Рассветная колыбельная

      В судьбе каждого человека бывают моменты, раз и навсегда разделяющие жизнь на 2 части. Иногда виной тому какое-то важное событие, пережитое потрясение или необыкновенная встреча, порой - переосмысление человеком его судьбы, внезапное озарение и выход на новый уровень самосознания; но случается и так, что в одночасье мы теряем часть нашей души и уже не можем остаться прежними. Нам остаётся жить, работать, заниматься своими делами по привычке, машинально поднимаясь поутру из постели и возвращаясь вечером обратно. Душевные раны подчас слишком глубоки, чтобы осознать их, принять и полюбить. Выстрадать, смывая боль слезами снова и снова, если это требуется, погружаясь в бездну такого страдания, что немыслимой кажется сама возможность жить и дышать дальше... Путь болезненного исцеления долог и труден, поэтому большинство людей предпочитают не заглядывать столь глубоко. Проще закрыть раны сердца бинтами, спрятать под коркой льда, и холодностью ограничиться от внешнего мира, чтобы никто больше не смог прикоснуться к запретному, разбередить то, что нельзя трогать, и заставить вспомнить то, чего вспоминать никак нельзя...       Говоря о поворотных моментах жизни, я вспоминаю тот день, когда моя собственная судьба была расколота на части, собрать которые воедино мне уже не под силу. Снова и снова я мысленно возвращаюсь в то светлое утро, разделившее мир на до и после. Прозрачное, кристально чистое, тихое настолько, что, клянусь, я слышала шелест утренних звёзд, исчезающих вместе с едва заметными облаками. То утро, когда...       Впрочем, не будем забегать вперёд. Раз уж я решила поделиться рассказом с вами, мне стоит быть последовательной, чтобы не упустить ничего значимого. А началась моя история задолго до памятного рассвета.       Итак, позвольте представиться. Меня зовут Вероника, и той тёплой весной я была ординатором кафедры психиатрии. До диплома оставалось совсем недолго, и я предвкушала, что вот-вот моя многолетняя мечта осуществится, и я смогу помогать людям, занимаясь тем, к чему лежала моя душа. Казалось, все дороги открыты передо мной. Всего месяц-другой, пара экзаменов и вот: взрослая жизнь и полная свобода, манящая множеством радужных перспектив.       В последний понедельник апреля я вместе с другими ординаторами сидела на общем собрании и ждала, к какому врачу меня прикрепят на ближайший месяц. В нашей клинике уделялось большое внимание всестороннему обучению студентов и ординаторов. Помимо чтения лекций и проведения семинаров, немаловажное значение придавалось практической подготовке будущих специалистов и ведению ими больных. Из числа опытных врачей-психиатров выбирались особые кураторы, которые присматривали за учащимися и направляли их в процессе обучения. Что касается нас, ординаторов, нам предстояло на это время стать настоящими хвостиками для наших наставников. Быть на подхвате, а это значит, выполнять любую работу от покупки кофе до ведения документации. Ну и разумеется, каждому из нас давали пациентов, лечить которых мы должны были самостоятельно под чутким руководством своего куратора.       Тогда-то я и узнала, что до конца учебного года моим учителем и наставником станет доктор Морев. Строгий, язвительный и зачастую чересчур самоуверенный, он занимался в основном шизофренией и острыми психическими расстройствами. Пожалуй, это самая увлекательная, но и самая опасная область психиатрии. Именно в этой группе пациентов могут оказаться гении, преступники и совершенно отчаявшиеся люди, ищущие возможности сбежать от реальности любыми способами. Что ж, последний месяц учёбы ожидал быть интересным, хотя я и была не в восторге от необходимости работать вместе с Моревым. Не просто так коллеги считали его заносчивым и циничным, хотя и признавали, что сложно найти специалиста лучше, чем он. Но, в конце концов, мне предстояло продержаться не так уж долго, можно было и потерпеть. Примерно с такими мыслями я ожидала окончания собрания и нашего первого совместного обхода палат.       