Four Letter Word For Intercourse

Гудки идут уже слишком долго, и Дин едва ли не прекращает звонок, не успев дождаться ответа оператора. Он даже слегка подпрыгивает, услышав ее голос, и изголовье кровати ударяется об стену. — Стимулирующие Беседы, — заявляет женщина так, будто это не эвфемизм, а что-то высокоинтеллектуальное. — С кем бы вы хотели поговорить этим вечером? — Кто у вас есть? — спрашивает Дин, потому что может. Ни капли пота. Он пробовал порнуху. Это следующий шаг. Он может. — У нас есть разные собеседники, — говорит оператор, и Дин усмехается. Будто не замечая, оператор продолжает: — Какой пол и этнос для вас предпочтительны? Дин открывает рот, но ничего не выходит. — Сэр? — окликает оператор спустя самые долгие пять секунд в этом мире. — Какой пол и этнос для вас предпочтительны? — Эм, — говорит Дин. Он уже многое преодолел. Он даже ввел данные кредитной карты. Он сглатывает. — Парень? То есть, девчонки — это тоже классно, но если у вас, эм. Если у вас есть, — он прочищает горло, чтобы не поперхнуться. — Мужчина. Оператор делает довольно длинную паузу, словно осуждая его за болтовню или ориентацию, да или вообще за эту дурацкую идею. А потом она говорит: — Исходя из ваших слов, лучше всего вам подойдет Джеймс, — исходя из слов Дина? Что это должно значить? — Он доступен прямо сейчас, — добавляет оператор. — Вас перевести к нему на линию? — Да, давайте, — говорит Дин, и руки у него не трясутся, совсем нет. Он сидит на кровати у себя в квартире в нижнем белье и футболке и звонит в секс по телефону в качестве сексуального эксперимента. А еще автомастерская под ним на сегодня закрыта, так что риска шума, способного прервать звонок, нет. Ничего страшного. Оператор переводит его, и Дин слышит звонок какого-то другого парня. Раз, два, и: — Здравствуй. Голос легкий. Приятный. И очень мужской. — Это Джеймс, — продолжает мужчина. Он говорит теплым голосом, будто и вправду рад, что Дин позвонил. — Как мне тебя сегодня называть? — Ме… хм, — никаких настоящих имен. У него замыкает мозг. — Называй… — Михаил? — спрашивает Джеймс. — Майкл, — поправляет Дин, всеми руками хватаясь за спасательный круг. — Майкл, — повторяет Джеймс все тем же довольным голосом. — Майкл, если ты не против, я бы сказал, что ты, кажется, натурал, — он говорит это так, словно что-то проверяет, словно это почти заставляет его задуматься. — Это так? — Я, эм, — очень красноречиво отвечает Дин. Он аж вибрирует от напряжения; у Джеймса в ушах, должно быть, звенит, словно от человеческого камертона. — Я, — би. Скажи это. Да скажи это, блять. — Я натурал, да, — говорит Дин. — Я постараюсь это уважать, — обещает ему Джеймс, — но еще ты звучишь очень привлекательно. Это строчка из скрипта, глупая и легкая, но у Дина все лицо краснеет. — У тебя отличный слух, дружище, — бормочет он. — И не только это, — говорит Джеймс. — Держу пари, о тебе можно сказать то же самое. — Я неплох, — отвечает Дин, возясь с одеялом. Одеяло не особо помогает успокоиться. — Но, эм. Когда ты это делаешь. С другими парнями. — Они тоже привлекательны, — говорит Джеймс. — Вживую и в нерабочее время. На работе я верю на слово. — Рискованно, — говорит Дин. — Но, эм. Не то, что я хотел спросить. — Да, Майкл? — Что ты… делаешь, — господи, он скорее похож на школьника по уровню сексуального образования, а не на тридцатилетнего мужчину. — Все, что приятно, — мягко отвечает Джеймс легким и ровным тоном. И его голос и вправду вроде звучит наигранно. Как голос из службы поддержки. — Что тебе приятно? — Эм, — если он скажет «секс», то им придется говорить об анале, а он даже к разговору-то такому не готов. Фроттаж — уж слишком откровенно по-гейски. — Минет. Мне нравится, когда мне сосут. Джеймс хмыкает так, словно из всего меню Дин выбрал особенно хороший десерт — тот, что он и сам думал заказать. — Теперь я понимаю, — его голос становится глубже, и, охренеть, член Дина вдруг весь во внимании. Дин с самого начала был немного заведенным, обдумывая всю эту затею, но с того момента, как он набрал номер, ему вновь стало страшно начинать, сделать шаг вперед, платить двести долларов. — Большинство женщин не умеет описывать, каково это — когда тебе делают минет, — продолжает Джеймс, профессиональный тон которого расходится с его пониженным тембром голоса. — Некоторые могут, некоторые хорошо стараются, но если тебе хочется поговорить с кем-то, кто знаком с