Когда мы с тобой

Тайн прижимается лопатками к стене, сползая вниз. Букет красных роз выскальзывает у него из рук, и лепестки, как жар, рассыпаются по полу. Всё охвачено огнём. Бурые стены, пол, деревянные сидения. Пару неосторожных шагов, и пламя перекинется на одежду Типакорна. Он дрожащими руками собирает лепестки роз и сломанные стебли, и в грудь раскалённым кулаком ударяет боль. Так сильно, что земля уходит из-под ног. Так горячо, что кончики пальцев жгут до алых пятен перед глазами. Ему лишь бы доползти до стены, чтобы его никто не увидел. Сарават надевает кольцо на палец своей невесте, и та бросается ему на шею. Похоже на сцену из какой-то мыльной оперы. Но Тайну так не кажется. Ему хочется провалиться сквозь землю, забиться в самый дальний уголь, рассыпаться горстью пепла под ногами, лишь бы не слышать слов Гунтитанона. Тайн до последнего не верил, что Ват решится. Но он ошибся. — Ты правда хочешь, чтобы я стала твоей женой? — Пэм обнимает Гунтитанона за шею, и её каштановые волосы волнами растекаются по голой спине. На ней светло-лимонное платье на тонких бретельках, и Тайн не спорит, что Пэм восхитительная. У неё приятная внешность, мягкий характер и большое сердце, заполненное любовью к Вату. Они идеально подходят друг другу. Может, Типакорну стоит его отпустить? — Конечно, — Сарават кротко кивает, мазнув ладонью по спине Пэм. Нет, Тайн не должен сдаваться. Это не что иное, как дешёвый спектакль. И если Пэм удобно в него верить, Типакорн ни за что не смирится. Если у него ещё остался хоть крохотный шанс, он должен им воспользоваться. Тайн выбрасывает осыпавшийся букет в мусорное ведро, осторожно выглядывая из-за стены. Друзья Саравата и Пэм только что разошлись, а значит, у Типакорна ещё будет немного времени. Обычно Гунтитанон выходит из актового зала последним, тогда Тайн и поймает его. В тёмном коридоре, возле выхода. У Вата не выйдет снова сбежать. — Кольцо просто шикарное, — Пэм с восхищенной улыбкой крутит ладонь, рассматривая золотое кольцо на пальце. Наверное, она всю жизнь о таком мечтала, но обручальное кольцо должно было достаться Тайну, а не ей. Типакорн зажимает рот ладонью, сдерживая слёзы. — Я так тебя люблю. Сарават красноречиво молчит, и тяжесть в груди Тайна немного спадает. Гунтитанон не любит Пэм. Он почти на сто процентов уверен в этом. Иначе не шарахался бы от своей невесты, когда та подстерегала его в университете. Иначе не обнимал бы её, когда девушка тянулась за поцелуем. Это было всего лишь искусной игрой на публику, а на самом деле… Тайн слабо представлял, что было на душе у его бывшего парня. Они расстались полгода назад, когда Гунтитанон застал Тайна в постели с концертным директором. Сарават ушёл, грозно хлопнув дверью, и объяснения удавкой повисли на шее Типакорна. Ват не раз говорил, что готов простить многое. Всё, что угодно, только не измену. Но всё было не так, как думал Сарават. — Тебе Пэм не жалко? — Тайн настигает Гунтитанона в конце коридора, едва ощутимо тронув его плечо. Ват узнаёт его голос не сразу, но когда их взгляды встречаются, Тайна накрывает лавиной ледяного презрения. Сарават возненавидел его в тот момент, когда Тайн проснулся в их спальне в объятиях другого парня. И часть Типакорна умерла, когда Ват исчез за дверью с сумкой, набитой одеждой и другими вещами, которые попались под руку. Он не слушал Тайна тогда и сейчас не собирался. — Что? — Сарават окидывает его суровым взглядом, как будто пытается уничтожить глазами. — На меня тебе наплевать, — горько протягивает Тайн, сжимая ладонь в кулак. Кожа на руке зудит от недавних уколов шипами. Но то, что творится внутри, не описать словами. У него вместо сердца кроваво-черный сгусток остался, и сил справляться больше не осталось. Типакорн