ххх
Гермиона просыпается от его голоса, хриплого и низкого с тонкостью рассвета. — Грейнджер. Её глаза медленно распахиваются, вид чёрного исчезает за яркостью комнаты, когда она привыкает к солнцу, заглядывающему в окно и бьющему ей в лицо под идеальным углом. Лежа на правом плече лицом к кровати Драко, Гермиона с удивлением обнаруживает, что тот стоит на коленях рядом с её кроватью, держа в руке маленький коричневый конверт. — Вот. Драко протягивает письмо, и Гермиона видит своё имя, написанное в центре конверта изящным почерком. Она медленно садится, откидывает одеяло и спускает ноги с кровати. — Что это? — спрашивает она, потирая глаз одной ладонью и беря письмо в другую руку. Оказавшись слишком близко к ней, Драко встаёт и делает несколько шагов назад, при этом его ноги ударяются о край кровати. — Не знаю. Несколько минут назад появилась сова, стучавшая в окно. Разбудила меня. Гермиона поджимает губы и вертит письмо в руке, поворачивая его туда-сюда, чтобы ещё раз осмотреть тонкий пергамент. — Прости за это, — шепчет она, и скрытая улыбка скользит по её лицу при мысли о том, что Драко ответил сове, открыл окно, чтобы впустить птицу, прочитал её имя на пергаменте, а затем решил разбудить её. Она не знает, почему это приводит в восторг, но не может отрицать ликования, взрывающегося в её сердце. Она ждёт ответа на свои извинения, но так и не получает его. Вместо этого Драко поднимает руку, чтобы почесать затылок, пытаясь пальцами пригладить взлохмаченные ото сна волосы. Гермиона минуту изучает его лицо: мешки под глазами сливового цвета и впалые, свидетельствующие об ужасном ночном сне глаза, а его зубы время от времени скользят по вишнёвым губам, как будто скоротать время. И, конечно, она не может не удивляться его великолепным татуировкам, торчащим из-под чёрной футболки и окрашивающим его кожу хитрыми сплетениями и особенностями, которые делают его тем, кто он есть. Она замечает чёрную змею, обвивающуюся вокруг его правого бицепса, её хвост покоится на верхней части предплечья, тело вьётся вокруг предплечья, а голова спрятана под рукавом рубашки. Погружённая в дизайн, изучая детали чешуи, Гермиона кусает нижнюю губу. На мгновение она забывает о письме, которое держит в руке. Драко прочищает горло. — Хочешь…чая? Глаза Гермионы поднимаются, чтобы встретиться с его глазами, и она мягко вдыхает, словно возвращаясь из своих грёз. Подняв ноги с пола, чтобы скрестить их на кровати, Гермиона упирается локтями в бёдра и кивает. — Да, спасибо. Уголки губ Драко приподнимаются в вымученной улыбке, он неторопливо проходит мимо её кровати и выходит из комнаты, оставив дверь приоткрытой. Гермиона снова возвращает внимание к письму, которое держит в руке. Она поворачивает его, чтобы снять печать, а затем вынимает из конверта маленький листок бумаги. Изучая почерк — курсивный, изящный и аккуратный на фоне чистой бумаги — Гермиона начинает читать: Гермиона, Мне очень неудобно прерывать твои каникулы с друзьями, но, как няня Живоглота, я чувствую себя обязанной написать тебе это письмо! Я хочу сначала сообщить тебе, что твои чары вокруг квартиры работают блестяще. Миски Живоглота наполняются без проблем во время еды, и я позаботилась обо всех других необходимых делах по дому. Однако тебе следует знать, что по ночам Живоглот имеет привычку, как правило, довольно громко мяукать. Он отзывчив к моим объятиям, но я подозреваю, что на самом деле он хочет, чтобы его мать вернулась домой. Не могла бы ты приехать домой на несколько дней, чтобы побыть с ним? Я изо всех сил старалась подбодрить его игрушками и лакомствами, но, думаю, истинная причина его печали в том, что тебя здесь нет. Я знаю, ты упоминала, что с тех пор, как вы воссоединились после войны, он очень привязан к тебе. Надеюсь, всё было хорошо на твоих каникулах. Чо. По счастливой случайности — она смело говорит, по воле судьбы — Чо Чанг жила в том же жилом комплексе, что и Гермиона, в центре Лондона. Они случайно наткнулись друг на друга в фойе здания одним летним днём через год после выпуска из Хогвартса. Её сопровождал маггловский жених, который явно знал о её магических способностях, так как первым вопросом к Гермионе было: Ты тоже ходила в школу волшебников? Какое твоё любимое заклинание? Давай, покажи что-нибудь. Чо плакала, когда обнимала Гермиону в тот день, вероятно, как выражение и напоминание об их бурных, но глубоких отношениях из прошлого. Чо была важной частью Отряда Дамблдора и ключевой фигурой в войне, поэтому слёзы редко появляются у Гермионы, но она тоже позволила, чтобы солёная капля выскользнула из её глаз в тот день. Она не видела своих друзей из Хогвартса уже несколько месяцев. Зная, что Чо будет жить в том же комплексе, Гермиона ощутила, что теперь в её жизни появился источник безопасности. Не многие вещи заставляют Гермиону плакать. Однако новости о Живоглоте вызывают у неё слезы. Это разбивает сердце Гермионы, разрывая его на прорези рёбер и кромсая на куски. После войны она