ощущениями, то я понимаю, почему ты попросил мужчину. Несмотря на то, что в его тоне нет ни намека на осуждение, — а Дин внимательно прислушивается, — это все равно явная отмазка. Это спасательный круг, это поручень. Это отговорка. — Да, — говорит Дин, хватаясь за нее, как хренов трус, кем он и является. — Да, именно так. Я хочу, эм. Услышать… это. Об этом. Джеймс хмыкает, скорее задумчиво, чем с сомнением. — У тебя есть любимая часть? — Любимая часть? — Когда тебе отсасывают, — подсказывает Джеймс. — Тебе нравится, когда партнер стоит на коленях или нависает над тобой? Тебе это важно? — Я, эм, — Дин сглатывает, — я как бы думал, что говорить должен ты, Джимбо, — у него хватит смелости ровно на то, чтобы подрочить, пока этот парень разговаривает, а, может, даже и на это не хватит. Его рука так и дело увиливает от паха, и ему хочется сидеть под одеялом, а не на нем. — Я хотел бы представлять с тобой вместе. Если ты не против, — говорит Джеймс скорее неуверенно, чем задиристо. Его голос продолжает становиться все ниже и ниже, как будто он и сам заводится в процессе разговора с таким неловким придурком, как Дин. Может, у него кинк такой. Может, поэтому Дина перенаправили на него. Дин, видимо, слишком долго молчит, потому что Джеймс продолжает: — Я могу продолжать говорить без твоего участия, если так удобнее. Но мне любопытно. Я знаю, что нравится мне, но чего хочет натурал от минета? Это очередной спасательный круг, словно этот парень знает, что Дин в пяти секундах от того, чтобы запаниковать и бросить трубку. — Без зубов, — говорит Дин, и Джеймс смеется. Не сильно смеется. Не усмехается и не хихикает, да и вообще, на самом-то деле, ничего особо звучного. Скорее похоже на громкий выдох, но все же, каким-то образом смех. — Твоя любимая часть в минете — «без зубов»? Вся кровь, что должна наполнять его член, вместо этого заливает его лицо. Почти вся. Что-то в намеке на настоящую личность парня заставляет член Дина взбодриться. — Слушай, чувак, ты спросил меня, что мне хочется. — Мне казалось, что отсутствие дискомфорта — это самый минимум, — говорит Джеймс. — Чего ты хочешь? Когда ты вспоминаешь о хорошем минете, о чем ты думаешь? — его глубокий голос смягчается. — Закрой глаза. Представь. Дин закрывает глаза. Он облизывает губы, визуализируя несколько женщин, вспоминая прикосновения их языка и рук, их глаза. — Она, эм, — он снова облизывается. — Всего пару раз. Но она усаживала меня, а потом опускалась вниз. Вставала у меня между ног и просто, э-э. Гладила мои бедра. И ждала, пока я его вытащу, — это не то, за что Дин платит кругленькую сумму, но, тем не менее, воспоминание очень приятное. — Тебе нравится предвкушение, — говорит Джеймс, отчасти правильно. Однако, от того, как он это говорит, Дин почти готов согласиться с чем угодно. Черт, да его голос опустился на целую секс-октаву. — Тебе понравилось, что она заставила тебя ждать. — Вроде того, — отвечает Дин, хотя в реальности подразумевает «нет». Или «может быть». Он не особо всматривается в ту часть себя, которая чертовски заводится от того, что его дразнят. — Дело в том, как она на тебя смотрела? — спрашивает Джеймс, вдруг начиная читать мысли. — Она гладила тебя по бедрам, пока ждала. Пока она хотела тебя. У Дина пересыхает во рту. Он прочищает горло, и его кивок остается незамеченным. — Это так, Майкл? — спрашивает Джеймс. Это имя сбивает Дина до такой степени, что он прекращает трогать себя через боксеры, — и он не уверен, в какой момент вообще начал это делать. Просто небольшие прикосновения. Легкие поглаживания, стимулирующие возбуждение; такие прикосновения обычно начинаются с попытки поправиться. — Да, — выдавливает Дин. — Ты не спешил? Вытаскивая его. Ты наслаждался? — Ага. — Она подогревала тебя дыханием сквозь белье? Я это обожаю. Дин всегда был человеком, рубившим с плеча, даже в таких ситуациях. — Не-а. Каково это? — Горячо, — отвечает Джеймс. — Во всех смыслах слова. Единственное воздействие, что ты чувствуешь, — это нажим нижнего белья, но ткань становится влажной и горячей. Когда твой член дергается, возникает трение. И все это без единого прикосновения. И твоему партнеру нужно быть близко, чтобы это сделать. Надо, чтобы он склонился над тобой или сел у тебя между ног. Надо, чтобы он был настолько близко, чтобы вдыхать твой запах с каждым вздохом. Надо, чтобы он хотел быть близко. Дин облизывает губы, не открывая