Рассветная колыбельная

       Хмурый дождливый вечер сменился не менее промозглым утром. Я чувствовала себя совершенно разбитой, словно и вовсе не ложилась в постель, но собрала волю в кулак и, врубив бодрую мелодию на телефоне, принялась приводить себя в порядок. Двумя часами позже, уже заметно повеселевшая, я вошла в вестибюль клиники психических болезней.        Моего куратора на месте не оказалось и никто не мог подсказать, где его искать, поэтому некоторое время я бездельничала в ординаторской, наблюдая за тем, как трудятся другие психиатры и их помощники. Доктор Морев появился в проёме двери неожиданно и сразу же обрушил на меня поток негодования: - И чего мы тут сидим? Ты весь месяц так провести планируешь? - Простите, я не знала, где Вас найти, - поспешила оправдаться я, застигнутая доктором врасплох. - Не знать и не искать - разные вещи. В следующий раз обойди весь этаж, загляни в каждую палату и на пост медсестёр, а если и это не поможет, то иди на обход к своим пациентам, но не сиди сложа руки! Какая возмутительная трата времени! - он завёлся не на шутку. Мне стало неловко, хотя ещё совсем недавно я и думать не думала, что делаю что-то не так. Чувствуя, как багровеют щёки, я промямлила в ответ смущённое извинение, жалея, что не могу провалиться сквозь землю. Наконец, мужчине надоело отчитывать меня и, смягчившись, он принялся задавать мне вопросы относительно вчерашних пациентов. К моему удивлению, Дмитрий Николаевич относился к кураторству по-настоящему серьёзно, детально разбирая со мной каждый клинический случай, поправляя меня там, где я допускала неточности, и помогая взглянуть на вроде бы понятные вещи с новой стороны. Когда мы дошли до обсуждения истории болезни последнего пациента, Морев ненадолго задумался и спросил: - Каково твоё мнение? Чем же страдает этот человек? - Честно сказать, у меня нет уверенности в диагнозе, думаю провести более детальное обследование... - Допустим, но между какими вариантами стоит выбирать? - Не унимался мужчина. - Хммм, может, реактивный психоз после перенесённой травмы и дебют параноидальной шизофрении? - Хороший выбор! Что наводит на такие мысли?        Я попыталась припомнить те аргументы, что приводила вчера сама себе, определяясь с диагнозом, и находила их совершенно неубедительными теперь, под внимательным взглядом своего руководителя. Даже произносить вслух свои теории не хотелось, настолько шаткими они казались мне теперь. - Ну... Навязчивый бред о превращении солдат в этих, как их там, титанов. Копья какие-то, бегство от обезьян... - Нет, ты невнимательна. Не ОТ обезьян, а ЗА ними. Он преследует их, вернее даже не их, а её, потому что это особая обезьяна, и она такая одна. Так, а что наводит на мысли о посттравматическом психозе? - Мне кажется, что пациент дезориентирован, не понимает, где находится и кто он такой. Возможно, это связано с ранением. Полученные им травмы серьёзные, думаю, несчастный случай, приведший к таким повреждениям не мог не оказать воздействия на психику, - я немного помедлила, взвешивая на весах доводы в пользу одного и другого заболевания, - и всё же фантазии о сказочных монстрах и военной службе кажутся достаточно безумными, склоняя меня к варианту о паранойе.       Куратор выслушал мои предположения молча, время от времени задумчиво кивая. Лицо его выражало сосредоточенность и увлечённость, не было сомнений: он действительно искренне интересовался моим мнением и серьёзно относился к выдвинутым предположениям. Такое отношение было весьма лестно для меня, потому что обычно врачи скептически реагируют на ординаторов и априори считают их идиотами, идеям которых не стоит доверять. Морев же стоял выше этих предрассудков, он был слишком умён сам, чтобы неверное суждение кого-то из учеников могло поколебать его личное мнение. К тому же, процесс установления диагноза очевидно приносил ему большое удовольствие. Психиатр задумчиво