никогда не оставляла Живоглота одного больше, чем на день, полностью сфокусированная на том, чтобы напомнить ему: она не бросит его снова, их долгое время разлуки теперь закончилось. Она должна вернуться к нему. В каком-то смысле, она должна вернуться для себя тоже. Уронив письмо на колени и заправив волосы за уши, Гермиона размышляет над тем, что она скажет всем. В то время как её сердце, несомненно, принадлежит её спутнику, её книззлу, её вечному другу, оно также нашло дом здесь, в этой тесной квартире и с неподобающей группой друзей. Её мысли прерывает распахнувшаяся дверь. Драко входит в комнату, балансируя с двумя чашками чая в одной руке: его длинные пальцы обхватывают ручки обеих кружек. Наполовину захлопнув дверь ногой, Драко подходит к Гермионе и протягивает ей красно-золотую кружку. Не желая, чтобы он заметил её единственную слезу, Гермиона быстро вытирает щеку и улыбается. — Спасибо, — говорит она, принимая свою новую кружку как свидетельство того, что её приняли в компанию. Драко кивает и садится на край кровати, делая глоток своего напитка и слизывая оставшуюся жидкость с губ. — Всё в порядке? — спрашивает он, протягивая свою чашку в её направлении, чтобы указать тему вопроса. Гермиона делает глоток чая. Вкус мёда взрывается во рту, заполняя её вкусовые рецепторы удовлетворением. — Это Чо, — начинает она, на мгновение поднимая письмо, а затем снова роняя его на колени, — она моя соседка, на самом деле. И я попросила её присмотреть за Живоглотом, пока меня не будет. Незаметно прикусив внутреннюю сторону щеки, Драко сгибает правую ногу и прокручивает лодыжкой — той самой, которую Живоглот мстительно поцарапал в тот день в Большом Зале. "Замечательно. Я должна добавить этот момент в копилку воспоминаний для Патронуса, прямо рядом с ударом." — Она говорила, что он довольно много плакал с тех пор, как я ушла, — продолжает Гермиона, поворачиваясь на кровати лицом к Драко, — она думает, что я должна вернуться на несколько дней, чтобы побыть с ним. Драко сглатывает, маскируя свою ответную реакцию ещё одним глотком чая. Это более длинный глоток, и его глаза в конечном итоге оказываются приклеенными к потолку, когда он откидывает голову назад, позволяя чаю скатиться в горло. Когда он, наконец, опускает голову и встречается взглядом с Гермионой, Драко делает глубокий вдох через ноздри, выдох покидает его губы. И его пальцы дёргаются на фарфоровой кружке, тревожно постукивая по ней. Гермиона ждёт ответа, но снова не получает его. Как будто молчание определяет их отношения и отмечает их метод общения. И всё же, в те моменты, когда их остроумие живое и горячее, их связь так же сильна, так же правильно и точно свидетельствует о том, как они смотрят друг на друга. Она пытается использовать его глаза, чтобы узнать истинные чувства. Но серебро тусклое и пустое, как будто очищение организма и перспектива ее ухода истощают его энергию. Гермиона снова открывает рот. — Думаю, мне лучше вернуться на несколько дней. Дать всем вам немного пространства. Драко раздувает ноздри и проводит большим пальцем по кончику носа, принюхиваясь, когда его палец проходит по коже. — Ладно, — начинает он, понизив голос, в котором слышится раздражение, — тогда ты должна сделать это. Ещё глоток её чая. — Тогда я пойду через минуту. Ещё глоток его чая. — Ну, остальные снаружи, если хочешь попрощаться. Хоть это не тот ответ, который она ожидала, он близок к тому, который она ждала. — Ладно, — вздыхает Гермиона, — я пойду попрощаюсь. Поднимаясь с кровати и направляясь к двери, Гермиона замечает, как Драко ёрзает на кровати. Прежде чем выйти наружу, она слегка поворачивает голову вправо, наблюдая, как Драко прижимается спиной к спинке кровати и подтягивает колени к груди. Он пьёт чай и смотрит в окно, избегая зрительного контакта, столкновения и ухода. Не желая создавать ещё большую трещину, Гермиона опускает руку в пространство между дверью и косяком и входит в гостиную. Она находит остальных расположенными так же, как и вчера утром: Пэнси и Тео на диване у их общей стены, а Дафна, Блейз и Эдриан отдыхают на другом диване. Услышав, что Гермиона выходит, они все смотрят в её сторону и приветствуют её улыбками, которые выражают обещания и предвкушение нового дня. — Доброе утро, Грейнджер, — говорит Пэнси с улыбкой, — хорошо поспала? — Да, спасибо, — отвечает Гермиона, садясь на подлокотник дивана рядом с Пэнси. — Отлично, потому что у нас запланирован целый день, — начинает Тео, похлопывая рукой по голому колену Пэнси, — распродажи в День подарков выглядят довольно многообещающе, и сегодня в «Трёх Мётлах» должны быть напитки со скидкой. Не хочешь ли немного сливочного пива, Грейнджер? Грудь Гермионы вздымается с глубоким вздохом, когда она запинается, чтобы набраться смелости. — Это звучит просто чудесно, — начинает она, нервно перебирая пальцами на коленях, — но, к сожалению, мне придётся вернуться домой на несколько дней. От этой новости лица слизеринцев гаснут. Их когда-то