Dark Angel

Чон Чонгук покинул кухню, оставив после себя шлейф опасности. Для Ян Чонина случившееся было радостным, хоть и опасным моментом, где он пошёл против босса. Он знал, что Чонгуку это не понравилось, и в последствии их ждёт тяжелый разговор. Ведь глава полностью доверяет своему подчинённому, и тот его никогда не предавал. Но разве можно считать предательством поцелуй с девушкой, которая главе абсолютно не нужна? Она не его женщина, не его девушка или даже любовница. Да, Хаён родила Чону ребёнка. Но для главы девушка значимее от этого не стала. Она просто работает здесь и присматривает за Роми. Поэтому Чонин подумал, что если всё правильно объяснить Чону, то проблем не будет ни у него, ни у девушки. Бурной реакция Чонгука могла стать из-за того, что он был пьян. Однако его приказ, предназначаемый Хаён, совершенно не понравился Чонину. И он как всегда не мог с этим ничего сделать: ни пойти против Чона, ни защитить любимую девушку. У него недостаточно власти. Приходилось только смириться. — Я пойду с тобой, — сказал он девушке, когда они остались одни. Хаён лишь отмахнулась. — В этом нет нужды. Ты всё равно ничего не сможешь сделать. — Если он позволит себе лишнего, я не позволю тебе его терпеть, — Чонин настаивал. — По-моему, ты надумал лишнего сам, — Хаён смирила молодого человека нечитаемым взглядом и отошла по направлению к лестице. — Это ничего не значило. — Для меня это не так! — Чонин воспротивился и попытался снова остановить её. Для него поцелуй значил больше, чем все их последние разговоры. Тем более она ответила. — И что с того? — она посмотрела на него как на дурака. — Что будет, если я ему откажу? Он вышвырнет меня отсюда, как ты не понимаешь? А я этого не хочу. Я хочу оставаться здесь, рядом с ним. Потому что Роми мне никто не отдаст. Это единственный мой способ быть рядом с дочерью. И уже неважно, что Чон Чонгук мне прикажет делать. Я всё сделаю, пока я могу оставаться рядом с Роми. Ян Чонин тяжело выдохнул. Он познакомился с ней, когда она была очень напуганной девушкой, которая только попала в бордель, когда она плакала каждую ночь, понимая, что её дальнейшая судьба - это обслуживать клиентов с ночи до утра. А теперь он смотрел на Хаён и думал, что она изменилась. Стала сильнее что ли. В глазах девушки появилась уверенность на месте растерянности. Ей всё ещё было страшно, Чонин это знал, но она старалась это скрывать за маской безмолвия. Он больше ничего не сказал девушке, не стал задерживать. Она его убедила. Однако не смог отпустить её одну. И, когда силуэт скрылся на втором этаже, парень направился за ней вверх по лестнице. Он собирался незаметно проследить и подслушать всё, что будет происходить в комнате. Неважно, как много боли это может ему принести. Он постарается быть рядом с Хаён, если ей понадобится помощь. И в этом случае будет уже неважно, что впоследствии сделает с ним Чон Чонгук. Девушка поднялась на второй этаж. Сердце бешено стучало, потому что, как бы она не пыталась быть смелой, всё равно было страшно. Она боялась главы клана, который навсегда изменил её жизнь. Она ненавидела его всем сердцем за все изменения, страдания и боль, которые ей причинили. Всё это было его виной. Но в то же время ей было за что быть благодарной Чон Чонгуку. Во-первых, без него в её жизни не было бы Роми. Конечно, она была очень молода для того, чтобы стать матерью. Её это безумно всегда страшило. Но тем не менее, это спасло ей жизнь, которая становилась кошмаром, после того, как из-за долгов отца она попала в бордель. Если бы она не родила от Чона, она бы там и осталась дальше и никто не знал бы, как долго пришлось бы там ещё оставаться. Роми стала её спасательным кругом и билетом к свободе от ада, в который она попала. Если бы ребёнок был от другого, например от Чонина, ей бы ни за что не дали сохранить дочери жизнь. Её бы отобрали сразу же, когда она родилась, или же вообще не дали ей родиться, отправив Хаён на аборт. Во-вторых, Чонгук позволил ей остаться рядом с дочерью. Он хотел отослать её первоначально в Америку, чтобы не позволить пересечений с Роми. Мог бы избавиться, убить, но почему-то