У порога зимы

Эти вынужденные поездки в Невервинтер Шиннан ненавидела лютым пурпуром. — Напомни, зачем мы здесь? Она вздохнула, пользуясь тем, что кислого выражения ее лица пока не видит никто, кроме Касавира. — Моя негероическая геройская обязанность, — буркнула она, с видимой небрежностью устраивая ладонь на локте Касавира. — Ты не пробовала отказаться? Кислое выражение лица Шиннан сменилось на страдальческое. — Любовь моя, — едко заметила она, — когда лорд Нашер настоятельно просит присутствовать, отказаться не могу даже я. «А хотелось бы», — подумала Шиннан, остро завидуя паладинскому спокойствию. Битва за Крепость-на-Перекрестке и сражение с Королем Теней дало местным бардам неиссякаемый источник вдохновения: в лучшем случае кто-нибудь из них раз в год предъявлял на общий суд новосочиненную поэму о событиях не столь отдаленных. В худшем — соревнующиеся в красноречии сказители выкатывали свои версии событий едва ли не наперегонки. И непременно требовали присутствия главной их участницы. Летний вечер был бы тих и безмятежен, если бы не гудящая толпа, собравшаяся приложиться к истории и великому искусству. — Держи меня крепче, — шепнула она Касавиру, усаживаясь на отведенное ей место. — Боюсь, я не выдержу и прибью какого-нибудь горе-сочинителя. Шиннан ненавидела эти поэмы. Каждая из них рассказывала о ней самой, то беспощадно перевирая, то чрезмерно преувеличивая. Каждая — сочилась пафосом и многословием, как переспевшее яблоко — соком. Барды, берущиеся пересказать минувшую войну на свой лад, странным образом напоминали Шиннан о Гробнаре — и в то же время были совершенно на него непохожими. Барды со своими сочинениями, думала Шиннан, крепче цепляясь за руку Касавира, вообще напоминали ей о слишком многом — и, в основном, о том, что бы она хотела забыть. Каждая. Чертова. Рана. Каждая. Чертова. Потеря. Вот каково это — быть героем, думала Шиннан, вслушиваясь в поток слов. Кто-то обязательно переберет все, что было тобой сделано — переберет, отпрепарирует, разберет по кусочку, а потом слепит на свой вкус. Кто-то увидит в тебе не человека, а безликий символ, подобный знамени; не чужую жизнь, а источник вдохновения, а то и вовсе — материал. И так будет каждый чертов раз. Дэйгун никогда не читал ей героических историй в детстве. Может, в этом и все дело: она видела не так много героического, чтобы соизмерять с этими примерами свои собственные поступки. Одно Шиннан знала точно: все, что она делала — она делала по той простой причине, что больше никто не мог взять на себя выпавшую ей ношу. А ей самой очень не хотелось умирать. Совершенно негероическая причина. Совершенно не то, о чем можно рассказать почтенной публике, изящно зарифмовав слова. Барды расскажут о чести, долге и Невервинтере. Их там не было. Они не умирали под стенами Крепости-на-Перекрестке. Они не блуждали по руинам Иллефарна. Что они могут знать? — Шиннан? Она нехотя выплыла из собственных мыслей. — Да? А. Все в порядке. Могло бы быть и хуже. По крайней мере, в этот раз обошлось без упоминаний всепобеждающей любви. Шиннан едва ли помнила, как покончила с соблюдением прочих негероических обязанностей: засвидетельствовала почтение лорду Нашеру, в свою очередь — обменялась любезностями со всеми, пожелавшими засвидетельствовать почтение ей, бросила несколько пространных и лишенных какой-либо конкретики реплик о новоиспеченной поэме и, едва обнаружила, что интерес публики к ней остыл, улизнула из Квартала Черного Озера. Брести в черничных сумерках по знакомым улочкам к дружелюбному очагу «Утонувшей Фляги», опираясь на руку Касавира, ей нравилось куда больше. — У тебя есть возражения на этот счет? — Не то чтобы. Просто... Хочу, чтобы хоть что-то в моей жизни принадлежало только мне. Ты, например. Касавир остановился и притянул ее к себе. Россыпь звезд в ночном небе Невервинтера перемигивалась над их головами. — Знаешь, — сказал Касавир, когда они в обнимку продолжили путь до «Фляги», — девочки становятся старше. Скоро вместо сказок начнут требовать эти самые героические истории. Шиннан рассмеялась. — Они уже. На прошлой неделе, пока ты был занят с новобранцами. Ты, кстати, знаешь, что они тебя боготворят и считают героем уже хотя бы только потому, что тебе хватило смелости на мне жениться? — Теперь в курсе. Так и что ты сказала девочкам? Желтые, полные тепла окна «Утонувшей Фляги» маяками светили сквозь мрак. Тихо шумели бьющиеся о пристань волны. Шиннан любила Невервинтер — даже когда ее приводили сюда не самые приятные обстоятельства. — Вообще-то, — ответила она, — я рассказала им о тебе.