живые глаза становятся жертвами отчаяния и потери, когда они думают об отсутствии Гермионы. Особенно она замечает это в Эдриане. Сегодня с ним что-то не так. Его обычно неугомонные глаза таят в себе ту же пустоту и тяжесть, что и у Драко, как будто они погрузились в их глазницы без угрызения совести. И его весёлый и жизнерадостный настрой сменяется чем-то измученным и разбитым — давление от детоксикации, той, которую он сейчас проходит с Драко. Дафна прерывает оценку Гермионы состояния Эдриана, мягко спрашивая: — Почему? — она наклоняет голову, пробуждая в Гермионе такое чувство вины, что она готова задохнуться от сахарной Дафны — сахар в её венах, мёд в её сердце и лакрица на костях. — Я только что получила письмо от моей соседки насчёт Живоглота. Она думает, что мне нужно вернуться домой на несколько дней, чтобы позаботиться о нём. Судя по всему, он довольно долго мяукал. Блейз наклоняется вперёд и упирается локтями в бёдра. — Конечно. Твой бедный книззл. Мы задержали тебя довольно долго, на несколько дней, не так ли? Гермиона смеётся. — Да ничего страшного, правда. Я заколдовала квартиру, чтобы удовлетворить его потребности, когда меня нет. К тому же, он довольно независимый… эээ, я так думала. — Ты умная ведьма, — вставляет Тео, кивая головой и постукивая свободными пальцами по спинке дивана, — мы поймём, если тебе придётся вернуться домой, чтобы какое-то время присмотреть за этим милым книззлом. — Всё остальное в порядке? — спрашивает Дафна, и Гермионе показалось, что та что-то знает, что её глаза вспыхнули при воспоминании о том, как Драко поцеловал её шрам прошлой ночью, их колени соприкасались, а сердца синхронно бились от близости. Но нет, она не может знать. Просто Дафна такая же милая, как всегда. — Всё в порядке, — отвечает Гермиона, но, конечно, это не так. Конечно, у неё голова идёт кругом. Конечно, она заперта в вакууме, где всё, о чём она может думать, это он. Нет, ничего не в порядке. Сердце, внутренности, разум Гермионы — всё это тянется к Драко. Невидимая струнка превращается в резиновую ленту, которая тянет и сжимает, тянет и сжимает, тянет и сжимает. И Гермиона не может не поддаться этому рывку, поддаться трепету от того, что её дёргают снова и снова, и танцевать с чем-то настолько интригующим, что головокружение, которое она испытывает, говорит о том, что быть грёбанной ханжой все эти годы стоило этого. В такие моменты с Драко она, как спичка, поджигает его всем, чем он так старался упрекнуть. И ей это чертовски нравится. Как бы это ни смущало её, Гермиона не может не восхищаться их запутанными и плотными отношениями. — Ну, ты ведь вернёшься, да? — спрашивает Пэнси. Гермиона улыбается компании. — Я вернусь. Конечно. Может быть, даже с Живоглотом. Он должен опробовать свою новую кровать. Этот комментарий вызывает рассеянные смешки ребят. — Мне нужно несколько дней, — признаётся Гермиона, — есть немного работы, которую нужно сделать. — Мы понимаем, — отвечает Блейз, — не торопись. Сделав последний глоток чая, Гермиона ставит пустую кружку на колени, и снова ободряюще улыбается. — Тогда мне пора идти. Чем скорее я вернусь к этому коту, тем скорее он немного успокоится. — Тебе что-нибудь нужно? — предлагает Пэнси, её губы кривятся в ухмылке, когда она произносит свой следующий вопрос, пропитанный дружелюбной дерзостью, — как насчёт сменной одежды? Гермиона бросает взгляд на свою пижаму — жалкую футболку и шорты — и усмехается: — Я могу просто трансфигурировать одежду. Ты и так была щедра своим гардеробом. Пэнси подмигивает. — Рада помочь. — О, Мерлин! Это напомнило мне! — воскликнула Дафна, вскидывая руки в воздух, как будто она обнаружила что-то очень ценное, — Гермиона, почему бы тебе снова не присоединиться к нам в канун Нового Года? Это, скорее всего, самая чудесная ночь в году в Амортенции. Титус так красиво оформляет зал, что все должны были одеться в один из четырёх цветов — чёрный, белый, серебряный или золотой. Всё так хорошо организовано. Ты должна увидеть, как свет отражается от платьев. Это так круто! Может быть, это подходящее время, чтобы ты снова присоединилась к нам? Гермиона обдумывает возможности вечера, вспоминая Хэллоуин и ночь перед Сочельником. Конечно, она полюбила проводить время в Амортенции, даже несмотря на то, что оно определялось её шумными встречами с Драко. — Безусловно, — отвечает Гермиона, — тогда я вернусь, — встав с дивана и шагнув на кухню, она поднимает кружку в воздух и добавляет, — я только быстро помою это и уйду. Как будто в него снова вдохнули жизнь, Эдриан встаёт и неторопливо направляется к Гермионе. — Не беспокойся, Грейнджер. Я позабочусь об этом, — он выхватывает кружку из её рук и подмигивает, — иди домой и повидайся со своим книззлом. Этот блеск в его глазах преследует её. И пока Гермиона щёлкает пальцами и трансфигурирует свою пижаму в уличную одежду в ванной, она не может прокрутить в голове нерешительное и мягкое подмигивание на лице Эдриана. Подмигивание, пронизанное