Прикоснись ко мне

Прикоснись ко мне или как они провели свои рождественские каникулы. Рождественские каникулы выдались на удивление Чанёля полными отдыха и счастливых воспоминаний. Отпуск Сехуна и выходные Чанёля совпали, и они решили, что пора провести эти дни вместе с родными. Так, недолго думая, они согласились на приглашение родителей альфы приехать в Пусан погостить и отдохнуть одновременно. Сехуну до звёздочек в глазах нравился пусанский акцент. Будучи коренным сеульцем, он питал слабость к разным сатури своей богатой родины. И, когда-то услышав яркий диалект Чанёля, не смог проигнорировать его. В сочетании с низким голосом альфы это производило невероятный эффект: Сехун чуть ли не пищал от восторга. Они познакомились на втором курсе обучения, когда обоим было двадцать. Общие потоковые лекции института журналистики и института корейского языка и литературы не прошли даром. Сехун услышал голос альфы, когда тот отвечал на интригующий вопрос профессора, и, кажется, уже тогда испытал небывалый восторг. Так они и познакомились: Сехун просто подошёл и в лоб спросил своим звонким голосом Чанёля: «Привет! Ты приехал из Пусана?» Альфа, услышав этот вопрос, чуть опешил, но поспешил ответить с улыбкой на губах: «Здравствуй. Да, из Пусана. Так заметно?» И Сехун, сверкнув глазами, которые стремительно превратились в полумесяцы, выдал: «О да! Я обожаю пусанский диалект!» Общие интересы, совместные лекции, постоянные столкновения в стенах альма-матер сделали своё дело. Они не стали отрицать очевидное и очень скоро стали встречаться. Чанёль был очарован неиссякаемым энтузиазмом, красотой и приятным ароматом Сехуна, а Сехун — трудолюбием и авантюризмом Чанёля, ну и, конечно же, низким голосом. То же самое можно было сказать об альфе: спроси у Чанёля, чей голос для него самый любимый, он бы не раздумывая ответил: «Сехуна». Всё просто. Прошло несколько лет, прежде чем они смогли зарегистрировать свой брак официально, хотя, родители и закон твердил о том, что метка у обоих не требовала этого. Однако Чанёль хотел всё сделать в классических традициях: предложение, кольцо, небольшая церемония с родными людьми и друзьями, которые были с ними с самых первых дней. Теперь, будучи уже родителями одного проказника-альфы, они понимали, какой длинный путь прошли вместе. И с каждым разом чувства становились глубже, крепче, прочно привязывая их друг к другу. Как в той китайской легенде о красной нити. На дворе стоял конец декабря. Предрождественская суета грела душу Сехуну. Они с Чанёлем договорились поехать за подарками для родителей. Было решено, что они заедут к родителям омеги, прежде чем улететь в Пусан. Близился конец рабочего дня, и Сехуну уже не терпелось увидеть Чанёля. Они работали в одной компании, но в разных отделах и были наделены отличающимися друг от друга полномочиями, так что виделись они очень редко. Сехун уже успел крепко задуматься, поэтому, услышав звук уведомления о сообщении, вздрогнул. Нажав на экран, омега разблокировал смартфон и прочитал сообщение от мужа: «Котёнок, ты закончил? Я жду тебя на парковке. Минхёк уже, наверное, свёл папу с ума». Сехун улыбнулся на сообщение и начал собираться, печатая ответ: «Ты преувеличиваешь, Ёль. Твой папа обожает этого проказника. Да и это всего лишь на несколько часов после садика, ты знаешь. Я спускаюсь, родной. Дай мне максимум пять минут». «Жду тебя», прилетел незамедлительный ответ с милым стикером. Надев шерстяное пальто, висевшее в шкафу, Сехун взял рабочую сумку и вышел из кабинета, направляясь к лифту. Вышедши на подземной парковке, он сразу же направился к машине, которая стояла неподалёку. Чанёль уже сидел, застегнувшись, поэтому Сехун сразу же удобно устроился на пассажирском сиденье и, закрыв дверь, потянулся за поцелуем. «Плевать