Личный тренер

Ваня при всём желании не смог бы вспомнить, когда он себя разлюбил. Помнил, что в детстве был милым пухляшом, любимчиком учителей, весёлым и крайне жизнерадостным ребёнком. Бегал с друзьями, ходил на плавание, не отлынивал от физры. У эндокринолога с мамой периодически были, но она их успокаивала — мол, вы подождите, сейчас переходный период начнётся, мальчик вытянется, и лишние килограммы уйдут. Не вытянулся, и килограммы не ушли, наоборот, только хуже стало. Ванька со всеми этими скачущими гормонами постоянно жрать хотел, а когда пытался перестать хавать всё, что не прибито гвоздями к холодильнику, и сократить порции, получал выговор от мамы: «Это что такое?! Ну-ка ешь, как нормальный человек, а то до школы не дойдёшь, в обморок грохнешься по дороге!» Даже если бы Ванька совсем не ел, до обморока ему было далеко, но спорить с мамой — себе дороже. Наверное, тогда у него и появились комплексы. Маленькими росточками пробились из подсознания, и к Ванькиным восемнадцати годам выросли таким бурным цветом, что он из радостного и весёлого пацана превратился в угрюмое и зашуганное чудовище, которое никуда не ходит и сторонится людей. Остатки шаткой психики доломал выпускной — в начале мая они с мамой пошли в местную ТЦшку за костюмом и еле нашли нужный размер, а накануне выпускного выяснилось, что Ваня набрал ещё несколько килограмм, и едва влезает в штаны. Ещё и рубашка так плотно облегала пузо, что пуговицы трещали и грозили отвалиться, когда он садился. Денег на новую одежду не было, времени на поиски тоже, поэтому мама порылась в шкафу и сунула Ване рубашку отца — этот кошмар мерзкого лилового цвета явно был сшит в прошлом веке и выглядел жутко потрёпанным. Ваня тогда сказал: «Мам, я никуда не пойду. Схожу потом за аттестатом, и всё». Мама схватилась за сердце и ещё долго орала, что они за все эти дурацкие теплоходы и рестораны шестнадцать тысяч заплатили, и ещё шесть за костюм, так что Ваня пойдёт, как миленький, и никакие возражения она не принимает. Одноклассники над ним не смеялись, но пялились на него так, что хотелось сжаться в маленький комочек, а затем провалиться сквозь землю. Он винил себя в том, что испортил всем вечер. И фотографии в выпускном альбоме он тоже испортил. Вообще всё испортил. Наверное, в этот момент он и решил, что в лепёшку разобьётся, но похудеет. Первый год в универе Ваня помнил крайне плохо — он почти ничего не ел, вечно сидел на диетах и голодовках, из-за чего постоянно мёрз и нихуяшеньки не соображал. Учился едва-едва, не вылетел только потому, что его новые друзья, Федя с Костиком, буквально тащили его на себе, по сто раз объясняя то, что любой нормальный человек понял бы за две секунды. Зато Ваня выполнил своё обещание — к следующему лету он сбросил заветную тридцатку, и его уже нельзя было назвать толстым. Только отчего-то он испугался, когда заглянул в зеркало и увидел в нём бледное до синевы неприятное мрачное существо с жёлтыми пятнами на лице и огромными мешками под потухшими глазами. Существо без мышечной массы, с обвисшей кожей, с растяжками по всему впалому животу. Тощее, зато с огромными щеками, которые так никуда и не ушли и, как полагал Ваня, были видны со спины. Жаловаться он не любил и продолжал бы и дальше носить свои комплексы в себе, но однажды мама поймала его в коридоре и пытала до тех пор, пока он не признался, почему «такой убитый ходит, смотреть страшно». Она в сердцах огрела его кухонным полотенцем по дряблой жопе, потом достала банку из-под кофе, в которой хранила заначку, и сказала: «На тебе деньги... сколько тебе там нужно, непутёвый? Трёх хватит? Четырёх? Иди и в спортзал запишись! И мышцы накачаешь, и кушать нормально сможешь. Спортсменам нужно много кушать!» Такой вариант Ваню вполне устраивал, и маме он был крайне благодарен. Начал есть, начал заниматься и понял, что потихоньку превращается в человека. Расцвёл, даже с однокурсницей Светой замутил, хоть и не любил её особо, так, симпатию испытывал. Устроился на подработку, чтобы маме не приходилось на него лишние деньги тратить, гулять ходил, занимался сперва по два раза в неделю, затем по четыре. Как раз на тренировку и бежал, когда поскользнулся, упал, потерял сознание. Можно было и