чем-то иным, чем обычное веселье, которое он так легко показывает. Оно было неестественным, навязанным, чтобы сохранить видимость и скрыть неопровержимую боль, вызванную беспощадными последствиями детоксикации. Переодевшись из свободной пижамы в джинсы и свитер, она выходит из ванной. Затем вспоминает — её волшебная палочка всё ещё в комнате Драко, лежит поверх банки с печеньем на ночном столике. Гермиона вздыхает, готовясь снова встретиться с ним лицом к лицу. Она толкает дверь и входит в комнату, обнаружив Драко в той же позе на кровати, что и раньше. Его длинные пальцы вращаются в воздухе, производя мелкую магию, маленькие красные искры вылетают из его бледных пальцев, формируясь в набор геометрических фигур. Он на мгновение поднимает взгляд на Гермиону, едва заметно улыбается, а затем продолжает играться магией. Осторожно пройдя через комнату к тумбочке, Гермиона достаёт баночку с печеньем и палочку. И когда её взгляд на секунду скользит влево, она видит маленький пакетик кокаина, лежащий на самом видном месте на тумбочке Драко. "Блять." Неужели она всегда так склонна переступать границы? Честно говоря, Гермиона больше всего хочет протянуть руку, схватить пакетик с кокаином со стола и заставить его раствориться в воздухе. Но страх нарушить установленные им границы, что, несомненно, приведёт к тому, что он ещё больше закроется, мешает ей сделать это. Так что, Гермиона поворачивается, чтобы уйти. А Драко по-прежнему не разговаривает с ней. "Отлично. Скажу что-нибудь." — Я вернусь в канун Нового Года. Магия Драко на мгновение прекращается, когда тонкие пальцы его некогда активной руки опускаются, чтобы схватить кружку, уже поднятую левой рукой. Гермиона пытается ещё раз. — Спасибо за печенье. Он просто кивает, усталость омрачает каждую часть его существования. Проклиная себя за то, что хотела подтолкнуть его сильнее, хотела сказать спасибо за всё, что он сделал, хотела обнять его, поддержать, прикоснуться к нему ещё раз. Желая удержать его от возвращения к наркотикам на столе. Вместо этого она сглатывает и говорит: — Береги себя, Малфой. Её глаза ищут его. "Пожалуйста, — думает она, — просто посмотри на меня. На мгновение." Ничего. Драко просто не может заставить себя смотреть, как она уходит. Побеждённая Гермиона поворачивается и выходит из комнаты, закрывая дверь и оставляя Драко в темноте. Проходит несколько минут, и он погружается в тишину, слыша только, как его ногти стучат по кружке. Он позволяет звуку поглотить свой разум и мысли, потому что его мозг не перестаёт вращаться и извергать мысли, которые он пытался упрятать в течении нескольких дней. Ему это не нужно. Ему это не нужно. Ему не нужен кокаин. Но ему может понадобиться это. Внезапно дверь открывается, и Драко видит, как Дафна прокрадывается в проёме. — Ты в порядке? — спрашивает она, небрежно подходя к его кровати и присаживаясь на край. — Она ушла? — спрашивает Драко, в интонации слышится нетерпение. Дафна вздыхает и кивает, протягивая руку и кладя свою на его. Она трёт большим пальцем тыльную сторону его ладони, надеясь смягчить его гноящийся гнев. Стукнувшись головой о спинку кровати, Драко раздражённо фыркает. — Она делает это всё немного проще. Сердце Дафны едва выдерживает видеть Драко в таком состоянии. — Она облегчила нам всем жизнь, дорогой. Но тебе особенно. Я знаю. Драко вдыхает через нос, желая, чтобы воздух вокруг него очистил его. Желая, чтобы остатки Грейнджер в этой комнате просочились в его кровь, чтобы он снова почувствовал тепло. Охватив кистью запястье Драко, Дафна чувствует, как его вены сжимаются от напряжения и беспокойства. — На самом деле, она…помогала, — шепчет Драко, тут же ненавидя, что это слетает с его губ. Ему не хотелось бы признавать, что она рассеяла в нём некоторую тревогу. К горлу подступает желчь. Нахуй это слово — "помощь". — Драко… Всё внутри него внезапно сменяется гневом. — Конечно, она, блять, ушла. Конечно, она сделала это. Потому что зачем ей оставаться здесь, с нами? Зачем, когда её жизнь такая чертовски идеальная, она хочет разрушить её тем, что мы делаем? Дафна хмурит брови, осознавая, что сейчас произойдёт. Он собирается самоуничтожиться, спроецировать свой гнев, рецидив. — Драко, ты же знаешь, что это не то, что она чувствует… — То же самое чувствует, что и все остальные? — перебивает он, закатывая глаза, — чем она отличается? Дафна сердито смотрит на него. — Ты знаешь, чем она отличается. — Знаю? — кипит он, хрустя костяшками пальцев. Внезапно детоксикация кажется слишком неважной. Причина для того, чтобы оставаться чистым и здоровым, испаряется в воздухе. А кокаин выглядит слишком соблазнительным. — Я больше не могу. Спустив ноги с кровати, Драко хватает пакетик с кокаином и открывает его. Он опускается на колени перед тумбочкой и высыпает немного порошка на дерево. Широко открыв ящик своей тумбочки, он достаёт карточку и банкноту и начинает создавать эти прекрасные белые дорожки. Он облизывает губы в предвкушении