Ближе, чем кажется

      Максимилиан готовился к ночи наилучшим образом, словно делить ложе он будет с олицетворением мужской красоты — Аполлоном. Он натерся ароматными лосьонами и волосы расчесывал около часа, чтобы сделать их пышными и послушными. Он делал гимнастику рта. От его поцелуев у человека точно закружится от страсти голова. Надушенный, чистый и телом, и помыслами, он лег в постель. Знал он, что человек раньше двенадцати ночи спать не ложился, но стрелки показывали без пяти час, а Ярослав не приходил. Не пришел он и следующей ночью, предусмотрительно сбежав куда-то на весь день. Поведение человека было глупым и очень некстати. Над искусителем нависла небольшая проблемка — действие призыва заканчивалось завтра, а значит, если человек не пришел к нему, суккуб придет к человеку. Максимилиан накинул халатик и поспешил.       Ярослав тихо посапывал на диване, голову разместив на толстой книге. О, ужас! Неужели человек хочет выучить эту толстенную книгу наизусть? Максимилиан тоже так в юности перед экзаменами делал, но его книги были намного тоньше и в мягком переплете. Да и не помогает этот метод. Максимилиан аккуратно подменил книгу на подушку. Он точно не будет спать на твердом. Диван действительно неудобный, но тонкий суккуб втиснулся и прижался к человеку. Во сне ресницы Ярослава чуть дрожали, и пахло от него, как в грушевом саду с главным деревом посередине — можжевельником.       Максимилиан потерся коленом о бедро жертвы и несмело прижал руку между ног. Уж если он к нему пришел — не намерен упускать шанс столь удачного соблазнения. Не колеблясь, он расстегнул ширинку в джинсах и потянул трусы вниз. То, что член Ярослава не болтался безжизненной сосиской, а торчал несгибаемо и уверенно, тоже вселило в Максимилиана уверенность. Теплый орган словно сам лег ему в руку. Соблазнитель заглянул под одеяло, с намерением рассмотреть будущую собственность поближе. На кончике головки показалась маленькая капелька, и он сглотнул. Максимилиан Девон, представитель древнейшего рода суккубов, опустится на колени перед человеком и возьмет его грязный орган в свой чистый рот? В рот, предназначенный исключительно для поцелуев, для стонов и красивых слов? Нет, нет и нет!       Максимилиан Девон резко поднялся с кровати, намереваясь уйти, но человек схватил его за талию, притянул к себе, прижался. Ярослав задрал легкий халатик Максимилиана до лопаток, и круглая попка стала вмиг оголена и уязвима. Не успел искуситель опомниться, как руки сжали и раздвинули его упругие ягодицы. Твердый инструмент человека прижался ровно между половинок и начал нахально двигаться вверх-вниз. Капелька смазки слегка увлажнила и сделала движения более плавными. Терся член гладко, приятно. Головка едва надавила в самую серединку, но внутрь не проникла, и Максимилиан ахнул от томления, от желания. Возбуждение разрывало на мелкие кусочки и его попу, и сладенькую конфетку, и нечто в груди. Пальцы то сжимали, то гладили упругие половинки, и кожа суккуба плавилась под холодными пальцами, краснела от жарких прикосновений. Его хорошенький член касался живота каждый раз, когда Ярослав тянул его, Максимилиана, на себя и прижимал раздутый инструмент сильнее. Нос уткнулся ему в шею, губы опалили кожу и мягкий голос сказал:       — Ты пахнешь, как вкусный леденец.       — Клубничный? — спросил искуситель, ведь он использовал именно клубничный лосьон для тела.       — Нет, карамель пережаренная, горьковатая, — ответил Ярослав и быстрей задышал, зарывшись в белые локоны.       Максимилиан почувствовал мокрое, липкое на ягодицах, и любимый запах распространился по комнате. Запах похоти, страсти, любви. Он прикоснулся к твердому леденцу и простонал, и запах его смешался с запахом Ярослава. Руки не отпускали его бедра, опавший член прижимался к запачканной попе, а Ярослав лежал, уткнувшись носом в его волосы и сопел. С каждым вдохом дыхание его становилось расслабленным, спокойным.       — Где твои крылья? — пробормотал он, погружаясь в сон.       