потёр подбородок и заметил: - Насчёт бреда, я соглашусь с тобой, очень похоже на шизоаффективное расстройство. Хотя сейчас каких-то галлюцинаций у пациента нет, его бредовые идеи являются стойкими. Но, знаешь, Ника, у меня самого нет окончательного суждения о природе болезни этого человека. Редкий случай, когда сложно определить, где в его словах правда, а где болезненные выдумки. Понимаешь, о чём я? - видимо в моих глазах было мало понимания, потому что Морев продолжил свою мысль, - Возьмём для примера военную службу. Я склонен верить этому человеку, что он был в действующей армии. Дело в том, что я видел этого малого без больничной пижамы и могу точно сказать, что он через многое прошёл. У него масса старых шрамов и отметин по всему телу, а степени его физической подготовки могут позавидовать многие спортсмены. Однако, запросы с фотографиями, отправленные в различные военные ведомства, пришли с отрицательным ответом. То же случилось и с криминалистическими справками. Кстати, ты прочитала про дактилоскопию? - Совпадений в базе данных не обнаружено, - поспешно ответила я, радуясь, что хоть где-то не ударила в грязь лицом. - А почему? - Он ранее не судим и никогда не выезжал за границу, - пожала плечами я.        Морев отрицательно покачал головой: - А вот и нет, иди-ка сюда. Беда вашего поколения в том, что вы скачете по верхам, не желая вникать в суть вещей, - он подошёл к своему столу, взял медицинскую карту Леви и открыл страницу с ксерокопией отпечатков пальцев и заключением эксперта, - смотри внимательно на оттиски.        Я послушно уставилась на тёмные пятна, качество изображения которых оставляло желать лучшего. Я смотрела, но не понимала, чего от меня ждёт этот человек. Тем временем Морев начал терять терпение: - Ну? Видишь теперь? Неужели ещё не поняла? Какие рисунки линий на коже ты знаешь? - Я не помню точно. Кажется, точки, завитки. Гребни ещё, вроде, были, - я была абсолютно не уверена в своём ответе, да и вообще уже ни в чём. - Да-да, именно! А что ты видишь здесь? - Качество копии очень плохое, тут вообще всё выглядит, как серые пятна. Не могу разобрать деталей... - Умница! Ника, наконец-то смекаешь! Это не качество копии, это качество отпечатков. Их нет. У этого человека редкая мутация, делающая рисунок на кончиках пальцев абсолютно гладким. В мире описано всего 6 семей, страдающих этим наследственным недугом, хотя вполне возможно, что таких людей гораздо больше, тем более, что мутации могут возникать спонтанно в популяции.        Я была поражена. Не зря Дмитрия Николаевича уважали коллеги и ставил в пример сам профессор кафедры психиатрии. Он действительно дотошно подходил к разбору каждого случая психического заболевания. Мне бы и в голову не пришло детально изучать отпечатки чьих-то пальцев, тем более, что в заключении дактилоскопической экспертизы не было ни слова о загадочной мутации. - А как ещё проявляется эта аномалия? - Что любопытно, у неё почти нет клинических проявлений. Разве что люди, рождённые с данным дефектом могут иметь проблемы с ростом щетины и потеют меньше обычного. Всё из-за особенности строения кожи, она более гладкая, чем у остальных людей. - Тогда получается, такие люди - идеальные шпионы и преступники? - В теории, да. Ведь даже исторически известны случаи, когда преступники специально разрушали базальный слой кожи на кончиках своих пальцев, чтобы ускользнуть от полиции. Правда, все они сталкивались с одной и той же проблемой: на месте уничтоженного индивидуального рисунка, формировались не менее индивидуальные рубцы, так что по сути, они лишь оттягивали торжество правосудия до следующего преступления. Однако, в данном случае человек не предпринимал ничего для избавления от отпечатков. Я смотрел сам и консультировался с хирургом - это действительно редкая природная аномалия. Тем любопытнее данный экземпляр, ведь мы столкнулись с человеком, не внесённом ни в один реестр, домовую книгу или систему поиска. Мало того, у него нет отпечатков пальцев и биометрического паспорта, нет вообще каких-то зацепок, позволяющих определить личность, при этом он имеет отличную физподготовку, боевой опыт и по всей видимости конское здоровье. Настораживает и наводит на определённые размышления, не так ли? Я бы поостерёгся этой тёмной лошадки, одним словом, - врач рассмеялся своим противным пенопластовым смехом, затем резко замолчал и совершенно серьёзно спросил, - так, какие у тебя идеи насчёт дальнейшего обследования?        