подходит к Вату сзади, несильно надавив на плечи. — Но ты причиняешь боль Пэм, а она не заслуживает такого отношения, — Тайн шепчет так тихо, что ловит под рубашкой Саравата глухое сердцебиение. — Ты ведь никогда её не любил. Гунтитанон резко разворачивается и толкает Тайна к стене, ухватив за воротник рубашки. У него в глазах черти пляшут, и радужки черные-черные, как ночное небо. Если бы Сарават захотел, он бы раздавил Типакорна, как червяка. Но Тайн верил, что ещё не прошло, не отболело. Они встречались со школы, и Типакорн всегда верил, что это навсегда. Почему он должен отдавать их «навсегда» кому-то другому? Так нельзя. Нельзя предавать любовь. — Закрой свой рот! — Сарават сердито тычем пальцем Тайну в грудь, и тот почти не дышит. Он так соскучился по его теплу, по его прикосновениям. Неважно, сколько злости кипит у него в глазах. Ват ещё не забыл его. — Ты не имеешь права вмешиваться в мою личную жизнь. — Сарават, остановись, пока ещё не поздно, — Тайн накрывает его руку горячей ладонью, и Гунтитанон отступает назад. Сарават словно боится сорваться, а Типакорн уже ничего не соображает. Нервно бегает глазами по его лицу, пытаясь поймать хоть каплю былой нежности. Ничего не осталось. Ничего, кроме ядовитой ненависти. Тайн до треска сжимает в кулаке ткань, на которой ещё остался след прикосновения Саравата. Его запах, его сила, его злость. Он, как пьяный, хватается за стену, чтобы не упасть, но Ват смотрит на него, как на пустое место. Не может этого быть. Почему Гунтитанон врёт ему? — Ты правда дурачок или только прикидываешься? — скалится Сарават, скрестив руки на груди. Приглушённый багровый свет рисует у него на лице пятна крови, или это кровь Тайна… Типакорн не соображает. Он раскрывает ладонь и размазывает пальцем каплю крови. Но Ват так далеко, будто между ними глубокий овраг, а не коридор. — Я женюсь на девушке, которая по-настоящему меня любит и никогда не предаст. — Я тебя не предавал! — вскрикивает Тайн, не сдерживая слёз. — Не хочу больше этого слышать! — отмахивается Сарават, бросаясь к выходу. Он несётся, как горящий поезд, и Тайн не может его остановить. В последний момент Ват поворачивается, сплюнув горечь во рту, и его слова застревают в груди Типакорна свинцом: — Пускай тебя успокаивает тот, перед кем ты раздвинул ноги. Тайн падает на колени, стирая дорожки слёз, и ползёт вперёд. Он похож на маленького ребёнка, который учится ходить. Сбивает коленки до синяков, но не сдаётся. Глотает слёзы и рвётся вперёд, потому что по-другому никак. Но Гунтитанон не слышит его. Только звук его шагов стучит в ушах молотом. — Ват, пожалуйста, — Тайн вглядывается в темноту, и входная дверь судорожно грохает. Он снова остался один. Он снова никому не нужен, как и много лет назад, до знакомства с Сараватом. Типакорн закрывает лицо ладонями, и его плечи трясутся от надрывных рыданий. Слёзы текут по щекам жидким воском, но боль глубоко внутри. Выгрызает дыры на сердце, которое больше похоже на грязную тряпку. Вытягивает кровь по капли, иссушая тело и душу. Боль превращает Тайна в живого мертвеца, но он больше не хочет жить. — Я не спал с ним, — судорожно бормочет он, задыхаясь от слёз. — Они подставили меня, чтобы ты меня бросил. Они никогда не хотели, чтобы я встречался с парнем. Я не виноват, Ват. У меня больше никого не осталось. Родители предали меня. Как же я без тебя?» Родители Тайна не принимали его отношения с Сараватом, поэтому и организовали ту авантюру с концертным директором. Они заплатили много денег, чтобы лишить сына счастья. Разрушить жизнь Пи’Тайпа, старшего сына, у них не вышло, поэтому удар пришёлся на Тайна. И Типакорн больше не живой. У него больше нет сердца. Месть убивает на месте тех, кто любил до последнего вздоха.