глаза, откидывается на подушку у изголовья и украдкой просовывает руку под нижнее белье. — Звучит так, будто мы говорим о твоих желаниях. — Ты против? — Не… — Дин прочищает горло. — Нет. Валяй. Переходи от слов к делу. Джеймс снова издает тот почти смешок, тот довольный выдох, который больше похож на молчание, чем на звук. — Есть много вещей, которые могут нравиться, когда твой член у кого-то во рту. Но мне нравится прелюдия. Поддразнивание. Думаю, мне бы тоже понравилось, если бы кто-то стоял на коленях у меня между ног, положив руки мне на бедра. Тянулся бы к моей ширинке, не в состоянии больше ждать. Но сделал бы паузу. Чтобы достать его у меня из трусов и просто посмотреть, — теперь его голос просто гортанный, он опустился так низко, что описать его можно лишь словом «похоть». — Ты когда-нибудь видел, как кто-то хочет тебе отсосать, Майкл? — Чувак, никто не хочет делать минет, — говорит Дин, проводя пальцами сквозь волосы на лобке, удерживаясь от главной цели. Он не уверен, что ему это нравится достаточно за ту сумму, что он платит, но ему нравится достаточно, чтобы не торопиться к финишу. — Тебе не нравится лизать девушкам? — Это другое, — быстро отвечает Дин. — Это… Девчонка может сесть тебе на лицо, понимаешь? Прижать бедра к твоей голове… — он начинает медленно водить рукой по члену, спрятанному в боксерах. Не то чтобы этот парень его видит, но, наверное, слышит, а Дин еще не совсем готов, чтобы его услышали. Хотя внизу становится уже тесно. — Мужчина тоже это может, — говорит Джеймс. — Тебе когда-нибудь делали чайный пакетик? Дин опускает руку еще ниже, чтобы слегка потянуть за мошонку. Он немного играется с ней, чувствуя, как твердый член упирается в запястье. Приятно даже случайное трение. — Эм, пару раз. — Что тебе больше понравилось? — спрашивает Джеймс. — То, как язык прижимает кверху, или как губы тянут вниз? Дин берется за член. Он должен. Эта хреновина чуть ли не тыкает его в живот. — Мне нравится и то, и другое, — говорит Дин, и за сегодня это ближайшее высказывание к признанию того, что он би. Он пытается поудобнее устроиться и в итоге поворачивается на бок, стараясь стянуть с себя нижнее белье. Приходится немного выгнуться, но он справляется. Пока Дин это делает, Джеймс продолжает говорить. О хорошем минете, который ему делали. О плохом. Он даже немного жалуется, слегка соскальзывая с темы, от чего Дин смеется, не прекращая дрочить. Сразу после этого Джеймс возвращается в колею, и у него в голосе слышится какая-то другая улыбка, будто Джеймс знает, чем Дин занимается, но теперь они этим вместе занимаются. Дин водит рукой приятно и быстро, с закрытыми глазами представляя все сексуальные действия, которые описывает Джеймс. И не на себе, а на другом, безликом мужчине. Мужчине, чей возбужденный голос опускается ниже некуда. Тот мужчина стонет, пока другой мужчина вылизывает его член, и это, черт, это приятно. Это действительно приятно, и теперь Дин уже дрочит во всю. — Ты знаешь, — спрашивает Джеймс, проникая своим голосом в Дина, словно язык в его зад, — что мне больше всего нравится в минете? Дин пытается вспомнить всю хрень, что Джеймс уже рассказал. У него в голове словно порнуха прокручивается. — Когда, м-м. Когда играются с твоими яйцами? — Почти, — говорит Джеймс. Дин на удивление близко, наконец, втянувшись в гущу событий. Он немного замедляется, желая услышать ответ. — Тогда что? — Задай вопрос полностью, Майкл. Между Дином и его оргазмом встревает дурацкое дурное предчувствие. — Если ты хочешь как-то пошутить или постебаться, то я вешаю трубку. — Не шутка. Не стеб. Спроси меня. Закатывая глаза и готовясь к кульминации, Дин спрашивает: — Что тебе больше всего нравится в минете? — То, как член наполняет мой рот. Рука Дина сжимается у него на члене. Он прекращает двигаться. Он прекращает дышать. Малейшее движение может довести его до финиша; это чертовски резко. — Мне нравится, как он растягивает мою челюсть, — продолжает Джеймс, наполовину грязным, наполовину фактическим тоном. — Я слишком часто стискиваю зубы, так что мне нравится думать, что растяжка для меня полезна. Это заставляет меня расслабить челюсть, полностью заглатывая его. Я знаю, что ты не знаешь, каково это, — может, ты и не хочешь знать, — но я это обожаю. То, как головка члена упирается мне в нёбо, словно так и было задумано по природе. Он полностью заполняет мой рот. Дин открывает собственный рот, но