Не то, чтобы у меня вообще не было никаких мыслей на этот счёт, но поразительные умозаключения моего куратора настолько выбили у меня почву из-под ног, что я с превеликим трудом выдавила из себя предложение провести батарею классических психиатрических тестов, направленных на изучение личности человека и его психического статуса, исследовать уровень стресса у больного, а также оценить выраженность тревоги и депрессии по общедоступным шкалам. Морев одобрил мои идеи и посоветовал немедленно приступить к работе: - Думаю, это может принести практическую пользу, тем более, что у меня нет времени заполнять длинные опросники, а у тебя, судя по тому, как ты провела утро, времени навалом. Так что, дуй в 12 палату и проводи тестирование, оформишь ответы как следует, посчитаешь баллы и доложишь результаты. К остальным больным сегодня можешь не ходить, я уже побывал у них и смотреть там особо не на что.        Дважды мне повторять не пришлось, едва получив указание куратора, я поспешила покинуть ординаторскую. Чтобы облегчить стоявшую передо мной задачу, я решила распечатать нужные мне бланки опросников. Полагаться на собственную память не хотелось, кроме того, наличие стопки листочков в руках, где можно с важным видом что-то отмечать и записывать, вызывает уважение у пациентов, а мне оно было ох как сильно нужно! Служебный компьютер с принтером располагался в дальнем углу коридора и использовался всеми сотрудниками отделения по мере необходимости. Вот и сейчас старенький Canon был готов прийти на помощь, чем я с радостью воспользовалась. И, пока устройство громогласно жужжало, выплёвывая одну страницу за другой, у меня было время составить подробный план будущей беседы с больным.        Одна мысль не давала мне покоя, то и дело всплывая в голове и вызывая смутное беспокойство. Строго говоря, это даже была не мысль, а некое ощущение, словно в определённый момент разговора с Моревым прозвучало нечто важное. Что-то такое, что взбудоражило моё внутреннее чутьё и заставило меня напрячься подобно тому, как встревоженно озирается дикий зверь, уловив в дуновении ветра едва заметный запах дыма. Я ощущала растущее беспокойство и, несмотря на попытки прогнать это иррациональное чувство, всё сильнее попадала под его влияние.       Чтобы избавиться от этого тягостного ощущения, я что есть силы ущипнула себя за бок. Физическая боль помогла сконцентрироваться в моменте и перестать, наконец, рассыпаться в безосновательных тревогах. Собрав тёплые свеженапечатанные листы, я медленно пошла по коридору, понемногу вживаясь в роль врача и настраивая себя на беседу с трудным пациентом.       В больничной палате было сумрачно. Солнце скрылось за тучами и больше не проникало сквозь больничные жалюзи, а электрическое освещение для душевнобольного, видимо, посчитали незаслуженной роскошью. Мужчина встретил меня холодным пристальным взглядом из-под нахмуренных бровей. Жуткий тип! Кажется, он постоянно был чем-то недоволен и находился в дурном расположении духа, готовый встретить "в штыки" каждого, переступившего порог комнаты. Впрочем, у этой настороженности действительно могли быть причины, одно пребывание в клинике против воли чего стоило. Да и обездвиженное положение наверняка не приносило радости. Отмахнувшись от размышлений, никак не связанных с лечебным процессом, я постаралась придать себе