Максимилиан не ответил, а лишь сильней захлопал ресницами, опять осознавая, что от человека не поступило и грамма энергии. Энергия зародилась внутри Максимилиана и вулканом взорвалась, и снова накрыла усталостью. Доползти до теплой воды и пены сил нет, и чистюля Максимилиан впервые уснул с липкой субстанцией на попе.       Утром последствий их маленького разврата не осталось. Суккуб проснулся, когда человека в квартире не было, и засохшей спермы не было. По-видимому, Ярослав аккуратно уничтожил все следы. Ах, неужели Максимилиан так крепко спал, что не почувствовал прикосновений? Все возможно, ведь неизвестно, как на нем отражаются извергающиеся внутри вулканы и вихри энергии.       — Ой, я ж сегодня исчезну, а мне рановато.       Максимилиан резво побежал в ванную, привел себя в порядок, оделся в удобное, перекусил овсяной кашей и спустился вниз на один этаж. Ничего не поделаешь, придется с бывшим любовником мириться. Он же его вызвал, вот пусть заново призыв делает.       Арсений устало посмотрел на суккуба и сделал движение закрыть перед ним дверь, но тот завизжал истерично — успел он перенести ногу за порог.       — Арсений, душка, мне нужна твоя помощь, — залепетал он заискивающе.       — Ты знаешь мое настоящее имя? — спросил призыватель удивленно.       — Ой, я ж не совсем тупой. Понятно, что тебя не могли назвать благородным именем Рафаэль. Расслабься — в паспорте посмотрел.       — Раньше Рафаэльчиком называл, а теперь смеешься.       — Так и ты меня раньше любил, — сказал Максимилиан виновато.       — Проходи. — Арсений впустил суккуба, а тот сразу перешёл к делу.       — Вызови меня еще раз. Пожалуйста, пожалуйста. — Он сделал жалостливые глазки и слегка согнулся в полупоклоне.       — Сегодня исчезнешь? — спросил призыватель.       — Да, пару минут осталось. Я человека не успел влюбить. Не могу я так, гордость моя, суккуба, задета. Как я маменьке в глаза посмотрю? Я ведь с родителями живу. Начнут они расспрашивать, как да что. Выручай, а?       Арсений и раньше соседа сверху уважал, а сейчас гордость за него испытал. Человечество должно быть благодарно Ярославу — хоть одного суккуба озадачил.       — Хорошо, подожди, я круг нарисую.       — Ой, Арсенюшка, вот я всегда знал — добрый ты человек и умный, — разошелся суккуб.       — Молча сиди и ничего не трогай.       Максимилиан кивнул и осмотрелся. Да, что-то его бывший любовник опустился. В комнате бардак, на кухне горы немытой посуды, только кошка в этом беспорядке оставалась образцом постоянства. Как конь, она неслась галопом через всю комнату, чтобы привычно потереться о ноги суккуба. Максимилиан потянулся, почесал животинку за ушком. Осознание пришло внезапно, словно молния, ударившая ровно в дерево, но в данном случае в голову суккуба.       — Я же нравлюсь тебе без морока. Почему ты меня любишь? Вот бы и Ярослав меня полюбил просто так.       Кошка терлась о ноги и мурчала, мурчала и терлась. Глупо было бы ждать от нее ответа.       — Готово, — сказал Арсений, но суккуб уже растворился.       Максимилиан еще никогда не ждал призыва с таким неуемным желанием. Он топтался в пустой, огромной гостиной родительского дома, в нетерпении ожидая появление круга. Ох, как же ему хочется доказать себе, что способен он подчинить даже такую ледышку! Или, может, желание у него другое. Желание, выходящее за грань его природы соблазнителя. Вот, например, отец и мать — соединяет же их нечто большее, чем обмен энергией. Возможно ли Максимилиану любить точно так же? Слабо подсвеченный красноватым цветом круг появился вокруг ног, и суккуб с волнением принял призыв.       Ярослав возвращался домой усталый физически от двенадцатичасового рабочего дня, замученный умственно многочисленными правильными вопросами студентов. Он не спешил. Максимилиан гостил последний день. Жаль, что не удалось попрощаться. Ярослав нахмурился, вспоминая, как ужасно поступил с ним ночью.       — Олень, какой же я олень, — сказал он горестно и прижался лбом к железной двери. Он так по-свински осквернил его чистое тело. — Нет, я свин, грязный свин.       