Клиника подобна единому организму, где у каждого человека, как и у каждой клеточки, своя роль, от успешности выполнения которой зависит благополучие целого. За видимым спокойствием и безмятежностью в светлых коридорах и просторных палатах скрывается тяжёлая рутинная работа, выполняемая десятками рук. Санитары и медсестры, повара и уборщицы, инструкторы физкультуры и логопеды, психологи и врачи подобно рабочим пчёлам трудятся каждый над своим заданием, обеспечивая функционирование всего организма больницы. И только ординаторы да интерны способны перепархивать с места на место, не привязанные намертво к определённому участку и не обременённые грузом ответственности, в отличие от их более опытных коллег врачей.
По этой причине, покинув больничную палату, я спустилась в холл госпиталя, где отыскала кофейный аппарат и добыла свою дозу ванильного каппучино. Дабы не мозолить глаза вахтёрше, что по законам жанра была самой отмороженной стервой из всех возможных, я поспешила скрыться за углом коридора. Неподалёку у окна стояла старая кушетка, на которой мы любили посидеть и перекусить с одногруппницами, заодно обсудив все свежие сплетни. К моему глубокому разочарованию, на кушетке разместились два санитара из тех, кого недавно приняли на работу, и рубились в какую-то игру на планшете. "Игроманы хреновы", - раздражённо подумала я, развернулась на пятках и поплелась в ординаторскую, на ходу отхлебывая кофе из пластикового стаканчика. И без того невесёлое настроение было окончательно испорчено.
За дверьми ординаторской царила обычная рабочая атмосфера. Поспешно смяв опустевший стакан, я выкинула его в мусорку и проследовала к столу доктора Морева. Мужчина дописывал какие-то бумаги и не сразу обратил на меня внимание. Когда это, наконец, произошло, он лишь сухо заметил:
- Долго же ты, небось все пирожки в столовке продегустировала, - и тут же расхохотался каким-то скрипящим смехом, напоминавшим шуршание пенопласта о стекло. Борясь с желанием развернуться и уйти прочь, я сжала зубы и стала ждать указаний наставника. От Морева не скрылось моё расположение духа, он насмешливо усмехнулся, подвинул к себе стопку историй болезни, покопался в куче и вытащил на свет одну из них.
- Вот история последнего пациента. Твоя задача оформить дневники на всех троих, ознакомиться с имеющейся информацией. Свои мысли о диагнозах и лечении расскажешь мне завтра.
Согласно кивнув, я взяла
недостающую историю со стола и направилась к старому дивану в дальнем конце ординаторской - единственному свободному месту в комнате, где можно было хоть сколько-нибудь удобно заполнить документы. Это только в телевизионных сериалах интерны имеют своё рабочее место и пишут осмотры сидя в удобном кресле за собственным столом. В реальной жизни, увы, не каждый врач может похвастаться наличием личного рабочего места, что уж говорить о нас! Приходится заполнять бумаги на коленках, стоя в коридоре, сидя на корточках, а порой и вовсе навесу. Так что, продавленный чахоточный диван - отнюдь не самое печальное рабочее место в моей биографии.
Расположившись поудобнее, я принялась читать записи, сделанные моим предшественником. Каждая история болезни в психиатрии словно приключенческая книга увлекает за собой в путешествие, будь то невероятно сложный вымысел преследуемого чужими голосами старика или печальное описание страданий женщины в духе Достоевского. После тщательного знакомства с документацией, я открывала чистую страницу в медкарте и вписывала данные собственного осмотра, а также выводы, сделанные сегодня в процессе наблюдения. Увлечённая делом, я не заметила, как рабочий день подошёл к концу, и доктора, один за другим принялись покидать ординаторскую. Мой куратор тоже ушёл домой, не удостоив меня даже прощанием. В комнате остался только один дежурный врач, да и тот вскоре отправился на обход.