доброжелательный вид и обратилась с приветствием: - Доброе утро, Леви. Как Вы себя чувствуете? - Как и всегда, - пациент поморщился, должно быть испытывая досаду от моего визита. Распятый на кровати, он, вероятно, сильно страдал от вынужденного обездвиживания и невозможности свободно перемещаться хотя бы в пределах изолятора. - Может быть, включить лампу? Здесь как-то мрачновато, не находите? - Это дурдом, как тут ещё может быть, - равнодушно заметил мужчина, слегка пожимая плечами. Мне показалось, или это был намёк на шутку? - Ладно, если Вы не возражаете, я всё-таки добавлю света, - заключила я, подходя к выключателю. Больной не протестовал, поэтому я осуществила своё намерение и приступила к следующему этапу беседы, - Сегодня я бы хотела заполнить с Вашего разрешения несколько анкет, это позволит скорее определить Ваш диагноз и составить план лечения. Работа несложная, Вам необходимо только отвечать на вопросы. Попробуем?        Брюнет равнодушно смотрел на меня, так, словно я была предметом мебели. От этого взгляда было неловко, но я уже не испытывала таких приступов паники, как накануне. Мне всё ещё было страшно находиться рядом с ним, но любопытство, порождённое рассказом моего куратора, привело к тому, что мне хотелось во что бы то ни стало разгадать тайну личности этого человека. Подстёгиваемая честолюбием, долгое время скрывавшимся на задворках души, я жаждала быть первой, кто докопается до истины. - Мне всё равно. Начинайте.        Отсутствие энтузиазма пациента было весьма ожидаемо, я и не рассчитывала на то, что он радостно воспримет моё предложение. Мечтая поскорее заполнить документы, я приступила к обследованию немедленно. На моё счастье, пациент действительно был готов к сотрудничеству и отвечал на поставленные вопросы кратко, чётко и по существу, чем несказанно облегчал мой труд. Его лицо выражало непомерную скуку, а ввалившиеся глаза, окруженные болезненной синевой, смотрели пронизывающе холодно и отстранённо. Закончив заполнять один опросник, я быстро перешла к следующему в надежде как можно быстрее прогнать список вопросов и уйти уже из этого ужасного места, где я чувствовала себя совершенно незащищённой и как никогда уязвимой. Парадоксально, но будучи фактически хозяйкой положения, я ощущала себя крошечной девочкой, стоящей на экзамене у строгого и несговорчивого преподавателя, найти подход к которому попросту невозможно. Заполняя очередную анкету, я обратила внимание на высокие показатели тревожности и стресса у мужчины. "Может, всё-таки его состояние - последствие травмы? Интересно всё-таки, как он её получил." На очередном вопросе, посвящённом выяснению уровня общей тревожности, мужчина болезненно поморщился. Это едва уловимое движение не скрылось от меня. - Что-то не так? Вам не нравится этот вопрос? - сразу осведомилась я, готовая поймать малейшее изменение настроения этого малоэмоционального человека. - Нет, просто нога побаливает, - равнодушно ответил мужчина, вновь приняв характерный для него устало-недовольный вид. - Да? А где именно? - Живо осведомилась я. - Левая лодыжка, - безразлично ответил Леви, по-прежнему глядя куда-то сквозь меня.        Я положила кипу своих бумажек на тумбочку, чтобы освободить руки, подошла к постели больного, откинула край тёплого одеяла, которым был укрыт пациент и обомлела. Вместо мягких фиксаторов, которые мы обычно применяем в клинике для обездвиживания буйных пациентов, на ногах мужчины виднелись скрученные кожаные ремни, которые никогда не использовались для этой цели из-за их повышенной травмоопасности. Мало того, даже дураку стало бы понятно: ремни были наложены с грубым нарушением техники безопасности: вместо свободной петли, дополненной мягким материалом там, где она прилегала к коже больного, тут имел место скользящий узел, затянуть который можно было и случайно, а ослабить - совершенно невозможно без посторонней помощи. Кожа под ремнями изменила свой цвет, местами была содрана, обе лодыжки выглядели опухшими, а левая стопа и вовсе приобрела мраморную окраску и стала на ощупь совсем холодной.        