головокружения, кайфа, ощущения нормальности… — Подожди, не надо…. — Не спорь со мной, — огрызается Драко, разделяя порошок на три смежные линии. Он сворачивает банкноту в тугую трубочку, делает глубокий вдох, нависает бумажкой над кокаином и снюхивает все три линии подряд, каждая из которых более великолепна, чем предыдущая. Спасибо, Мерлин. — Не осуждай меня, Даф, — шепчет Драко, проводя пальцами по краю карточки, собирая остатки кокаина и втирая его в десны. Дафна качает головой, опускается на пол и прислоняется к его кровати, их ноги скрещиваются в форме буквы «т». — Я никогда не осужу тебя, — шепчет она, — я просто хочу защитить тебя. Драко прижимает зубы друг к другу и тянется за палочкой под подушкой. — Не трать на меня свою энергию. Мне не для кого проходить детоксикацию. Он прикладывает боярышник ко лбу и выдыхает. «Accelero momentum.» И Дафна шепчет себе под нос: — Для себя. Ты может пройти детоксикацию для себя. Но Драко не слышит её, потому что он слишком занят тем, что позволяет кокаину просачиваться в стенки его артерий и проникать в кровь, захватывать его снова, как бы говоря: "ты никому не принадлежишь, кроме меня. И ты можешь поцеловать эту грязнокровку на прощание, потому что ты никому не принадлежишь, кроме меня."ххх
Гермиона трансгрессирует обратно в свою квартиру, появляясь из воздуха в клубящемся белом тумане и приземляясь на ноги посреди гостиной. И почти сразу же, словно почувствовав её присутствие, из комнаты за её спиной раздаётся мяуканье Живоглота. Услышав этот звук, Гермиона кладёт баночку с печеньем и палочку на кофейный столик перед собой, поворачивается и шагает к двери в свою спальню. Она едва переступает порог, когда её книззл спрыгивает с кровати и приветствует её с обожанием, прильнув между ног и потираясь своим оранжевым мехом об чёрные джинсы. Он оставляет следы своей шерсти на джинсах, словно умоляя её остаться навсегда. С колотящимся сердцем и дрожащими от предвкушения руками Гермиона наклоняется и поднимает Живоглота к груди, переворачивая его на спину, чтобы он лежал на её утешающих руках, как ребенок. Он вытягивает лапы вперёд и мурлычет, когда Гермиона щекочет его пушистый живот, а затем целует в нос. Тепло его меха и сладкое мурлыканье приносит облегчение в её сердце. Живоглот поёт в её объятиях, как ангел, его звуки практически просачиваются сквозь кожу и пронзают её ноющее сердце. Гермиона чувствует облегчение от того, что вернулась домой, и в то же время сожалеет, что оставила его одного. Если бы она знала, что означает расставание с ним, она бы никогда не сделала этого. Именно Молли Уизли приютила Живоглота во время войны. Она часто рассказывала Гермионе о том, как часто Живоглот плакал по ночам, и сколько бы материнской любви Молли ни дарила Живоглоту, он никогда не был полностью удовлетворён. Даже чёртов книззл таил в себе травму от войны. Как она могла так просто бросить его снова? — Прости, дорогой, — шепчет Гермиона ему в макушку, а потом пять раз целует в лоб, — в следующий раз ты пойдёшь со мной. Когда она поворачивается на каблуках, чтобы устроиться в гостиной, Гермиона бросает взгляд на пол своей кухни слева, где находится миска с едой и водой Живоглота. Убедившись, что миски наполнены до краёв едой и водой, Гермиона вздыхает с облегчением, что её чары пополнения сработали точно по расписанию. Она падает на диван и ложится горизонтально, свесив ноги через край и положив ступни на подлокотник дивана. Уговорив Живоглота лечь ей на грудь, Гермиона поворачивает его тело так, чтобы его голова оказалась мордочкой к её лицу — так, чтобы она могла смотреть в эти очаровательные глаза-бусинки до конца дня. Его хвост с удовольствием дёргается вверх-вниз, время от времени похлопывая её по низу живота от радости. И он ещё немного мурлычет, как свидетельство её возвращению домой. Она скучала по нему, жалея, что бросила. И всё подобное чувство шевелится в её совести, когда она задумывается, как слизеринцы справляются с её отъездом. Гермиона знает, что ей нужно несколько дней, чтобы собраться с мыслями, понять, что происходит между ней и участниками этой компании, и просто нормально дышать. Дышать без ощущения, что она задохнётся от намёков и импульсивных действий, от серебряных глаз, которые смотрят на неё со страстью и яростью… Разве он не может просто сообщить, что он действительно чувствует? Потому что разум Гермионы не перестаёт вращаться, не прекращает свои поиски, чтобы раскрыть черты и эпизоды, которые определяют Драко Малфоя. Его татуировки, его шрамы, его поведение, его грёбанные глаза. Перерыв. Ей нужен перерыв. Момент, чтобы собраться с мыслями. Дело не в том, что она неблагодарна или истощена распорядком слизеринцев. На самом деле, ей доставляет огромное удовольствие находиться с ними в этой квартире — со всеми, с каждым по-своему. В конечном счёте, Гермиона ощущает себя зажатой между этими двумя мирами: тем, который она всегда знала, и тем, за который она готова умереть, чтобы исследовать