Орчанка

    Рано утром, Бёрк, открыла глаза и поежилась от холода. Ночи были еще холодные и по утрам когда печь, остывала она часто мерзла. Последние пять лет они с отцом жили в небольшом домике, состоявшем из одной комнаты и холодного коридора. На широкую улицу  из неё выходило два  застекленных окна. Расположился он не далеко от харчевни. Его крыша была покрыта кедровой дранкой, а снаружи, как все местные дома, он был помазан глиной и побелен. Почти в центре комнаты бела сложена из красного кирпича не большая печурка. Она не зримо делила комнату на две половины. Передняя служила им с отцом кухней и прачечной, тут же на широкой лавке, орк спал зимой. Он любил прохладу, и когда весной на улице становилось тепло, Сфенос, перебирался под крышу конюшни. В дальней части дома у Бёрк была спальня. На печке всегда стояла бадья, где грелась вода для стирки.   Орчанка быстро оделась, грызя на бегу корочку хлеба, выпавшую из кармана. Вчера, убирая со столов за постояльцами, она незаметно стащила ее. Улыбаясь, почти сытая, она вышла на улицу. Каждый день с утра, она в поисках заработка, обходила хутор.    Это было не большое поселение. Кроме просторной харчевни и двухэтажной, бревенчатой гостиницы, где останавливались путники, было здесь несколько домов, где жили семьи гномов, кузня, конюшня и другие, нужные и не нужные постройки. Часто останавливались рядом на лугу, кочующие караваны: торговые подводы, орочьи таборы или повозки с веселыми девчонками. Чтоб не тратить лишних денег, ночевали они в своих колымагах или ставили палатки.    Орчанка обходила поселение выкрикивая: –Стирка, штопка. Стирка, смою дорожную пыль с вашей одежды. Штопка, ваши рубашки будут как новенькие!   Работа всегда находилась. Так она делала уже несколько лет и не плохо, по её меркам, зарабатывала. Работать прачкой она стала как-то случайно.Сначала Татимир нанял её стирать полотенца и белье с постоялого двора потом она стала собирать вещи и у постояльцев. Она собирала грязные и рваные вещи в корзину (их было много, под парами алкоголя кровь у постояльцев сильно бурлила) и тащила ее домой. Там, в большущей бадье она замачивала, и стирал их. С отцом на старенькой повозке, они отвозили бельё к реке, где вместе его полоскали. Бёрк развешивала одежду на натянутые над крышей лачуги веревки. И они трепыхались на ветру, как крылья пойманной бабочки, напоминая издалека плывущее в океане судно. Если погода была плохая или зимой, сушилось все в комнатах, и тогда дом превращался в непроходимый лабиринт. А вечерами Бёрк с детства работала в харчевне.   Сфенос занимался своим делом - с утра он ходил в лес, росший рядом с ними и рубил там сухие деревья. Дров нужно было много, для себя и для харчевни с постоялым двором. Чтобы всегда было тепло и чтобы греть воду для стирки. Возвращался он, когда солнце уже пересекало точку зенита и начинало скатываться к западу. Распрягал и отправлял пастись лошадь, ел сам то, что приготовила ему Бёрк. А потом дремал на крылечке харчевни, пока толстушка Поли не звала его принести дров или еще чего нужного на кухню.    Он был очень стар. Нет не так. Для орка он был очень, очень стар! Ведь в основном орки погибали в рассвете сил, из-за дрянного характера и любви к дракам. Настолько стар, что начал испытывать чувства оркам несвойственные. Например, страх.    Это чувство он испытал впервые пять лет назад когда поганый гном Фуч обидел ее. А ведь тот раз она и украла у него всего-то яблоко. Но поганец был сильно не в духе потому что продулся в карты проезжему степному троллю. И застав ее на пороге возле своей корзины яблок, принесенных в харчевню на продажу, не стал сдерживаться и дал волю рукам. Бедняжка приплелась на конюшню с разбитой мордахой, тихо скуля, размазывая по лицу сопли, вперемешку с кровью. Она даже не заметила, что штаны между ног у нее тоже пропитались кровью. Так уж вышло, впервые наступили у нее те самые дни известные всем женщинам на земле наступающие примерно раз в месяц. Дни, о которых Сфен не знал. Да и откуда ему было знать о них, верь у орков такой напасти нет. Он решил, что ублюдок надругался над его дочерью.     Сонный обычно, он так рассвирепел, что даже Бёрк перепугалась. Схватив ее за шкирку, орк кинулся к дому коротышки. Вырвал по пути толстую жердь, на которую опирался навес крыльца харчевни. Он бежал к обескураженному Фучу, крича: -Ты обидел Бёрк! - Размахнувшись, он одним ударом прихлопнул, не успевшего опомнится гнома, расплющив его словно сонную, осеннюю муху. Тяжело дыша, осел он на землю.   Вокруг стал собираться удивленный народ. Из харчевни вышел Татимир, который по умолчанию был на хуторе старшим. Орк ошалело водил глазами, сам только начав понимать произошедшее. Посмотрев на Татима, он еще раз уже с вызовом прогудел, показывая на мелкую: – Он обидел Бёрк.   Гном оглядел орчанку. Он слышал как Фуч орал на неё.    