Я испугалась до полусмерти. Дрожащими от волнения руками пыталась определить пульс на тыле стопы и не чувствовала ни малейшего колебания артерии. В панике судорожно вспоминая, что делать при синдроме длительного сдавления, пыталась нащупать пульсацию в других точках и лишь с 3 попытки обнаружила её. Испытывая непередаваемое облегчение, я вздохнула и впервые решилась взглянуть в лицо пациенту. Несмотря на сильную боль, которую, наверняка, он испытывал, мужчина смотрел на меня всё тем же непроницаемым цепким взглядом, ничуть не изменяясь в лице и всем своим видом демонстрируя безграничную усталость. - Сейчас я попробую ослабить ремень, чтобы освободить ногу, пожалуйста, не делайте резких движений, чтобы не затянуть петлю сильнее.        Он не сказал мне ни слова, продолжая пристально следить за моими действиями, и лишь скептически приподнятая тонкая бровь служила намёком на сомнения мужчины. Трясущимися от напряжения руками я принялась развязывать затянувшийся узел, но у меня ничего не получалось. Костяшки пальцев побелели от усилий, но проклятый ремень так и не поддался. Сколько я ни пыталась ослабить узел, ничего не выходило. Я уже начала терять остатки самообладания, когда брюнет подал голос: - Нужен нож.        Он произнёс это настолько спокойно и просто, как самую очевидную вещь. И, чёрт возьми, он был прав! Кусок засаленных ремней, испачканных к тому же кровью, не стоил того, чтобы беречь его. Мне стало досадно, что столь очевидная идея не пришла мне в голову раньше. Я бросила свое бессмысленное занятие, объявила пациенту, что скоро вернусь и покинула палату. На сестринском посту я попросила выдать мне новый комплект мягких фиксаторов и ножницы. Белокурая медсестра снисходительно посмотрела на меня, посчитав моё требование блажью, но просьбу выполнила. Получив всё необходимое, я поспешно вернулась к пациенту.       Леви молча встретил моё возвращение, терпеливо ожидая, чем же закончится дело. Я вооружилась острыми ножницами и попыталась освободить лодыжку пациента. Петля на ноге была затянута так сильно, что у меня никак не получалось поддеть её браншей ножниц. Тонкий металл то и дело соскальзывал и царапал побледневшую кожу, добавляя мужчине неприятных ощущений. Брюнет болезненно морщился, хмурил брови, но не произносил ни слова. Не знаю, сколько попыток прошло, пока я ухитрилась-таки подлезть под твёрдую ткань и начала резать ремень. Впрочем, резать - громко сказано, ножницы были такие тупые, что я скорее пилила его, нежели действительно рассекала. - Тц, - недовольно цыкнул брюнет, скривившись от боли. Я и сама понимала, что причиняю сейчас ему дополнительные страдания, но другого способа помочь не видела. Наконец, проклятая ткань была побеждена, и ремень, стягивающий левую лодыжку мужчины упал на пол. Я поспешно наклонилась за ним и с удивлением обнаружила под кроватью пару сломанных мягких фиксаторов для ног. Эта находка означала, что санитары, отвечающие за обездвиживание пациента знали о поломке, но не потрудились произвести замену или хотя бы сообщить о случившемся кому-то из врачей, а вместо этого воспользовались собственными ремнями, которые всегда должны были носить с собой на случай самообороны. Они наплевали на правила стационара и даже не посчитали нужным замести следы. "Какая непозволительная халатность и хамство!", - с негодованием подумала я. Мне стало жаль Леви - жертву небрежности младшего медперсонала, считающего нормальным положением вещей самоутверждаться за счёт пациентов. Каким бы злостным преступником или отъявленным негодяем больной не был, он заслуживал уважительного отношения к себе просто потому, что он - человек.       