ничего не выходит. Он рискует снова пошевелить рукой, совсем каплю. — Тебе нормально? — спрашивает Джеймс. — Если я расскажу об этом. Ты не против меня побаловать? — Да… — Дин прочищает горло. Его рука начинает двигаться сама по себе. — Давай. — Я обожаю засасывать головку, когда мой партнер выходит, чтобы толкнуться обратно. Я обожаю, как она оттягивает мои губы. Я так много чувствую, — как и Дин, двигаясь все быстрее, наращивая темп, несмотря на то, что эти слова были сказаны намеренно. — Ты хоть представляешь, насколько чувствителен твой рот, Майкл? Как много нервных окончаний у тебя в губах? Я чувствую малейшие изменения. Ты знал, что текстура меняется прямо перед тем, как ты кончаешь? Кожа на члене натягивается чуть сильнее, будто твой член целует меня в ответ, это… Дин прерывает его стоном, кончая в руку и на бедра. — Это так, — безупречно продолжает Джеймс. — Рукой ты чувствуешь разницу? Ты знаешь, насколько приятно просто касаться твоего члена? Дин не останавливается, продолжая толкаться в руку, пока чувство не оседает. Как и с большинством непродуманных сексуальных взаимодействий, весь этот сценарий резко перестает быть нормальным, теперь когда он получил оргазм. Его липкая и мокрая рука застывает; он думает о том, что спускает деньги на ветер, чтобы услышать рассказы этого незнакомца. Этого бедняги, вся гребаная работа которого заключается в том, чтобы слушать, как мужики дрочат и кончают, по телефону. Потому что Дин определенно недостаточно жалок в повседневной жизни. Ему обязательно нужно взять и сделать это, и все равно не открыться. Нельзя же быть просто извращенцем, обязательно надо быть еще и трусом. Он даже не может… — Ты все еще здесь? — спрашивает Джеймс. Дин убирает телефон от уха, поднимает другую руку и удерживает себя за секунду до того, как повесить трубку, но лишь потому что у него вся рука в сперме. — Я пересек черту? — спрашивает Джеймс, и его голос звучит настолько обеспокоенно, что Дин вновь прислоняет телефон к уху. — Нет, ты, нет, ты не… — Хорошо, — твердо и решительно говорит Джеймс. — Я рад, — он звучно вдыхает, а затем медленно выдыхает. И снова. Дин обнаруживает, что дышит вместе с ним, а его сердцебиение постепенно замедляется. — Могу я спросить, понравилось ли тебе? Дин кашляет, прочищая горло. Он вытирает руку об валяющиеся рядом боксеры, а затем садится, прикрывая член ими же, как будто это спасет его от стыда. — Что, у вас есть графа качества обслуживания клиентов или типа того? — Ваш отзыв очень важен для нас, — невозмутимо отвечает Джеймс. У Дина вырывается смешок, резкий и неожиданный. — Иди нахер. — Если ты хочешь разыграть такой сценарий… Это реально не так уж и смешно, но Дин все равно сдерживает улыбку. — Ладно, умник. То есть, нет, не ладно. То есть, можно было бы… то есть, наверное, может быть, я не знаю, но не… не сейчас. — Майкл, — говорит Джеймс. -Дыши. Дин дышит. — С тобой все в порядке, — обещает Джеймс. — Если это был плохой опыт, то вина на мне. Ты в порядке. — Я в норме, — говорит Дин, все еще стараясь не запаниковать. Дыхание помогает. — Ничего страшного. — Мы просто разговариваем, — соглашается Джеймс. — Точно, да, — Дин облизывает губы, глядя себе на колени. — Разговариваем. Джеймс продолжает громко дышать, а Дин продолжает повторять за ним. Он платит за это деньги — пустая трата средств, но, похоже, не может остановиться. Эти звуки почти успокаивают. Будто Дин слушает, как Джеймс дышит во сне, будто Дин лежит рядом, прижимаясь к Джеймсу спиной. Так спокойно. Расслабляюще. Когда Джеймс, наконец, снова начинает говорить, он даже не сбивает атмосферу, у него настолько мягкий голос, что им не пробить даже мыльный пузырь. — Если ты когда-нибудь захочешь снова поговорить, — говорит Джеймс без всякого давления или наглости, — спроси Джимми у оператора. — Думал, ты Джеймс, — в любом случае, имя ненастоящее. Это не должно иметь значения. С улыбкой в легком голосе Джеймс — Джимми — говорит: — Думаю, мы уже немножко вышли за рамки формальности. Дин краснеет так сильно, будто вся кровь из эрекции прилила к его лицу. — Ох, эм. Да, ладно. Джимми. — Тебе хотелось бы еще поговорить сегодня? — Нет, я… я в порядке, — Дин делает слишком долгую паузу, словно хочет сказать что-то еще, но в голову ничего не лезет. — Пока тогда. — Хорошего вечера, — отвечает Джимми. Дин вешает трубку. Он прибирает за собой. Затем он плюхается обратно на кровать