«В самый грустный праздник в году снова выпал океан снега».
Снежная пустошь пугает своим холодом, вечными метелями. Следы, оставленные на белом, исчезают слишком быстро с приходом новой бури — наполняются до краёв и стираются, будто их никогда не было. То же самое происходит и с хрупкой человеческой жизнью. Как же сложно… Отскрести в уголках памяти останки тебя — своего человека. Будто тебя никогда не было. Будто тот, кто тебя придумал — это я сам.Вот только я никогда не играл в Создателя.
Снежинки падают на разгоряченные щёки и почти не тают: зима желает поглотить, не оставив за собой ничего, кроме печально высоких сугробов. Таких, какие бывают на кладбище после зверски жестоких январских бурь. Колени подкашиваются резко, с такой болью, как будто по ним ударили битой, покрытой ржавыми гвоздями; но порог уже не чувствуется. Ноги проваливаются в глубокий слой вместе с остывающим телом. За столбом снега, при перевороте на 180 градусов следует серое небо, а дрожащие на морозе, прежде чёрные ресницы белеют, отяжелив и тем самым заставив закрыть глаза.Красный на белом — конечная остановка.
*** 20 декабря 2020 года.Полумрак.
«В психологии этот термин используют для того, чтобы описать состояние пациента. Страдающий от выпадения из реальности, обманутый собственным мозгом — он больше не в состоянии различать, кто он и с кем он».
страница 140
Вырванные из книги листки хаотично развешаны по стенам. Наведённые жирным жёлтым маркером строчки бросаются в глаза, но никогда не оказываются прочитаны. Никем, кроме Криса. А он-то уже знает их наизусть. Как и Чонина. Последний шумно сглатывает: чужие губы на собственной шее вызывают реакцию как от электрического разряда. Плечи вздрагивают, тонкие ключицы прорезаются сильнее, будто вот-вот порвут кожу. Всё равно губы и язык на венке не мешают думать о чём-то другом. Собственные пальцы-спицы, упирающиеся в мощные плечи напротив, сгибаются, дрожа как в стужу; без перчаток. Но Чонину жарко. Он запрокидывает голову, почти ударяясь затылком об стену, однако столкновение с ней смягчают чужие пальцы, зарывшиеся в волосы. На этой части стены тоже нет ни одного пустого места. Обои с глициниями, почему-то, так подходят глазам Чонина. Этот его чёрный цвет, вопреки всему, мерцает лиловым. Так и любовь Криса, вопреки всему, остаётся яркой. Цветной. Такой отличающийся от вечного взгляда через фильтр ч/б младшего. Но они оба уже привыкли. Кто знает? Может быть, роль ИВЛ*(только для любви) выполняет надежда.«И всё же, это — не конечная точка, когда можно ставить крест или переходить к более серьёзным препаратам. Полумрак или так же сумрак — это всего лишь пограничная стадия. Клетка, в которую мозг загоняет себя сам. Самое интересное то, что шанс выбраться из воображаемой темноты есть. Сложность заключается лишь в том, что пациент должен решиться на это сам.
Помочь ему в этом деле почти невозможно. Потому что разговаривать с сумрачным всё равно, что стучать в закрытые двери; двери дома, владельцы которого находятся в коме».
страница 141.
У Кристофера красивое тело, пусть он и невысокого роста. По таким, как он — рисуют картины, лепят скульптуры. Чонин мало чем уступает. Такие лица, как у него, называют иконописными, а голос, если и сравнивают со сладким мёдом, то с опиской, что лёгкие у таких людей полны дёгтя. Губы ведут линии, как нарочно, по венам — вверх, и младший хрипло стонет, когда блондин слегка прикусывает кожу. Тело реагирует на касания, как и должно, поэтому приходится ёрзать. — Прости, — Крис улыбается, отстраняясь, чтобы взглянуть хотя бы одним глазком. — Я оставил следы. Кожа Чонина настолько бледная и тонкая, что в ледяном феврале приходится специально мазать щеки кремом каждые полчаса — чтобы не появлялись микротрещины. Краснеет она быстро, причём убеждаться в этом приходится каждый раз, когда нерадивый Чонин бьётся лбом о выступающую ручку шкафа. От этих глупостей отучить его сложно: сам не специально сталкивается с предметами. Зато у Кристофера есть тысяча и один шанс прикоснуться к нему, пока обрабатывает «боевые» ссадины. Чонин, пусть и душевнобольной (а Крис до последнего отказывается это признавать), этот мальчик — как то самое запредельное. Мистическое, с притяжением сильнее магнетического. И рядом с младшим Чан всегда ощущает себя так, как будто уже давно переступил границу. Плевать, что Чонин не испытывает того же. Это всё потому, что он потерян и его чувства… Наверное, в глубине души есть, но заблокированы. Он не отмороженный, он — замороженный; значит это временно. Кристофер опускает ладонь вниз по бедру, заставляя приподнять таз, и поддерживает под коленом. Чонин прогибается в спине и судорожно хватает больше воздуха. Да, видеть его именно таким — лучшее для Чана. — Я люблю тебя, — улыбается он искренне, и его глаза-бусинки складываются в милые линии. Чонин молчит, и просто принимает это, ощущая, как пустота внутри прекращает быть таковой. Чонин не немой, но никогда не говорит три слова, что принято считать важными. *** 15 ноября 2020 года. — Не может быть такого, чтобы в вашей жизни не было ни одного счастливого дня. Вы молоды, красивы, вас содержит богатый мужчина. Он, судя по всему, ещё и любит вас больше собственной жизни. Отросшая чёлка спадает на угловатые скулы и будто делает их мягче, очерчивая. Глаза с лисьим разрезом почти не поднимаются, даже когда вопросы сыплются один за другим. Чонину трудно признаться в том, что он «здесь и сейчас» — это неправда. Мысли даже не летают, их просто нет. В его голове как будто оставили открытый кран, который уже давно пора бы заменить. И вот он капает кислотой, разжижая мозги. Можно поклясться, что сейчас этот звук кажется реальным: Ян отстукивает уже ставшую отвратительной мелодию пальцами по столу.«Тук. Тук-тук. Тук-тук»**.