Хотя внешне мужчина выглядел совершенно отрешённым, я знала, что в эти самые моменты кровь с неистовым напором приливает в пережатые до этого сосуды, заставляя брюнета испытывать адские муки. Я избегала смотреть ему в глаза, ощущая горькое чувство вины, комом застрявшее в горле. И пусть лично я была не виновата в случившемся, но белый халат машинально присоединял меня к сообществу тех подонков, для которых норма делать свою работу спустя рукава, не гнушаясь самых грязных поступков. Я сосредоточила своё внимание на ногах больного. И пока я рассматривала тёмные синяки, лоснящиеся участки содранной кожи и ссадины, кольцами охватывающие голени мужчины, внутри меня всё ярче разгорался протест. Гнев поднимался из самой глубины моей души обжигающей волной, постепенно захватывая меня полностью.        Странное тревожное ощущение, испытанное мною недавно, постепенно обретало ясные очертания. Во всей истории с этим больным было много несостыковок и пробелов. Причина душевной болезни, механизм травмы, исчезновение других участников происшествия или свидетелей, сама личность больного - все эти вопросы пока не имели ответа. А ещё, сколько я не искала накануне, нигде в медицинской карте не нашлось чётких указаний к жёсткому обездвиживанию пациента. Варварские методы удержания больных в постели без строгих показаний всегда вызывали у меня сомнения, теперь же я была уверена: эти средства должны были остаться в Средневековье. Нет и не может быть уважительной причины так измываться над человеком. Я хорошо помнила рекомендации, когда психиатру следовало прибегнуть к этому методу. Если говорить кратко, то это только 2 случая: когда пациент сам просит его обездвижить, опасаясь навредить себе, или когда больной пребывает в возбуждённом состоянии и опасен для окружающих. И то с оговоркой, что лучше проводить медикаментозную коррекцию или и вовсе посадить его в изолятор. Вчера я удивилась тому, что пациент был фиксирован на кровати, ожидала увидеть объяснения в истории болезни, но не нашла там ни слова об этом. Однако то, что я произошло сегодня, не лезло ни в какие рамки. В конце концов, лечебное учреждение - не клуб БДСМ! Безусловно, состояние здоровья пациентов предполагает постоянный контроль, но ведь можно организовать его иначе. Использовать одиночную палату с видеонаблюдением и запирающейся дверью, например. Поставить специального наблюдателя, то и дело наведывающегося к пациенту или находящегося непрерывно при нём. Отправить в изолятор, в конце концов! Фиксация в 4 точках в психиатрии применяется только в случае лечения буйных пациентов, не реагирующих на другие методы воздействия. Здесь же у мужчины были эпизоды психоза, но они произошли совсем в другой больнице, а непосредственно в нашей психиатрической клинике никаких проблем с излишней агрессивностью или самовредительством не было. Так почему же специалисты посчитали, что он не заслуживает свободы хотя бы в пределах своей палаты? Почему не поместили в "мягкую" комнату? Не составили протокол принятия решения об обездвиживании пациента? У меня вообще возникло впечатление, что вся история фиксации больного возникла из-за желания Морева подстраховаться на тот случай, если перед нами и правда находится опасный шпион. - Простите, должно быть Вам очень больно, - решила озвучить свои мысли я, - повреждения надо будет обработать и перевязать. Мне очень жаль, но я не могу полностью избавить Вас от удерживающих устройств без одобрения лечащего врача. Пока что я заменю жёсткие ремни на вот эти мягкие фиксаторы, - тут я показала ему наши "наручники" с мягким слоем внутри, не допускающие сдавления тканей, - но мне хочется поднять на консилиуме вопрос необходимости удержания Вас в постели. Пожалуйста ведите себя спокойно, чтобы мне не пришлось жалеть об этом решении. Мы встретились взглядами и в серых глазах мужчины я увидела понимание. - Спасибо, - просто сказал он. И от этого короткого слова во мне всё перевернулось. В голове не укладывалось. После случившегося он мог