и смотрит в потолок, а у него в голове гудит. Из всего этого у него по итогу имеется охренительный чек и пара выводов: Он трус и извращенец, но он определенно бисексуал. На следующий день Дин заставляет себя собрать манатки, выйти из дома и отправиться в библиотеку при кампусе. Здесь на него пялятся меньше, чем на парах — большинство просто готово предположить, что он работает над докторской диссертацией или типа того. Если бы не его транжирство накануне, он бы не пошел, но от гаража у него под квартирой много шума, а ему надо вернуться к учебе. Ему очень хочется оказаться там же, внизу, добавить шума, но Бобби надавал ему по голове уже не один раз за то, как он расставляет приоритеты. Все дело в том, что когда они отправили Сэма учиться, Дин думал, что на этом все. Они помогли ему с бакалавриатом, а затем магистратурой в области юриспруденции, отметили, когда он выпустился, и Дину казалось, что дальше образованию в семье Винчестеров развиваться некуда. Сэм же, с другой стороны, дождался получения высокооплачиваемой работы, а затем взял и перевел стрелки на Дина, загнав того в ловушку. Все аргументы Сэма сводились по сути к одному: «теперь твоя очередь», — и все контраргументы Дина отпали сами по себе, когда присоединился и Бобби. Потому что, по всей видимости, в глазах Бобби Дин — не просто механик: он наследник всей компании. И под «компанией» он подразумевает два гаража и свалку, но все же этого достаточно, чтобы кому-то захотелось получить степень в области бизнеса и финансов. Когда Дин подметил, что Бобби неплохо справляется и без вышки, старик вдруг притих. Даже хуже, он задумался. Когда дошло до дела, это стало решающим фактором, однако Дин бы ни за что в этом не признался. Иногда Дину кажется, что его жизнь вообще не логична, но таков он и есть: ему тридцать два, и он первокурсник. Он заходит в библиотеку и направляется вглубь, устремляясь к серьезной учебной зоне. Он проходит мимо столов с болтающими подростками и двадцатилетками и бесится лишь от отрывков бесед, что до него доносятся. Он идет мимо второго справочного центра и кучи знаков «Соблюдайте Тишину». Для дня пятницы это место, на удивление, довольно загружено, ну или, по крайней мере, это удивительно для Дина. За абсолютно каждым столом кто-то сидит, и все старательно друг друга игнорируют. Если здесь так много народа спустя всего пару недель от начала семестра, то насколько все будет плохо ближе к экзаменам? На секунду задерживаясь, Дин переводит телефон в беззвучный режим, пока принимает решение. Он видит непритязательную девчонку в районе двадцати с чем-то лет, разбросавшую по столу все свои вещи. Дальше идет пара подростков в наушниках, вместе пялящихся в экран компьютера. А еще за одним из столов сидит усталый на вид парень, который, кажется, примерно того же возраста, что и он, а может даже старше, и ноги Дина начинают двигаться в том направлении, пока он не успел передумать. Этот парень сидит за одним из небольших столиков на двоих, спрятанным в стороне. Тут он по сути должен рассчитывать на уединение, но он не выглядит особо расстроенным, когда Дин останавливается перед ним и, подняв брови, указывает на свободный стул. Парень кивает, лишь на мгновние бросая на лицо Дина взгляд голубых глаз, а затем вновь сосредотачивает внимание на ноутбуке. Он что-то читает на компьютере, но делает заметки от руки. Дин скидывает рюкзак на пол, вешает куртку на спинку стула и занимает место. Он достает книги и переходит к дурацкому заданию по чтению на неделю. К одному из них. Из многих. Из очень-очень многих. Он читает до тех пор, пока может терпеть это чтиво, а потом достает из рюкзака старый походный термос отца. Это совсем не суповой контейнер для детских ланчей. Нет, это огромный металлический цилиндр длиной с его предплечье и даже толще вширь. В нем может и не достаточно кофеина, чтобы завалить лошадь, но кофе определенно хватит, чтобы заставить человека бегать в туалет каждые пять минут. В тот момент, когда Дин открывает крышку, парень напротив выглядывает из-за ноутбука. Он прищуривает глаза. Дин почти на все сто уверен, что напитки здесь не запрещены. Он новичок во всей этой библиотечной хрени, но у девушки по соседству на столе стоит стаканчик из Старбакса, из которого торчит нитка от чайного пакетика. Дин указывает на нее, а затем смотрит на парня с универсальным выражением лица и позой, обозначающими «что, блин, не