дальше, весело посмеиваясь, цитировать советскую классику, но в тот момент всё веселье в Ваниной жизни закончилось и начался кромешный пиздец — перелом ноги со смещением, двенадцать недель в гипсе, академ в универе и никаких тренировок. Ещё и Света от него ушла, блин! Сказала, у него характер испортился с тех пор, как он дома засел. Может, и испортился, ведь в его груди потихоньку ширилась бесконечная чёрная пустота. Не считая тех редких дней, когда загруженные по самое не балуй отличники Федя с Костей приходили к нему в гости, с самого утра и до вечера он был совершенно один в пустой квартире. Играть не хотелось, тупить в сериалы не хотелось, нихуя не хотелось, поэтому он врубал рэпчик подепрессивнее, лежал и думал. Жрал себя заживо. И просто жрал, ведь еда помогала хоть ненадолго почувствовать себя счастливым. О том, что он тогда пережил, он не рассказывал никому, слишком боялся, что его в дурку упекут за чёрные тревожные мысли. Впрочем, переживания отразились на нём самым прямым и очевидным образом — он разжирел до сотки. Смотрел на себя в зеркало и поверить не мог, что снова превратился в бесформенное неповоротливое чудовище. Эту проблему он заедал. И остальные, разумеется, тоже. И никак не мог выбраться из этой замкнутой петли. После того, как он восстановился, мама сказала: «Вань, давай-ка дуй обратно в зал. Отдохнул дома? Пора себя в порядок приводить». Ваня бы пошёл, но идти туда было слишком стыдно. До травмы местные к нему лояльно относились. Подтрунивали беззлобно, когда он в пятый раз за неделю качаться приходил, маньяком дразнили. Говорили, мол, не переусердствуй, малой, а то с твоим ростом совсем в шкаф превратишься. Ваня от них только отмахивался, жал крепкую руку Игоря Владимировича, одного из тренеров, и занимался так, как ему казалось правильным. Они там все привыкли, что он держит себя в форме, но теперь... что ж, как говорил Ванин физрук, шар — это идеальная форма. «Иди, Ванюш, не бойся, — однажды сказала мама, будто почувствовав, из-за чего он тянет. — Плюнь ты на них на всех, посмеются и прекратят. Спортзалы ведь на то и придуманы, чтобы толстячки в нормальных людей превращались, да?» Ваньку это совершенно не задело, у него в голове и так намертво засело чёткое разделение на «толстяков» и «нормальных людей». Маму он послушал и в зал пришёл, и, казалось, ко всему был готов, но... смешки и привычные разговоры вдруг стихли. «Вано, ты, чтоль?» — спросил Алан. «Эк тебя разнесло, братец, — присвистнул Кирилл, сверкая на Ваньку круглыми от удивления глазами. — Натуральный колобок». Пацаны загоготали. Ваня сжался, ссутулился весь, голову в плечи втянул. Ей-богу, едва сдерживался, чтобы не разреветься позорно. Наверняка сбежал бы, если бы Игорь Владимирович сзади не подошёл и тяжёлую ладонь ему на плечо не положил. «Идиоты они, — сказал. — Не обращай на них внимания. Пойдём поговорим». Ваня Игорю только про перелом рассказал, хотя наверняка его интересовала вся картина. Он несчастного колобка со всем вниманием выслушал и констатировал — молодец, что не сдаёшься, плюнь на всех и ходи заниматься, для себя ведь стараешься, а не для них. Обещал напихать всем и каждому, если рты открывать будут. Предложил заниматься индивидуально, обещал с нищего студента лишних денег не брать, но Ваня не согласился — ему и так стыдно было, что вечно занятому тренеру с ним возиться приходится. Впрочем, после этого разговора его чуточку попустило, и он действительно смог собраться и начать приводить себя в порядок. Месяц уже въёбывал, как проклятый, истязал тяжёлое непослушное тело, не вставал с тренажёров до тех пор, пока перед глазами цветные пятна не начинали плыть, а потом делал десятиминутный перерыв, пил воду, умывал потную рожу и шёл заниматься снова. «Это надо прекращать, ты себя покалечишь. Слезай давай. И не ходи к нам так часто, ты не успеваешь восстанавливаться», — сказал Игорь Владимирович, с ужасом глядя, как Ваня остервенело мотает километры на беговой дорожке. К тому моменту, когда он подошёл, Ваня уже был в предобморочном состоянии и не мог думать ни о чём, кроме раскалывающейся головы и горящих огнём мышц и лёгких, поэтому он только кивнул. «Обляков, ты меня слышишь?! Остановись!» — крикнул Игорь Владимирович. И