его голос тысяча хоров и вихри огненной мощи танцуют вокруг внимая его воле
заставил воплощения Тьмы и Света склонить перед ним колени. Его глаза были цвета умирающих и рождающихся звезд и Оби-Ван вспомнил то, что никогда не забывал. Квай-Гон утверждал, что у Энакина нет отца, что он был рождён по воле Силы и выдвигал его нечеловеческое количество мидихлориан как доказательство. Тогда все покивали, связали это с пророчеством и отодвинули на задний план. Но на Мортисе Оби-Ван впервые по-настоящему осознал, что это значит. Энакин человек лишь наполовину. Вторая его половина — что-то иное. Он никогда не видел, чтобы живое существо использовало Силу, как это сделал Энакин, который, очевидно, на какой-то момент стал проводником чужой жизни, жизни Дочери, а потом вдохнул её в Асоку. Асоку, что была мертва, они оба слышали в Силе звон её оборвавшейся жизни. Страшный, жуткий момент, что ему бы очень хотелось забыть. Слава Силе, всё обошлось. Вокруг Оби-Вана и так умерли слишком многие. Но он всё равно беспокоился, совершенно оправданно, что Асока не совсем в порядке, и стоило им взойти на Решительный он послал её на проверку к меддроиду. Вместе с ней и Энакина, но не просто в сопровождение их падавану. Его поведение после произошедшего с Сыном было ещё одним поводом для беспокойств, Оби-Вану становилось всё тревожнее с каждой минутой, что Энакин вёл себя не как… Энакин. Однако медицинский дроид выявил у Асоки только легкое истощение, не удивительно после всего-то. У Энакина обнаружилась травма головы, которой не вышло дать точное определение, ему просто ввели стандартное обезболивающие (которое Оби-Ван знал никогда не действовало) и приказали отдохнуть в течении следующих сорока восьми часов. И, учитывая нынешнюю нехватку обычных гор дел и обязанностей, ведь их отправили на расследование, потенциально спасительную миссию, ему пришлось подчиниться и, без привычных жалоб и уверений «я в порядке!», удалиться в свои покои. Возможно, ему было хуже, чем казалось на первый взгляд. Надо проверить. Признаться, Оби-Ван не знал как объяснить стычку Энакина с Сыном Совету. Он понятия не имел, что с ним случилось, когда и как Сын схватил его, разве что травма головы могла быть получена именно тогда, возможно, Энакина оглушили? Наверняка об инциденте Оби-Ван знал только два факта — первым было мощнейшее колебание в Силе, вторым — Энакин без сознания на островке в море лавы. Он не знал как Энакин попал туда, что с ним сделал Сын, как он его ранил, ведь Энакин, особенно на тот момент, был явно, серьёзно не в порядке. Энакин не хотел об этом говорить, он вообще почти не говорил и отвечал только на прямые вопросы, что тоже тревожило. Энакин утверждает, что не помнит как он попал туда, мало помнит обо всём в целом, и Оби-Ван был склонен ему верить. Он как-то упомянул о том, что произошло до того как Сын забрал его и Энакин пыхнул в Силе искренним непониманием — он понятия не имел о чём говорил Оби-Ван. Но стоило попытаться разузнать, что именно произошло, Энакин становился очень тихим и замыкался в щитах, его Сила неестественно ровная. В последний раз он видел такую реакцию когда Энакин был совсем юным в чём-то провинившимся падаваном. Но он больше не падаван и ни в чём не виноват. Оби-Ван тяжело вздохнул, его беспокойство только нарастало. Нужно пойти проверить Энакина. Но прежде чем он успел двинуться с места, двери в комнату связи распахнулись и кто-то вошёл. — Разве ты не должен отдыхать? — Вместо приветствия спросил Оби-Ван критически оглядывая Энакина. — Сорок восемь часов уже прошло, — без интонации ответили ему. Энакин выглядел так будто не спал уже которую неделю. Бледный, без блеска в глазах и с