Без рабов и без господ

Сказать, что с утра Хогвартс был всполошён — значит, не сказать ничего. В восемь утра во всех спальнях раздался зычный голос Слэйда Скелтона — это сквозь окна влетели пущенные Громовещатели: — Всем студентам запрещено покидать спальни до полудня! — надрывались письма. — Дожидайтесь сотрудников Отдела магического правопорядка, которые проведут плановые обыски! Для вашей собственной безопасности вводится комендантский час с десяти вечера и до двенадцати дня, любой, появившийся за пределами жилого крыла своего факультета, будет наказан со всей строгостью! Слухи о произошедшем ночью разлетались ещё быстрее министерских крикливых писем. Джейд Финч-Флетчли в красках делилась тем, как якобы увидела из окна искорёженное тело Мирны Пертингер — Трис сделала страшные глаза, хотя точно знала, что это невозможно. Ниу притворилась спящей и отвернулась к спине, яростно обкусывая ногти под одеялом. — Ага... Неучебная литература... — бормотал себе под нос Джон Долиш, выворачивая наизнанку шкаф в одной из спален Гриффиндора. — Это библиотечное... — вяло пытался отпираться Майлз Марлоу, но Долиш мгновенно потерял к нему интерес — к главе рабочей группы подбежал его подчинённый и с ажиотажем тыкал ему в лицо мятым куском пергамента. — Мистер Долиш, образец нелегальной печати! Нашёл в вещах Хьюго Грейнджер-Уизли! Готовят провокацию прямо под выборы, не стесняются и детей подключать! Мисс Грейнджер нужно срочно... — «котелок» задыхался от волнения. — Я в коридоре нашёл. Собирался с утра показать сотрудникам Министерства, — Хьюго плохо скрывал смесь нешуточного страха и такого же серьёзного раздражения. — Расскажете на допросе, — Долиш был неумолим. — Уайт, Тэйлор, вы приставлены к нему в качестве конвоя. Отведёте его в зал трофеев к часу дня. Рекомендую превентивно конфисковать его палочку. Хьюго протестующе замахал руками, но двое «котелков», отдав честь, шагнули вперёд, и ему пришлось отдать палочку добровольно, пока Отдел не решил испытать на нём свои прославленные методы укрощения непокорных. Среди догорающих Громовещателей в спальнях Гриффиндора был и один, упорно не желавший говорить. Дождавшись, пока шум и гам затихнет, он, взмахивая краями конверта, будто крыльями, подлетел прямо к уху сонно протиравшего глаза Джеймса Поттера. — Мистер Поттер, просьба немедленно проследовать в учительскую для частной беседы. Я сопровожу вас, — мягкий голос Терри Бута не шёл ни в какое сравнение со звериным рыком Скелтона, но эффект он произвёл едва ли не больший. Джеймс едва успел сменить пижаму на форменную мантию, как дверь распахнулась и русоволосый моложавый Бут, заткнувший палочку себе за ухо, переступил порог в сопровождении толстого лысого «котелка» без малейшего следа мысли на лице. — Готовы? Дело весьма неотложное, — Бут встал по правую руку от Джеймса, а «котелок» — по левую, и втроём они двинулись в коридор. — Присаживайтесь, — Бут указал Джеймсу на кресло напротив камина, едва они переступили порог учительской, а сам жестом показал полицейскому на дверь и проследовал за ним. — Подождите, а не вы будете разговаривать со мной? — всполошился Джеймс, но Бута простыл и след. А камин разгорался, угрожающе стреляя искрами в его сторону — младший Поттер вжался в кресло, немедленно сообразив, что это значит... — Джеймс, — в пламени камина очертилось лицо главы Корпуса мракоборцев, — Долго отвлекать от дел я тебя не буду. Тебе известно о том, что произошло этой ночью на Астрономической башне? — Все говорят о том, что напали на кого-то из студентов... — Совершенно верно. Мирна Пертингер, студентка шестого курса Рэйвенкло, была найдена поутру прямо под башней — и с учётом того, что она возглавляла добровольческую дружину на своём факультете, не нужно быть гением, чтобы догадаться, что упасть ей помогли. — Она жива? — Джеймса пробил