не стал. Но после он забрал её в особняк и приказал присматривать за дочерью. Разве это не было самым настоящим подарком судьбы? Хаён была ему безмерно благодарна за это. Она всего-то няня для Роми. Возможно, девочка никогда не узнает, кто её мать и что она была с ней рядом. Но для Хаён это было неважным. Главное, что она будет её оберегать и растить, пока Чон Чонгук это позволяет. И она была готова сделать всё, унизиться, как никогда, чтобы оставаться и дальше в этом особняке. Конечно она догадывалась для чего мог позвать в свою спальню молодой глава. Он пьян, вероятно, зол, поэтому будет больно. Снова. Возможно, когда после всего она вернётся в свою комнату, Хаён расплачется и будет беззвучно давить в себе слёзы до самого утра. Но девушка была готова вытерпеть всё. Ради дочери. Именно это она повторяла про себя снова и снова, пока поднималась по лестнице на пути в спальню главы. Она постучала по двери кулачком прежде, чем открыть дверь. И, когда из-за закрытой комнаты послышалось разрешение войти, открыла и зашла внутрь. Хаён никогда не была в его спальне. Просторная комната давила своими размерами. А в свете ночника она казалась устрашающей. Девушка слышала, что раньше это была спальня отца Чон Чонгука, предыдущего главы клана, который был очень жестоким человеком. А ещё она слышала, что именно Чон убил его, чтобы занять место главы. Госпожа Ян рассказывала, что Чонгук очень отличается от его отца и он справедливый и добрый глава клана медведей, насколько в его статусе это могло быть возможным, в отличие от покойного отца. Однако для Хаён это было неважным. Ведь, как бы то ни было, Чон Чонгук был убийцей, ещё и его собственного родителя. От осознания этого он пугал юную девушку ещё больше. Посередине комнаты стояла большая кровать, аккуратно заправленная Госпожой Ян, которая держала весь особняк в чистоте и порядке. Чон Чонгук однако же расположился за столом, который стоял у окна. Он сидел на крутящемся кресле, развёрнутым к окну, и, казалось бы, совсем не заметил, как она вошла. Он к ней не повернулся. На столе стояла открытая бутылка алкоголя бурой жидкости. Хаён не разбиралась в горячительных напитках, поэтому не могла предположить, насколько пьянее мог оказаться глава, после того, как выпил ещё и это. Она глубоко вздохнула. Возможно, стоило что-то сказать, как-то объяснить ситуацию, в которой Чон застал её с Чонином. Но Хаён боялась подать голос. Она так и стояла у входа не двигаясь. Спустя несколько минут раздумий, в процессе которых Хаён не знала, что ей делать, она крутила золотое колечко на среднем пальце, подаренное ей матерью. Её это успокаивало. Нужно было что-то делать. Девушка знала, зачем пришла, поэтому принялась расстегивать пуговицы на голубом льняном кардигане. Медленные действия и тишина позволяли слышать стук собственного сердца. Наконец Чонгук повернулся. Мужчина оглядел девушку с ног до головы. Заметил, что та совсем на него не смотрит, впрочем как и всегда, если ситуации не касались Роми. За дочь она бы могла и убить, Чонгук это в ней увидел ещё тогда, в борделе, когда он забрал малышку. Хаён кричала и умоляла его этого не делать. И тогда он увидел в ней решимость, ненависть и готовность мстить. Такая реакция ему в ней понравилась, правда. Но во всем остальном Хаён была слишком простой и скромной. Типичной серой мышкой с последней парты университета. Чонгук заметил, что пуговки на кардигане девушки расстегнуты. Он не заметил этого на кухне, ибо тогда кардиган был плотно застёгнут на все петельки. Кто же заставил её это сделать? Чонин? Или же Хаён просто стало жарко? По тому, как девушка теребила последнюю пуговицу, он понял, что она не знает, что делать дальше. Если быть честным, он и сам не знал, зачем позвал её. Девушка почувствовала взгляд главы на себе и подняла голову. Он её изучал. Поэтому, собрав всю решительность в кулак, она сняла с плеч кардиган, оставаясь в лёгком жёлтом платье. Взяв верхнюю одежду в кулак, она сделала несколько шагов к Чону, пока тот продолжал хранить молчание. Хаён подошла к столу и положила кардиган на кресло, что стояло рядом. Что же делать дальше? Обойдя