в которое был укутан Ферстаппен, а после задал немцу немой вопрос. — Я пришел, он не шелохнулся… — Тихо выдавал Николас. Всем было тяжело смотреть на Макса. Почти каждый день за эту неделю британцы вытаскивали Ферстаппена куда-нибудь погулять, но кроме тихих шагов и задумчивого лица парня, они больше ничего не смогли из него выбить. Дело шло так медленно, что это начинало бесить. Наверно больше всех это раздражало Ландо, он уже три дня не приходил к Максу, потому что не мог видеть это лицо. Нидерландец принципиально никому ничего не рассказывал, даже намёка не давал. Он просто сидел уставившись в стену иногда лежал вот так, словно кукла. И это выводило Норриса из себя. Мальчишка не понимал почему даже находясь в таком окружении людей, которые могут его защитить, он не открывается, а продолжает молчать. Словно от этого зависит его жизнь. Даниэль подошёл к этой гусенице и перекинув тело через Макса настойчиво глядел в его каменное лицо. Ферстаппен чувствовал взгляд, дыхание, прогибы матраса и желание. Желание все рассказать, но последствия были так непредсказуемы, что даже безумие томящееся в подвале Ферстаппена молчало в тряпочку. Наконец брюнет расцепил глаза и уставился на австралийца. Он аккуратно развернулся на спину и продолжал смотреть на нависающего над ним юношу. «Какое тело…», Макс поражался сам себе, как при таких мыслях, можно сохранять эту маску безразличия. Словно девчонка читающая при родственниках самую горячую сцену в яое. — Ты решил домогаться до спящего? — Ферстаппен поднял бровь. Он застал парня врасплох. Дэн почему-то тупил. Он так засмотрелся на эти лицо и губы. На чудесные глаза отливающие не то голубым, не то кристально чистым светом, что даже не заметил, как летели секунды этих гляделок. В это время Нико еле сдерживался чтобы не заржать. Рик в момент встал с кровати и спустив на лицо добродушную улыбку сдёрнул одеяло с гусеницы. — Вставай! Жертва изнасилования, ужин! Ферстаппен расширил глаза, сердце забилось так часто, словно отбивал в такт какому-то треку. «Он знает?», в голове гудит, «Все уже знают?», глаза испуганно бегают по кровати, одеялу, ногам. Руки мёртвой хваткой вцепились в матрас. «Кевин рассказал?», мысли нагнетали ещё сильнее. «Дэн знает? Он знает!», Ферстаппен чуть испуганно посмотрел на австралийца, что выжидающе стоял у двери и не понимал суть заминки. Вскоре взгляд поменялся, глаза сузились, а лицо исказилось в злостной гримасе. «Шутить со мной вздумали. Твари.», Макс злился на парней. Один лишь их вид заставлял содержимое желудка появится на свет, но не через задний проход. Нико подошёл к Максу и с тенью обеспокоенности спросил: — Всё нормально? —Проваливайте! — Ферстаппен оттолкнул Нико одной рукой. Парень повысил голос так, как не позволял себе уже очень давно. Его бесило, что они лезут не в своё дело, что поселили с собой, что следят за ними. Раздражает! — Какого? — Нико разозлился. Его бесило всё это. То что Макс с какого-то хера с ними живёт. Что Даниэль носится с ним как с маленьким. Что все кадры Риккардо брошены на инфу об инциденте недельной давности. И это была последняя капля. — Сука! — Блондин в момент оказался у самого лица Макса, занося на него правый кулак. Но остановился. Парень стеклянными глазами смотрел на это шоу. Даниэль наконец перехватил друга за пояс и оттянул назад. Он испуганно глядел то на одного, то на другого. Он был в шоке после выкрика Ферстаппена, а сейчас соображалка тем более отключилась. — Больнее чем он, ты уже не сделаешь… — Брюнет продолжал сидя на кровати пялится на парней. Пока парни могли думать о неизвестном с явными садистскими наклонностями, Макс имел ввиду отца. Даже Магнуссен не способен сделать жизнь невыносимой, в этом хорош только Йос. Рик словно перезагрузился. Он отпрянул от друга и посмотрел на стеклянного юношу. Нико всё ещё кипящий от злости покинул комнату хлопнув дверью и пробормотал что-то вроде «Трахни его, если признания хочешь». Кажется даже деревяшка такого не ожидала, когда со скоростью в более чем 350 км/ч стукалась о косяк, проглатывая слова Хюлькенберга. — Чем кто? — Дэн осторожно подходил ближе. На лице всё так же играли беспокойство, сомнения и надежда. Он не слышал слов Нико, хотя мог и догадаться. Но сейчас ему одному было важно узнать обидчика. Парень не собирался забивать на всё это. Макс стал для него чём-то большим, чем просто соседом и знакомым. Вряд ли другом, нет. Они мало что знают друг о друге от друг друга. Но то что этот нидерландец нравится Риккардо — бесспорно. — Если скажу, он угробит моё лето. — Парень стеклянным взглядом смотрел на Рика. Руки сжимали одеяло так сильно, что костяшки побелели, а зажившие ранки потрескались. Дэн сел рядом с Максом и положил свои ладони на руки Ферстаппена. Его обеспокоенный взгляд бегал по глазам брюнета и искал там хоть каплю чего-нибудь кроме безразличия. — Макс, я буду рядом и не позволю, что бы он хоть что-нибудь с тобой сделал. Ферстаппен поменял лицо на испуганную гримасу. «Он? Почему сразу один?», Макс не понимал, почему догадки Дэна бьют в цель. Хотя парень не учёл, что это полностью мужская обитель, да и как-то не было причин думать, что это орудовала группа. Брюнет бегал зрачками и не знал что говорить. — Прошу, скажи имя… Пожалуйста, — Даниэль опустил голову на плечо Ферстаппена. Парень тяжело вздыхал и не отпускал ладоней с рук брюнета. Но Макс боится. Боится, что человек которому он почти готов открыться может в один миг отвернуться от него. Вот так и не поймёшь Макса, то ему на всё плевать с высокой колокольни, то его заботит общественное и личное мнения. Брюнет ощущает себя королём. Все трутся у его ног ожидая заветных слов и при этом никто не может пробиться сквозь этот барьер молчания. Единственный кому удалось хотя бы подойти к Ферстаппену в этом месте — Даниэль. Парень цеплял взгляд, заставлял мысли путаться, его улыбка озаряла день, а в кудряшки хотелось зарыть пальцы. Однако даже такой горячей натуре Макс не сказал ни слова. Хотя, может просто тот не так просит? :)