Владыка Тягучей реки

— Чернобоже, подскажи мне! Можно ли мне колдовством воспользоваться? Дай мне добро, а я тебе жертвочку принесу… — Митя покосился на Ловцов. Они-то ему сейчас и нужны. «Конечно-конечно! Ступай, Митенька! Ступай!» Чернобог дал добро на колдовское бесчинство, но вот Митя не мог сообразить, чего бы такого сделать плохого. Чтобы прибежали и словили только Ловцы, а не кто другой. Ярморочная суета закрутилась, смешиваясь в одно бесформенное пятно. Надобно было вспомнить, чего такого ведьма может сотворить, чтобы Ловцов разгневать, да не знал Митя. Матушка только травничала, а Зилия потугами своими никакого колдовства не делала. Только кричала, что она колдунья. На деле Теркин-порося и веревка-лоза. Ничего путного, на оживленной ярмарке такого не вытворишь. Голову кому звериную приделаешь — так удумают, что ряженый, а лоза эта — украшение. Матушка вообще строго-настрого запрещала приближаться к Ловцам, но бояться их было нечего. Стояли столбами, да переглядывались безмолвно. А потом Митя понял, что и не нужно ему никем притворятся. Поедет он с Ловцами, а Чернобог останется с Зилией. — Прими облик мой, Чернобоже, а меня облачи в Тепловское тело, чтобы поехать в одеже стрельцовой на проверку к этим… — Митя засомневался, можно ли ругнуться, и, нахмурившись, все-таки продолжил: — Околотням*, дабы разведать, где же матушку мою держат, в какие цепи ее сковали и когда суд над ней случится! «Мне приятны бранные слова твоим гласом, Митенька. Они у тебя такие нежные выходят, будто облака. Делай, Митенька, но с тебя три жертвочки!» — Ладно. Необычайно высоко стало да ровно, ноги украсили красные сапоги, а за спиной свесилась пищаль. Митя тронул личико свое и нащупал там густые гадкие усы. Шаткой походкой пошел он прямиком к Ловцам, но дойдя до одного, развернулся, делая вид, что уходит к прилавку. Как диалог с ними вести, еще не придумал и не догадался заранее выдумать. Чернобог, приняв лик Мити, прильнул к Зилии. Они о чем-то болтали. Как бы потом настоящему Мите разгребать его слова не пришлось. Мужик с лаптями гортанно хохотнул. Он ехал с ними с Кручино. Одна жертвочка сама себя нашла. — Я. С вами поеду, молодцы! — голос у Мити теперь тоже был гадкий. Тепловский. Глубокий такой и грубый, совсем мужицкий. — Я — стрелец! Теплов. Александр. Такого знаете? С чего бы Новгородским Ловцам знать каких-то Московских стрельцов, Митя пока не решил. Они на него глянули, как на дурачка, посмотрели потом друг на друга, кивнули и указали на богатую тачанку. Ярмарка закончится, и Ловцы куда-то поедут. Хорошо все-таки быть псом государевым. Все тебя уважали, даже Ловцы. Единственное войско, которое было оснащено огненной стрельбой, а попадали туда не только по родству, но и проходили жесткий отбор по навыкам и способностям. Неудивительно, что Теплов там очутился. Он же вампир. Сбег, значит, из вампирских угодий и скрылся под человеческим именем. И не сиделось же ему в стрелецкой слободе, понесло в Кручино это! «У стрельца не ходи до крыльца», — народная мудрость, которую Митя услышал уже после того, как повалялся и по крыльцу и по полу в стрельцовом доме. А на ярмарке подивился, узнав продолжение: «плюнь ему на порог, чтоб к его крыльцу не знать дорог». Плюнуть надо было в рябую вампирскую рожу, да посмачнее, снести напрочь фуражку и потоптаться. Но Митя сейчас вышагивал в Тепловском виде, примерил на себя образ врага и радовался. У Ловцов были практически неограниченные права. Царские указы им ничего не запрещали, а людское слово для них не имело веса. Они сами себе хозяева и сами диктовали правила, которым нечисть обязана была подчиниться. Когда умерла опричнина, нечистый и простой народ выдохнул, но на смену ей пришли Ловцы. Опосля кончины Иоанна Грозного, нечисть распоясалась и показала свои зубы. Для людей тогда настали нелегкие времена, ведь укротить нечистую было некому. Борис Федорович Годунов подписал распоряжение, которое гласило собрать тысячное войско из сильных и чистокровных мужчин людского роду, наделил их огнестрельным оружием, острыми саблями и дубинами. На головы они надели высокие шапки, а тела закрыли коричневыми короткими кафтанами. Лошадей им выдали исключительно светлой масти, чтобы вершителей закона было видать издалека. Ловцами их прозвали среди народу, чтобы проще было выговорить, да и подходящее название-то было! А в документах шибко потешно значилось это войско: «УРОД», что расшифровывалось как «Укрощение Российских Обавателей* и Демонов». Каждый уважающий себя князь смел нанимать не более трех Ловцов в имения, а сами они селились в поместьях рядом с Москвой. Для создания сильного противостояния бесчинству нечисти, царь набирал в Ловцовские ряды все больше и больше людей. Ловцы жестоко расправлялись со всеми, кого подозревали в колдовстве, а позже, когда чета Годуновых оборвалась, и на престол взошел Шуйский, то запретил бездумно мучать и карать нечисть. Расписал, как и за что ее можно судить. Когда Митя забрался в повозку, то Ловцы даже ничего не спросили. Стрелец же, царский пес, такой же, как и они, только чище. И в белом. Теплов вообще любил выделяться. Вот все в красном, а он в светлом! Кто-то берет горячее, а этому подавай холодное. Так и просидел Митя столбом в тачанке до самого вечера. Ловцы собрались кучей, один сел за поводья, а остальные расселись по краям, о чем-то беседуя. Митя сидел среди них белой вороной, да к тому же еще и больной. Неудобно было в таком огромном теле, столько мышц и все зазря. В рукавах тесно, на талии широко, сапоги малы. Доехали до Ловцовских палат без приключений, и Митя сам собой был доволен, что ничего не натворил. Заборы у них были высоченные, плотные. Ни одна тварь не проскочит. Около ворот стояла охрана, вот только работала она так себе — Митя же проскочил. Поверили они его добрым словам и стрельцовскому наряду, а может, и знали Теплова. Нечисть Ловцы определяли либо по доносам шинор, либо наблюдали воочию и руководствовались системой: увидел — схватил. Был еще фонарик специальный, который мог нечистую обнаружить. На рукояти высечены руны, и работал он на магическом топливе — отобранной силе ведьм. До такого чуда техники додумались совсем недавно: во времена правления Грозного, но активно использоваться оно начало только в этом столетии. Если направить луч света от такого фонаря на любой участок, то можно рассмотреть сгустки магической энергии, которую излучала нечистая сила. Ловцы патрулировали улицы Новгорода даже по ночам целыми стаями, где-то с дюжину. Каждая такая стая присматривала гуляющих по темну людей, не разделяя их по степени знатности. Когда Ловцы все же отлавливали подозреваемого, то бедолага не знал даже, за что его схватили, степень своей вины, а дату казни тем более. Казнили нечисть обычно публично и со всеми почестями. Тела скидывали собакам прямо после расправы, а головы еще долго висели на копьях. Небогато была обставлена нижняя темница: ржавые прутья решеток, обшарпанные двери, исполосованные когтями полы. На верхних этажах размещались Ловцы-сторожа и их один главный. Больше Митя ничего не знал. — Служит тут одно божедурье, — хохотнул он, рассматривая одинокие свечки, расставленные вдоль стены. Позади зашагали, и Митя поначалу сдвинулся, дабы пропустить Ловцов дальше по коридору, но почувствовал запах пороха, который намертво въелся в коричневую униформу. Щелкнул рычаг и прогремел одиночный выстрел. С хлопком настала темнота.

***

Зилия продала уже почти все яблоки, когда к ней подсел Митя. Такой необычный и загадочный. Что-то в нем такое проглядывалось. Они были слишком близко друг к другу, и колдунья чувствовала, как от Митиной бледной кожи веяло прохладой. Когда их взгляды пересеклись, Зилия отвернула голову вбок, заметив на прилавке красиво разложенные крендельки. Голодно сглотнув, она сжала кулаки, щуря карие глаза, словно колдуя, чтобы выпечка сама полетела ей в рот. — Хочешь? — Митя нагнулся. — Не то чтобы… — протянула Зилия, утыкаясь носом в рукав. — Только он не продает по одному, а мы с этих мерзких яблок насобирали только на гостинцы Федьке. Зилия виновато опустила взгляд. Делать себе покупки она совершенно не любила. Вот для других — пожалуйста, а для себя только через силу. Митя донельзя похотливо улыбнулся, одним уголком рта. Поправив съехавшую косынку Зилии, он медленно поднялся и прошел к прилавку. — Почем кренделечки, милый человечек? — Четыре за мешок! — крикнул купец, продолжая накладывать кому-то товар. — А не сбросишь цену для девицы-красавицы? — навалившись на прилавок, промурлыкал Митя. — Еще чего! Так всем цену сбивать — я сам с шишом останусь! Денег нет если, уходи, не мешай народу! Когда Митя вернулся, Зилия сделала вид, что не слышала их разговора, но ее щеки уже горели от стыда. Митя решил взять ей кренделей… Митя… Крендели… Вздохнув, колдунья переплела ладошки на груди. — Ты у меня такой заботливый! Митенька, так ты