Ваня остановился. И упал. Ебанулся пребольно всей своей немаленькой тушей, ударился вторым подбородком о перила дорожки, разбил в кровь едва заметные под слоем жира колени. Валялся на полу, чувствуя себя опустошённым и беспомощным. Отчего-то думал, что он похож на тюленя, огромного и неповоротливого. Кажется, плакал — по лоснящимся щекам что-то горячее и солёное текло. Игорь его кое-как успокоил, поднял, на лавку усадил, коленки ему обработал и ссадину на подбородке. Дал таблетку от головы, напоил водой, сунул в руки протеиновый батончик, который Ваня, не задумываясь, схомячил. Сидел жалел потом — нельзя же после тренировки есть, надо четыре часа подождать, всё без толку теперь! А Игорь, между тем, достал телефон и кому-то набрал. «Михалыч, — сказал. — Я к тебе ребёнка отправлю, ты его в порядок приведи, хорошо? Твой случай». Так Ваня узнал, что теперь он ходит в другой зал и у него есть личный тренер, который работает с такими вот сложными ребятами. На «сложного» Ваня не обиделся — знал, что работать с жирдяями действительно нелегко, возражать тоже не стал. Спросил только, сколько ему это будет стоить. Игорь так долго крыл Ваньку матом, что у него снова голова разболелась. «...и ещё хоть раз про деньги спросишь, задушу!» — закончил он. Ваня хотел пошутить, что у Игоря Владимировича пальцы длинные, но вокруг его толстой шеи всё равно не сомкнутся, но не стал, только вздохнул грустно и нехотя кивнул. Это было позавчера, а сегодня, несмотря на ранний час, он уже катился по другому адресу, внутренне содрогаясь при одной мысли о том, что его ждёт в новой тренажёрке. Каждый шаг давался всё тяжелее, нестерпимо хотелось развернуться и убежать домой. Наверняка этот его личный тренер окажется огромным таким шкафом два на два, ходячей грудой мышц с командным басом. И наверняка будет жёстким, гонять Ваньку будет до семи потов, не давая продохнуть, а если ещё и обзывать начнёт... Оказалось, никакой Виктор Михайлович не шкаф. Обычный мужик лет сорока на вид, чуть ниже Вани, спортивного телосложения, но не машина для убийств. И орать он тоже не начал, зато улыбнулся так, что на душе сразу стало чуточку теплее. Руку ему пожал, попросил парнишку, что стоял за стойкой администрации, выбить пропуск на Ванино имя, по широким и светлым коридорам отвёл в некое подобие приёмной, усадил в удобное гостевое кресло, чаю предложил. Отказываться Ванька не стал — у него на нервяке так пересохла глотка, что он бы душу отдал за что-нибудь жидкое. Впрочем, если бы он знал, что тренер сам пойдёт делать ему чай, он бы потерпел — неудобно было как-то, ей-богу... — Сиди, не ёрзай, — махнул рукой Виктор Михайлович. — Вернусь скоро. Вернулся и правда скоро, поставил перед Ваниным носом простую белую кружку без логотипов и принтов. — Сладкий, — удивлённо протянул Ванька. — Не любишь сладкий? — Ну... — он помялся. — Люблю, но мне нельзя. Виктор Михайлович удивлённо приподнял брови. — Почему нельзя? Ты диабетик? — Нет, но... сахар же. — И что? — Ну... ну как... сахар! — Всё можно, если в меру, — пожал плечами он. И поспешил добавить: — Если тебя это утешит, там заменитель. Ваня не понимал, нахуя его новый тренер ему врёт. — Не-а. Они все горчат, я знаю, я пробовал. Виктор Михайлович порылся в шкафчике и бахнул перед Ванькиным носом пачку заменителя. Ваня такой в магазине видел, но не покупал — больно он был дорогой. Проще и дешевле было простую воду пить. — Бери. — Не, не надо! Я... — Бери, не раздражай меня, — приказал тренер. И добавил уже спокойнее: — Вань, если ты хочешь, чтобы мы сработались, запомни, пожалуйста, — ты делаешь то, что я тебе говорю. Можешь спрашивать, если тебе что-то непонятно, но слушаться обязан. Договорились? Ваня понимал, что нихуя он на самом деле не обязан соглашаться. Он этого человека первый раз в жизни видит, в конце-то концов! К тому же, как можно заниматься с тренером, который говорит, что жрать можно всё? По его логике и чипсы можно, и макдачку?! Бред ведь. Полный, мать его, бред. Ваня бы сейчас головой помотал отрицательно и свалил на все четыре стороны из этого пафосного до тошноты фитнес-клуба, если бы не Игорь Владимирович. Не хотелось его подводить. Ваня знал — он хороший, и редко ошибается в людях, а главное, искренне