Тёплый весенний ветерок залетал в приоткрытое окошко и настойчиво звал меня на улицу. Оказавшись в одиночестве среди пыльных историй болезни, потрёпанных учебников и прочих медицинских бумажек, мне отчего-то стало безумно жаль себя, терявшую возможность неспеша прогуляться вечером по набережной, наслаждаясь ароматами вкусной выпечки и свежесваренного кофе из многочисленных кафе, а также терпким запахом холодной воды, совсем недавно спавшей подо льдом... Не в силах противиться искушению, я быстро схватила последнюю историю болезни, начеркала недостающий дневник и поспешила к окошку.
Выносить истории болезни пациентов за пределы клиники запрещалось, поэтому мне пришлось кое-как устроиться на подоконнике и, согнувшись под невероятным углом, фотографировать на телефон тонкие страницы в надежде разобрать дома хоть что-нибудь в каракулях доктора Морева. Впрочем, в своих возможностях дешифровки я не сомневалась, оттого совершенно спокойно скопировала все страницы, а заполненные документы положила на стол к своему куратору. Довольная собой я поспешила в раздевалку, ощущая, как настойчиво урчит мой живот, внезапно вспомнивший о пропущенном обеде.
К превеликому сожалению, пока я переодевалась, погода успела поменяться, как часто случалось в нашем городе. Поэтому на улице меня ждал отнюдь не приятный весенний вечер с закатным солнцем, а самый обычный моросящий дождь. Бросив взгляд в сторону мокнущей под дождём машины и представив перспективу час проторчать в пробке по такой погоде, я плюнула на всё, вытащила из старой Гранты зонт, и поплелась на метро.
Остаток дня был ничуть не лучше начала. Вернувшись домой, я была совершенно не в состоянии приготовить себе что-то приличное, поэтому просто вскипятила чайник и заварила первый попавшийся "Роллтон". Накидав в тарелку побольше приправ, я заставила себя поверить, что ужин мой вовсе не так уж плох. Тем более, что после несчастной лапши, я приготовила себе крепкий чай и достала из холодильника кусок торта, завалявшийся ещё с прошлой недели.
По мере того, как желудок мой наполнялся пищей, а свежая глюкоза попадала в мозг, настроение стало несколько улучшаться. Стук дождя по оконным рамам больше не казался раздражающим, а спустившиеся ранние сумерки стали всего лишь поводом включить свет в комнате. У меня даже появились силы для учёбы и воскрес интерес к той незаурядной личности, что предстала передо мной в последней из палат. Я поспешила разделаться с грязной посудой и переместилась за рабочий стол, где совсем скоро на ноутбуке принялась изучать вдоль и поперёк фотографии истории болезни, добытые мной в ординаторской.
На титульной странице медицинской карты в графе ФИО красовалась надпись:
"
Noname - "Levi" - без документов!"
Забавно, подобное редко встретишь в клинике, обычно у человека всё же находятся юридические свидетельства их личности или родственники, способные подтвердить информацию. Здесь же даже имя пациента взято в кавычки - настолько мало доверия к высказываниям душевнобольного. Оно и понятно, сколько в каждом отделении находится Наполеонов, Гагариных и новых мессий - одному богу известно. Ладно, примем к сведению и продолжим чтение.
Возраст 38 лет (со слов больного)
Родственники - прочерк
Адрес - прочерк
Группа крови А (2) резус (+)
Лекарственная непереносимость не выявлена
В строке клинического диагноза не было написано ни единого слова. Психиатрия - единственная область медицины, где врач не обязан определиться с окончательным диагнозом пациента в течение 3 суток. У него есть приличный запас времени для наблюдения за субъектом и проведения всяческих исследований и экспертиз. Всё потому, что признание кого-то сумасшедшим наложит весьма весомый отпечаток на дальнейшую жизнь человека в обществе, его карьеру и возможность создать семью. Да много на что! Поэтому-то специалистов в этой области не подгоняют с выводами, опасаясь ошибки.