стол, девушка подошла к Чону, который не отрываясь следил за каждым её движением. Остановившись прямо напротив, потянулась к замочку платья на спине. Тот легко потянулся вниз за рукой девушки. — Почему ты раздеваешься? — наконец подал голос Чон. От того, что он молчал, голос стал чуть отдавать хрипотцой. Тёмноволосая остановилась. — Я не для этого позвал тебя сюда. Хаён в растерянности уставилась на главу, подняв голову. Она ведь была уверена, что Чон хочет снова ею воспользоваться. Что же тогда ему нужно? — Что у тебя с Чонином? — спросил Чонгук. Он хотел уточнить этот вопрос именно у девушки, чтобы понять, как она относится к Яну. Прежде он не замечал с её стороны симпатии к подчинённому, хотя и видел, каким взглядом иногда на Хаён смотрел Чонин. — Ничего, — ответила тёмноволосая. Она так и не застегнула за спиной платье, оставшись озадаченной словами главы клана. — Тогда он к тебе пристаёт? — снова задал вопрос Чонгук. Хаён тяжело вздохнула. Она не совсем понимала, какие ответы от неё хочет получить человек напротив. Она уже опровергла, что у неё есть отношения с Чонином. Но как объяснить ему поцелуй она не знала. Сказать, что Ян пристаёт к ней, язык не поворачивается. Хотя в принципе он насильно её и поцеловал. Однако ведь она ему ответила. И именно этот момент Чон Чонгук и застал. — Он был моим клиентом, — решила сказать настоящую правду девушка, утаив, что у неё когда-то были к нему чувства. — В борделе? Девушка кивнула. Чонгук задумался, поджав губы. Ему сказали, что у Хаён, которую в ночном заведении звали Арин, был только один клиент, за исключением главы, и что он был постоянным. Неужели это был Чонин? Он купил её девственность? Чонгук не сомневался, что деньги у его подчинённого были. Но никогда бы не мог подумать, что тот будет тратить такие большие суммы на бордель. Тогда почему тот сразу ему ничего не сказал? Боялся, что Чону это не понравится? — Он всё-таки сейчас приставал к тебе? — Это вышло случайно, — тихо ответила Хаён, потупив взгляд. Ведь и правда она не знала, как объяснить их поцелуй. — Шёл и упал на твои губы? — усмехнулся Чонгук. — Думайте так. Чонгуку показалось странным, что девушка не может дать ответ на простейший вопрос. Он обязательно должен будет поговорить со своим правой рукой и объяснить, чтобы девушку не трогали. Он запретит это раз и навсегда. И не важно какие отношения между этими двумя были в прошлом. Сейчас всё по-другому. А тем более Чонгук решил на зло всему и всем последовать совету Мин Сон. Он присмотрится к Хаён. Он попытается наладить с ней контакт. Будет собственником. — Подойди ко мне, — обратился Чон снова к девушке. Она послушно сделала несколько шагов к мужчине. Чонгук поднялся с насиженного места, предварительно поставив пустой стакан на стол. Оказавшись прямо напротив девушки, он медленно её обошёл, чтобы оказаться лицом у её затылка. Почувствовал, как сердце Хаён забилось быстрее, а дыхание стало тяжелее. Усмехнулся. Боится ли она или возбуждается? Глава опустил свою руку на плечо девушки, заставив её вздрогнуть. Медленно он провёл вниз по её левой руке, вызывая мурашки на молочной коже. Второй рукой поднялся к шее, к замку платья и потянул его вверх, застёгивая. Он не собирался трогать Хаён. Девушка и так его боится. К тому же, она говорила, что в ночь, когда была зачала Роми, он тоже был пьян и груб. Конечно ей это было неприятно. И если Чонгук в действительности принял решение присмотреться к ней, стоило бы быть другим. И в последнюю очередь насиловать девушку, которая его не хочет, боится и, наверняка, презирает. Хаён растерянно оглянулась на главу. Действия мужчины не сходились с тем, что она ожидала от встречи в его спальне за закрытыми дверями. Что он хотел от неё и почему продолжает стоять так близко, заставляя её волноваться? — Я хочу, чтобы ты мне рассказала, Хаён, — прошептал мужчина. — Хочу знать, за что конкретно ты меня так ненавидишь. — И вы ещё спрашиваете? — резко развернулась, глазами полными ярости уставившись на главу. — Из-за вас моя жизнь стала адом. — Из-за меня? — ухмыльнулся Чонгук. — Разве? Он точно не был лично виноват в