Фуч был та еще скотина, его недолюбливали все жители постоялого двора. Он занимался торговлей. Ездил от города к городу на обшарпанной кибитке, запряженной старенькой лошадкой. Что-то скупая что-то продавая, по мелочи и никогда не упускал возможности кого-нибудь облапошить. Был он мелким даже для гнома, всегда одежда его была засаленная, нечесаная бороденка полна крошек, а на волосинках, торчащих из носа, не редко весела козявка. Даже веселая девчонка, однажды скрасив за звонкую монету его одиночество, второй раз разделить с ним время не соглашалась. Бывало, когда Бёрк приносила ему в харчевне заказанную еду, он мог схватить ее за руку и, выкручивая пальцы спрашивать, почему она так долго несла заказ или еще к чему придраться.    Поэтому глядя на орчанку, он думал также как и Сфенос: Фуч ее обидел. И ему было совестно, что он не вмешался тогда. Татим поднял руку, призывая всех к вниманию: – Совершился справедливый суд. - Прокричал он очень громко, чтоб не переспрашивали и не говорили, что не слышали. - А чтоб беда девки была не такой горькой, пусть забирает пожитки обидчика. Все!    Махнул рукой он пошел в харчевню разливать за стойкой крепкую медовуху взволнованным посетителям. Разговоров теперь на неделю не переговорить. Он заплатил серебряный, двум согласившимся похоронить Фуча гномам.    Бёрк же в это время, выблевывала свой обед за углом ближнего дома. Да и не удивительно, ведь гномов, она видела раньше только снаружи и впервые увидела каковы они и изнутри. При этом не могла она понять, чего это отец так взбесился. Бывало и раньше, отхватывала она за всякое. То не к той рубахе рукав пришила, то перекинула чей-то стакан, вытирая стойку в харчевне. Оплеухи так и сыпались на ее бедную голову.   Отец подошел к ней и взял на руки. Он уже успокоился. Главное что осталось у него в голове -  месть свершилась. Он не понес её на конюшню, где они жили на чердаке, а пошел сразу в дом Фуча, теперь принадлежавший им.    Войдя по хлипкому, не мытому никогда порогу, орк огляделся. Внутри дом был неуютный, темный и почти пустой. Печь, стол да широкая лавка рядом. Несколько кастрюль на печи, на столе стопка из трех глиняных тарелок, под окнами пара деревянных ведер, сундук за печкой. Орк усадил дочку на лавку и развел в печке огонь. Коридор дома был разделен на две части, одна служила чуланом. В нем он нашел железную бадью и широкую деревянную лохань. Принес их в дом, поставил на печь бадью и натаскал туда воды из колодца.    Когда вода согрелась, он перелил ее в лохань. Помог раздеться и залезть в воду Бёрк. Она все это время не шевелилась, сидела там, куда ее посадил отец, и вяло за ним наблюдала. Сфен ждал, пока она отмоет, подсохшую уже, кровь. Как мочалкой она терлась носком, брошенным за не надобностью, бывшим владельцем за печью. Бёрк очень любила купаться, летом могла весь день просидеть в реке. Но в тот раз, отмывшись, сразу вышла из корыта. Вытерлась широкий кусок мягкой холстины, который нашелся в сундуке. Орк сидел возле печки подкладывал поленца и с тревогой наблюдал за малышкой. Она осторожно натянула на израненное тело старую гномью рубаху, бывшую когда-то синей и сохранившую местами остатки вышивки. Бёрк устроилась на лавке, свив кокон, на подобии гнезда, из уже принесенных орком с конюшни одеял.  И сразу заснула.   Кровь ее напугала. Первые дни она прикладывала лоскутки ткани между ног и старалась не шевелиться. Когда, на следующее утро, она спросила Сфеноса: что с ней? Он опустил глаза и грустно объяснил: – Заболела.    Это была правда. У нее болело все голова, живот, отбитые ноги. Днем с кухни пришла Поли, что-то бормоча и качая головой, погладила девочку по волосам и оставила толстый кусок каравая, намазанный маслом. От этого Бёрк стало еще страшней, она решила что умирает. Стали бы ее так запросто кормить.   После обеда явился Татимир и начал перечислять имущество владельцами коего они так неожиданно стали. В него входила лошадь, крытая повозка, сундук с гномьим барахлом и кухонная утварь, ну и конечно лачуга, в которой они начали уже обживаться. Также он заверил, что обвинять их в убийстве и захвате имущества ни кто не будет. Татим освободил обоих от работы, пока Бёрк не поправиться.   Кровь перестала идти дней через пять. Синяки сначала позеленели, и только через две недели сошли. И она как раньше стала шнырять по хутору. Со временем история забылась, а для Бёрк, так до конца и не понявшей что к чему, все и вовсе пролетело не оставив и ни следа ни морщинки на ее неровном, изрытом рубцами лбу.    Сфен успокоился. Ровно на месяц… А потом снова была кровь и страх . Опять Бёрк жутко боялась что умирает , опять Сфен не на шаг не отходил от нее тихо проклиная Фуча. Кровь опять пришла через месяц и еще через месяц. Так теперь повелось у них в те самые дни, когда Бёрк «болела», она выполняла правила придуманные орком для сохранения ее жизни. Она должна была проводить все время в постели, не работала, никуда не ходила, а желательно, не должна была и шевелиться.