Мой взгляд спустился ниже, где были записаны дополнительные диагнозы. И если Морев не спешил с выводами, то у травматологов, которые, как оказалось, перевели пациента к нам, сомнений не было. С трудом разбирая их каракули, я выхватывала отдельные слова: "Ушиб головного мозга... Контузия глазного яблока справа... Многочисленные резаные раны мягких тканей... Травматическая ампутация пальцев... Состояние после реконструктивной операции... Открытая рана грудной клетки... Ушиб печени... Ушиб почек... Ожоги 1-2 степени... ". Список казался бесконечным и трудно было поверить, что все перечисленные повреждения относились к одному человеку. Тем более загадочным казался мне механизм получения таких травм. Закончив читать травматологический диагноз, я, распаляемая собственной фантазией и имеющая столько волнующих вопросов без ответов, поспешно стала искать фото страницы с описанием истории возникновения заболевания и вскоре нашла её.
Если верить написанному, то пациент был обнаружен ранним утром 21 марта на просёлочной дороге километрах в 50 от города. Места там довольно безлюдные, особенно в ночное и раннее утреннее время. Нашёл его пожилой рабочий, ехавший в столицу на смену. Мужчина лежал прямо посреди проезжей части. Он был одет в порванную и забрызганную кровью рубашку неопределённого цвета и тёмные брюки с остатками каких-то ремней (возможно экипировки?). На ногах пострадавшего были чёрные ботинки, разодранные и прожжёные в некоторых местах насквозь. Верхней одежды, столь необходимой по сезону на нём не оказалось. Короткая кожаная куртка едва ли справлялась с этой ролью, а остатки зелёной накидки, также обнаруженной на пострадавшем и вовсе походили на лохмотья нищего. Раненый был без сознания. Всё лицо, руки и грудь его были залиты кровью, которая продолжала сочиться из обширных ран. Не зная, чем помочь пострадавшему, нашедший его рабочий позвонил в службу спасения и, пока реанимобиль несся по дорогам столицы, под диктовку профессионала начал оказывать мужчине первую помощь. Оттащил его с проезжей части, прощупал пульс на сонной артерии, определил наличие дыхания, кое-как перевязал раны бинтами из автомобильной аптечки. На этом этапе выяснилось, что у мужчины были оторваны пальцы правой кисти, чем объяснялось обильное кровотечение из раны. Ранения грудной клетки и лица выглядели не менее пугающими, вообще было странно, как раненый ещё живёт, с такими-то повреждениями. Больше всего нашедший его рабочий боялся, что неизвестный погибнет до приезда врачей, а это вызовет массу неприятных вопросов и ненужных разбирательств. Но мужчина неведомым образом цеплялся за жизнь и упрямо продолжать дышать истерзанной грудью. Чтоб хоть как-то согреть бедолагу, свидетель накрыл его своей курткой и по совету медиков принялся за поиски оторванных пальцев. На проезжей части их не оказалось, да и в видимом окружении тоже, и водитель хотел уже бросить эту затею, но чудом заметил небольшое углубление в снегу у обочины, отмеченное замёрзшими каплями алой крови. Удача улыбнулась ему и, преодолев отвращение, мужчина бросил окровавленные куски плоти вместе с комком грязного снега в старый полиэтиленовый пакет, найденный им в бардачке среди прочего хлама. Через несколько минут на трассе появилась мигающая машина скорой помощи, мчащаяся на максимальной скорости к потерпевшему. Больной был уложен на носилки, бережно поднят в реанимобиль, подключён к системам жизнеобеспечения и доставлен в больницу. Работяга же смог вздохнуть спокойно и продолжить дальше свой путь.
