Кораблекрушение

      Наутро ничего не изменилось. Корабль по-прежнему лежал в дрейфе и в подзорную трубу можно было видеть самую обычную корабельную жизнь.       Но вот, после полудня, на шхуне началось движение, заскрипели блоки, заработали тали и через несколько минут шлюпка покачивалась у левого борта.       Я посмотрел на бледного Игнасио, и тот неуверенно кивнул, не отрывая взгляда от приближающейся лодки.       Дэн Бэйл выпрыгнул на берег. Он, как и вчера, широко улыбался, как и вчера, настороженно смотрел на нас, будто впервые встретил незнакомцев на пустынном берегу. Он снова с подозрением оглядел Джека, его выбритое лицо, красно-коричневые кюлоты с серебряными пуговицами и мятую, но чистую сорочку. С хитрецой в синих глазах он пожал мне руку, поклонился Эмили с почтением, кивнул Джеку, а потом, чуть более небрежно, и Марии, которая стояла позади хозяйки.       – Простите, ради Бога, дамы и господа, что заставили вас так долго ждать. Но нам надо было подготовить шхуну к вашему приему и уладить некоторые мелкие делишки, навести порядок среди команды. Это, знаете ли, не очень простое дело – руководить такой разношерстной компанией людей. К сожалению, мы можем предоставить вам на четверых лишь одну каюту, да и та не первого класса, отнюдь.       – Ничего страшного, мистер Бэйл. Посмотрите на нашу хижину. Мы жили в ней три месяца. Я думаю, каюта, которую вы любезно согласились нам выделить, покажется нам королевским дворцом, – сказал я и ощутил легкий укол совести – я привязался к нашему «Горшку», и не чувствовал к нему той неприязни, которую старался показать. – К тому же, ваша шхуна отвезет нас домой, ради этого можно стерпеть любые неудобства.       – Вы так любезны, мистер Рейнольдс, – Дэн поклонился с едва заметной долей насмешки. – Но не совершаю ли я непростительной грубости, называя вас мистером Рейнольдсом? Может быть, вашему положению подобает другое обращение?       Черт возьми.       – Я бы не счел это за грубость, поскольку сам представился вам именно так. Мое полное имя сэр Томас Рейнольдс, виконт Брэйсфилд, но вы можете и впредь называть меня мистером Рейнольдсом.       Произнося эти слова, я взглянул на Игнасио. Он не смотрел на меня, но я прочел на его лице изумление высшей степени. А еще, пожалуй, тень удовлетворения, которая таилась в чуть изогнутом левом уголке рта. Я спохватился, что хотел поговорить с ним на эту тему, но со всеми треволнениями вчерашнего дня, совершенно забыл об этом. Что ж, по крайней мере, болтать он не станет. Это я знал совершенно точно.       – Очень, очень рад с вами познакомиться, милорд. Итак, прошу на борт, – Дэн сделал приглашающий жест рукой.       Мы подхватили свои пожитки и один за другим погрузились в шлюпку. Матросы взялись за весла, Дэн занял место на корме, и суденышко заскользило по морю.       Я бросил последний взгляд на хижину, служившую нам домом все это время, на нашу садовую скамеечку, стены нашего «Горшка», черное пятно на берегу, бывшее когда-то сигнальным костром, и решительно отвернулся. Ни к чему сантименты. Мы должны добраться до Англии, и мы сделаем это.       Игнасио сидел в шлюпке передо мной, и даже по его шее и плечам можно было понять, как он напряжен. Я подавил в себе желание положить ему руку на плечо, это не только бы выглядело странным в глазах Бэйла и матросов, но мне самому этот порыв в следующий момент показался чем-то постыдным.       Шхуна приближалась. С каждым взмахом весел она увеличивалась в размерах и надвигалась на нас. Мне вдруг передалась часть страха Игнасио. Что если он прав? Что если люди покойного Диксона проходимцы, убийцы и пираты? Куда везу я свою Эмили? На шхуне мы будем совершенно беззащитны.       Будто прочитав мои мысли, сидящая рядом жена взяла меня за руку и ободряюще сжала ее.       – Все будет хорошо, – улыбнулась она.       Я улыбнулся в ответ, но опасения по-прежнему терзали меня. Конверт с письмом и картой, лежащий за пазухой, казался мне много тяжелее, чем был на самом деле. Игнасио отдал мне его на хранение утром перед нашим отъездом. Сказал, что так будет надежнее. Сказал, что не хочет, чтобы я думал, будто он убил Диксона ради наживы. Сказал, ему не безразлично, какого я о нем мнения.       В это верилось с трудом, и все же я рассудил, что будет лучше, если конверт пока побудет у меня.       Первым моим порывом было сжечь его, но любопытство и тяга к приключениям пересилили здравый смысл.       