на камеры», подумалось омеге. Чанёль, не устояв перед притяжением, расстегнул ремень безопасности и, обняв мужа за шею, углубил поцелуй. В салоне вдруг стало ощутимо жарко; запахи сгущались, говоря об обоюдном желании мужей. Сехун, простонав в рот Чанёля, разорвал такой вкусный для них обоих поцелуй. — Мы так никуда не уедем, и я на этой же парковке оседлаю твои бёдра, — шёпотом в самые губы произнёс Сехун. — Будто бы я против…— задушено ответил Чанёль. — Знаешь, мне иногда кажется, что эта машина была куплена только для нашего восхитительного секса в ней. — Нет уж, Пак Чанёль, сегодня тебе ничего не перепадёт, пока мы не решим вопрос с подарками. И я оценил намёк, милый. Заводи машину, Дон Жуан! — с улыбкой в голосе воскликнул Хун и подмигнул, и альфа, хохотнув, завёл мотор автомобиля. На радость удачливой чете, они и правда быстро купили всё то, что решили подарить родителям Чанёля на Рождество, и отправились забирать сына. Завтра им обоим нужно было с утра на работу, а ещё — отвезти Минхёка в садик, который так удачно находился рядом с комплексом, в котором жили Паки. Следующие дни прошли в подготовке к поездке. Сехун даже немного измотался, пока решал последние дела на работе перед Рождеством и одновременно набрасывал список того, что надо сложить в чемодан с собой. Вылет был двадцать третьего декабря, они с Чанёлем решили, что проведут и Сочельник в кругу старшей семьи Пак. Минхёк уже не мог устоять на месте, ведь отец проговорился о том, что дедушка-альфа обещал устроить им барбекю на крыше с видом на море! Встречать в аэропорту их приехали оба дедушки. Пак Инсон и Ли Джехван в свои пятьдесят с небольшим выглядели просто замечательно. А почти невидимые морщинки вокруг глаз и губ, похожие на солнечные лучики, говорили о том, что эта пара любила смеяться. Минхёк заметил их первым и закричал на весь зал, в котором и так стоял гул: — Дедушка Инсооон! Поймав в объятия маленького альфу, который побежал им навстречу, Инсон покрутил его и подбросил в воздухе. К тому времени Чанёль забрал багаж, и они с Сехуном направились к родителям. Каждый из них поклонился родителям, а Джехван по традиции не позволил детям кланяться слишком низко и обнял каждого по очереди. — Я очень рад, что вы смогли приехать к нам! — тепло улыбнулся родитель, радуя слух Сехуна таким необычным и полюбившимся пусанским диалектом. — Как прошёл полёт? Всё было в порядке? — Дедушка Джехван, всё было хорошо, кроме соков! Там не было моего любимого — апельсинового! — пожаловался маленький альфа. — Маленькому господину Паку подавай всё на блюдечке, да? — подколол сына Сехун, глядя на него с нежностью. — Я обязательно угощу тебя твоим любимым соком, Минхёки, — погладил внука по голове Джехван. Минхёк, который уже слез с ручек Инсона и держался за руку отца, просиял словно солнышко и воскликнул: — Спасибо, дедушка! Дом родителей Чанёля был сейчас полон уюта и тепла. Старший омега уже украсил его изнутри, в гостиной красовалась ёлочка, под которой были расставлены подарки, но на вершине не было ещё звёздочки. По пути из аэропорта домой Джехван тихонечко прошептал Минхёку, что звёздочка ждёт, пока он сам не нацепит её на ёлочку. Сехун добродушно усмехнулся и благодарно взглянул на папу Чанёля. Альфы тихонько переговаривались спереди, а на заднем сидении Минхёк, устроившись между папой и дедушкой, рассказывал о своих буднях в садике. Сехун вздохнул и стал рассматривать город за окном. Это был не первый раз, когда он приезжал в родной город Чанёля. Иногда он задумывался о том, что было бы, если бы муж не поступил бы в Сеул, а остался бы здесь, в Пусане, но быстро откидывал эти мысли, ведь в любви нет места условному наклонению. Он крепко задумался и, внезапно повернув голову, наткнулся на взгляд Чанёля в