хочет несчастному колобку Ванечке Облякову помочь. Он решил, что попробует один раз. Не понравится ему этот тренер — откажется к нему ходить, и всё. Никто ведь у него паспорт не отбирает и дуло пистолета на него не наставляет, правильно? — Да, — кивнул, опустив глаза в столешницу. — Договорились. — Вот и молодец, — улыбнулся Виктор Михайлович. — Теперь к делу. Сейчас пойдём взвесим тебя, посчитаем ИМТ и исходя из этого будем составлять план тренировок. Ваня чуть посветлел лицом — такой план ему нравился намного больше. Правда, на весы он вставать не шибко хотел, особенно при чужом человеке, он даже маму выгонял, когда по утрам на кухне взвешивался — стыдно за себя было. Но если уж ради дела... — Девятнадцать лет, сто семьдесят пять — рост, девяносто — вес, — бурчал под нос Виктор Михайлович. — Первая степень, значит. Так и запишем. Прозвучало как приговор. Ваня щёку изнутри прикусил, чтобы не разреветься. Месяц упахивался до темноты перед глазами, и всего десятку скинул! Плохо старался, значит, мудак ленивый, надо было лучше, чаще в зал ходить! Утешал себя тем, что если у них срастётся, Виктор Михайлович из него точно человека сделает. Недаром Игорь так хорошо о нём отзывался? Не просто так говорил, что он как раз с такими, как Ванька, работает? — Будешь ко мне ходить три раза в неделю. Ваня, если честно, охуел. Нет, он догадывался, что за свою работу тренер не получит ни копейки, но всё-таки... — А почему так редко? — спросил. — Редко? — Да! Я же по шесть-семь раз занимался... я... Виктор Михалыч, я устроюсь на работу, я буду платить, вы только... ну просто результата не будет, я себя знаю! Виктор Михайлович глубоко вдохнул и медленно выдохнул, смешно надув щёки. — Деньги-то тут причём? — спросил. — Ты восстанавливаться когда собираешься? Или тебе срочно надо сбросить? — Да нет, не срочно, но вы правда не понимаете, — умоляюще вскинул брови Ванька. — Я... я... «Жру, как не в себя», — проглотил. Не хотел такое о себе рассказывать, и даже если бы захотел, всё равно не знал, как нужные слова подобрать, чтобы совсем в чужих глазах не опозориться. — Что — ты? — Я много ем, — буркнул тихонько себе под нос. Виктор Михайлович не понял, не расслышал. Переспросил. — Жру я много, блин! — Как — много? Ты же только что мне сказал, что сахар не употребляешь. Что же ты такое ешь-то, что тебе надо шесть раз в неделю заниматься? — Ну... ну как — не употребляю... Стараюсь не употреблять. — Давай-ка рассказывай, чем питаешься. Не обязательно точно, примерно хотя бы — что ешь, что не ешь. Ваня понимал — это нужно. Нужно, чтобы тренер его понял и составил под него индивидуальную программу. Своей ложью и замалчиванием страшной правды он ничего не решит, только хуже сделает. Но, блядь, как же стыдно было признаваться в том, о чём даже наедине с собой старался не думать! — Я... я держусь, — наконец, выговорил он. — Ну, то есть, я на режиме сижу. В основном. Ни сладкого, ни мучного, ни жареного, ни алкоголя, всё правильное и полезное. Но когда мне плохо, я... Продолжить он не смог, в горле встал тугой ком. Противный и острый, как после ведёрка крыльев из фастфуда. Ваня сточил такое ведёрко позавчера, когда возвращался домой с разбитыми коленями и подбородком. Просто шёл по улице и тонул в своих переживаниях, а затем вдруг с удивлением понял, что сидит в кэфэцэшке и жрёт курицу, в которой больше калорий, чем в его трёхдневном рационе. Винил себя потом весь вечер и весь следующий день. Винил и наказывал — одну воду пил. Как в таком признаться-то, блядь?! — Сметаешь половину холодильника, — спокойно закончил Виктор Михайлович. Смотрел на него прямо и без всякого осуждения. Будто и правда понимал. Будто и правда мог помочь. Ванино сердце пропустило удар, а потом забилось чаще. — Ага. Как-то так. — И как часто у тебя такие срывы? Ваня задумался. Не мог сказать точно, потому что попросту не считал. — Ну, раз в неделю? — предположил. — Два-три? Не знаю, Виктор Михалыч, честно. — Записывай, пожалуйста. В конце месяца отчёт мне принесёшь. Хорошо? — Да, да, конечно, — покладисто кивнул он. — Вот и молодец. Давай мы с тобой пока на трёх тренировках остановимся, а по результатам первого месяца будем решать, как дальше заниматься. В принципе, Ванька