Интересненько, откуда же он там взялся? Судя по описанию, травмы-то были свежие. Я поспешила перелистнуть страницу и попала на полицейский отчёт. "Доподлинно неизвестно, как пострадавший оказался на трассе в столь ранний час. Отсутствие тёплой одежды и каких-либо последствий взрыва на месте, где был обнаружен раненый, указывало на то, что тело могло быть подброшено сюда. Однако камеры, установленные неподалёку от места преступления не зафиксировали ничего необычного, более того, в течение 3 часов до обнаружения пострадавшего по дороге не проезжал ни один автомобиль. Каких-то иных следов на снегу вокруг трассы обнаружено не было. Обстоятельства дела так и не были раскрыты".
Становилось всё любопытнее. Я вчитывалась в страницы медицинской карты, как в настоящий роман.
На теле мужчины обнаружились множественные порезы, ожоги и поверхностные повреждения. Кроме того, имели место ушибы внутренних органов и переломы нескольких рёбер. Сосудистые хирурги на протяжении 16 часов колдовали над правой кистью потерпевшего, собирая воедино рассечёные ткани, в то время как бригада челюстно-лицевых хирургов билась за сохранение правого глаза мужчины. Вообще, ему чертовски повезло, что несчастный случай произошёл так близко от столицы. Уж где-где, а здесь медицина была на хорошем уровне, не то что в глубинке. Обе операции проводились одновременно двумя бригадами опытных врачей. Когда всё было закончено, медикам оставалось лишь надеяться на живучесть мужчины и ждать.
Больной пришёл в себя через сутки. Сперва он показался медперсоналу спокойным, а затем внезапно устроил полный разгром в реанимации. Мужчина вскочил с постели с криком: "Где чёртов зверь?", нёс совершенную дичь, пытался сбежать из клиники, дрался с врачами и санитарами, ломал оборудование и абсолютно не понимал, где находится и что делает. Усмирить его удалось только тройной дозой реланиума и мягкой фиксацией, после чего больной на некоторое время погрузился в медикаментозный сон. Трудно сказать, что послужило причиной столь яркого психотического состояния, однако буйное помешательство в сочетании с большой физической силой не оставили реаниматологам шанса: в палату немедленно был приглашён психиатр на консультацию. Он же, в свою очередь, высказался о необходимости психической экспертизы и лечения пациента в госпитале для душевнобольных. Для начала он прописал психотропные препараты и снотворные, а также рекомендовал перевезти
пациента в психиатрическую клинику как только минует непосредственная угроза жизни больного, и он будет транспортабелен. Последующие 3 недели пациент медленно восстанавливал силы и залечивал раны. Теперь он стал молчалив, не вступал в разговоры ни с лечащим врачом, ни с младшим медперсоналом, но внимательно наблюдал за всем, что происходит вокруг. В ночь накануне перевода в психиатрическую клинику, пациент вновь попытался бежать, однако побег был пресечён и больному не оставалось больше ничего, кроме как смириться со своей участью.
На новом месте пациент изменил своё поведение. Стал больше отвечать на вопросы, идти на контакт с медперсоналом. Проблема заключалась в том, что говорил он откровенный бред, чем только запутывал врачей и вызывал опасения у медсестёр.
Всё это время полиция пыталась определить личность пострадавшего и обнаружить хоть какие-то зацепки, объясняющие произошедшее. Бестолку. В общей криминалистической базе не было найдено совпадений отпечатков пальцев, а среди картотеки пропавших без вести людей и разыскиваемых преступников не обнаружилось никого хоть сколько-нибудь напоминающего пострадавшего. Всё выглядело так, словно ранним утром раненый внезапно появился на дороге из ниоткуда и совсем один.