так?». Моргнув, мужчина качает головой. Он пишет что-то у себя в блокноте. Затем он поворачивает его боком, чтобы Дин прочитал, и Дин, наклонив голову, пробегается по написанному взглядом. «Завидую», — говорится в записке. Развернув блокнот, мужчина засовывает руку под стол со своей стороны, а затем достает оттуда собственный тамблер. Он легонько встряхивает его, и становится очевидно, что там пусто. Парень тихо вздыхает, пожимая плечами, а затем убирает тамблер обратно. Дин кивает ему в ответ, несильно пожимая плечами, после чего аккуратно поднимает гигантскую металлическую штуковину и выливает горячий кофе себе в рот. Парень наблюдает с еще большей завистью, вновь сузив глаза. Будучи полным гавнюком, Дин подмигивает ему, а затем сглатывает и вытирает рот тыльной стороной ладони. Он не спеша закрывает крышку, довольно глядя, как парень закатывает глаза — да даже скорее всю свою голову, — и возвращается к работе. Из-за того, что у него мозги набекрень от неоправданно дорогих учебников, Дину требуется еще минутка, чтобы откинуться на стуле и осмотреться. Чтобы устроиться поудобнее, насколько это возможно на этих стульях. Он бросает очередной взгляд на парня напротив, потому что, ну, смотреть никто не запрещал. Что такого, что его глаза направлены на чувака, который сидит прямо перед ним? Который чисто случайно еще и красавчик с темными волосами и щетиной. Он сочетает в себе голубые глаза и темные волосы, к которым у Дина всегда была слабость. Черт, да и вообще к брюнеткам. А теперь, по всей видимости, еще и к брюнетам. Чем дольше Дин об этом думает, тем яснее становится, что этот мужчина очень привлекателен. Рукава его белой рубашки закатаны почти до локтей, открывая вид на великолепные руки, которыми этот парень что-то записывает. Что такого, что он это замечает? Он просто пробует свою ориентацию, ничего не делая, не создавая проблем и не ища их. Парень поднимает взгляд на Дина. Пойманный, Дин начинает светскую беседу единственным возможным способом. Закрыв глаза, он изображает, что засыпает, перекатывая голову набок, а затем резко вздергивая ее. Открыв глаза, он видит, что парень кивает. Завершив это социальное взаимодействие, Дин возвращается к своей книге. Это пытка. Он потирает глаза и пытается заставить себя, но мозг не перестает настаивать, что это его предел. Он все равно борется, несмотря на то, что его сознание где-то блуждает, совсем не поглощая информацию. Он пьет кофе. Он ерзает на месте. Он пытается. Он правда, черт возьми, пытается, но, дойдя до вопросов на повторение в конце главы, он не может вспомнить и основных терминов. Когда он их находит, он запоминает картинки со страницы, но никак не ее содержимое. Естественно. Дин Винчестер: гребаный идиот. Сдерживая вздох, он начинает все заново, на этот раз пролистывая книгу в поисках ответов. Так получается немного лучше. По крайней мере, быстрее. Это скучнее, чем таскать кирпичи, а изнемогает так же. Его ответы лаконичны и практически дословно повторяют текст учебника, но он справляется. Со временем. Он награждает себя очередным кофе-брейком и очередным случайным взглядом на парня, сидящего напротив, прежде чем перейти к домашке по финансам. Прогресс замедляется. Полностью затормаживается. Он читает и перечитывает, не понимая простых, элементарных слов. Пятиклашка бы справился лучше. Прошло всего две недели от начала семестра, а он уже помирает. Он всего-то какой-то механик с дипломом о среднем образовании, он не бизнесмен и не бухгалтер. Дин не осознает, что он сидит на месте, упершись головой в руки, пока не слышит резкий стук по столу. Дин отрывает взгляд от учебника. Горячий парень напротив протягивает ему бумажку с единственной фразой, написанной от руки. «Меняй предметы каждые полчаса.» Дин хмурится, но парень просто кивает, будто вручил Дину Святой Грааль. Но в этом совсем нет смысла, не прошло и… Дин смотрит на часы. Оу. Он кивает парню. Парень кивает в ответ. А еще парень тяжко вздыхает, и Дин обнаруживает, что делает то же самое. Они вместе выдыхают. Парень слабо улыбается. Лишь губами, не показывая зубы, но улыбка все равно красивая. Дин потирает голову. Парень слегка приподнимает брови, а затем наклоняется под стол за сумкой. Он возвращается со своим тамблером и пузырьком с обезболивающим. Оба предмета оказываются перед блокнотом парня. С полным надежды взглядом, парень указывает на Дина, а затем на