дальше. Её взгляд скользит по книжной полке за левым плечом, заваленной томами книг на темы, которые она считает интересными и стоящими внимания. Ничто там — ни книга, ни периодичные издания, ни большие тома — не отвечает на её многочисленные вопросы о наркотиках. О кокаине. О зависимости. Иногда Гермионе хочется просто взмахнуть палочкой в воздухе и получить всю информацию в мире, доступную её глазам и кончикам пальцев. Она впитала бы всю литературу, все материалы и отчёты, если бы могла. Утонула в бумаге, которая бы расположила её к предметам жизни, которые ей ещё предстоит исследовать. Но магия не всегда такая простая и милосердная. Мадам Пинс однажды сказала ей это, когда она занималась в библиотеке. Она просто не может ответить на все жизненные вопросы и решить все жизненные проблемы. Поход в публичную библиотеку пойдёт ей на пользу. Гермиона могла бы поискать книги, статьи или любой другой ресурс, который ответил бы на её неумолимые вопросы. Но сейчас, когда она смотрит вниз, на Живоглота, так сладко лежащего у неё на груди, пока его хвост скользит по её свитеру, как маятник, а язык свисает прямо изо рта, Гермиона решает отложить поход. Чтобы вместо этого лежать со своим книззлом и напоминать ему, как сильно она его обожает вербальными утверждениями, случайными поглаживаниями и любовными поцелуями. Библиотека будет потом. Но сейчас, в данный момент, она нужна Живоглоту. В каком-то смысле он ей нужен тоже.ххх
Кокаин — это сильнодействующий стимулятор, производимый из растения коки, которое растёт в Южной Америке. Существует несколько способов приёма препарата, наиболее распространённым из которых является вдыхание мелкого белого порошка через нос или втирание его в десны. Два других метода включают растворение для его инъекции непосредственно в кровоток с помощью иглы или курение после того, как он будет обработан в горный хрусталь… Наркотик работает так, что повышает уровень дофамина в мозгу. Это основная причина склонности к зависимости, которая возникает при чрезмерном употреблении наркотика. Частые потребители кокаина полагаются на химически вызванные уровни дофамина, которые производит наркотик, таким образом, создавая цикл частых и сильных доз… Существуют краткосрочные и долгосрочные последствия длительного употребления кокаина. Краткосрочные эффекты включают в себя высокий уровень энергии, бодрость, повышенную чувствительность к зрению, осязанию, вкусу и звуку, непредсказуемое поведение, тошноту, неустойчивое сердцебиение, мышечные судороги и беспокойство… У Гермионы перехватывает дыхание, когда она окидывает взглядом кратковременные последствия употребления кокаина, которые звучат слишком знакомо. Во второй половине дня любопытство взяло верх. Впитав всю её любовь, Живоглот вернулся на своё место у основания дивана, его лапы царапали и дёргали плетёный коврик на деревянном полу. Она развлекала его, бросая Люмос с кончика своей палочки и направляя свет на разные области квартиры. Живоглот метался по пространству, отчаянно пытаясь поймать свет лапами. Наигравшись, он плюхнулся на ковёр, чтобы вздремнуть. И пока Гермиона постукивала пальцами по животу, постоянно обдумывая одни и те же вопросы, она решила, чтобы быстрая поездка в библиотеку будет допустимой. Она сидит в углу публичной библиотеки за одним из шести больших столов, исследуя наркотики на одном из маггловских компьютеров. Совершенно незнакомая с новой технологией, но непреклонно работающая с оборудованием Гермиона просматривает веб-страницу, которая подробно описывает сложности кокаина. С опущенной головой вниз и тайными действиями, она кусает нижнюю губу, пока осторожно осматривается вокруг себя. Сегодня в библиотеке не так много людей, и она предполагает, что это из-за праздничного шопинга. Кроме того, комплектация компьютеров — по четыре на стол, все расположены по разные стороны — эффективно маскирует её потенциально незаконные исследования. Если бы кто-то случайно наткнулся на то, что она исследует, он мог бы прийти к неправильному выводу о её намерениях. Вот почему она предпочла сидеть в углу, как бы таинственно и зловеще это ни выглядело. Она решает стереть историю компьютера, как только она закончит... если она сможет разобраться в этом. Неужели это так трудно? Кратковременные эффекты, о которых она читает, звучат точно так же, как Драко описал их ей в тот день в уборной. И не только это, но они звучат точно так же, как то, что она испытывала. Высокий уровень энергии, повышенная чувствительность к ощущениям, непредсказуемое поведение… "Мерлин, — думает она про себя, — это объясняет импульсивные решения, которые я приняла той ночью." Это, конечно, могли быть наркотики, но она также считает, это могло быть что-то более глубокое. Отбросив эту мысль в сторону, Гермиона продолжает прокручивать страницу вниз, используя мышь, чтобы двигаться по тексту. Стрелка падает на следующий заголовок и она продолжает читать. Симптомы детоксикации включают усталость… Драко и