ничего не терял. Тем более, он был уверен, что стоит тренеру его взвесить, как он сразу же всё про него поймёт. Поймёт, что мало Ване трёх раз. И четырёх. И вообще, что он безнадёжен и не стоит того, чтобы тратить на него драгоценное время. Виктор Михайлович выдрал его из цепких лап упаднических мыслей. Мягко подтолкнул в сторону коридора, зашагал рядом. Положил руку ему на плечо, притиснул к своему боку, поглядел снизу-вверх. Как будто ему было приятно к нему, такому, прикасаться. — Готов прямо сейчас начать или с понедельника приступим? — спросил. И ободряюще улыбнулся. Ванька словами не мог передать, как он ему благодарен. — Готов! — сказал, не сдержав ответной улыбки. Впрочем, долго радоваться жизни он не мог, ведь реальность по-прежнему была не слишком радужной. — Только это... я немного не в форме, я ведь позавчера нажрался, сам не заметил, как нажрался, и вчера ещё треню пропустил, я хотел заниматься пойти, я и пошёл, но меня Игорь Владимирович выгнал, так что... — Ваня, — позвал Виктор Михайлович. Посмотрел на него серьёзно-серьёзно, сказал: — Ты не виноват ни в чём, слышишь? Ваня остановился. Кинул на тренера быстрый испуганный взгляд, но тут же опустил глаза в пол. Угукнул, но такой ответ Виктора Михайловича не устроил. Он замер напротив, обхватил пальцами Ванькины плечи, погладил ласково. — Посмотри на меня, — попросил. Ваня губу закусил, покраснел от кончиков ушей до самых пяток, но просьбу всё-таки выполнил. — Ты правда ни в чём не виноват. Ваня снова угукнул. Тренер тяжело вздохнул. — Повтори. — Что — повторить? — не понял Ваня. — Что ты ни в чём не виноват. — Я... я ни в чём... ни в чём не виноват, — тихо прошелестел он. Виктор Михайлович нахмурился, покачал головой. — Нет, не пойдёт, — сказал. — Ты сам себе не веришь. — Так это потому что я виноват! — всплеснул руками Ванька. — Я сорвался, треню пропустил вчера, хотя знал, что надо идти! И в том, что я жирный такой, тоже виноват! Надо было раньше спортом заняться, а я... я... Запал кончился, осталась только глухая пустота. Ничего не хотелось, в кои-то веки даже жрать. — Простите, Виктор Михалыч, я, наверное, пойду лучше, чё вы будете на меня зазря время тратить, всё равно бесполезно всё, мне только голодовки помогают... — Стоять. Обманчиво мягкий и спокойный голос тренера вдруг стал таким ледяным, что Ваня действительно застыл, как вкопанный, весь съёжившись. — Ещё раз себя жирным назовёшь, в живот пробью — будет не больно, но очень обидно. Все люди едят, и в этом нет ничего страшного или стыдного, запомни это. А теперь идём. Он послушно поплёлся следом, проклиная себя и свою несдержанность. Чего ему стоило просто промолчать или наврать, да поубедительнее? Окей, он по жизни был честным парнем, врать не любил и старался делать это как можно реже. И уж тем более он не видел смысла врать личному тренеру, который собирается ему помочь, но... — Одежду спортивную взял? Переодевайся. Но Виктор Михайлович бы сейчас не злился, а по-прежнему приобнимал бы Ваньку за плечо и улыбался. Вжав голову в плечи ещё сильнее, он отвернулся, чтобы не краснеть под пристальным взглядом тренера, которому и в голову не пришло выходить из раздевалки. Вытащил из рюкзака футболку с трениками и, неуклюже переминаясь с ноги на ногу, разделся до трусов, подсознательно порадовавшись, что в кои-то веки надел обычные чёрные боксеры, а не свои любимые всратые семейники с крокодилами. И вдруг он задумался — а какая ему, собственно, разница, улыбается его тренер или злится? Он ведь совершенно не знал этого человека, знал только, что он и приласкать может, — что Ваньке ужасно понравилось, — и в живот ударить, — а эта перспектива Ваньке не нравилось совершенно. Он ведь ещё не решил, оставаться ему тут или драпать, так почему ему так важно, чтобы этот человек относился к нему хорошо? Неужели он настолько соскучился по людям, что готов броситься под первую же протянутую в его сторону руку, радостно виляя хвостом? Или здесь в чём-то другом дело? — Ваня, — вдруг позвал Виктор Михайлович. Он на автомате обернулся и встретился с ним взглядом. В его тёмных, как грозовое небо, глазах не было злости, только растерянность, которая, впрочем, почти сразу же растворилась без следа. — А? — Говоришь, шесть-семь