зеркале заднего вида. Взгляд альфы был тягучим и тёмным. Сехун даже не заметил, как облизнул губы, ощутив, как мурашки побежали вдоль позвоночника от такого взгляда. Какое там было число? Обычно Чанёль всегда чувствовал эти дни своего омеги быстрее, чем сам Сехун, будто звоночек звенел сначала для Чанёля, а уже потом жар под названием течка, подобно лаве, растекался по венам омеги. Сглотнув, Чанёль отвёл взгляд от горящих глаз Сехуна, стараясь сконцентрироваться на дороге. Они давно хотели второго ребёнка: альфу или омежку, а Минхёк, увидев однажды братика своего друга, с которым родители ребёнка приходили забирать сына, напрямую спросил у Сехуна с Чанёлем за завтраком в следующее утро: «А у меня будет братик как у Сонджина?» Чанёль тогда едва ли не поперхнулся чаем, который он традиционно пил по утрам перед выходом из дома. Двухэтажный особняк в традиционном корейском стиле встретил домочадцев и гостей теплотой и уютом, как и представлялось Сехуну. Приглушенный свет в гостиной, яркие огни ёлочки, подарки под ней, кухонная зона, отделенная небольшой, но органичной аркой… Сехун любил этот дом и считал его родным. Не потому, что это был дом детства его альфы, а потому что ему самому было комфортно в нём: он чувствовал себя хорошо, ребёнок внутри него радовался. — Сехуни, сынок, второй этаж в вашем распоряжении. Я проветрил и приготовил и комнату Минхёка, и вашу. Тебе только надо будет разложить вещи. В шкафах есть чистое постельное белье. Комплекты одежды также на своих местах. — Спасибо, папа, — с чувством и благодарностью выдохнул Сехун. — Не за что, сынок, — улыбнулся Джехван. — Вам надо принять душ. Я отправлю к тебе Чанёля, как только они с Инсоном вернутся, а с Минхёком я поиграюсь и искупаю перед сном. Сехун в который раз был благодарен судьбе за такую понимающую семью. Не каждый мог ужиться с папой своего мужа, а Джехван был просто ангелом, не иначе. Поднявшись наверх, Сехун направился в их с Чанёлем комнату. Некогда гостевая комната теперь была обставлена для них: широкая двухместная кровать, тумбочки по краям с обеих сторон, зеркало в рост и шкаф. Перед кроватью была расположена банкетка, на которую и сел Хун, чтобы перевести наконец-то дух. Вся комната была в белых тонах. Сехун поднялся и направился к окну, которое было зашторено: омеге хотелось пустить немного света в комнату. Он снял с себя кардиган и направился к шкафу, чтобы взять сменное белье и банное полотенце. Хотелось смыть с себя усталость и расслабиться после недолгого, но утомляющего перелёта. Всё-таки Сеул и Пусан были в разных, чуть ли не диаметрально противоположных частях страны. Зайдя в смежную со спальней ванную, Сехун положил все вещи на тумбочку и начал раздеваться. «Надо будет собрать грязное белье для стирки», мысленно сделал себе заметку Сехун. Дверь в спальную он запирать не стал, потому что знал, что кроме Чанёля никто заходить не станет. Правило личных границ было нерушимым. Сехун зашёл в душевую кабинку; облегчённый вздох вырвался из лёгких омеги. Он наконец-то начал немного расслабляться под успокаивающие струи: прикрыл глаза и просто позволял воде смывать с него пыль с дороги. Взяв с полочки рядом флакон с шампунем, Сехун выдавил немного себе на руку и начал массировать голову, чуть выгнувшись в пояснице и тихонечко постанывая от удовольствия. Блаженство, не иначе. Как бы Сехуну хотелось, чтобы именно пальцы Чанёля мягко массировали его голову, смывали пену, как он целовал бы нежную шейку… И омега не смог сдержать улыбки, когда почувствовал запах Чанёля: терпкая амбра заполнила ванную комнату, и Сехун повернулся, чтобы увидеть, как Чанёль жадно смотрит на него, стягивая с себя одежду. Омега лукаво улыбнулся, отвернулся и продолжил смывать пену с головы как ни в чём не бывало, будто бы