***
В начале была боль. Всепоглощающая и бесконечная, подобно самому мирозданию. В этой тёмной бездне внезапно возникли всполохи яркого света – пробуждающегося к жизни сознания. Откуда-то издалека долетали обрывки фраз, но разобрать слова не представлялось возможным. Калейдоскоп смутных видений мелькал перед глазами, подобно бессмысленному потоку зрительных образов шизофреника. Сквозь весь этот хаос – боль, пронизывающая всё тело, и над ней красной нитью – металлический запах крови. Старый знакомый, которого нельзя спутать ни с одним другим. Цепляясь за это, хоть и неприятное, но вполне ясное ощущение, мужчина выкарабкивался из пропасти, куда был сброшен по воле судьбы. Дыхание его было поверхностно и едва ли позволяло организму получить достаточное количество кислорода. Переломанные рёбра саднили, а отбитые и обожжённые взрывом лёгкие напоминали скомканные крылья бабочки, что попала в руки безжалостных детей.
И всё же он был жив. А значит, его борьба ещё не закончилась. Внезапное воспоминание пронзило мозг, подобно вспышке молнии. С хриплым криком мужчина резко распахнул глаза:
- Где зверь? – Глаза не различали ничего вокруг – лишь размытые разноцветные пятна, нервно мерцающие мушки и яркий свет. Очень много света. Белый, безжалостный, он резал глаза и причинял дополнительные страдания, словно той боли, что испытывал Аккерман, было недостаточно. В этой безумной цветовой пурге кто-то метнулся навстречу к очнувшемуся мужчине, чьи-то руки пытались уложить его обратно на постель, какие-то голоса просили успокоиться и не нервничать. Но он понимал лишь одно: Звероподобный снова немыслимым образом ускользнул от него, оставив в дураках. Мало этого: похоже, что он сам оказался в плену, и навряд ли это было убежище йегеристов, уж слишком светло и чисто вокруг.
- Пустите меня, марлейские отродья! Пошли вон! – С криком Леви вскочил с постели и попытался бежать туда, где едва уловимо маячил тёмный силуэт дверного проёма. Ноги мгновенно подкосились, а в животе поднялась волна такой адской боли, что дыхание перехватило, а в глазах мгновенно потемнело. С грохотом мужчина упал на пол, ощущая, как сверху на него наваливается что-то тяжёлое. Совсем рядом вскрикнула женщина, раздался топот ног и чьи-то сильные руки стали хватать его. От собственной беспомощности, от оглушающей боли, сводящей с ума, от отчаяния, которым было пронизано в этот момент всё его существо, он забился в чужих руках, словно муха, попавшая в паутину и встретившаяся со своим убийцей. Сжимая зубы что есть сил, Мужчина рвался вперёд, упёрто не желая признать поражение. Вокруг него столпилось несколько людей в белом. Часть из них держали Леви, мешая двигаться, другие просто озадаченно стояли рядом, не зная, что делать в такой ситуации. Прибежала запыхавшаяся девушка со шприцем в руке и передала его одному из стоявших. Заметив приближающуюся к нему иглу, Леви начал дёргаться и вырываться из державших его рук с утроенной силой:
- Ублюдки! Вы не сможете этого сделать. Лучше запихните в задницу себе! Я не стану титаном, - в порыве неистовства, мужчина раскидал в разные стороны удерживающих его санитаров и, харкая кровью, пополз в сторону, чувствуя, как последние силы покидают его.
- Успокойтесь, это обезболивающий укол! Не сопротивляйтесь, Вы навредите себе, - увещевал врач, продолжавший держать в руке шприц, медленно подходя к больному.
Загнанный в угол, тяжело дышащий, захлёбывающийся кровью Аккерман, угрюмо смотрел на приближающуюся фигуру, судорожно соображая, как расправиться с противником. В этот самый миг справа на мужчину бросились несколько человек, у одного из которых в руках был зажат второй шприц с препаратом. Удивляясь тому, как эти люди смогли подобраться к нему так близко, оставаясь незамеченными, Леви ощутил прикосновение к коже ледяного металла и почти сразу потерял сознание. Лошадиная доза транквилизатора сработала безотказно. Державшие мужчину санитары облегчённо вздохнули и смогли подняться на ноги.