синяками под ними. И снова Оби-Ван почувствовал тревогу. Что-то было не так, что-то серьёзней легкого сотрясения, что-то важное, но он не знал, что именно. Сила оставалась мертвенно тихой. Оби-Ван не отрывал взгляда от своего бывшего падавана, ведь беспокойство, видимо, решила окончательно поселиться у него в душе, когда в комнату вошёл Коди. — Генералы, — обратился клон-коммандер. — Мы входим в гравитационное поле Корусанта. Решительный готов остаться на орбите. Шаттлы в ангаре также готовы к доставке людей на поверхность и координаты посадочной площадки Храма Джедаев уже введены. — Отлично, спасибо, Коди. Нам стоит к ним присоединиться, — благодарно кивнул клону Оби-Ван выходя из комнаты. Энакин молчаливой тенью последовал за ним. Вот ещё одна причина для тревог. Энакин никогда не был тихим. Он редко молчал и если молчал, то всегда теребил ногами или игрался с чем-то в руках. Если же ему приходилось сидеть смирно, то бушевал в Силе. Оби-Ван не мог припомнить, чтобы он когда-нибудь был так тих, так молчалив, так неподвижен. Он снова вздохнул, пытаясь высвободить не по-джедайски сильную тревогу во всё также молчаливую Силу. — Энакин, знаю, что ты отдохнул, но всё равно выглядишь ужасно, — прокомментировал Оби-Ван уставший беспокоиться молча. — Спасибо. — Ответил Энакин с невозмутимым видом. И снова ни улыбки, ни напускной сухости тона. — Я серьёзно. Когда вернемся в Храм, я хочу, чтобы тебя посмотрел целитель, — решил хоть так успокоить свои нервы Оби-Ван. — Это приказ, — добавил он больше на пробу. В любой другой день Энакин бы обязательно на это ощерился и зашипел, прямо как настоящий дикий лотокот, сказал бы что-то неуважительное, а сейчас? Ничего. Ни реакции, ни ответа. На сердце стало только тяжелей.***
Они наконец дошли до ангара, где загружались и уже отправляться на поверхность планеты шаттлы. Энакин углядел в нескольких метрах от себя Асоку, живую и улыбающуюся, весело щебетавшую о чём-то с Рексом. Он случайно поймал её взгляд и она помахала ему рукой. — Мастер! — Расплылась в хитрой улыбке тогрута стило ему подойти. — Я тут как раз рассказывала Рексу о нашей маленькой традиции. Ну что, после миссий мы всегда ходим к Дексу на ужин. Простой бессмысленный разговор, легкое настроение и расслабленность большинства вокруг. Энакину казалось, что он тонет. Слишком нереально, слишком невозможно, слишком больно. Сейчас он проснётся, сейчас он в любую минуту проснётся в бакта камере, на его лице будет маска. Ему часто снились такие сны, у них всегда было два исхода: сон резко обрывался возвращая его в кошмарную реальность или сам становился кошмаром. Но это не сон. Он чувствовал присутствие каждого в Силе, их эмоции. Перед ним действительно была Асока. Юная и светлая, и верящая. Сила, пусть она перестанет на него так смотреть, пусть не улыбается ему, не говорит с ним. Он чудовище отнявшее у неё жизнь, он мразь перебившая столько людей***
— Честно говоря, я не могу найти ничего серьёзного. — Произнесла Луминара Ундули, отступая от Энакина. — Я прекрасно понимаю беспокойство магистра Кеноби, но медицинский дроид ничего не пропустил. Тебе нужно отдохнуть, не только из-за травмы головы, ты действительно выглядишь измученным, Скайуокер. Хотя, я уверена, Кеноби уже озвучил тебе это. Она легонько улыбнулась ему, синие глаза смотрели весело, привычные черные одежды оттеняли светло зелёную кожу. Энакин сглотнул подступающую к горлу желчь. Он знал, что с ней сделали, что сделали из неё. Он одобрил это. — Да, — бесцветно произнёс Энакин, осторожно вставая с экзаменационного стола. Прошло почти трое стандартных суток с тех пор как он вернулся в это тело, но его ноги стояли на земле всё так же