дразня и так раззадоренного мужа. Вскоре Сехун ощутил, как на его боках сжались пальцы, а губы альфы прижались к метке, которая была аккурат на сгибе шеи и плеча. Сехун на это тихо и задушено застонал, а через мгновение почувствовал едва ощутимое возбуждение, которое упиралось ему в бедро. — Повернись, — хрипло и мягко приказал Чанёль. Возбужденный голос был подобен бархату, в котором был спрятан нож: под ним Сехуну хотелось расплавиться, раствориться, подчиниться воле своего альфы. Сехун повернулся и обвил шею Чанёля, глядя тому прямо в глаза: во взгляде у обоих разгорался огонь страсти, стремительно охватывая нутро каждого из них, требуя выхода. Никто из них не понял, кто подался вперёд первым. Чанёль обхватил нижнюю губу мужа и ещё плотнее прижал его к себе, заставляя его чувствовать каждый сантиметр красивого и поджарого тела. Они целовались неистово, языки сплетались, лаская рты, дыхание спирало до боли в груди, но никто не хотел уступать другому. Истосковавшиеся мужчины будто бы наконец-то дорвались друг до друга. Разорвавшим поцелуй был Сехун; он, увидев повисшую меж их губ ниточку слюны, не смог отказать себе в удовольствии и лизнуть по краю пухлых и раскрасневшихся губ Чанёля. Альфа на это усмехнулся и игриво, почти невинно чмокнул губы Сехуна в ответ. — Я скучал, котёнок, — тихо выдохнул в губы Чанёль. — Я тоже, Ёлли, — прошелестел Сехун и потянулся за вторым поцелуем: он был неспешным, томным, тягучим. Будто они узнавали друг друга заново, позволяли привыкнуть друг к другу вновь, пройтись по кромке зубов, лизнуть нёбо, прикусывать губы и улыбаться в поцелуй. Руки Чанёля полезли наверх, лаская грудь омеги, пальцы сомкнулись на нежных сосках, на что Сехун громко простонал и, разорвав поцелуй, откинул голову назад. — Д-да, пожалуйста… Пожалуйста, Ёль, прикоснись ко мне. Чанёлю доставляло удовольствие видеть такую картинку: расслабленного, просящего Сехуна, голос которого ломался от желания, сердце громко стучало, а руки крепко сжимались на широких плечах. Губы альфы прошлись по кадыку омеги, заставив его содрогнуться от приятного тянущего ощущения внизу живота. Шея была чувствительным местом Сехуна, и Чанёль прекрасно об этом знал. — Чанёль, — умоляюще выдохнул Сехун, — не мучай меня. — Чего ты хочешь, Сехун? — спросил альфа, прямо посмотрев в темные глаза. — Трахни меня, Чанёль, — прошептал Сехун. — Так, чтобы я не смог стоять на ногах. Чанёль накрыл ладонями упругие ягодицы мужа и зарычал, вжимая в себя. Невесомо прошёлся по губам омеги, оставил маленькие поцелуи на подбородке, будто поцелуй бабочки, прикусил нежную кожу шеи, обвёл губами раздразненный сосок, а левый обхватил пальцами, но потом облизнул и его. Прислонившемуся к стене ванной Сехуну было откровенно плохо: в паху ныло, и он и хотел, и не хотел, чтобы Чанёль наконец перешёл к главному. Альфа тем временем оставлял такие же едва заметные поцелуи на подтянутом животе Сехуна, а следом и вовсе опустился на колени, пока вода всё также хлестала по их телам. — Чанёль, что ты делаешь? — удивлённо спросил Сехун, округлив глаза. — А ты что думаешь? Смазки под рукой нет, так что… — сказал альфа и раздвинул ноги омеги чуть шире, оставляя поцелуй во внутренней стороне бедра, дразня, на что Сехун едва слышно всхлипнул: — Ох… «Такой чувствительный», подумалось Чанёлю, пока он покрывал каждый сантиметр любимого тела и слышал хриплое спёртое дыхание и тихие стоны. — Повернись и обопрись о стену, Сехун, — велел альфа, и омега, едва ворочая ногами, сделал сказанное. Чанёль поцеловал поясницу, ягодицы и медленно раздвинул их, проводя по кромке сжимающейся дырочки языком. Сехун гортанно простонал и беспомощно прошелся пальцами по гладкой стене ванной. Чанёль вылизывал его беспощадно, едва ли не трахая языком, а потом