бы скандалить, требовать позвать заведующего или главврача, угрожать написанием жалобы или обращения к вышестоящим инстанциям, просто ругаться, наконец! Но больной вёл себя так, словно своё тело, равно как и собственная судьба не имели для него никакой ценности. Мужчина не сопротивлялся, когда я закрепила обтянутые поролоном "наручники" на его ногах выше растёртых и повреждённых участков, привязывала их к раме кровати. Он всё с той же апатией и безразличием наблюдал, как я проверяла вязки на руках (слава богу, с ними проблем не было!) и поправляла ремень, удерживающий плечевой пояс. Тем временем пострадавшая лодыжка стала приобретать нормальную окраску и понемногу теплеть. Какое несказанное везение, что нам удалось обнаружить возникшую проблему вовремя и избежать необратимых повреждений! И всё же, почему он такой отрешённый и невозмутимый? Человек со стальной силой воли и абсолютным безразличием к своему состоянию? Откуда он вообще взялся и кем был до того момента, как ему "снесло крышу"? Терзаемая всеми этими вопросами, я решила подбодрить мужчину: - Я пришлю сюда медсестру, чтобы она выполнила перевязку. Мне правда жаль, что всё так получилось.       Леви устало закрыл глаза. Проводить исследование после всего произошедшего казалось мне неуместным, поэтому я предупредила брюнета, что зайду с тестами позже, а сама вновь направилась на пост медсестёр. - Пациенту в 12 палате нужна перевязка, - сказала я, возвращая ножницы дежурной медсестре. - Что, опять? - крашеная блондинка недоверчиво смотрела на меня, до предела распахнув свои голубые глаза, размалёванные так, словно она явилась на вечеринку, - Травматолог же вчера заходил и смотрел его. - Нет, дело не в том... Надо обработать раны на лодыжках от фиксаторов, может йодом помазать. И ещё: Вы можете мне сказать, кто из санитаров дежурит сегодня на этаже? - О, да это новенькие. Такие милые парнишки, и, как говорят, не женатые оба. Тот что повыше - такой секси! - медсестру явно понесло не в ту степь, и я поспешила прервать поток бреда, льющийся из её уст. - Это к делу не относится. Где я могу найти этих новеньких? - Даже не представляю. Сейчас в отделении для них работы нет, поэтому вполне возможно, что ребята где-то внизу. Может встречают вновь приехавшие кареты скорой помощи, может ещё чем заняты. - Ясно, я поняла. Спасибо, - выразительно отчеканила я и немедленно направилась в холл госпиталя. Я была полна яростной решимости, адреналин в венах зашкаливал, казалось, попадись мне сейчас на проходе каменная стена, я пробила бы её голыми руками, и для меня, ей богу, не было в этот момент ничего невозможного.        Я повсюду искала санитаров и вполне ожидаемо обнаружила их в столовой. Это были те двое бездельников, что посягнули вчера на моё любимое место отдыха в холле больницы. Теперь же они сидели за столом и за обе щеки уплетали горячее. Мне бы подождать, пока санитары закончат трапезу и спокойно поговорить, но возмущение будоражило мою кровь и требовало немедленной разрядки. В приступе праведного гнева, я направилась прямиком к столу мерзавцев. - Вы ответственные по 3 этажу сегодня? - И что? - Фиксация пациента в 12 палате - ваших рук дело? - Ну допустим. - Почему вы не использовали нормальные мягкие фиксаторы? Если они сломались, то почему не взяли новые и не сделали всё, как положено? Откуда вообще взялась идея использовать жёсткие ремни? Вы в курсе, что такое синдром длительного сдавления и какие последствия он может вызывать? Нельзя относиться к пациентам, как к тряпичным куклам, они живые люди. - Да нам плевать, это никому неизвестный чел. Пофиг ваще на него, - зевая во весь рот, небрежно ответил мне один из санитаров. - Нет, не пофиг! Вам надо научиться внимательнее выполнять свою работу! В этот раз, так и быть, я не расскажу лечащему врачу о вашем косяке, но в следующий раз молчать не стану, понятно вам?        