Эдриан. …повышенный аппетит… Эдриан, вчера у Визжащей Хижины. …бессонница… Драко не мог уснуть. Она слышала, как он ворочается ночью. Гермиона знала, что он не спит. Её глаза продолжают двигаться дальше вниз, падая на следующий заголовок. Он выделяется чёрными жирными буквами, увеличенными по сравнению с другими разделами. Передозировка Кокаином: Что Делать, Если Близкий Человек… Её рука машинально отрывается от мышки. Эти слова смотрят ей в лицо, как маленькие левиафаны, пронзая её страхом и тревогой. Тяжёлое давление захватывает её разум, затем грудь, руки, и она чувствует, что не может пошевелиться, потому что смотрит на слово, которое боялась встретить: передозировка. Но яркий свет компьютерного экрана манит её продолжить чтение. Передозировка происходит, когда человек употребляет слишком много препарата. Это может привести к очень серьёзным последствиям, таким как затруднённое дыхание, высокая температура тела, галлюцинации, беспокойство, судороги, инсульт, рвота, сердечный приступ и даже смерть. Риск возрастает, когда человек смешивает кокаин с другими веществами, такими как различные наркотики или алкоголь… Если у кого-то случился припадок, не сдерживайте его насильно. Вместо этого пострадавший должен быть расположен на боку, и все объекты и потенциальные угрозы вокруг него должны быть немедленно убраны. Холодные компрессы на тело, особенно на лоб, шею и запястья, помогут снизить температуру тела… В идеале следует обратиться в экстренные службы помощи, если вы видите, что кто-то испытывает передозировку. Восстановление кровотока к сердцу и мозгу, как правило, является первым шагом, но есть целый ряд лекарств и жидкостей, которые могут быть введены в больницах и обратить вспять последствия передозировки… Дальнейшее чтение оказывается слишком трудным. Потому что теперь она напугана и растеряна. Но также она информирована и отдаёт себе отчёт. Стрелка, направляемая мышкой, скользит к красному крестику в углу страницы, и когда её указательный палец нажимает на кнопку мышки, страница закрывается, оставляя её смотреть на пейзажный фон: крутые холмы на фоне чистого голубого неба. Ещё раз оглядевшись, Гермиона осторожно достаёт из рукава палочку и направляет её на компьютер. Она призналась себе, что не знает как очистить историю своих поисков. Её увлечённость и незнание маггловских технологий проявляется в тот момент, когда она пожимает плечами, взмахивает палочкой и бормочет: «Deletrius». Она ошиблась. Вместо того, чтобы удалить историю поиска, огромный компьютер сам растворяется в воздухе. Изумлённая Гермиона отскакивает назад и ахает, ещё раз осматривая пространство вокруг себя, чтобы убедиться, что её никто не видит. Ей повезло, что немногочисленные посетители библиотеки полностью сосредоточены на своей работе, потому что никто из них, кажется, не замечает, что целый компьютер только что исчез в облаке белого дыма. — Блять, — бормочет она, а потом тянется к своему пальто, висящему на спинке стула, и прячет в него своё тело, руки лихорадочно проскальзывают в рукава. Она спешит к выходу, кивнув старику за стойкой. Он отвечает доброй улыбкой, которая успокаивает нервы Гермионы, потому что, черт возьми, она только что отправила один из его компьютеров в мир иной. Когда Гермиона распахивает двери библиотеки и выходит на свежий воздух декабрьского дня, она думает о том, как ветер свирепо и целеустремлённо бьёт ей в лицо. Пока она, несомненно, ощущает, как он стучит по её лицу, то понимает, что это просто не такое сильное чувство, как когда она была на вершине своего кокаинового вечера. Она бы солгала, если сказала, что не хочет попробовать снова. Почувствовать всё вокруг себя так ясно. Испытать блаженство и волнение с компанией, которой она доверяет. Может быть, ещё раз она сможет это сделать. С надлежащим знанием рисков в своём уме, она могла, по крайней мере, принять полностью обоснованное решение. И тогда ветер на её лице будет похож на волну блаженства, обрушивающуюся на неё, и руки Драко…они почувствовали бы, как по её телу пробегает волна эйфории.ххх
Позже той ночью, пока Гермиона лежит в своей постели с Живоглотом, раскинутым между её рук, кажется, что рывок на невидимой струне продолжается. Её грудь натягивается и сдавливается, как будто её тянут за этот шнур, и поэтому Гермиона перекатывается на спину, чтобы найти воздух, которого ей, кажется, не хватает. Но когда она вдыхает через нос, втягивая запах комнаты, она понимает, что этот воздух не так удовлетворяет, не так насыщает и не так приятен, как атмосфера в той потрёпанной, но домашней квартире. Отсутствие компании и недостаток мяты. Повернув голову вправо, Гермиона ожидает увидеть Драко, лежащего на кровати рядом с ней. Но она сталкивается с голой стеной, непроницаемой и препятствующей. Подобно проектору, показывающему её тайное желаемое местоположение, разум Гермионы создаёт образ Драко, лежащего в кровати рядом с ней, его грудь поднимается и опускается с каждым сладким вздохом, который