нетвердо. — Спасибо. Негромко попрощавшись, выходя из Палат Целителей, какой-то крохотной его части хотелось сорваться на бег, убежать далеко, в закрома нижних уровней Корусанта, как можно дальше от светлых комнат его юности, что казались ему кладбищем, полным оживших призраков, отчего-то улыбающихся ему вместо того, чтобы растерзать на куски своего убийцу. Он шёл нарочито медленно, не сбивая дыхания. Снаружи возле больших окон, за которыми кипел жизнью мегаполис, стояла юная тогрута. Энакин сцепил руки за спиной, сжал до боли кулак настоящей. — Асока, — тихо окликнул он, имя перекатилось на языке и казалось таким чужим. — Энакин! — Радостно воскликнула она, оборачиваясь. — Готов идти? Мастер Луминара подтвердила, что с тобой всё в порядке? Её глаза были таким живыми. Сила, что же ему делать? — Да, всё в порядке, — безжизненно ответил он. — Отлично! Потому что я умираю с голода! — Улыбнулась она. — Идём к Дексу, мы заслужили отдых после этой миссии. Она развернулась беря направление, а вот Энакин не мог сдвинуться с места. Внезапно он вспомнил, как он стоял здесь, на этом самом месте, его дыхание — сипение маски, и смотрел на спидеры пролетающие мимо, сквозь окрашенные красным линзы. Как ходил по коридорам потерявшим весь свет, в библиотеку, полную книг, но без библиотекаря, мёртвого вот уже столько лет. Сердце сбило свой ритм. Оно не делало так, не могло, больше двадцати. — Мастер? — Его окликнула Асока, она заметила, что он не следует за ней. — Ты не хочешь идти? — Иду, Асока, — легонько качнул головой он, прикрывая глаза. Они неспешно шли по Храму, встречая всё больше джедаев, и Энакин чувствовал, как внутри что-то звенит, словно вот-вот разобьется. Он не помнил их имён, даже лица были едва знакомыми. Зато помнил как его собственный световой меч без сожалений, без лишних сомнений, забирал жизни у этих разумных, что сейчас улыбались и здоровались с ним. Помнил как на них охотились, как клоны перестреливали их словно животных, как они умирали стопками, без пощады, без смысла, без похорон. Он помнил, как шёл по опустевшим ледяным коридорам с Сидиусом, как его тяжелые шаги эхом отдавались в подавляющей тишине, помнил как ощущалось молния, чей свет отражался от этих стен. Он совсем забыл сколько жизни было в этом месте. Какими яркими были коридоры, как светло было в каждом уголке, какой теплотой Сила пронизывала это место. Пара юнлингов смеясь убегала от рассерженного Мастера яслей, и весельем вспыхнули все наблюдавшие эту картину. Всё вокруг было таким светлым и ему казалось, что он горит изнутри, снова. Последний раз Храм был полон жизни в тот день. Всего за несколько часов до того, как он с отрядом клонов пришёл сюда с активированным мечом и перебил всех, до единого. Даже детей. — Мастер, ты в порядке? Я не очень разбираюсь в человеческой биологии, но ты выглядишь куда бледнее обычного. Кожа людей должна так менять цвет? — Вырвал его из мыслей голос Асоки и он моргнул, едва не запнувшись о собственные ноги. Он сделал глубокий вдох, стараясь собраться с мыслями. Воззвал к Силе в отчаянной попытке уцепиться хоть за что-то, но свет был просто невыносим. Звуки, запахи, взгляды — их так много. Он без костюма, ему некуда бежать. Ему некуда бежать. — Мастер? — снова повторила Асока, на этот раз голос звучал тревожнее, словно она была готова сорваться с места и бежать за помощью. Словно ей было до него дело. Эта мысль, которая должна бы выбить воздух из легких поспособствовала катализатором, непонятным чудом собрала мысли в кучу. — Я в порядке, Асока, — сказал Энакин, его голос почти не дрожал. — Но… — начала Асока, хмурясь. — Ты же сказала, что голодна. Обычно мы ходим к Дексу когда возвращаемся с фронта. Значит мы идём туда, — прервал её он. Она поджала губы и неуверенно улыбнулась, лишь тень её прошлой улыбки. В её глазах беспокойство и почему-то он заметил, что сейчас они на тон темнее, чем были тогда. — Я не брошу тебя, не в этот раз! — крик на грани слёз. Он понимал, что нужно сказать что-то ещё, как-то разуверить её, объяснить, что он не заслуживает её волнений, знай она что он сделал… Он не смог вымолвить больше ни слова.***