Ребята нахмурились, отодвинули тарелки и встали изо стола. Оба высокие и широкие в плечах, они нависли надо мной, подобно скалам. Тот, что был повыше, придвинулся ближе и переспросил с вызовом: - Что ты сделаешь? - Что слышал. Сообщу врачу, о вашей ошибке и потребую наказания. - И ты думаешь, что кому-то будет до этого дело? А что если я скажу, что сам лечащий доктор велел глаз не спускать с этого преступника? - прорычал парень, с ненавистью уставившись на меня. - И он же велел вам калечить его? - я упрямо гнула свою линию, не желая сдаваться на полпути. - Если ты не заткнёшься, я и тебя покалечу, - он положил свои руки мне на плечи и чувствительно сжал их, заставив меня поморщиться. В этот момент телефон в кармане моего халата начал звонить, разрывая нависшую тишину в полупустой столовой. - Только попробуй, - прошипела я, стряхивая руки санитара со своих плеч. Парень отпустил меня неохотно, с явной досадой косясь на мой вибрирующий и подвывающий на разные голоса карман. Освобождённая, я достала разрывающийся мобильник, бросила, как мне казалось, уничтожающий взгляд на парней, и направилась к выходу из столовой. - Мелкая сучка, - долетело мне в след. "Плевать"! - Подумала я и машинально ответила на звонок, даже не успев понять, кто меня потревожил. - Алло, Ника, привет, Солнце моё! Какие планы на пятничный вечер? - Не сдохнуть, - мрачно буркнула я. Лиза позвонила совершенно не вовремя, и мне не хотелось продолжать разговор, однако та просто не давала мне вставить хоть слово. - Нет, погоди, это всегда успеется, есть идея получше. У Костика, слышишь? У Костика будет вечеринка на даче. Причин несколько. Во-первых, Первомай, от него никуда не деться, надо отметить. Во-вторых, выход какого-то очередного фантастического комикса, на которых он повёрнут, как ты помнишь. Что-то там про путешествие сквозь время. Или не комикса. Может фильма, я немного не в теме. Но зато выяснила другое: будет много интересного народа. Девчонки из архитектурного, политеха и художки и парни. Слышишь, парни! - Не интересует. - Да брось, хороший собеседник всегда кайф, наверняка тебе надоело уже со своими тружениками-ботаниками якшаться. Хоть нормальных людей послушаешь. И потом, заявлено несколько ящиков пива, шампанское и медовуха. Шашлыки будут, пицца, да всё, что пожелаешь! Заезд в пятницу, тусня там до воскресенья. Можно уехать раньше, если хочешь. Ну как тебе идея? - Я не поеду. - Да почему, Ника? В конце концов, когда ты последний раз вот так выбиралась? Ты решила затворницей что ли стать? Летом экзамены, диплом, не факт, что соберёмся, а потом многие разъедутся. Может это вообще последний шанс так вот собраться. - Да я не знаю почти никого в той компании, что мне собираться-то? Давайте уж как-то без меня. - Ну пожалуйста! Я не поеду без тебя! Ну Ника! - Не-ет. - Ради меня, ну пожалуйста! Очень тебя прошу.        Телефонная трубка, наконец, замолчала. Повисла пауза. Меньше всего мне хотелось сейчас думать о том, как провести выходные, но Лиза - моя лучшая подруга, раньше мы вообще жили в одной комнате в общаге, поэтому мне было трудно отказать ей. Пока в моём мозгу разгоралось яростное сражение доводов за поездку и против, моя подруга не стала ждать и объявила: - Я скажу, что ты придёшь, хорошо? - Чёрт с тобой. Я буду на машине, чтоб в любой момент собраться и уехать. - А как же выпить и расслабиться? - Обойдусь. - Ой ну и ладно, на месте разберёмся, главное что ты едешь! Спасибо, моя дорогая, ты супер! Созвонимся позже.        Лиза исчезла, а я почувствовала себя обессиленной, словно этот незамысловатый диалог отнял у меня всю энергию и волю к борьбе, что так недавно будоражила мою кровь. Сейчас конфликт с санитарами не казался мне хорошей идеей, и я удивлялась тому, как легко пошла на поводу у собственных эмоций. Медленно в самых растрёпанных чувствах я поплелась на третий этаж клиники в отделение острых психозов, где располагалась злополучная палата номер 12.