том, что случилось с девушкой. Конечно, он не святой и связан с изменениями в её жизни не напрямую. Но винить только его — неправильно. Он помнил, что её отец взял в долг у ростовщиков его клана. — Из-за вас и вашего клана я попала в бордель. — Разве? По-моему, это твой отец имел зависимость от азартных игр и поэтому взял денег в долг. Это ведь твой отец умер и не вернул мои деньги назад. Почему ты продолжаешь винить во всём меня? Хаён ещё хотела что-то сказать, тяжелее задышав от возмущения. Но ведь Чонгук был отчасти прав. Отец поставил её в такое положение. Но ненавидеть родственника девушка не хотела. Она любила отца, хоть тот и любил выпить и имел зависимость в играх. А ещё она знала, что он любил и её. Он никогда не колотил дочь, когда выпьет. Был тихим. Зависимости помогали ему отвлекаться от тяжёлой жизни в бедности. Он никогда не жалел денег на еду для дочери, дарил ей подарки. Он всегда радовался её успехам и успокаивал, когда она была расстроена. Разве отец заслужил ненависть? Он был хорошим отцом, хоть и имел свои недостатки. — Вы вынудили меня торговать телом против моей воли, — девушка ухватилась за самый весомый, по её мнению, аргумент. — Я просила разрешить мне вернуть долг другим способом. Мне не позволили и ограничили мою свободу, забрали родной дом и все личные вещи. Вы оставили меня ни с чем и сделали из меня человека без имени, назвав другим, каким вам больше понравилось. — Лично я? — продолжал задавать вопросы Чон. — Не вы, но ваши люди. А раз они подчиняются вам и вашим правилам, значит вы и есть виновник, Господин Чон. «А этот аргумент уже более убедительный.» — подумал Чонгук. — Тем не менее, сейчас ты не там, — ответил мужчина, возвращаясь к лицу девушки, и сел на крышку стола. Кивнул Хаён, чтобы она тоже присела, но она осталась стоять. Чонгук налил себе немного выпить и взял стакан с алкоголем снова. — И это тоже из-за меня. — Это не из-за вас, а из-за Роми, — пояснила свою точку зрения Хаён. — Но ведь родилась она не без моего непосредственного участия, — чуть засмеялся Чонгук. Он пытался показать девушке, как он был к ней добр в противовес тому, каким она его видела. И она была в чём-то права, но не могла взглянуть на всю картину целиком, избегая хорошее отношение Чона к ней. — Не приди я в ту ночь, не выбрал бы тебя, ты бы так и осталась работницей борделя. Тебя бы продавали от одного мужчины к другому, пока бы долг не был отработан. Я не знаю чётких сумм, но ведь ты могла бы и вечно работать там. Тем не менее беременность именно от меня, прошу заметить, спасла тебя от аборта и ты перестала работать. Да, ты сама сопротивлялась. И я благодарен, что ты шантажировала Джейка, чтобы ребёнок выжил и от него не избавились. Даже мне не доложили заранее, — Чонгук мягко улыбнулся на минутку, вспомнив о дочери. Он считал себя уродом, что однажды подумал о том, что мог бы избавиться от Роми, пока та ещё не родилась. Сейчас же, когда девочка была его большим счастьем, он не мог и представить, что так бы поступил. Он полюбил свою малышку с первого взгляда. Посерьёзнев, Чон продолжил. – Затем ты осталась жива после родов, потому что я это позволил. Мог бы убить тебя также, как и тех девушек, которые знали о твоей беременности. Но не стал. Чонгук заметил, как запал Хаён медленно сходил на нет от понимания, что с ней могло произойти. И как девушка вздрогнула, когда он признался, что мог её убить. Вероятно, она и так знала, что он на это способен. Но раз она мыслит о своей судьбе так узко — стиоло ей рассказать всё. — Я простил твой долг, выплатив ростовщикам полагающуюся им сумму, и тем самым понёс ещё большие убытки. Решил отправить тебя в США и подарить тебе новую, хорошую жизнь. — Почему же вы не отправили меня туда, а привезли сюда? — перебила Чонгука Хаён. Она давно хотела знать, почему же план главы клана медведей изменился, и что заставило его передумать. Но раньше она боялась спросить. Да и как бы она это сделала? Сейчас же этот вопрос идеально ложился в разговор. — Вспомнил, как ты умоляла меня не разлучать тебя с дочерью, — почти честно ответил Чон. Про проблемы с Роми и отказом младенца