тамблер, после чего постукивает по Адвилу. …Если подумать, у него действительно болит голова. Это очень осторожный обмен: Дин наливает кофе в тамблер парня, но он принес достаточно, чтобы вызвать у себя язву желудка, да и головная боль не особо-то способствует его состоянию здоровья в целом. Дин выпивает Адвил, а горячий парень пьет свой бартерный кофе, они приподнимают термосы в качестве тоста с одинаково страдальческими лицами. В любых других условиях Дин бы уже начал беседу к этому моменту, но еще в первую неделю пребывания здесь он познал, насколько охренительно страшными могут быть библиотекари, когда дело доходит до соблюдения порядков в «тихой» зоне. Вместо этого ему приходится продолжать работу. Вскоре, несмотря на то, что таблетки подействовали, мысли Дина вновь начинают блуждать. Домашка по финансам заставляет его думать о собственных финансах. А значит, и о собственных расходах. Потому что, конечно же, Сэм вкладывает деньги в образование Дина — и эта мысль сама по себе чертовски странная, — и, да, Дин живет в квартире над вторым магазином Бобби бесплатно, поскольку Бобби говорит, что это место и так уже практически принадлежит Дину, но должно же быть что-то, что он упускает, правда? Какие-то скрытые расходы, которые вдруг нарисуются и сильно ударят по нему, и не в сексуальном смысле. В итоге он делает таблицу в Excel с нуля, занижая свои доходы и завышая расходы. Странно, но все равно все неплохо сходится, потому что Сэм просто смешон со своим пунктиком насчет того, чтобы отплатить Дину. Это настолько смехотворно, что Дин достает телефон, чтобы написать Сэму по этому поводу, но затем его взгляд цепляется за список недавних вызовов, и его мысли резко сворачивают в темный переулок, состоящий из сплошной помойки. «Что, если, — задумчиво шепчет разум, — у него и вправду есть лишние деньги?» Что, если он опять позвонит Джимми? Что, если он позвонит снова, реально сможет совершить каминг-аут перед этим парнем, а потом сможет послушать, как Джимми расскажет о том, как сильно ему хотелось бы отсосать Дину, в частности? Это гениальная, дорогая идея, но она гораздо более гениальная и гораздо менее дорогая по сравнению со всей этой фигней с колледжем. Но нет, это неоправданные растраты. Черт, одна лишь прошлая ночь уже была неоправданной растратой. Это не может повториться. Даже если он хочет. А он хочет. Наверное, хочет. Было несколько неловко, пока не стало горячо. Но горячо стало. Очень горячо. Дин ненадолго отключается, вспоминая произошедшее. В воспоминаниях неловкость куда-то исчезает. На ее месте оказывается хриплый голос Джимми, когда он сказал, как он сильно ему нравится, когда у него во рту член. Дин не слышал, чтобы тот парень дрочил, но парень определенно возбуждался от мыслей об этом. У Дина было несколько интрижек с девчонками, которым, казалось, довольно-таки нравилось сосать член, но всегда в качестве одолжения ему, а не того, что они хотели делать ради собственного удовольствия. Что, в принципе, нормально. Когда девушка сидит у него на лице, Дин определенно более вовлечен в удивительные движения бедер, обхватывающих его голову, чем в то, чтобы засовывать язык туда, куда хочет попасть его член. Все равно Джимми, наверное, все придумывал. Джеймс. Каким бы ни было его настоящее имя. Просто парень, выдумывающий всякую херню по телефону за деньги. Дину нужно найти настоящего парня. В реальности. Возможно, выяснить, каково ему будет, когда у него перед лицом окажется член. Чужой член, а не его тупая попытка сложиться вдвое вверх ногами у стены спальни в подростковом возрасте. Все же так делают. Тогда это не сработало, да и сейчас это точно не сработает, но, может быть, хороший секс в позе «шестьдесят девять» был бы отличным началом. Не считая того факта, что это начало включает в себя поиск мужика. И каминг-аут перед мужиком. И, может, других людей, которые это увидят. Плюс, где он вообще собирается искать парня, которому нравятся парни? Конечно, в университете, скорее всего, есть какой-нибудь гей-клуб или группа поддержки или как они там называются, но Дин и без посещения логова детишек, принявших свою ориентацию, чувствует себя старым пердуном. Ему нужен кто-то того же возраста. Он может справиться с людьми его возраста или постарше, которые знают больше него, да и в принципе лучше него, но, за небольшим исключением в виде Сэмми, ни с кем младше ему общий язык не