Думал, что выдержка у него о-го-го! Что он такой весь из себя ледяной, рассудительный, неприступный. Но сломался он в квартире соседа, когда впервые пожал нежную ручку. Оказался суккуб не такой, как в книгах пишут. Совершенно не развратный, не коварный искуситель, а робкий, нежный цветочек. Взять бы его на руки и … и… Мозг дальше работать отказывался, и решил он оставить в голове картинку без продолжения.       В замке повернулся ключ, дверь открылась.       — Я спать хочу, долго ты тут возиться будешь?       Максимилиан стоял за порогом и сонно тер глаза. Ярослав хотел поднять его на руки, осуществить картинку из головы, но вместо этого ударился головой о косяк и прошептал:       — Все-таки олень.       — Какой олень? — заволновался Максимилиан, — нет, цвет рубашки не коричневый олень, это коричневая сепия.       — Сепия? Уж лучше бы олень.       — Нет, оленем я быть не хочу, никто не хочет быть оленем, — залепетал Максимилиан, усиленно размахивая руками.       — А сепией быть хочешь? — спросил человек коварно и прищурился.       — Почему бы и нет?! — ответил Максимилиан возмущенно.       Ярослав стянул ботинки и, не снимая верхнюю одежду, направился к монитору. Он напечатал в поисковике слово сепия — на экран загрузились картинки.       — Сепия — латинское название каракатиц, отряда моллюсков из класса головоногих.       Максимилиан на деревянных ногах подошел к столу. С экрана на него смотрело безобразное чудище. Вместо рта — щупальца, плоское полосатое тело, вместо глаз — черные дыры.       Обидно. Очень обидно, еще чуть-чуть и из глаз польются ручейки соленой воды. А плакал Максимилиан последний раз в детстве, когда у него выпал передний зуб. От страха он представил, что останется некрасивым навсегда и плакал. Когда мама объяснила, что зуб вырастет новый, и даже лучше, он все равно плакал — не мог остановиться. Ситуация критическая — он сам себя в нее загнал. Маленькие уши заалели, лицо покрылось красными пятнами, живот скрутило, будто от испорченного обеда. Он шмыгнул носом, и в этот момент на него, такого некрасивого, как каракатица на картинке, посмотрел Ярослав. Он улыбался, скотина такая! Человек улыбался! Всегда сдержанный, хорошего слова от него не услышишь. Именно в критический момент он улыбался!       Максимилиан яростно стрельнул глазами, вырвал из руки Ярослава мышку и закрыл страницу. Благо, заказывая одежду, кое-чему он научился. Картинки исчезли, исчезла и улыбка Ярослава.       — Прости, я не хотел ….       — Не важно, — грубо оборвал Максимилиан, — не важно, что ты там не хотел.       Он развернулся и гордо зашагал в спальню. Дошел гордо, а вот когда закрылась дверь, повалился он на кровать и сжал подушку в зубах. Нет, он больше не заплачет. Он красивый, он не каракатица.       Ярослав стоял под струйками воды и бился головой о запотевшую стену.       — Я баран, — повторял он с каждым ударом. — Только и могу, что обижать, принуждать. А еще астрофизик! Умнейший человек! Дурак ты, Ярослав!       В квартире было темно, за окном кружили снежинки метель, тихо урчал холодильник на кухне. Ярослав аккуратно открыл дверь в комнату Максимилиана, радуясь, что была она не заперта. Тихо ступая, он подошел к кровати. Суккуб лежал, накрывшись одеялом, только голова его торчала, и волосы непослушно растрепались по подушке. Ярослав приподнял одеяло и, нащупав теплое тело, сгреб в охапку, прижался. У суккубов сон не чуткий, можно вдоволь натискаться, но дальше обнимашек зайти не получится, словно сигнализация стоит у них в самых чувствительных местах. Так что погладить попку или сжать сосок не дозволено, иначе Максимилиан проснется, и тогда простыми извинениями не обойдешься.       — Совершенный, как общая теория относительности. Красивый, как вся вселенная. — Ярослав вдохнул запах волос, убрал прядь с ушка и продолжил: — А еще ты такой же непостижимый, как темная материя.       Максимилиан развернулся к ничуть не удивленному Ярославу. Он хмурил бровки, но глаза уже излучали бодрость.       — А еще? — попросил он и облизал губы.       — Еще? — Ярослав тоже облизал свои, приклеив взгляд к алым губам. — Твои губы, как звезды в других галактиках.       — Это как?       — А это так — вижу их блеск, постоянно думаю о них, но понимаю — никогда не смогу к ним прикоснуться.       — Глупости какие. Вот же они, совсем близко. Прикасайся. — Суккуб надул предмет разговора и глаза закрыл.       Ярослав медлил, сомневался, рассуждал. Его метания были равносильны тому, если бы простому астрофизику вот прямо сейчас предложили возглавить экспедицию на Марс, а он отказался по причине банальной боязни высоты. С Максимилианом была боязнь не понравиться, дать в нем разочароваться. Уж лучше он совсем на Марс не полетит, чем так опозорится. А если не полетит он, только потому что боится опозориться, тогда астрофизик он так себе. Разве можно упустить такой шанс?!       Ярослав с жадностью накрыл выставленные губы. Максимилиан глубоко вдохнул, напоследок хватая ртом побольше воздуха. Как знал, что оторвутся они не скоро и будут кататься на постели, поочередно прижимая друг друга к кровати и спешно исследуя тела. Знал Максимилиан, что человек сдастся раньше, отпустит его зацелованный рот. Но, наученный опытом, вдохнет Ярослав воздуха побольше, чтобы снова впиться, соединиться губами, языками переплестись. Кружевные шорты Максимилиана пропитались потом, смазкой. Ткань давила на стоящий член, и требовал он свободы. Но Ярослав, словно злодей, навис над ним и не думал давать желанную свободу. Он погладил вкусный леденец сначала пальцами, а затем и языком прошелся по влажной ткани, задевая кожу в тех местах, где были крохотные дырочки между более плотным кружевом.       Максимилиану казалось — он видит звезды, о которых только что говорил Ярослав. Свет их далек и холоден, но почему снова так горячо внутри? Черное кружево залила белая сперма, и Ярослав размазал ее всю по мокрой ткани, и любовался, а потом глаза поднял и увидел взгляд довольный, улыбку нежную. Хотелось простому астрофизику сказать главное, но слова застряли в горле. На Марс то он, храбрый такой, полетел. Вот только будущего на красной планете у него нет. Пока не пригодна планета для жизни.       Максимиан раскрасневшийся, растрепанный, встал с кровати.       — Я сейчас, пижаму другую надену и вернусь. Только ты не уходи, — сказал он, вильнул хвостом и убежал в ванную.       Ярослав устало опустил голову на подушку, облизал губы — на них остался сладковатый вкус Максимилиана. В солнечном сплетении трепетало, словно пульсар — код в каталоге PP0943 в созвездии Льва — стал с горошину и крутился с невероятной скоростью: «Жжууух, жжууух.» Ярослав накрылся одеялом, закрыл глаза и провалился в темноту.       Максимилиан крутился возле зеркала, в сотый раз заправляя непослушную прядку за ухо. Он нервничал. В постели его ждет Ярослав. Возбужденный, разгоряченный Ярослав. И вовсе он не ледышка. Умник, очевидно, но с живым, бьющимся сердцем. Еще как бьющимся! Его стук до сих пор звучит в голове Максимилиана, и собственное сердце бьётся так же. Он высунул язык, сделал головой движение вверх. Ой, он же никогда не брал в рот члены прошлых любовников! Виделся ему процесс грязным, непристойным. Фууу! А теперь полюбуйтесь на него сейчас.       — Максимилиан, — обратился он к отражению, — это не какой-то там член, какого-то там человека! Это возбужденный орган человека, который тебе нравится… — он запнулся, посмотрел на взволнованное отражение. — Он мне нравится? — Отражение ответило глупой улыбкой.       Искуситель Максимилиан обязан отсосать человеку по высшему классу. Вот если бы ему сейчас предложили разделить ложе с самим Аполлоном, а он отказался, только потому что никогда член в рот не брал, и опозориться не хочет. А если не разделит он ложе, только потому что не хочет опозориться, тогда суккуб он так себе. Разве можно упустить такой шанс?!       