Мы поднялись на борт, и я увидел, что часть команды ставит паруса. Другие матросы уже налегали на вымбовки, и якорная цепь с плеском и металлическим лязгом ползла из воды.       – Мы готовимся к отплытию, – сказал Дэн, – Больше нам здесь делать нечего. Прошу за мной.       Он провел нас в небольшой закуток, отгороженный на корме, сразу под верхней палубой. Четыре подвесные койки и сундук – вот и все, что составляло убранство нашего нового жилища. Женская половина отделялась от мужской парусиновой занавеской, которая сейчас была отдернута. Я ужаснулся, представив, как моя Эмили будет спать на подвешенном к потолку куске грубой ткани. По крайней мере, койки новые. И чистые. Но запах! В спертом воздухе тесной каморки смешались ароматы старого дерева, пота, давно не мытых человеческих тел, трюмных вод, сырости и гальюна. Непередаваемый букет.       – Располагайтесь, – Дэн обвел помещение рукой. – Здесь тесновато, но мы обычно не берем пассажиров, так что и условий для них никаких нет. Я сам сплю в таком же углу, в кубрике. Конечно, по законам вежливости мы должны были предоставить леди каюту капитана, но мы не можем этого сделать. По некоторым причинам.       – О, не беспокойтесь, мистер Бэйл, – успокоил я его. – Мы итак слишком многим обязаны вам. Это даже хорошо, что мы здесь все вместе.       Хорошо ли это? Пожалуй, я слукавил. Мне было бы много легче, будь мы с Эмили вдвоем. Наши спутники порядком мне осточертели. Но тут уж ничего не поделать. Дэн мог поселить Джека в кубрик, к другим матросам, но от "камеристки" нам все равно не избавиться. Пусть уж лучше Бэйл думает, что мы неразлучны. Конечно, в случае угрозы нас это не спасет, нас ведь всего четверо – трое, если считать только мужчин, но и Эмили многого стоила, это-то я точно знал.       – Да, я думаю временные неудобства можно потереть. Для бывалых путешественников это ерунда. Тем более, что мы ведь направляемся в старую добрую Англию. То есть домой. Да. Что ж, мы выходим, у меня куча дел, позвольте откланяться.       Он вышел из каюты.       – Не нравится мне этот тип, – тихо сказал Джек, сверля взглядом закрытую дверь. – Слишком уж он щедро любезности рассыпает, притом, что сам он тот еще пройдоха.       Игнасио многозначительно посмотрел на него.       – А ты помалкивай, немая, – бросил ему Джек.       Начо совершенно по-мужски усмехнулся, и образ Марии тут же лопнул, как мешок, слишком сильно набитый навозом. Мартинес плюхнулся в койку, развязно задрав ноги и заложив руки за голову. Мне было тошно смотреть на него.       – Давай, давай, – подначивал его Джек. – Сейчас кто-нибудь войдет, а ты лежишь тут, красотка. Трубку не хочешь закурить?       – Не курю! – весело отозвался Игнасио.       – Джек прав, – осадил я его. – Тебе лучше вести себя как Мария, даже когда мы одни. Мы не можем быть уверены, что никто не слышит и не видит нас сейчас.       Игнасио сразу поскучнел и поднялся с койки. Я почувствовал небольшой прилив гордости: это маленькое чудовище слушается меня. Но он определенно не оставил своих надежд, связанных с Джеком, и всячески пытался завладеть его вниманием. Он был доволен, даже если тот всего лишь обругал его. По крайней мере, Джек начал разговаривать с Игнасио – за все утро они не обмолвились и словом. Я снова начал думать о том, чтобы отселить от нас Джека. Их нужно было разделить, иначе они сцепятся, как бродячие коты. Джек был зол из-за обмана, а Игнасио очевидно еще надеялся на что-то. Когда он поймет, что его надежды напрасны, он разозлится тоже. Но он будет пытаться воплотить их в жизнь и тем еще сильнее разозлит Джека.       Но если даже Джек переселится в кубрик, ничто не помешает им встретиться на палубе, особенно если один из них сам будет искать встречи.       Что и говорить, шхуна Бэйла появилась в бухте нашего острова именно сейчас весьма некстати. Может быть, со временем Начо и Джек успокоились бы. Джек примирился бы с тем, что Мария – на самом деле Игнасио, а Игнасио с тем, что Джеку нужна лишь Мария, но не он. Но случилось то, что случилось. Можно считать невероятным везением, что "Персефону" вообще забросило штормом в наши воды. Джек был прав, говоря, что наш остров лежит в стороне от морских путей. Мы могли состариться и умереть там, наши дети могли состариться и умереть, но так и не увидеть ни одно судно.       Но, Боже мой, как же не вовремя к нам прибыл Дэн Бэйл!