Ужин с Асокой прошёл так гладко, как он думал. Его падаван — падаван — по большой части разговаривала, рассказывая о различных сплетнях между старшими падаванами, что накопись за их отсутсвие, пока он держался за края самоконтроля кончиками пальцев. Он совсем забыл, что она может так беззаботно болтать, экспрессивно размахивая руками. Он заказал какое-то простое блюдо и Асока закатила глаза, говоря, что он всегда берет одно и тоже после длительных миссий. Когда он взял первый кусочек в рот, ему пришлось прикрыть глаза, на которые едва не навернулись слёзы. Он мог чувствовать вкус. Он мог есть, просто есть. Когда им принесли каф и в рецепторы ударил запах, его едва не накрыло второй волной эмоций. Он вдавил ноги в пол удерживая их. Сделал глоток и рвано выдохнул, наслаждаясь горьким, насыщенным вкусом. Асока странно на него посмотрела, замечая, что обычно он добавлял в каф сливки и как можно больше сахара и специй, если есть. Он аккуратно пожал плечами, она закатила глаза. Асока казалась расслабленной, счастливой даже. Энакин смотрел на неё и не понимал. Не понимал почему второй шанс достался именно ему. Он последний, кто этого заслуживает. Но он умрёт прежде, чем даст всему разрушится вновь.***
Сгущались сумерки. Асока отдыхает в их комнате. А он сидит на водительском сидении спидера и сжимает руль, его механическая рука оставляет вмятины в материи. Он понимал, что должен это сделать, понимал, но одна только мысль о том, чтобы увидеть её снова была одновременно его самой заветной мечтой и самым ужасным кошмаром. Увидеть её живой. Она умерла из-за него, она умерла по его вине и их дети, Сила, их дети. В последний раз он видел её, когда она бежала ему навстречу, навстречу своей гибели. Сейчас она вероятно стоит на балконе, ждёт своего мужа. Только он не вернётся домой. Энакин Скайуокер, которого она видела всего неделю назад мертв. Он совершенно другой человек. Поэтому он должен оставить её, должен бросить и сделать так, чтобы они никогда больше не виделись. Должен сделать это до того, как его любовь убьёт её. Да, именно так, так правильно. Ей будет куда лучше без него. Ведь иначе… — Энакин ты разбиваешь мне сердце! Нет. Нет, нет, нет, нет. Этого больше не произойдёт, этого не случится. Он не допустит. Она будет жить, без него и счастливо. Просто он увидит её ещё один, последний раз. Один раз, только один. Энакин включил зажигание и направил спидер из ангара к её квартире. Его нога ступила на балкон, один неуверенный шаг. И вдруг он посмотрел на неё, как её лицо светлеет и расплывается в улыбке. Сила, как она прекрасна. Внутри все замерло, а горло сдавили тисками. Ни шевельнуться, ни вдохнуть. Она бросилась к нему, обнимая, он почувствовал её запах, тепло её тела. Её сердцебиение. Внутри что-то с хрустом сломалось. Ноги подкосились, он упал на колени вцепившись руками в ткань её платья и из горла вырвался громкий, полузадушенный всхлип. Он зарыдал, не в силах остановиться, его плечи судорожно вздрагивали и он не мог дышать. Он не мог, он не мог. — Энакин, — Падме положила руки ему на плечи. — Эни, милый, посмотри на меня, пожалуйста, — умоляла она. Но он лишь покачал головой, содрогаясь всем телом, слёзы падали вниз, маской высыхая на его лице.