совершенно неожиданно выпрямился и вжался пахом меж мягких половинок. — Оближи, — прошептал в ухо омеге Чанёль, и Сехун обхватил сразу два пальца в рот, щедро оставляя на них свою слюну. Сехуну очень хотелось, чтобы Чанёль уже вошёл в него и довёл до точки невозврата, но сейчас вёл альфа, и он решил полностью довериться мужу. Сехун проскулил, когда наконец ощутил, как пальцы Чанёля плавно вошли, растягивая его. — Малыш, — хрипло выдохнул Чанёль в ещё больше раскрасневшиеся щёки. Узость Сехуна сводила альфу с ума. Он такой тугой, жаркий и вожделеющий его. — Чанёль, пожалуйста! — всхлипнул Сехун, откинув голову на плечо мужа. — Я больше не могу терпеть, пожалуйста. Член был готов взорваться, когда Чанёль пережал его у основания, чтобы омега не кончил слишком быстро. Сехун умоляюще простонал, требовательно сжимаясь вокруг пальцев альфы, и Чанёль не выдержал, вынимая их и одним движением заполняя мужа, сжав пальцы на теперь почти девственно чистых бёдрах: трахал беспощадно, вбиваясь сильнее и глубже, со всей горячностью и едва ощутимой грубостью, на которую способен в порыве страсти. Сехун выпрямился, выгнувшись в пояснице так, что он ярко ощущал каждый толчок Чанёля; откинувшись на грудь альфе, слышал каждый влажный шлёпок крепких бёдер о ягодицы. От этой позы внутри стало ещё теснее, и Чанёлю показалось, что воздуха стало меньше. Стоны Сехуна стали невыносимыми и слишком громкими, поэтому Чанёлю пришлось закрыть рот Сехуна ладонью, хрипло дыша омеге в ухо. — Тихо, малыш. В противоположность своим словам, Чанёль не выдержал и, стиснув обеими руками бёдра Сехуна, приподнял его и начал буквально насаживать омегу на себя, потому что терпеть сил больше не было. Сехун прикусил обратную сторону ладони: ему невыносимо хотелось получить такую желаемую сейчас разрядку, воздуха в груди становилось всё меньше, он не мог двигаться в таком положении, и ему ничего не оставалось, кроме как заглушить свои громкие стоны ладонью, а левой рукой обхватить крепкую шею мужа. Чанёлю нравилось видеть, как он жёстко и даже грубо насаживает мужа на себя, нравилось видеть, как член исчезает среди упругих половинок, нравилось чувствовать, как Сехун сжимается вокруг него, доводя до самого края. Ощутив приближающийся оргазм, Чанёль наклонил голову вправо, где на его плече покоилась голова Сехуна, и, убрав руку омеги, начал без стеснения грубо целовать его, упиваясь своей безграничной властью, продолжая всё так же ритмично вбиваться в узкое нутро. Именно так хотелось и Сехуну. Воздуха не хватало, они оба ходили словно по острию ножа, и на особо резком толчке, когда головка члена задела чувствительный комок нервов, Сехун не выдержал и вскрикнул. Кончал бурно, долго и едва ли не мучительно, содрогался на члене Чанёля, позабыв, кажется, даже своё имя. Альфа, в свою очередь, сделал последние резкие толчки и наконец излился глубоко внутри с громким рыком, загнанно дыша в унисон с Сехуном, который жадно глотал воздух, пытаясь не свалиться на кафель ванной. Но омега был уверен, что Чанёль не даст ему упасть, удержит. — Восхитительный, — прошептал на ушко омеге Чанёль, и Сехун ярко улыбнулся, глядя светящимися глазами на него. После они быстро приняли душ и, вытершись и одевшись, залезли в свежую постель, даже не высушив мокрые волосы: сил больше ни на что не было. Чанёль мягко прижал к себе Сехуна, уткнувшись ему в макушку, и вдохнул чистый запах омеги, смешанный вот уже столько лет с его собственным. — Сладких снов, котёнок. — Сладких снов, Ёлли. Завтра насыщенный день… — прошептал уже сонный Хун и медленно начал засыпать, убаюканный тишиной и теплом родного тела. Чанёль ещё немного смотрел на разморенного и раскрасневшегося мужа и тихонько выдохнул ему на ухо, прикрывая глаза: — Люблю тебя. Завтра канун Рождества.