Покончив с распределением учащихся, врачи вместе со своими "хвостиками" разбрелись по этажам клиники. Кого-то из моих одногруппников сразу отправили в буфет, кого-то в архив, доктор Морев же сдержанно выслушал моё приветствие и сухо сказал: - Ника, значит. Ну что ж, пошли на обход. И не забудь взять блокнот.       Стараясь поспевать за быстро шагающим по белым коридорам мужчиной, я судорожно повторяла в голове всевозможные психиатрические диагнозы, пытаясь предугадать возможные вопросы наставника и искренне надеясь на то, что мне удастся не ударить в грязь лицом в первый же день.       Первой пациенткой оказалась молодая женщина с забинтованными предплечьями. Худое, бесцветное лицо, тусклые волосы совершенно невнятного оттенка, глаза в чёрных провалах глазниц не оставляли сомнений - перед нами находился человек, длительно страдавший депрессией. Той самой, которая является грозной болезнью со множеством клинических проявлений, а не просто красивым названием для описания меланхоличного настроения. Как часто в современном обществе мы видим таких людей, но не придаем значения их внутреннему надрыву, не стремимся понять, что за натянутыми улыбками и видимым благополучием подчас скрывается настоящая бездна. Так и в этом случае, женщина недавно стала матерью и поначалу всячески стремилась привыкнуть к новой роли и заботиться о малыше со всей чуткостью. Однако, усталость, накапливающаяся изо дня в день, непонимание окружающих, бесконечный день сурка и отрыв от привычной жизни сыграли злую шутку, вогнав молодую мать в угол, из которого она нашла лишь единственный выход... Не помня себя и не понимая, что она делает, девушка порезала себе руки, пытаясь вскрыть вены: грубо, криво и неумело, ведь о таких вещах не пишут в книгах и не снимают обучающих фильмов. Лишь чудом шум в ванной, произведённый самоубийцей и игнорирование настырного плача ребёнка в соседней комнате, вызвали подозрения у соседки, которая немедленно обратилась в полицию и, таким образом, спасла жизнь девушки. Жалела ли больная о своём поступке? Нет, сейчас женщина не в состоянии была даже осмыслить его, настолько глубока была яма, на дне которой она барахталась, инстинктивно цепляясь за жизнь всеми силами ещё толком и не понимая, ради чего...       Моё дело небольшое: я внимательно слушала рассказ больной, попутно делала пометки в своём блокноте и изредка задавала вопросы с разрешения куратора. Женщина казалась совершенно обессиленной и даже наша недолгая беседа изматывающе действовала на неё. Морев сделал мне знак и, попрощавшись с пациенткой, я вышла в коридор. Мужчина устремился вслед за мной и небрежно бросил мне историю болезни. "Заполнишь осмотр и дневник от моего имени, справишься?" Я кивнула, подумав про себя: "Как же не справиться, чай не первый месяц этим и занимаюсь", - но вслух ничего не сказала. Пока мы шли по коридору к следующему пациенту, я возвращалась мыслями к той бесцветной девушке, которую мы недавно покинули. За годы обучения я видела столько подобных случаев и всегда мне было очень жаль этих спокойных тихих женщин, что до последнего тянули немыслимый груз на своих тонких плечах, не в силах попросить о помощи и выразить потребность в сочувствии так, чтобы быть понятыми другими. Ведь далеко не всегда у них были какие-то ужасные условия жизни или обстоятельства, напротив, рядом зачастую были хорошие люди, которые по какой-то причине не видели, не понимали или не придавали значения произошедшим изменениям, отшучивались или сердились на редкие жалобы. Как часто мы упускаем возможность помочь ближнему упорно отказываясь слышать то, о чём нам пытаются сказать, эгоистично считая своё видение ситуации единственно верным. Насколько счастливей были бы люди, научись они по-настоящему слушать друг друга!       