Ближе, чем кажется

      Утром на стук в дверь Максимилиан не отозвался, вечером он не вышел. Еда оставалась нетронутой, в его комнате было тихо. На следующей день, обеспокоенный Ярослав открыл комнату запасным ключом.       — Максимилиан, тебе плохо? — спросил он, опускаясь на колени перед кроватью.       Тот залез под одеяло и только сопел громко.       — Я еду принесу, поешь, хорошо?       Ярослав с понурой головой разогрел обед — любимый суп-пюре суккуба из брокколи. Казалось бы, что может быть питательного в капусте? Ярослав тарелку доесть не мог, настолько суп был густой и сытный, а Максимилиан за раз кастрюлю мог умять. Он поставил тарелку и стакан воды рядом с кроватью и вышел. Через час пришел проверить. Максимилиан суп не съел, а воду выпил. Ярослав присел на кровать.       — Прости, что накричал на тебя. Я последнее время не высыпаюсь, все пишу, как ты говоришь, усталость накопилась… Хотя зачем я оправдываюсь, нет мне прощения.       Из-под одеяла торчали кончики маленьких рожек, спутанные, нечесаные кудряшки. Максимилиан молчал. Ярослав печально вздохнул и вышел из комнаты. ***       — Заходи, — сказал Арсений, впуская соседа в квартиру.       Ярослав неуверенно прошел на кухню.       — Я за солью, — сказал он и присел на край стула.       Арсений поставил на стол солонку.       — Хватит?       — А? Да… да… — пробормотал Ярослав, продолжая сидеть, нервно стуча пальцами по столу.       — Риг, иди сюда, похоже, твой клиент пришел, — крикнул Арсений.       Через минуту на пороге появился здоровенный сатир. Он деловито сел напротив ошалевшего Ярослава, раскрыл тетрадь, послюнявил карандаш.       — Ну-с, приступим, — сказал он и уставился на соседа.       — Ярослав, это Риг, мой … любовник. Он пишет научную работу на тему влияния суккубов на людей. Ответишь на пару его вопросов?       Ярослав удивленно посмотрел на сатира — тот улыбался во все зубы. Он перевел взгляд на соседа, суетящегося возле кружек, и кивнул, решив, что удивляться тут нечему.       — Так-с, — сказал сатир и покрутил в пальцах карандаш. — Так-с. А я, собственно, не знаю о чем спрашивать-то. Неудобно как-то. — Он растерянно почесал затылок.       — Тогда спрошу я, — начал Ярослав. — Максимилиан второй день из постели не вылазит, есть отказывается, только воду пьет.       — Признак, что нет у него энергии. Как давно вы с ним ээээ… — Риг подумал, погладил пальцами подбородок. — Как давно твой жезл проверял глубину его отверстия?       — Перевожу. Как давно у вас был секс? — спросил Арсений и отвесил сатиру подзатыльник.       Тот хрюкнул и принялся имитировать деятельность — карандаш выводил закорючки на бумаге.       — Вообще не было, — ответил Ярослав.       — Не было? Совсем? — спросил сатир.       — Проникновения не было.       — Все равно, так быстро зачахнуть он не смог бы, — сказал Арсений. — Что-то между вами еще произошло.       — Я на него накричал. — Ярослав виновато опустил голову.       — Накричал? — спросили человек и сатир одновременно.       — Да, но сразу извинился.       — Бедный Максимилиан, да он просто обижен, — сказал печально сатир, кусая карандаш. Похоже, забыл он напрочь, что совсем недавно сам поступил с Максимилианом не лучшим образом.       — Прошлое я не изменю, что можно сделать сейчас? Как его вылечить?       — Как, как? Только внутридырочно. Трахнуть его хорошенько.       — Я не могу. — Ярослав опустил голову. — В достоверных источниках написано — суккуба можно жизни лишить, если брать его силой, не по желанию. Он же на меня морок так и не навел, значит не нравлюсь я ему.       — Да, правду говорил Максимилиан, — сказал Арсений и укоризненно покачал головой.       — Какую правду? — спросил Ярослав настороженно.       — Приходил он пару раз, жаловался, что ты его чувств не замечаешь. Он и так и этак, а ты — ледышка холодная. Вроде и хочешь, но боишься.       — Теперь понятно, почему боишься, — сказал Риг. — Но ты в учебники-то больше не заглядывай. Учебники люди писали — либо по уши влюблённые, либо люто ненавидящие. А это, я тебе скажу — крайности. Нет объективности. Опытным путем сам узнай, кто такой суккуб.       — Не все можно узнать через личный опыт. Например, я никогда не узнаю, что значит побывать на Солнце, но могу рассчитать его массу, скорость вращения.       — Но Максимилиан ближе, чем Солнце.       Арсений заинтересованно покосился на Рига.       — Ха! Я еще много чего умею! — сказал сатир и довольно развалился на стуле.       — Да, еще ты умеешь на флейте играть и плясать, — продолжил за него Арсений.       Ярослав выпил из кружки остывшего чая, задумался.       — Еще хотел спросить. В книгах об этом не упоминается, а если спросить у Максимилиана, боюсь, он обидится. Почему у него нет крыльев?       Арсений пожал плечами.       — Я знаю, — ответил сатир. — Есть аристократические семьи, где суккубам крылья в детстве обрезают.       — Зачем? — спросил Ярослав потрясённо.       — Хм… Видимо, так удобней людей соблазнять. Крылья у суккубов широкие, перепончатые, гладкие. Большинству человекам неприятны крылья, копыта, шерсть, — Риг подмигнул Арсению, тот ухмыльнулся.       Ярослав поблагодарил за советы и поспешил к больному. Сложить слова, жесты, действия суккуба в одну картинку для его мозга труда не составило. Странно, почему он сам не додумался.       — Сенечка, я тоже хочу два стекла на нос надеть, — сказал Риг, когда остались они вдвоем.       — Зачем тебе очки? Зрение испортилось?       — Нет, просто человек выглядит в них умно. Значит, и я так буду умно выглядеть.       Арсений хмыкнул.       — Выглядит, но сам видишь — туповат.       — Немного, — согласился сатир, — слушай, а почему Максимилиан не смог затуманить его голову?       — У Ярослава голова только и занята научной работой. А там всякая механика, кванты, черные дыры. Вот и засосало всю магию суккуба в дыру, из которой выхода нет.       — Тц… неинтересно! — Риг возмущенно бросил карандаш на стол. — Я-то думал, они станут подопытными для моей работы.       — Вряд ли. Любов у них. Любов.       Арсений обнял сатира за широкую шею и чмокнул в щеку.       — Понимаю, прям как у нас, — ответил тот гордо. ***       Больной лежал, печальным взглядом уставившись на люстру-звезду.       — Максимилиан, у меня для тебя подарок. — Ярослав сел на край кровати.       — Не хочу, — сказал тот и к стене отвернулся.       — Как не хочешь? Ты его сам выбрал.       — Когда это я выбирал? Не помню такого. — Суккуб развернулся, недобро посмотрел.       — Смотри, шапка с рожками. Ты выбрал, я из корзинки удалил, помнишь?       — Помню, и что теперь? — спросил Максимилиан капризно.       — Одевайся, пойдем гулять.       Глаза больного сверкнули, хвостик вынырнул из-под одеяла и давай выделывать сложные крутеля.       — На улицу, на снег? — спросил он.       — Да, на снег, — улыбнулся его детской наивности Ярослав.       — Буду готов через три часа! — пообещал Максимилиан, бодро спрыгнул с кровати. — Нет, через два, — услышал Ярослав из ванной.       — Почему так холодно? — спросил суккуб, стоило только выйти из подъезда.       — Потому что зима.       На Максимилиане красовалась шапка с маленькими рожками, под которыми были настоящие, и новая курточка цвета нежного персика с рисунком небольших крыльев на спине. Ярослав аж поседел, пока искал столь эксклюзивный товар.       — Тебе разве не холодно? — спросил модник, рассматривая обычные джинсы и короткую куртку.       — Я привык. Минус восемь — не холодно, — ответил Ярослав, пряча руки в карманы.       Максимилиан его уже не слушал. Он опустил ногу в небольшой сугроб - ботинок поглотило белое нечто.       — Ух ты! А мы куда пойдем? В лес? Парк? На каток? — тарахтел суккуб, трогая снег рукой. — Ого, он тоже холодный! Прям как ты.       Ярослав потянул его за руку, прижался, поцеловал. Холодный воздух затрепетал на влажных губах.       — Ты чего? — спросил суккуб, опасливо озираясь.       — Может, не пойдем в лес, на каток?       — А как же снег?       — Он никуда не денется. Завтра так же будет лежать, а может больше навалит.       — Обещаешь? — спросил Максимилиан недоверчиво.       — Обещаю. Знаешь, какие сугробы бывают? По пояс! — Ярослав потянул Максимилиана обратно в подъезд.       — Да ты что? — удивился тот и позволил себе увести.       В штанах у Ярослава заела молния, хотя вроде сегодня он надел джинсы с заклепками. Максимилиан сказал, что сейчас все исправит и опустился на колени. Прежде чем взять твердый инструмент в рот, суккуб поднял глаза и посмотрел на человека. Первое правило высококлассного минета — во время процесса поднимать глаза на партнера. В глазах будет покорность или страсть, или надменность, в зависимости от того, что делающий минет хочет транслировать партнеру. О втором правиле искуситель Максимилиан не вспомнил, потому что забыл. Забыл не потому, что у него память короткая. Нет, конечно, он же все-таки был лучшим среди одногодок. Он забыл, ведь ни к чему ему правила. Ему нечего доказывать и демонстрировать. Достаточно испытать бушующий вихрь из раскаленной лавы и энергии внутри, чтобы доставить своему Аполлону удовольствие. Ярослав зарылся пальцами в мягкие волосы, наблюдая, как сочные губки ласкают его естество, язык то скользит по напряжённому стволу, то кружит вокруг головки. Он погладил маленькие рожки, убрал светлые кудряшки со лба и пробормотал неразборчиво. Наверняка, опять про законы и тайны вселенной.       Максимилиан попросил кончить ему на лицо, а потом с восторгом слизал с губ сперму, причмокнул, как дегустатор дорогих вин, и вынес вердикт — на вкус так себе, но иногда побаловаться можно. Его лыжные штаны были сняты со скоростью света. Ярослав сам об этом сказал. Максимилиан не знал, что такое скорость света, но по ощущениям понял — скорость эта быстрая. Он умело крутанул свои красные ягодки, чтоб торчали, и получил нагоняй от Ярослава. Ярослав, оказывается, сам хотел привести соски в торчащее состояние. Суккуб весело засмеялся.       — Что ты еще хочешь сделать сам? — спросил он хитро и закрутил руки на шее Ярослава.       — Все хочу сделать — и попу твою подготовить, и надавить, и войти, и толкаться, как … как…       — Как?       — Не знаю, все из головы вылетело, — сказал всезнайка растерянно.       — Вот и хорошо. Хоть со мной отдохнешь от цифр и формул, — сказал соблазнитель и ноги закрутил на его бедрах. — Подготавливать меня не надо. Думаешь, чего я в ванной два часа проторчал? У меня все растянуто и чистенько.       — А говорил в воздухе растворяется, — сказал Ярослав и пожалел о сказанном. Сейчас Максимилиан раскричится, надуется. Не целовать Ярославу больше губ сладких, не обнимать тело горячее. Пару дней так точно.       — Я много что говорю. Ты тоже иногда говоришь непонятно что. Оба хороши, — сказал Максимилиан строго, а потом улыбнулся соблазнительно и промурлыкал: — Давай уже сольемся, нет сил терпеть.       Ярослав прорычал, подхватил Максимилиана за бока и вставил инструмент по самое основание. Его жезл измерил-таки глубину. Начал он двигаться, и суккуб засомневался, что первый у Ярослава. Но человек заалел щеками, улыбнулся смущенно и уткнулся в плечо. А потом, словно подзарядившись силой, он мощно, как поршнем входил в хорошо растянутую попу и трепетно держал в руках разгоряченное тело.       Максимилиан улавливал потоки силы, исходящие от человека, и не было розового облачка, и не плыло оно к его животу. Потому что было оно огромным и было вокруг. Маленькими капельками, словно невидимый туман, энергия окутала их тела, каждый предмет вокруг и добралась до каждой клетки в теле. Максимилиан ерзал на постели, развратно прогибался и стонал. Его волосы волнами лежали на подушке, а гибкий хвостик поглаживал никем не тронутую звездочку между двух образований Ярослава. Максимилиан и там хотел быть первым. Острый шипчик сложился, кончик стал гладким, круглым. Проник этот кончик в ни о чем не подозревающего любовника, а тот только сильнее насадил на себя стонущего Максимилиана и сам застонал. Максимилиан благодарно оросил грудь и живот человека спермой. Ярослав, наблюдая за ослепительным, белым солнышком, щедро излился в его жаркие глубины.       — Я понял! Облако начинает сжиматься в шкале свободного падения, поэтому тепловое давление не препятствует сжатию. Процесс фрагментирует облако. А дальше и радиус, и температуру вычислю, — сказал Ярослав быстро и в захлеб.       — Чего? — устало спросил демон разврата, и даже хвост его вяло лежал рядом и не шелохнулся. Сжатие в его попе произошло минуту назад и розоватое облако все ещё заполняло пространство. Но, видимо, говорил Ярослав не об этом.       — Ой, Максимилиан, любимый мой, все благодаря тебе! Я кончил, и в голове местами все поменялось, принимая правильный вид.       Ярослав возбужденно сверкал глазами, махал руками, оставаясь полностью погруженным расслабленным жезлом в не менее расслабленном отверстии.       — Только не надо бежать к столу и записывать, — сказал суккуб укоризненно.       — А зачем? У меня в голове информация выстроилась правильно, ничего лишнего. Нужное — рядом. То, что буду использовать позже — ждет участи в уголке.       — Смешной ты, — засмеялся Максимилиан. — Раньше в голове только одна дыра была, а теперь и мне место нашлось.       Ярослав долго выдохнул.       — Черная дыра никуда не исчезла, но в отличие от нее …       — Я ближе, чем казался, — закончил за него Максимилиан. — Не делай удивленные глаза. Я книгу начал читать, у тебя на столе нашел.       Ярослав оживился.       — Много прочитал?       — Введение, — сказал искуситель и смущенно отвернул взгляд, — и ничего не понял.       Астрофизик взял суккуба за подбородок и серьезно сказал:       — Каждое существо хорошо по-своему. Я умею решать сложные задачи, а ты умеешь красиво любить.       — Да, я умею, — сказал тот гордо и нос задрал.       — С хвостом ты хорошо придумал.       — А то! Сам не раз баловался.       — Покажешь? — спросил возбужденно Ярослав.       — Чего не показать-то? — растерянно пролепетал суккуб. — Отчего ж не показать? А вот возьму и покажу! — сказал он уверенней. Он же суккуб. Даже любимый человек не изменит его суть искусителя. Разве только чуть-чуть, самую малость.       И он показал. Если бы сам Эрос сейчас подсматривал за парочкой, стыдливо бы он прикрыл свои ясные очи. Что же это влюбленный суккуб вытворяет со своей стрелочкой? Максимилиан плавился под ледяным взглядом человека. Вот оно, тайное Ярослава, потаенное, так неожиданно совпавшее с маленьким, стыдливым секретом суккуба. Человек смотрел на него, на развратника, смотрел пристально, смотрел сдержанно, невозмутимо. Смотрел, как Максимилиан смущается, прогибается, и страстно хвостом двигает. Не шелохнулся Ярослав, а только ноздри его расширялись, словно был он быком перед боем. Оба не выдержали, друг друга заключили в объятия и продолжили обмениваться энергией — холодной и горячей.       Проснулся Ярослав от взволнованных криков. Голый Максимилиан стоял возле окна, всматривался, тыкал пальцем, оставляя отпечатки на стекле, и возмущался. — Ярослав! Как же так, ты же обещал! Куда все делось?       Ярослав неохотно вылез из кровати, обнял суккуба и прижал бодрый инструмент к теплому телу.       — Где, спрашивается, весь снег?       Ярослав посмотрел в окно. В самом деле, от снега и следа не осталось.       — Зимы у нас непредсказуемые. То сугробы по пояс, то деревья раньше положенного цветут.       — И? Что делать? — возмущался Максимилиан.       — Как что? Позавтракаем и гулять пойдем.       — В лес, в парк?       — В океанариум. Посмотрим на живых каракатиц.       — Отказываюсь. — Максимилиан надулся.       — Не обижайся. Показать тебе хочу — они тоже красивы, но по-своему.       — Нет, ты меня не убедил. Всем только милые существа нравятся. Что милого в этом чудовище? Наверняка, она ещё и скользкая.       — Я постараюсь тебя переубедить.       — Интересно, как же? — спросил Максимилиан насмешливо.       — Мне нравятся твои крылья, — шепнул ему на ухо Ярослав.       Самый милый и не менее довольный суккуб смущённо улыбнулся.       — Пошли уже, покажешь своих каракатиц.