мне нравишься… — И ты мне тоже очень нравишься, Зиленька… Но без крендельков я тебя сегодня не оставлю, голубушка ты моя, — слегка сощурившись, Митя наклонил голову, врезаясь вздернутым носом в ухо колдуньи. — Я всегда хотел сделать тебе приятненькое. От неожиданности Зилия оцепенела и замерла, будто готовясь обращаться в деревянную фигуру, но Митя так и продолжал тереться об нее. Она сразу подумала, что юноша наконец-то повзрослел и смог разглядеть в ней не старшую сестру, а девушку, в первую очередь. — Зилечка, посиди тут, будь добра. А я пока прогуляюсь к тому милому мужчине, проверю лапти. И не дав сказать и слова, Митя опять оставил ее. Зилия только наблюдала, как красиво уходил ее ненаглядный, почти плыл по дорожке, огибая прохожих. Подойдя к заполненной доверху корзине с лаптями, он жадно взглянул на мужика. Митя выгнул спину и кокетливо повернулся полубоком, выпячивая зад. А потом Зилия присела на землю: Митя задрал сарафан, показывая мужику то, что не видела даже она сама. Мужик расхохотался, хватаясь за пояс, будто штаны уже не держались и готовы были слететь в ту же секунду. Он кивнул на что-то, вышел из-за лавки и, подхватив Митю под руку, увел его за стену. В горле пересохло, и Зилия было подорвалась на помощь, как увидела Митю довольного и выходящего к торговцу выпечкой. Вальяжно протянув горсть денег, он забрал мешок кренделей, даже не взяв сдачу. А потом так же гордо и легко вернулся к Зилии, протягивая ей скромный подарок. Зилия, словно не веря собственным глазам, осматривала каждый крендель, жадно хватая яства руками. Настороженно, словно дикий зверек, она принюхалась, надкусывая. — Сдохнуть можно! Так вкусно! Жалко, что ты попробовать не можешь! — бормотала Зилия, засовывая крендель полностью в рот. Слабо улыбнувшись, Митя развел руками. Он потерял два самых важных способа порадовать себя: сон и пищу, а колдунья выглядела глупо, расхваливая еду. Вытерев крошки, Зилия, словно дикая, бросилась на возлюбленного с объятиями, раскачивая того из стороны в сторону. Радость слезла с ее лица маскарадной маской, когда мозг начал додумывать лишнего. Множество вопросов возникло в голове: — Откуда деньги, и где мужик с лаптями? Митя осклабился, вытянулся, словно ему было неуютно в собственном теле, и вновь прильнул к Зилии, опершись об нее плечом. — Я попросил его дать денежек за то, что он грубо с тобой говорил в дороге. И он отдал мне столько, сколько было надобно для крендельков. — Это нечестно… И неправильно, не… Не надобно было его заставлять, он же ничего… Митя оказался куда ближе, чем она думала. — Я не позволю, чтобы мою Зилюшку трогал какой-то наглец, а потом оставался без наказания! — Крендели очень вкусные… — отчего-то растерялись все слова и пропала злоба. Мужик вернул деньги за испорченное настроение. Шум на ярмарке не усилился бы, песни бы не заиграли громче. Начались смотрины. Дворяне привезли своих дочерей для поиска женихов. Одетые по парижской моде девушки разных возрастов вышагивали по модному ряду, демонстрируя убранства. Митя с наслаждением смотрел на красавиц. Особенно, когда те поворачивались к нему спиной. Он словно сам приехал сюда выбирать себе девку. Зилия сглотнула, поперхнулась застрявшей в зубе крошкой, и сжала кулаки. — Какие ладные девки! Очень уж хорошие, правда, Зилюшка? — Митя даже не повернулся к ней. Смотрел с прищуром, как будто глаза у него не открывались с самой ярмарки! А ведь раньше он никогда так не делал. Неужто так скоро повзрослел и изменился? По нраву ему девки Новгородские. Они вон и молодые, ровесницы егоные, и талия у них, и задница, и груди большие, как у дойной коровы. А лица накрашенные да круглые. Худая Зилия могла прятаться среди каторжников и ее бы там приняли за свою. И платьев у нее не было дорогих, и лицом она не вышла. — Приревновала ты меня, Зилюшка, и все напрасно! Одна ты мне дорога и любима, а девки это все несерьезно, только на одну ночь, — холодная рука Мити легла на ее спину и толкнула вперед. Задержавшись еще около лавок армянских купцов, Зилия довольно щупала шелковые ткани, рассматривала драгоценные камни и различные пряности. Макарьевская ярмарка была бы не такой интересной без диковинок! Ведь торговый путь из Востока был развит благодаря им. Наблюдая за тем, как собирались на постах Ловцы, Зилия тоже поспешила собрать корзины и поискать ночлег. Ярмарка будет длиться еще несколько дней, а телега до Кручино раньше положенного никак не приедет.