Следующим пациентом оказался худой старик - завсегдатай клиники. Страдающий шизофренией, он всюду видел преследователей и пытался отгородиться от них путём воздушных заслонок, которые, как ему казалось, он умело выдувал ртом. Помимо прочего пациент отчётливо слышал голоса, пересказывающие ему замыслы других людей и время от времени дающие свои указания. Старик беспрекословно выполнял приказы несуществующих дикторов, какими бы нелепыми они не были. Морев пояснил, что этот пациент находится на лечении уже 6 раз и, как и в предыдущие его визиты, главной целью терапии является стабилизация состояния и "стихание" голосов. Случай был совершенно типичный, словно списанный с учебника по психиатрии. Задав больному несколько уточняющих вопросов, мы пошли дальше. Мой куратор, как и в случае с предыдущей женщиной, отдал мне историю болезни старика и попросил добавить необходимые дневники. Пока я прикидывала, как правильно записать услышанные ответы и оформить документы, мы преодолели небольшой коридор и остановились у очередной палаты. - Вероника, приготовься, следующий наш пациент не вполне обычный, - прервал ход моих мыслей Морев, - Я до сих пор не совсем уверен в диагнозе, поэтому рассчитываю, что ты проведёшь свое собственное расследование. Так сказать, незамутнённый детский ум разрешит загадку, - он неприятно хихикнул. Мне стало противно. Вот за такие мерзкие маленькие выпады его и недолюбливало большинство коллег и учеников. Пускай доктор и считался светилом медицины, временами он вёл себя просто отвратительно. И всё же тогда я была лишь ординатором, мечтавшим поскорее получить диплом, поэтому только кивнула мужчине и постаралась изобразить всем своим видом кротость, оставляя бушующие в глубине души эмоции при себе.       Больничная дверь со скрипом отворилась, и мы оказались в палате. Солнечный свет падал в окно, наполовину закрытое жалюзями, и рассыпался на отдельные полосы, придающие окружающей обстановке несколько сюрреалистический вид. Пациент лежал навзничь, глядя в потолок. В первую секунду я удивилась этому, но тут же заметила мягкие ремни на его запястьях и поняла: больной похоже из буйных, хотя и находится не в изоляторе.       Памятуя о словах доктора, я приготовилась записывать всё, что расскажет загадочный пациент. - Доброе утро, как вы себя чувствуете? - начал беседу Морев. - Какое нахрен доброе? Сколько вы будете меня здесь держать? - Ровно столько, сколько потребуется для стабилизации вашего состояния. Поверьте, задерживать вас дольше, чем следует, не в наших интересах. - Тогда развяжите меня!       Мужчина резко дёрнул руками. Я отчётливо услышала хруст. Стало не по себе, ведь это мог быть не просто звук раздираемых волокон ткани, но и треск кожи больного. "Бедный, так он приговаривает себя к длительному обездвиживанию и курсу седативных препаратов". - Я не могу этого сделать, пока не буду абсолютно убеждён в безопасности этих мер. Безопасности и для вас, и для медперсонала, - непринуждённо ответил Морев, словно не заметил выходки пациента. - Я не собираюсь ничего противоправного делать. - Чудесно, но я склонен повременить с освобождением, - во взгляде психиатра плясали весёлые искорки: он наслаждался собственным всевластием и совершенно не пытался этого скрыть. Пациент тоже заметил снисходительный тон и откровенное ликование врача и мгновенно отреагировал: - Ах ты мерзкий докторишка! Погоди, я доберусь до тебя!! - Вот видите, вы не способны контролировать себя, - абсолютно невозмутимо произнёс Морев, словно именно этой реакции и добивался, - а между тем я привёл к вам коллегу, чтоб скорее разобраться в этом запутанном случае.       Приплёл меня. Ну что ж, раз так, самое время представиться, первое впечатление при знакомстве нельзя профукать. Я вышла вперёд и встав наравне с Моревым произнесла: - Добрый день. Меня зовут Вероника Сергеевна. Я ординатор 2 года и буду помогать доктору Мореву в вашем лечении.       