раз в неделю занимался? — Ну... ну да, — кивнул он. — Что ж, поздравляю. Ты накачал охуенные ноги. Ваня от таких заявлений как-то неудачно вдохнул, одновременно с этим сглотнув вязкую слюну, и закашлялся. Аж покраснел весь, думал, прямо в раздевалке кони двинет. Тренер его по спине похлопал, сунул в руки бутылку воды, посмотрел с настолько очевидным скепсисом, что захотелось под землю провалиться. — Ну-ка иди сюда, дитё, — хмыкнул. — Покажу тебе тебя. А то ты, небось, ни разу в жизни себя трезво не оценивал. Оценивал, ещё как оценивал. Только, блядь, и делал, что себя оценивал, и ещё ни разу это не принесло ему радости. Он, ей-богу, не хотел себя рассматривать, хотел одеться уже по-человечески и пойти заниматься. Тренер решил иначе — обхватив Ваню за запястье, он подвёл его к большому зеркалу, которых в раздевалке было навалом, и поставил прямо перед ним. — Плечи выпрями. Ну? Смотри, какие ноги! Вань, ты чего? Открой глаза. Вань, пожалуйста. Ваня только башкой помотал и ещё крепче зажмурился. Стыдно было, неуютно, страшно, хоть срывайся с места и беги — прям как есть, в одних труселях. Он вдруг вспомнил, что обещал слушаться приказов, но, кажется, Виктор Михайлович сейчас не приказывал, а просил. Это считалось или нет? Ваня не понимал. Он уже ничего не понимал, если честно. — Так, ладно, всё. Всё-всё-всё, пойдём обратно. Потом как-нибудь будем новые горизонты открывать. Он вздрогнул, когда вдруг почувствовал на плече тёплую руку, но послушно повернулся и сделал несколько шагов от проклятого зеркала. Виктор Михайлович его на скамейку усадил, помог надеть футболку — она как назло была вывернута наизнанку, а у Ваньки руки ходуном ходили, и он никак не мог с ней справиться. Штаны он уже сам натягивал, стараясь лишний раз не смотреть на свои толстые ляхи, которые его тренер отчего-то посчитал красивыми. И только тогда тугая пружина внутри него разжалась, и он смог по-человечески выдохнуть. Впрочем, ненадолго — в разболевшейся на фоне этих стрессов башке тут же вспыхнула мысль, что ему срочно нужно извиниться перед тренером за цирк, который он тут устроил. Стыдно стало — взрослый ведь парень, а не смог с собой справиться! — Простите, — пробормотал он. — Я не хотел. Я просто... — Дурак ты, — проворчал Виктор Михайлович, вновь ободряюще скользнув ладонями по его плечам. — Зря себя стесняешься. Фигура хорошая, крепкая, ноги красивые. Проблемная зона одна — живот, над этим и будем работать. Ваня рвано выдохнул, уронил взгляд в пол, снова не понял, нахуя тренер его успокаивает. Живот, ну конечно, как же! Он весь — одна сплошная проблемная зона... — Ну, чего расселся? — между тем спросил Виктор Михайлович. — Кроссовки шнуруй и пойдём заниматься. Так Ваня и выяснил, что всё-всё делал неправильно. Недостаточно долго и тщательно разминался — «Вань, ты должен разогреть всё тело, чтобы оно было готово к серьёзным нагрузкам. Ты же не хочешь получить травму?». Недостаточно хорошо питался — «Протеиновый коктейль — это не еда, а пищевая добавка! Запомни, балда, если ты не будешь есть, ты никогда массу не наберёшь. Похудеть похудеешь, но просвечивать будешь. Оно тебе надо?» Недостаточно много отдыхал — «Ты знаешь, как мышцы растут? Во время тренировок волокна рвутся и восстанавливаются только во время отдыха. Ну и утолщаются в процессе. Вот представь, что ты верёвку разрезал. Чтобы она снова стала целой, нужно узел завязать — вот как-то так примерно. А ты своим узлам завязаться не даёшь. Им и так хуёво, Ваня, дай им зажить спокойно!» Ещё Виктор Михайлович постоянно его одёргивал: «Не беги так быстро, за тобой никто не гонится», «Когда приседаешь, напрягай не икроножные, а бёдра», «Медленнее, Вань, пожалуйста, упражнения на пресс — это не про скорость, скорость тут не решает нихуя». Ваня слушался, хотя постоянно забывался и пытался заниматься так, как привык — делать больше и лучше, чем требовал Виктор Михайлович. Не нравился ему неспешный темп тренировки, всё ему казалось, что он недорабатывает, не дожимает, халявит. Зато нравилось искреннее и довольное: «Молодец», которое он слышал в сто раз чаще, чем заслуживал. — Всё, на сегодня закончили. Молодец, Иван, очень хорошо поработал. Ваня бы сейчас с удовольствием смущённо