Когда мы с тобой

Саравату не нравилось встречать Новый год с семьёй. У него язык не поворачивался назвать семьёй ту женщину, на которой два года назад женился его отец, и её сына. Они с Ватом были ровесниками, но невзлюбили друг друга с первой встречи. Саравата всё в Тайне раздражало: его осанка, его манера речи, а больше всего его напыщенный взгляд. Иногда Гунтитанону казалось, что его новоиспечённый братец на всех, кроме матери, смотрит свысока. Он даже со своими друзьями, которые постоянно ошивались в доме отца Саравата, разговаривал так, будто делал им одолжение. Мерзкий тип. Ват давно бы вышвырнул его из дома, если бы не чувства отца. Пи’Монгкут и вправду любил мать Тайна, поэтому Вату пришлось смириться с закидонами братца. Очередной Новый год проходил в гробовой тишине. Во-первых, Саравату было неловко находиться в компании отца и его молодой жены дольше, чем положено. Во-вторых, каждый член семьи был занят мыслями о чём-то своём. Но Вату было не трудно догадаться, о ком думала его мачеха. Пи’Мальи уже раз двадцать звонила своему сыну, а Тайн так и не удосужился ответить. Обстановка накалялась до предела. Когда Тайн появился в гостиной с полыхающей щекой, Сарават выдохнул почти с облегчением. Он ещё никогда так не ждал прихода брата, а больше всего веселил его внешний вид. Взлохмаченный, как воробей, с ярко-алой полосой на щеке. Скорее всего, это был след от смачной пощечины. Сарават едва сдерживался, чтобы не рассмеяться во всё горло. Очередное провальное свидание Тайна. В последнее время его братец слишком часто возвращался домой с видом побитой собаки. Но слухи по их университету расползались быстро. Ват уже давно догадался, почему Тайну так не везло с девушками. — Мы будем встречать Новый год без Пэр? — съязвил Сарават, насыпая в тарелку рис. Он весь сиял, переполненный злорадством. Хотелось уколоть Тайна как можно больнее, чтобы перестал вести себя, как пятнадцатилетний подросток. — Какая жалость. Но Тайн в его сторону даже не посмотрел. Лишь молча подошёл к лестнице и в последний момент остановился. Он хорошо знал характер своего сводного брата, поэтому позволял ему самые острые насмешки и подколки. Иначе Сарават бы от него не отстал. — Сарават! — возмутился Пи’Монгкут, ударив ладонью по столу. Щеки у него вмиг вспыхнули пунцовым, а в глазах пронеслась неистовая молния. Ват старался не попадаться под горячую руку отца, но чаще всего именно он доводил его до срыва. Иногда намеренно, а иногда по глупости. Но Сарават только больше распалялся, потому что отец всегда вставал на сторону Тайна. Он никак не мог докопаться до причины. Почему Пи’Монгкут между родным сыном и посторонним парнем всегда выбирал второго? — А что, я разве неправду говорю? — Сарават запихнул в рот огромную ложку риса и так активно пережевывал, что куски сыпались прямо на стол. Мама Тайна сплеснула руками и отвернулась. У Вата в груди всё кипело от злости. — Носитесь с этим Тайном, как с ребёнком, и сопли ему подтираете. Не маленький уже, пускай сам со своей личной жизнью разбирается, — Гунтитанон перевёл на Тайна ядовитый взгляд, и тот резко обернулся. — Нечего девушками прикрываться, если на парней встаёт. Сарават расплылся в победной улыбке, но уже в следующий момент пожалел о своих словах. Мама Тайна закрыло лицо ладонями, и Ват увидел, как по её щекам текут черные дорожки слёз. Всё-таки он наговорил лишнего. К такому подарку на Новый год Пи’Мальи не готовилась. На факультете уже давно поговаривали о том, что Тайн отшивает девушек только по одной причине. Потому что неровно дышит к парням. И если друзья Саравата позволяли себе только неприличные шутки о Тайне отпускать, то он знал точно. Его сводному брату нравились парни. Прошлым летом после концерта Гунтитанон застал Тайна в гримёрке с каким-то молокосом. Они целовались, лапая друг друга во всех доступных и недоступных местах. Но Тайн тогда не разглядел лицо Саравата. Иначе сгорел бы от стыда, а не продолжал бы на Вата волком смотреть. После той ночи он целую неделю ходил, как в воду опущенный, потому что боялся разоблачения. В какой-то момент грязные слухи прекратились, потому что им так и не нашлось подтверждения. Тогда Сарават промолчал и решил, что такая щекотливая информация о брате ещё пригодится ему в будущем. Но какой чёрт дёрнул его вывалить всё матери Тайна? Какой же он был кретин. — Что ты несёшь? — первым отошёл от шока отец, и Сарават испуганно дёрнулся, когда его ладонь просвистела у него над головой. Пи’Монгкут никогда его не бил, но в этот раз было за что. — Извинись немедленно! Тайн не стал дожидаться извинений и тихо протянул: — Мам, я поднимусь в свою комнату. Сарават облажался. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять это. Пока Тайн поднимался по лестнице, шмыгая носом, Ват корил себя за каждое слово. Порой он был слишком вредным и жестоким. Но Сарават Гунтитанон не был чудовищем. Ему не нужно было выслушивать нотации отца, чтобы признать свою ошибку. Но кое-что Вата действительно удивило. Пи’Мальи не произнесла ни единого слова, пока отец на него кричал. Неужели она всё знала? Как Сарават и думал, Тайн заперся в своей комнате. Когда его сводный брат вёл себя, как ребёнок, Гунтитанон злился ещё больше. Да, он был виноват перед Тайном. Да, Типакорн не заслужил той грязи, которую Ват на него вылил. Но почему он промолчал, чёрт возьми? Почему не дал отпор, когда речь шла о его чувствах? На самом деле Тайн был слабым, и от его чванливости не осталось ровным счётом ничего, когда Сарават надавил на больную мозоль. Ват осторожно постучал дверь и услышал шорохи за стеной. Господи, его братец хоть не додумался что-нибудь с собой сделать? Такие проблемы Гунтитанону точно были не нужны. Отец обязательно придумает наказание за то, что Ват сегодня учудил, но если Тайн откинется… Сарават неожиданно почувствовал дрожь в груди, и по спине побежал мороз. — Проваливай, — рявкнул Тайн, и дверь в его комнату неожиданно открылась. Живой, слава богу. — До утра будешь под одеялом сопли жевать? — Сарават с красноречивой ухмылкой разглядывал странный холм под одеялом и, когда тот шевельнулся, он не сдержал улыбки. Только его братец мог отпереть дверь, а потом зарыться под одеяло, как пугливый заяц. — Я в твоих советах не нуждаюсь, — процедил Типакорн, высунув нос из-под одеяла. Ват скривился, когда его увидел. Зареванный, растерянный и злой. На Саравата смотрели только краснющие глаза, и у него горло предательски сжалось. Он целую речь подготовил, пока поднимался наверх, а потом все слова облетели сухими листьями. Сарават только стоял, как истукан, возле дверного косяка и хлопал глазами. Тайн скинул одеяло и сел на край кровати, свесив ноги вниз. Гунтитанон внезапно заметил у него за спиной фотографию в рамке, которая стояла на прикроватной тумбочке. А Ват ведь раньше не заглядывал в комнату Тайна. Не потому, что Типакорн не разрешал. Ему просто не хотелось иметь ничего общего с этим парнем, которого все вокруг упрямо называли его братом. Они не были братьями, и отсутствие кровной связи здесь даже не обсуждалось. Сарават просто не видел в нём близкого человека, или не хотел видеть. Но Тайна, похоже, был иного мнения. Гунтитанон рассмотрел на фотографии себя, в обнимку с Тайном. Отец тогда пообещал Саравату, что даст машину на целый день, если тот обнимет брата. Пи’Мальи была помешана на воспоминаниях и семейном очаге, а Вату просто нужна была машина, чтобы провести ночь с симпатичной девушкой. Было странно, что Тайн сохранил эту фотографию. Ещё и на видное место поставил. — Вы с Пэр действительно расстались? — будничным тоном спросил Сарават, закрывая за собой дверь. Родители точно не стали бы их подслушивать, но даже сам Ват ещё не подозревал, в какое русло зайдёт их разговор. Извиняться он не умел, но оставить Тайна одного в таком состоянии тоже не мог. Ват пошёл против правил, которые сам же и придумал. А что ему нужно было делать? У него не было выбора, если он хотел сохранить семейное счастье отца. — Что тебе надо? — Тайн неохотно повернулся к Гунтитанону, и на его лице больше не было слёз. Сарават присел рядом с ним, и кровать едва слышно заскрипела. Он улыбнулся картинкам, которые подкинула его разыгравшаяся фантазия, а потом резко наклонился Тайну. Тот даже вдохнуть не успел, и губы Вата врезались в его щёку. У Типакорна внутри всё похолодело. Только жар губ Саравата на коже и сердце, бухнувшее по рёбрам. — Ты с ума сошёл? — Тайн широко распахнул глаза и отпрянул от Вата, как ужаленный. У него ладони тряслись, как в лихорадке, а щека всё ещё горела после поцелуя. Если это короткое касание можно было назвать поцелуем. Типакорн снова почувствовал себя живым. Сарават смотрел куда-то в окно, задумчиво сложив ладони на коленях. Он не выглядел, как человек, который пару секунд назад поцеловал своего сводного брата. И Тайн завидовал его спокойствию. Но больше всего он был благодарен Вату за то, что от горького разочарования в груди не осталось и следа. Только легкая нервозность и … интерес? — Я рад, что вы с Пэр разошлись, — Гунтитанон поднялся с кровати, мазнув ладонью по волосам, и остановился возле двери. — Найдёшь себе нормального парня, и всё у тебя будет хорошо. — Ты меня поцеловал, — Тайн залился румянцем, прижав ладонь к щеке, и Сарават снова заулыбался. Он не чувствовал себя героем, разве что совсем чуть-чуть. Ему было приятно наблюдать, как в один миг его горе-братец превратился из мокрого птенца в гордого орла. Таким он запомнил Тайна, когда он только переехал с матерью в их дом. Они смотрели друг на друга так, как будто встретились впервые. И Типакорн не хотел вспоминать о том, что вместо поцелуя на его щеке ещё недавно пестрел отпечаток пощечины, которую ему залепила Пэр. Кончики пальцев вибрировали от неостывшего на коже поцелуя, и он никак не мог придумать способ, как ему задержать Саравата. Хотя бы ещё одно мгновение, чтобы убедиться в том, что его сводный брат не такой говнюк, каким пытается казаться. — С Новым годом, Тайн, — бросил Ват ему на прощание и вышел за дверь. Саравату никогда не нравилось встречать Новый год с семьёй, но сегодняшнюю ночь он вряд ли быстро забудет. Пи’Мальи не заменит ему мать, а Тайн никогда не станет ему братом. А пустоту внутри сможет заполнить? Ват слушал салюты за окном, стараясь не думать о брате. Не о брате, просто о Тайне.