Максимилиан проторчал в ванной больше часа. Не удивился он, обнаружив Ярослава спящим. Искуситель радостно прыгнул в кровать. Не готов он пока что-либо сосать. Стоит подготовиться, потренироваться на фруктах, техники суккубов вспомнить, человеческие подсмотреть. ***       Максимилиан порхал и щебетал веселой птахой. Столько радости он, наверное, не испытывал за всю прожитую жизнь, а он любознательный и позитивный суккуб. Если бы Ярослав не пропадал днями в университете, и не писал непонятно-что по ночам, счастливее Максимилиана не было бы во всей вселенной. Он игриво хихикнул, вытер пыль с подоконника, остановился, посмотрел в окно. В городе правил вечер, но от белого снега было уютно, светло. Он прижался лбом к стеклу. Вот бы пройтись по снегу, потрогать его на ощупь. Максимилиан ведь снег увидел только в человеческом мире, там, откуда он пришел, круглый год жара и искусственные водоемы — природных нет. Но дом ему не покинуть — суккубам не разрешается самовольно расхаживать по людским улицам.       Квартира убрана, на столе нехитрый ужин. Максимилиан сам заказал пиццу и оплатил картой, которую нашел в потайном кармане куртки Ярослава. Он же против не будет.       Демон похоти маялся на кровати в комнате, рассматривал картинки животных, в единственной в доме книге с картинками. Хлопнула входная дверь, искуситель принял соблазнительную позу. Небольшая тишина и шаги в сторону его комнаты. Ярослав грубо открыл дверь. Он был бледен.       — Максимилиан, где бумаги, которые лежали на моем столе? — спросил он и увидел Максимилиан, как человек сжал зубы.       — Я уборку делал и бумаги в тумбочку сложил.       Ярослав непривычно взревел и вернулся в комнату. Не понимая, в чем, собственно, дело, Максимилиан последовал за ним. Человек вытряс содержимое ящика — листы разлетелись по полу.       — Опять убирать, — недовольно проворчал суккуб, наклонился и замер, услышав хриплое:       — Не трогай.       Максимилиан отшатнулся, грубого Ярослава он еще не видел. Очки сползли на кончик носа и больше мешали, чем выполняли свою функцию, руки дрожат, глаза словно кровью налились, даже белки покрылись красной сеточкой сосудов. Покопавшись среди разбросанных листов, он поднял совершенно безумные глаза и спросил:       — Бумажка, клочок небольшой, с формулой, где?       Максимилиан растерянно хлопал глазами.       — Наверно, выбросил.       — Куда?       — В мусорку.       Ярослав, спотыкаясь и чуть не падая, побежал на кухню. На чистый, вымытый пол полетели: шкурки бананов, полузасохшие чайные пакетики, конфетные фантики, кругляшек пожеванной жвачки, чек от пиццы. Ярослав яростно разгребал руками мусор, высматривая ту, заветную бумажку. Неровный клочок оказался с одного бока подмочен заваркой. Ярослав сел на пол, расправил, всмотрелся. Видимо, удовлетворившись, что буквы и цифры уцелели, он поднялся и молча направился за рабочий стол. Максимилиан шел следом. Промолчать бы ему и тихо прошмыгнуть в комнату, но стало обидно. Из-за клочка бумажки человек на него накричал, а он так старался — красоту в квартире наводил.       — Прошу тебя, не подходи к моему столу, — сказал Ярослав тихо.       — И не подумаю! А я ведь старался, убирал. Вот, мозоль на пальце появился, и спина болит. Дела мне нет до твоей писанины! Пишешь и пишешь целыми ночами, — говорил Максимилиан громко, эмоционально жестикулируя.       — А, действительно, какое твое дело? Что хочу, то и делаю по ночам.       — Вместо того чтобы писать, лучше бы меня ублажал. Зачем тебе писать да писать?       — Чтобы в голове все не держать, — человек тоже повысил голос.       — Ты же вроде умный, вот в голове все и держи! Зачем же писать? — тараторил суккуб как заведенный.       — Чтоб с ума не сойти! — крикнул Ярослав и стукнул кулаком по столу.       Максимилиан испуганно отшатнулся.       — Прости, я не хотел тебя пугать, — забормотал Ярослав виновато, поправляя перекошенные очки.       Максимилиан ничего не ответил, а быстрым шагом направился в комнату. Щелкнул замок, послышался шум, болезненное «ай!», и все стихло.       Ярослав опустился на стул, положил голову рядом с важной формулой и закрыл глаза. Перед закрытыми глазами появился плакат фотографии черной дыры — почему-то она его сейчас здорово успокаивала.