зарделся, поблагодарил и ушёл в душ, если бы в его дурной голове не щёлкало пресловутое «не дожал». Пропотел насквозь — это да, но никаких цветных кругов перед глазами не увидел и совсем не порывался в обморок грохнуться от усталости. Он кинул быстрый взгляд на часы — пришëл в восемь, сейчас половина одиннадцатого. Пока поговорили, пока он поистерил... часа два занимался в сухом остатке. Полтора, если вычесть бесполезные разминку и заминку. Мало! — Как — всё? — спросил тихо. — Виктор Михалыч, я ещё могу! — Я вижу, что можешь. Но зачем? — вздёрнул брови тренер. — Так это... ну... надо больше заниматься, чтобы быстрее результат был... Виктор Михайлович тяжело вздохнул и уставился на Ваню нечитаемым взглядом. Не разочарованным, вовсе нет, но... как будто глупый Иван из этой тренировки должен был вынести что-то очень важное, но так и не вынес. — Ты мне сам сказал, мы никуда не спешим, так что работай на качество, а не на количество. — Да, но... — Не беси. Иди в душ и переодевайся. Я тебя подожду. Ей-богу, Ваня очень не любил, когда его ждут, и старался вымыться как можно быстрее, но всё равно проторчал в душевой непозволительно долго — минут пятнадцать намывался, наслаждаясь приятной тянущей болью в мышцах. И вдруг с удивлением понял, что они болят не меньше, чем после его «обычных» тренировок. Может, Виктор Михайлович прав, и дело не в количестве, а в качестве? Может, и правда стоит ему довериться? Он уже натянул трусы на не до конца высохшую жопу и потянулся к спортивкам, как вдруг замер, осенённый простой идеей — вдруг Виктор Михайлович прав не только в этом? Он огляделся по сторонам, хотя прекрасно знал, что ранним утром в субботу все нормальные люди спят, и в раздевалке он один, и медленно прошлёпал к тому самому зеркалу. До дрожи в коленях боялся в него заглянуть, — знал ведь, что там увидит, — но всё-таки приоткрыл один глаз, затем второй. И горько вздохнул. Естественно, пузо никуда не делось. И щёки эти дурацкие тоже. И ляхи огромные. На что он, блядь, вообще надеялся, что его тренер взмахнёт волшебной палочкой и превратит его в нормального человека?.. Разреветься хотелось, совсем как в детстве. Мама его вечно капризулей звала и сетовала, что он не успокоится, пока не получит всё и сразу. Сброшенная им тридцатка была первым достижением, которое он выгрыз, получил самостоятельно. Достижением, которое он проебал из-за своего идиотизма и неуклюжести. Конечно, Ване хотелось разреветься! И так хотелось, чтобы ему хоть кто-нибудь помог! Он больше не мог в одиночку справляться с мучительными голодовками, бесконечными стрессами, ебущими мозг загрузами и изнурительными тренировками. Так устал держать всё в себе и обвинять себя во всех смертных грехах! Но, кажется, он больше не был один. — Иди сюда, — позвал Виктор Михайлович. И Ваня пошёл. Согревался в его объятьях, вслушивался в тихий уверенный голос, чувствовал ласковые прикосновения его ладоней к спине и потихоньку успокаивался. — ...со всем справимся, слышишь ты, глупый мой ребёнок? — Угу, — шмыгнул носом Ванька. Услышал. А главное, поверил. — Вот и молодец. Одевайся давай, завтракать пойдём. Крутившийся на языке вопрос о том, как можно завтракать сразу после тренировки, Ваня мужественно проглотил, как и ремарку о том, что он нищий студент в академе, который после травмы так и не нашёл нормальную работу. Впрочем, его удивление бегущей строкой всплыло прямо на лбу, ведь Виктор Михайлович, досадливо поморщившись, принялся объяснять: — Это всё байки, что есть нельзя. Наоборот, после нагрузок мышцам нужно топливо для восстановления. Плюс у тебя сейчас дефицит глюкозы в крови, потому что её организм сжигает первой. Откуда это всё берётся? Из еды. Понятно? — Угу, понятно... только это, я лучше дома пообедаю, а то с деньгами сейчас... ну, не очень, короче. — Я пригласил, мне и платить, и это не обсуждается. И не пялься на меня так! Обещал меня слушаться — слушайся. Иди одевайся уже, сил моих нет смотреть на то, как ты страдаешь. Ваня не сдержал улыбку — если она и выглядела виноватой, то только чуть-чуть, — и покладисто кивнул. Не знал, как выразить словами всё, что скопилось внутри, поэтому благодарно сжал ладонь тренера в своих и постарался шевелить толстыми булками