Только теперь медперсонал мог оценить урон, нанесённый больничному помещению. Вся палата была перевёрнута верх дном. Штатив для капельницы, на котором было закреплено лекарство, валялся посреди комнаты, бутыль с раствором была разбита на множество осколков, а содержимое её растеклось липким пятном по белоснежному кафелю. Один из реанимационных мониторов, отслеживающих состояние пациента, был сорван со стены и разбит, сестринский процедурный стол погнут и перевёрнут, постельное белье, пол, стены и даже халаты медработников – залиты кровью. Оценив масштабы бедствия, ответственный по смене врач обвёл стоявших вокруг него товарищей яростным взглядом:
- Я сколько раз буду объяснять: пациентов надо фиксировать после операции!
- Но мы не думали, что он так быстро придёт в себя. Он должен был находиться ещё несколько суток в глубокой седации, - попытался оправдаться растерянный анестезиолог.
- Мне перепроверять дозы лекарств за вами? Не можете сами нормально расписать схему лечения? Или заполняете истории наобум, руководствуясь принципом "авось пронесёт"? Налицо полная некомпетентность. И потом, где санитары? Случившееся и ваш недосмотр тоже. Я не устану повторять: в реанимации и послеоперационном блоке должен быть порядок! Каждый тяжёлый пациент в бессознательном состоянии должен быть обездвижен. Это не вопрос этики! Элементарное соображение безопасности. Вы все видели сейчас самый настоящий посттравматический психоз и нам невероятно повезло, что никто сильно не пострадал. Но я думаю, вы понимаете, что последствия будут весьма плачевными и нас всех лишат премии. А урон? Вы представляете, какой материальный вред был нанесён больнице по вине вашего разгильдяйства? Что делать-то теперь?
Он обречённо махнул рукой.
- Так, ладно, для начала сделаем перевязку этому буйному идиоту. Нет, ну вы прикиньте, вдруг у него возникнет несостоятельность швов. Да нас с потрохами сожрут! Профессор так гордился своей реконструкцией, а вы чуть было не просрали всё! Столько возни с этим мужиком! Кто это хоть такой? Что? Без документов? Реально, просто ноунейм из ниоткуда? Вот это везение! Значит так, ребятки, раз такая песня, предлагаю свалить всю вину на него. Для этого заменим несколько последних дневников в медкарте, напишем в истории, что он пришёл в себя, был вменяем, поэтому мы убрали вязки, а спустя несколько часов резко слетел с катушек и устроил погром. Психиатрическая бригада, которую мы сейчас, конечно вызовем, обнаружит пациента, накачанного транквилизатором, и не сможет определить степень его вменяемости ранее. Так что с нас взятки гладки, понятно? Разумеется, это всё при условии, что никто из присутствующих не проболтается, как было дело. Все согласны? Вот и ладушки. Что будет с ним? Да ничего особенного, заберут на время к психам, понаблюдают, а там и выпустят. Так, всё, не будем терять времени. Приступаем.
Пострадавшего вновь подняли на операционный стол, стали тщательно осматривать и обрабатывать вновь открывшиеся раны. Голоса звучали всё глуше и глуше. Аккерман проваливался в сон, сознание ускользало…
***
Резкий писк разбудил меня. Ошарашено протирая глаза, я не сразу поняла, что происходит. Оказалось, я задремала прямо за столом, и мой ноутбук, оставленный без внимания, полностью разрядился, о чём теперь тревожно сигнализировал мне. "Надо же, я сто лет так не засыпала! Как же ломит шею!". Чувствуя себя столетней старухой, разбитой треклятым ревматизмом, я потянулась к часам, чтобы определить время. 00:35. Не сказать, что слишком поздно, даже странно, что меня так разморило. И всё же организм настойчиво требовал отдыха, поэтому я выключила компьютер, поставила его на зарядку, а затем и сама отправилась в спальню.