находится рядом с чужими людьми, он умолчал. Возможно, девушка и так об этом догадывалась. Но дело было не только в этом. — Я решил, что так будет удобнее. Чем меньше людей знают о моей дочери, тем лучше. Ты просто оказалась полезной. И я знал, что ты не причинишь ей вреда. Твои умоляющие глаза светились яростью матери, готовой убить за своего ребёнка. Хаён приняла ответ мужчины и планировала позже его обдумать. Ведь так она могла бы понять до какого момента она может оставаться полезной Чон Чонгуку. — Я всё равно не понимаю. Зачем вы позвали меня сюда и задаёте эти вопросы? — Хочу, чтобы ты меня поняла и перестала винить во всём. — Зачем? — ухмыльнулась девушка. Чону эта ухмылка понравилась. — Хотите, чтобы я простила вас и почувствовала благодарность? — Хочу, чтобы ты приняла меня таким, какой я есть, — Чонгук взял Хаён за руку. Если честно, он сам не знал, почему разговаривает с Хаён и что-то пытается ей доказать. — Хочу, чтобы ты была на моей стороне. — Чтобы не предала вас? — Чтобы не натворила глупостей. — Вы сами знаете, что я не буду ничего делать, чтобы быть рядом с Роми. Мне это не выгодно. — Тогда давай ты попробуешь посмотерть на меня другими глазами? — предложил Чон. — А я посмотрю другими глазами на тебя. Мы могли бы прийти к перемирию. Это было бы хорошо и для Роми, согласись. — До какого момента? — девушка с опаской смотрела на руку Чона, но убирать её не стала. — До какого момента вы мне разрешите оставаться рядом с дочерью? — Если всё будет идти хорошо, то ты сможешь оставаться здесь всегда, — улыбнулся Чонгук. — Что думаешь, готова простить меня и перестать ненавидеть?

***

Токио. Япония. Чон Хосок всеми проклятьями осыпал Мин Юнги, который попросил его об услуге. Последнее, чего бы хотелось Хосоку, так это рыскать по всей стране восходящего солнца и искать инфомацию о падшей семье клана «Белое солнце». С чего бы Мину вообще интересоваться этим? Сказал, что ищет интересных союзников. В этом был смысл, Хосок осознавал. Но он не слышал, что у главы были дети или же выжившие близкие родственники. Насколько он знал, Шин вырезал всю семью и их близкое окружение, когда пришёл к власти путём, протоптанным для него предателями. Им жизнь он сохранил. И те продолжают служить новому боссу и сейчас. Пойти к ним, чтобы попытаться выудить сведения для Мина — было бы большой ошибкой. Он мог бы смертельно подставиться и отправиться на тот свет. Благо Чон ещё в те дни, когда работал на главу Чона, отца Чонгука, настроил сеть маленьких паутинок. Он вдохновился американским телесереалом «Игра Престолов», в частности персонажем Паука Вариса, и подружился с детишками из бедных районов мегаполиса, которые проживали в двух приютах района Санъя. Он часто навещал их, чтобы проспонсировать, накормить детей и передать им подарки. Став шпионом в клане Шина, он не потерял с ними связи, хоть пришлось и придумывать историю о благородном меценатстве. На самом же деле дети однажды сами спросили, чем они могли бы помочь Хосоку, и тогда он и придумал создать отряд своих собственных пташек. Прошли года и некоторые дети выросли и покинули приюты, однако связь с ними не потерялась. К тому же многие из них, к несчастью для них и к удаче Хосока, попали под влияние якудз и получили место приближенных к японским группировкам. Таким образом ему всегда удавалось узнавать о всех новостях преступного мира города, который никогда не спит. Дети с лёгкостью передавали информацию в благодарность Чону. В этот раз он тоже обратился к ним, чтобы маленькие проныры попробовали найти информацию. И успех его ждал. Ему рассказали о ресторанчике с жаренной курицей, принадлежавшей некой Госпоже Сакаи. Ему передали, что её покойная мать вела дружбу с убитой Шином главой. Дети увидели фото в ресторанчике и расспросили Госпожу Сакаи о женщинах на них, так и узнали кто она такая. Как выглядела глава клана «Белое солнце» показал им Чон Хосок, найдя фотографии в газетах. Хосок с самого утра направился по адресу в район Кабуки-тё, утром считавшийся туристическим, а ночью самым разгульным в городе. Здесь было множество баров и ресторанов, публичных домов и офисов