найти. Может, ему стоит получше подготовиться. Снова позвонить Джимми, реально совершить каминг-аут перед ним, и, может, немного поиграть. Представить, что они встретились в баре или типа того. Обсудить это, все выяснить. Спросить у Джимми, как клеить горячих мужчин. У парня должна быть до смешного огромная фантазия, раз уж на то пошло, учитывая, сколько людей ему звонит, чтобы на него подрочить. Может, в этом всем есть какая-то психологическая подоплека или типа того. Поэтому Дин должен позвонить снова. Стук по столу вырывает его из мыслей. Он тупо пялится в Excel в своем ноутбуке — в старом ноутбуке Сэма — уже неизвестно сколько времени, и, когда он поднимает взгляд, парень напротив вновь постукивает по вырванной бумажке. «Меняй предметы каждые полчаса», — до сих пор написано на ней. Моргнув, Дин проверяет время у себя в ноуте, и, ладно, да. Он же даже не работает. Парень придвигает бумажку к себе и пишет на ней что-то еще. Он двигает ее обратно. «У меня на ноутбуке бесшумный будильник. Хочешь, я буду тебе напоминать?» Дин кивает. Попробовать можно. Он меняет учебник по финансам на другой, лежащий рядом, пытаясь вернуться в колею, как будто он вообще был в этой колее. Однако, его мысли продолжают разбегаться, и он возвращается к своей таблице. Он производит пару вычислений, вычитает там, добавляет здесь, смотрит, как это все будет выглядеть через пару недель и месяцев, и хотя с домашкой он совершенно не продвигается, он выясняет свой примерный располагаемый доход. Чертовски странно, что он вообще есть, но оплата за высшее образование Дина очень сильно разнится с оплатой за вышку Сэма. Это никакой не Стэндфорд. Это следующая ступень относительно муниципального колледжа, и Дин и на такой бы согласился, если бы Сэм не решил прошерстить всю информацию и не нашел бы все стипендиальные программы, на которые Дин мог подать заявку. Дело в том, что даже с учетом счетов, комфортных расходов на жизнь и стараний отложить что-то, у Дина остается в районе пятидесяти-шестидесяти долларов в свободном распоряжении. Каждую неделю. Минимум. Он должен сказать Сэму. Заставить пацана забрать деньги назад, пока Дин не потратил все на выпивку. Вздохнув, он сохраняет файл и закрывает Excel, прежде чем вернуться к чтению. Отключение ноутбука помогает сократить количество отвлекающих факторов, но Дин всегда может создать себе новые. Он, видимо, ерзает или еще что, потому что оторвавшись от книги, он видит, что тот парень и так уже смотрит на него. Однако, он быстро опускает взгляд. Дину требуется секунда, чтобы нащупать в рюкзаке ручку, а затем достать листочек. «Полчаса еще не могло пройти.» Парень качает головой. Дин вопросительно смотрит в ответ. Парень пишет: «Откуда у тебя такой термос?» Дин пожимает плечами. Он забирает бумажку, чтобы написать: «Это подарок. Наверное, армейский излишек.» Парень кивает в знак благодарности. Они оба притворяются, что сосредоточены на том, что надо, но теперь, когда им открылся новый отвлекающий фактор, он лишь разрастается, и этот листочек в линейку оказывается большим соблазном. Дин постоянно поглядывает на него, но, не изменяя себе, он трусит что-то делать. Вместо этого он решает задачи по математике, потому что, по крайней мере, хоть эта часть курса по финансам дается ему довольно легко. Он годами вел бухгалтерский учет у Бобби, не говоря уже об уплате налогов. Здесь Дин, по крайней мере, знает, что делает. Из-за этого время идет быстрее, и он не успевает оглянуться, как парень снова стучит по столу. Дин кивает в ответ и переключается на учебник по бизнесу со странным сочетанием сожаления и энергии. У него опять начинает болеть голова, но это не новость. Сегодня Дин здесь надолго, старается выложиться на полную в свободный от пар день, чтобы воспользоваться выходным и вернуться к своей настоящей работе. Не так уж это и удивительно, когда другой парень первым закрывает и убирает свой ноутбук, собирая вещи. Пора обедать, судя по желудку Дина, но он и с гораздо бóльшим голодом умудрялся работать. Этот парень, однако, собирается уйти. Он раскатывает рукава, прежде чем натянуть висящий на спинке стула плащ. Дин делает вид, что игнорирует его, но легонько взмахивает рукой, когда парень проходит мимо. Мужчина поворачивается и машет в ответ, а потом Дин вновь оказывается в одиночестве, оставшись самым старым парнем в аудитории, словно белая ворона. Он все решает сидеть здесь дальше.