проходит через его губы и руки, импульсивно, и время от времени натягивая одеяло выше на грудь. Эти маленькие детали говорят о нём всё. Крохотные моменты, когда он открывает что-то о себе. Он дышит так, словно его грудь умоляет об этом — словно он забыл, как правильно это делать и должен переучиться. И он сжимает конец своего одеяла, как будто это его единственный способ защиты, когда наступает непредсказуемость ночи. Его стены рушатся, когда уязвимость проскальзывает в её поле зрения. И если бы она могла ещё раз взглянуть в эти серебряные глаза, целенаправленно изучить его татуировки, узнать о нём немного больше, тогда, возможно, она смогла бы полностью проникнуть в эту крепость. Приставить дрель к кирпичам и пронзить его защиту. Если бы она только могла прикоснуться к нему… Живоглот слегка высвобождается из рук Гермионы и садится в полуметре от неё. Она понимает, что задержала дыхание. Выдохни. Она делает это, и то, что выходит, это не её дыхание, а последний оставшийся след. Потому что та часть её кожи, которую он целовал — шрам, бледный и слегка выпуклый на предплечье — снова высыхает, след от его губ испаряется, как будто его никогда и не было. Но его губы были там. Она не представляла себе ничего об этой ночи, о таком взаимодействии, о таком удивительном моменте. Драко поцеловал её шрам. Никто никогда не делал для неё ничего подобного. Однажды, во время восьмого курса, Рон был там, чтобы очистить её шрам, когда тот начал неожиданно кровоточить. Он приложил влажную тряпку к её чувствительной коже и сказал, что всё будет хорошо. И с того самого дня в поместье Гарри очень осторожно брал Гермиону за руку, стараясь не схватить её слишком крепко или случайно не задеть её левое предплечье. Она чувствовала себя фарфоровой рядом с ним. Она сильная. Очень сильная. И Гарри это знает. И Гермиона знает, что Гарри это знает. Просто он сделает всё, чтобы защитить её после того, что она для него сделала. И поэтому он всегда осторожен, когда прикасается к Гермионе. Но Драко Малфой прикоснулся губами к её коже и поцеловал яд, воспоминание, боль. Он высосал агонию и вдохнул её в себя. Поэтому, пока его образ, наклонившегося, чтобы поцеловать шрам, остаётся в её памяти, Гермиона не может не ощутить, как физические следы его прикосновения ускользают с каждой секундой, когда она не рядом с ним. Драко тоже это чувствует. Он лежит ночью без сна, его сердце практически вырывается из груди, просто потому что он чувствует, как она ускользает. Но он не должен чувствовать себя таким слабым. Он вернулся к наркотикам. Его тело работает с химическими веществами, чтобы создать туман, оцепенение, тёмное облако вокруг самых тёмных желаний, которые запихнуты глубоко в его подсознание. Так как же, блять, эта тонкая струна может так легко проникать сквозь туман? Наркотики должны были…сдержать эти ёбанные чувства… И всё же, они, кажется, удвоили — нет, утроили — скрытые эмоции. "Ты сделал это с собой", — всё, что отдаётся эхом в его голове. "Я знаю, — тихо отвечает он, — я блять знаю. " Он тонет в отвратительной жалости к себе, позволяя голосу в своём сознании наказывать его действия, его ошибки, всё его существование. Потому что он мог бы быть сильнее. Он мог бы сказать «нет». Он мог бы просто пройти через жизнь без необходимости потакать своим желаниям. Но тогда он был чертовски слаб. И сейчас он всё ещё слаб. Драко не может вспомнить, каково это — естественным образом вырабатывать дофамин в своём мозгу, пока он очищал свой организм рядом с ней. До тех пор, пока он не вручил ей баночку с печеньем, не помог установить звезду на ёлку и не поцеловал шрам на её предплечье. И теперь, когда она ушла, и нет кожи, чтобы поклоняться, нет небольшого количества скрытых, но заметных примеров симпатии, чтобы представить, и нет возможного способа достичь удовлетворения, просто нет причины, мотивации или цели для детоксикации. "Если не для неё, то для кого?" Драко закрывает свои глаза. "Для себя?" "Ха! Ты слишком, блять, слабый. Я увижусь с тобой рано утром. Мне не терпится снова заполнить твоё тело." Со временем сон вытесняет разрушительные мысли Драко, но освобождение всё ещё лишь временное. И когда он встанет утром и приготовит чай для одного вместо двух, Драко, несомненно, снова окажется жертвой жестокой реальности своей жизни и постоянной основы, по-видимому, вечной зависимости. Он боится боли, одиночества и смерти. Смерти, которая нависает над ним, как неизбежная часть его жизни – всей жизни. Так просто получалось, что он ближе к ней, чем другие. Может ли она почувствовать эту реальность? Знает ли она, как близок он к тому, чтобы позволить сладкому освобождению небытия держать его в заложниках, мучить его, а затем заставить его бьющееся сердце, его кровоток и передачу эмоций остановиться на неопределённое время? Всё это слишком тяжело. Истощённость. Бессмысленность. Усталость, в конце концов, уговаривает его уснуть, но Драко не видит снов. Это тоже оказывается слишком сложно.