как можно быстрее, чтобы его не задерживать. Шмотки натягивал наскоро, кроссовки зашнуровал херово, ещё и футболку наизнанку надел. И не заметил бы этого, если бы Виктор Михайлович ему не сказал и по носу легонько не щёлкнул. Ваня мысленно обозвал себя дебилом, но грузиться по этому поводу отчего-то не стал, просто оделся по-человечески и вытянулся по стойке смирно. — Вот теперь пошли, — кивнул Виктор Михайлович, привычно приобнимая Ваньку за плечо. — Во вторник свободен? Он кивнул. — Значит, во вторник следующая тренировка. — А во сколько? — Не знаю пока. Ориентировочно днём. Номер тебе свой дам, спишемся ближе к делу, скажу. — Хорошо. — Ещё. Думал, я тебя без домашки оставлю? Хер тебе. Будешь теперь записывать всё, что ты ешь. И если я не дай бог увижу, что ты питаешься меньше, чем на тысячу восемьсот калорий в день... — ...пробьёте в живот, — кивнул Ваня. Виктор Михайлович ему сегодня аж два раза пробивал — за излишнюю инициативность на беговой дорожке и за то, что на эмоциях обозвал себя жирдяем, когда полминуты в планке не сумел простоять. И — да, тренер сказал чистую правду, больно Ване не было, зато было обидно. — Схватываешь на лету. Дату уточнили, про норму калорий сказал... так. С Игорем я договорился, он тебя ссаными тряпками обещал выгонять, если вдруг увидит рядом с залом. — Угу. — Ты точно понял, что организму нужно время на восстановление? — Да, Виктор Михайлович, — грустно кивнул Ваня. — Это не значит, что ты должен до вторника на диване лежать. Захочется двигаться — ходи. Только не бегай, Вань, а ходи. В парк какой-нибудь выберись, друзей с собой позови, погуляйте, воздухом подышите. На велосипеде, кстати, тоже можешь кататься, на самокате, на роликах. Но аккуратно, без фанатизма. И никаких трюкачеств! Договорились? — Да, Виктор Михайлович, — снова кивнул Ваня, чуточку посветлев лицом. Он бы не выдержал, если бы ему пришлось целых три дня валяться на диване — утопил бы себя в собственной вине и на нервах наверняка бы сожрал всё, что подвернулось бы под руку. — Ты, главное, не стесняйся и пиши мне, если будет херово. Обязательно пиши! И тут до Вани окончательно дошло, сколько этот, в общем-то, незнакомый ему человек готов убить времени на то, чтобы привести его в порядок. Времени, которое он мог бы потратить на себя, на свою семью — должна ведь у него, такого замечательного, быть семья? — или на нормальных клиентов, которые в состоянии заплатить ему за работу. Эта мысль привела его в настоящий ужас. В щёки снова бросилась краска, он весь съёжился, вывернулся из-под тёплой и такой успокаивающей ладони. — Вань? Что такое? — Виктор Михалыч, я... я просто... давайте я к вам приду, когда на работу устроюсь? Пожалуйста! Не могу я так, вы же... вы же наверняка человек занятой, а я... — Живот давай, — приказал тренер. Ваня замер. Послушно повернулся к нему, глаза опустил. Охнул, когда кулак столкнулся с пузом, хотя ему всё ещё было совсем не больно. — Я просто не понимаю, нахуя вам это, — тихо сказал он. Знал — за это ему не влупят, ему ведь разрешили спрашивать, если что-то непонятно. Виктор Михайлович тяжело вздохнул, потёр кончик носа, губы пересохшие облизнул. — Потому что Игорь за тебя попросил. Потому что я на тебя посмотрел сегодня и понял, что ты хороший трудолюбивый парень. Потому что ты не заслуживаешь пиздеца, который по незнанию с собой творишь. Потому что я в твоём возрасте пережил то же самое. — Вы?! Сказать, что Ванька был ошеломлён, — ничего не сказать. Ванька, если честно, был в полном ахуе и не надеялся когда-нибудь из этого ахуя выхуеть. — Я, — кривовато ухмыльнулся Виктор Михайлович. — Расскажу как-нибудь, если будешь себя хорошо вести. И уточнил, сурово сведя брови: — Будешь себя хорошо вести? — Буду, — честно пообещал Ваня. — Вот и молодец. Игорь! — позвал он задремавшего за стойкой парнишку администратора. — Сегодня никто ничего на пораньше не переносил? — Не, Михалыч! У вас это, Ахметов на два часа. А! Ещё вы просили напомнить, что к вам Игорь Владимирович в пять придёт. — Помню, спасибо. Пойду ребёнком позавтракаю. Ваня изо всех сил попытался убедить себя, что Виктор Михайлович сказал «с ребёнком», но, судя по взглядам, которыми обменялись эти двое, дела у него обстояли хуже некуда.