ростовщиков. Чона интересовало только одно неприметное заведение. Оно так и называлось «Белое солнце». Ему это показалось почти символичным. Однако это название могло быть и патриотичным для любого среднестатистического японца. Мужчина вошёл в тесное заведение, пахнущее жиром и курицей. Обычная забегаловка вызывала отвращение. Он в таких заведениях питался очень редко. Посетителей ещё не было, хоть первые минуты открытия заведения уже прошли. На звуки закрывающейся двери к нему вышла женщина около пятидесяти лет с растрёпанными волосами и в помятой рубашке. Она вытерла руки полотенцем и, откинув его на стул, поздоровалась с вошедшим, спросив, чего он желает поесть. Чон заказал пакет ножек на вынос. Есть он их не собирался сам. Хотел отнести детям — отблагодарить за услуги маленьких шпионов. Пока ждал, он осмотрел помещение и сам заметил фотографию, про которую рассказывали дети. Две женщины за тридцать пили чай на берегу моря. Одной из них была покойная глава клана «Белое солнце». Когда заказ Чону вынесли, хозяйка сразу заметила, где он стоит. Её это напрягло. Последнее время слишком много внимания было уделено снимку. — Кто вы? — прищурившись, спросила женщина у Чона на родном языке. — Любопытный клиент, и всего лишь, — улыбнувшись ответил Хосок на японском. Он в совершенстве знал этот иностранный для него язык. — Вы не японец, — отметила женщина. — И точно не турист. Вас бы здесь не было. Что вы ищите? — А кто же вы? — ответил вопрсом на вопрос мужчина. — Я говорю с Госпожой Сакаи? Женщина прищурилась. Она внимательно осмотрела Хосока прежде, чем ответить. — Неужели я привлекла внимание шавок корейского оябуна? — криво усмехнулась Госпожа Сакаи. Она догадалась на кого работает Чон, намекая на Господина Шина. И нет, Хосок совершенно не обиделся, когда его назвали шавкой. Он подавил к себе негативное отношение. И если он правильно понял, с кем сейчас говорит, такое отношение было оправдано. — Вы привлекли только моё внимание, — вежливо ответил мужчина. — Дети, я так понимаю, были вашими шпионами? — спросила женщина. Хосок улыбнулся, соглашаясь. Не было смысла что-то скрывать от умной женщины. — Мне нужно было понять правильного ли человека я ищу. И хотелось бы сразу прояснить недоразумение. Я вам не враг. Хотелось бы быть добрым другом. — И что я получу взамен от вашей дружбы? — усмехнулась Госпожа Сакаи снова. По её выражению лица можно было сделать вывод, что ей неприятно вести разговоры с Чон Хосоком. — Госпожа Сакаи, думаю вы понимаете, что я знаю кто вы. Ваша мать была подругой женщины с фото. И я уверен, вы знаете, кем она была. Может быть вы могли бы мне помочь получить ответы на вопросы, которые меня интересуют. Женщина приблизилась к Хосоку почти впритык и заговорила злым шепотом: — Я ни минуты не хочу разговаривать с вами. Вы хотите быть мне другом, но никогда не перестанете быть моим личным врагом. Не вы лично, но ваш оябун убил и оставил меня без матери и отца, вы уничтожили столько семей моих друзей, что вам и не снилось. А теперь вы хотите получить что-то ещё? Я ни минуты не желаю видеть вас в моём заведении. Проваливайте, и чтобы ваша вонь убийц убралась вместе с вами, чёртовы корейские выродки. Хосок услышал и понял настрой Госпожи Сакаи. Ему точно не рады сегодня. Мужчина поклонился женщине, выразив благодарность за еду и разговор, хоть он и получился неудачным, и покинул заведение. Он планировал не раз ещё вернуться и задобрить женщину, ведь она могла привести его у нужным сведениям. Он ведь правда мог оказаться для неё добрым другом. Следовательно, её нужно было в этом убедить. Но это чуточку позже. А Мин Юнги придётся подождать. Мужчина побрёл к метро по улочкам района Кабуки-тё, вынужденный плутать и запутывать свои следы, если за ним кто-то бы следил. Тёмные узкие переулки имели полезное свойство уйти от чужих глаз, особенно утром. Завернув за угол очередного публичного дома, он почувствовал чьё-то присутствие. Обернулся, но никого не увидел. Внезапно на него кто-то или что-то напало сверху, сбив с ног и придавив к земле. Затылок заныл от жгучей боли, а затем Чон Хосок потерял сознание.