— Неужели за все двадцать пять лет вашей жизни не было момента, от которого вы могли бы черпать позитивные эмоции? Психолог вздыхает, получив очередной сухой жест в виде кивка, и многозначительно повторяет его же. Графа «болезненная бесчувственность» в медкарте Ян Чонина — не выдумка. Он — сумрачный. Казалось бы, кому какая разница до того, что люди могут быть совершенно лишены эмоций? Но здесь дело другое. Такие случаи, если их запускать, могут привести к катастрофе: среди убийц и психопатов распространён именно этот диагноз. Поэтому, пока Ян на начальной стадии и развитие в негативную сторону ещё можно остановить — нельзя закрывать глаза. — Вы любите своего мужа? Чонин улыбается одними уголками губ, глаза на месте — в пол: ни морщинки, как при искренней улыбке, когда веки складываются полумесяцами. — Он хороший. *** 20 декабря 2020 года. Чонин обнимает его за шею, сидя на коленях. Кристофер двигается медленно, будто заставляет прочувствовать себя каждой клеточкой — Ян принимает телом, а отторгает сердцем, несознательно. В нём пусто.«— Как же тогда обстоят дела в сексуальный сфере?
— Мне трудно получить удовольствие. Но я позволяю прикасаться к себе только ему».
Блондин сильно сжимает руки на бёдрах, заставляя Яна всё же отпустить стон — скорее из-за болевых ощущений; хотя Крис не из тех, кто будет причинять боль намеренно. Младший старается двигаться навстречу, чувствуя, как на коже вырисовывается новый синяк. Он ненавидит, когда к нему касаются посторонние. Ян не любит, когда к нему касается Крис, но он — всё ещё единственный, кто вообще имеет на это право. Если бы тело могло покрыться иголками, оно бы сделало это, но пока младший просто укладывает подбородок на собственные руки, сжимающие крепкие плечи мужа. Крис не дурак, чтобы понять, что здесь что-то не так. Мысленно загадывает, чтобы Чонин хотя бы имитировал оргазм, издал бы хоть какой-то звук, кроме тяжелых вдохов и выдохов. С ним сложно, но Чан любит его — не непослушное тело, которому всё не так; но и его, всё же, тоже.«Пожалуйста, хотя бы сделай вид, что тебе хорошо».
Ян, с прилипшей ко лбу чёлкой и сбитым дыханием, совсем замирает, прижимаясь к чужому телу. Он внимательно рассматривает дверной проём, и удивительно — оттуда на него смотрят так же неотрывно. Глаза у незнакомца блестят, а Чонин готов поклясться, что не испугался. Там, где обычный человек любит и говорит об этой любви — Чонин молчит. У него это прописано диагнозом. Но так же там, где обычный человек испугается — младший даже не отведёт взгляд. «Кто ты?» — проносится в глазах бегущей строчкой, но Ян даже не пытается развернуть Криса или обратить его внимание в сторону двери. Незнакомец стоит на месте, но, спустя секунду, просто уходит. «— Хорошо, тогда давайте по порядку с малого. Я хочу помочь вам выбраться из сумрака. Но этого не произойдёт без вашего сотрудничества. Начнём с возвращения адекватного восприятия реальности. Записывайте в блокнот самые яркие моменты своей жизни. Лучшие или болезненные по вашему мнению, все, что вызывают сильные эмоции. И неважно, произошли они в прошлом или настоящем. Должно набраться минимум восемь штук». «— Я понял». Если бы нормальный человек в случае, когда в его дом пробирается некто, вызвал бы полицию, Ян Чонин просто молча ставит цифру: один. И записывает это позже. Первая эмоция, запомнившаяся ему — интерес.