В психиатрии очень важно соблюдать правильный зрительный контакт с пациентом. Доброжелательный и внимательный взгляд врача способствует успешной беседе, а лучшего средства для диагностики и лечения душевных страданий пока не придумано. Поэтому я с готовностью взглянула в лицо больному мужчине и... обожглась о странное ледяное пламя серых глаз. Совершенно безразличное лицо, без намёка на какие-то эмоции, кроме безграничной усталости, но при этом в самой глубине глаз я видела искры бешеного огня. Этот человек был из тех, что умеет владеть собой, сохранять лицо в любой ситуации и не показывать никому своих истинных чувств. Вспышки гнева, наподобие произошедшей минуту назад, у таких людей возникают внезапно и совершенно непредсказуемо для стороннего наблюдателя, предугадать их порой попросту невозможно. Внешне невозмутимый, этот человек хранил внутри яростное пламя, готовое вырваться наружу и уничтожить врага, истинного или мнимого. Теперь стало понятно, почему он связан: нет сомнения, передо мной опасный шизофреник, может даже убийца. Я почувствовала холодок, пробежавший вдоль позвоночника - вот уж повезло, так повезло! Мне стоило больших усилий сохранять невозмутимость и продолжать стандартную процедуру опроса. В конце концов, я знала, что пока пациент прикован к постели, он не причинит мне вреда. - Как вас зовут?       Мужчина внимательно смотрел на меня и молчал. Мне оставалось лишь ждать, нацепив на лицо самую милую улыбку, на которую была способна в тот момент. Про себя я судорожно думала: "Наверняка маньяк какой-то! И почему доктор не рассказал мне никаких подробностей его дела?" Пациент был бледен, всклокоченные тёмные волосы лишь усиливали контраст с полупрозрачной кожей, придавая больному неестественный вид. Заострившиеся скулы резко выпирали вперёд, под глазами залегли глубокие тени, а правую половину лица украшал огромный шрам, начинавшийся на лбу и доходящий до подбородка, пересекая на своём пути глаз и губы пациента. Помимо этого шрама, на лице больного было несколько отметин поменьше. Видимо, ранение произошло совсем недавно, и рубцы ещё сохранили ярко-розовую окраску, резко выделяясь на фоне обескровленной кожи. Из-за шрамов лицо мужчины имело особенно злобный и опасный вид, а редкая чёрная щетина лишь усиливала эти ощущения. Мужчина не отрываясь смотрел на меня. Мне бы хотелось побыстрее выйти из комнаты, чтоб более не стоять под прицелом этих глаз. Неприятное ощущение, будто он видит меня насквозь, заставляло чувствовать себя не в своей тарелке, но я лишь улыбалась подобно болванчику... - Почему я должен повторять? Я уже отвечал на тысячу вопросов. Вы что читать не умеете?       Он был раздражен. Он злился. Он прямо-таки излучал опасность, несмотря на связанные руки. И всё же... он не казался безумным. Доктор пожал плечами: - От того, насколько вы будете помогать нам в осмотре и обследовании, зависит, как быстро мы сможем избавиться от этого, - он кивнул в сторону ремней, удерживающих запястья мужчины в одном положении. Я машинально проследовала за его взглядом и заметила, что руки пациента покрыты свежими шрамами, а пальцы правой руки были забинтованы. Что же произошло? Самовредительство? Драка? Из-за этого пациент фиксирован? - Тц, - недовольно цокнул языком мужчина и вновь вперил в меня свой пронизывающий взгляд. - Итак, - начал Морев, - я пожалуй немного помогу. Пациент называет себя "капитан Леви", возраст 38 лет, однако информации, подтверждающей достоверность этих данных, у нас нет. Уроженец местности, кхм, Парадиз, что за стенами Сина, Роза и Мария, вроде так. Военный. Служит в должности капитана. Защищает мир от гигантов, а в настоящее время пытается предотвратить геноцид человечества и убить гигантскую обезьяну, что угрожает безопасности всех людей. Так?       Пациент вздохнул, прикрыл глаза и медленно кивнул.       Доктор выразительно посмотрел на меня, в его взгляде читалось: гляди, какой редкий экземпляр я нашёл. Для него это был просто ещё один любопытный случай в личную коллекцию, а не живой человек, страдающий от тяжёлого недуга. Мне претил такой подход, возможно оттого, что я сама была ещё слишком зелена и восторженна, а может - тому виной личная неприязнь к Мореву, крепнущая с каждой минутой. Как бы то ни было, но мне вдруг стало жаль лежащего передо мной пациента. Такая продуманная картина бреда характерна для запущенной шизофрении, а значит перед мужчиной маячила не слишком приятная перспектива пожизненной фармакотерапии или, что ещё хуже, экспериментального хирургического лечения.       В дверь постучали: доктора срочно вызвали к другому пациенту. Уходя, Морев наказал мне собрать максимум информации о жизни больного, и попытаться поставить диагноз.