холодный пот. — Пока что. Не скончаться на месте ей, видимо, помогло дерево, смягчившее падение. За её жизнь борются в Святом Мунго, но прогнозы самые неутешительные. Я думаю, ты понимаешь, зачем я вызвал тебя... — Да... Ты боишься, что я тоже в опасности? Пап, я не хожу ночью по коридорам, а на нашем факультете я знаю всех, к тому же, я не зря стажировался в Корпусе, и могу оказать достойный отп... — Джеймс! — вспыхнул и в прямом, и в переносном смысле старший Поттер, — Где ты был в то время, как тебе было поручено следить за замком по Карте мародёров! Это не игрушки, не квиддич и не плюй-камни! Пока ты занимался Бог знает чем, преступники становятся с каждым днём всё опасней! — А разве это не задача вашего Корпуса — за всеми следить и всё патрулировать? Был бы там хоть один мракоборец — ничего бы не было! — Джеймс вспылил в ответ. — Да и как бы я следил, если карты у меня не было... Тут Джеймс понял, что сказанул лишнего. — Не было? — Гарри включил тон, каким говорил разве что с отъявленными преступниками в зале Визенгамота, прежде чем удовлетворить запрос на многолетнее заключение в Азкабане. — И куда же, позволь спросить, она подевалась? — Её кто-то свистнул вчера вечером, — отпираться было бесполезно. — Мы с ребятами решили отметить окончание учебного года, и, ну... Сливочное пиво просроченным оказалось, в общем, мы все в туалет убежали, и, видимо, кто-то успел залезть в спальню... Я пол-вечера искал — нигде нет, а поутру в камине нашёл — хотели, видать, сжечь, но там же Огнеупорные чары. Хорошо, что мантию нашёл хотя бы... Потерял у озера, но на следующий день увидел — за дерево как-то зацепилась... — Итого... Преступники свободно гуляют по жилому крылу Гриффиндора, воруют Карту мародёров, чтобы беспрепятственно чинить свои расправы, а затем пытаются от неё избавиться, а ты в это время молчишь, как под Обезъязом?! — старший Поттер лишь слегка повысил тон, но этого было достаточно, чтобы Джеймс вжался в кресло, а его руки сами собой начали мелко подрагивать, — Я надеялся, что я воспитал достойного наследника. Парня, который станет отменным мракоборцем, который проявит себя лучшим образом, участвуя в своей первой по-настоящему серьёзной операции. Ради этого я доверил тебе роль, которую стоило поручить ответственным людям из Корпуса, ради этого полчаса оправдывал тебя перед Скелтоном, пока ты чёрт знает зачем лазал за пределами замка по ночам... И вот итог — Мирна Пертингер без пяти минут мертва, карта едва не уничтожена... — Прости, пап... Я... — никто из гриффиндорцев не мог подумать, что бесстрашный Джеймс может быть так близок к тому, чтобы расплакаться. — Твои оправдания меня мало интересуют. Я достаточно наслушался их за восемнадцать лет. С этого момента в дружине ты не числишься. Сдай значок Буту — вместе с картой, которая теперь будет в надёжных руках. Я лично поручу Спалдингу, чтобы сотрудники Отдела не спускали с тебя глаз, и, не дай Мерлин, не позволяли тебе свободно расхаживать по замку. В случае, если мы не покончим с преступниками в ближайшие пару дней, ты немедленно отправляешься домой. И мне нужно будет серьёзно подумать о перспективах твоей карьеры в Корпусе. В случае чего, конечно, Сламбер по старому знакомству пристроит куда-нибудь в Сектор борьбы с незаконным использованием изобретений магглов — надеюсь, перебирая бумажки, ты не подвергнешь никого смертельной опасности... Гарри исчез, обратившись клубом дыма, а через мгновение в учительскую вернулся и Бут, молчаливо протягивая руку. В его исполосованную незаживающими шрамами ладонь лёг злополучный свиток пергамента и золочёный значок дружинника. *** Пробраться в Выручай-комнату сегодня было нелегко. По оперативному распоряжению Корпуса в Хогвартс прибыла ещё одна группа «котелков» и несколько ушлых младших мракоборцев. Одна из таких, белобрысая взъерошенная ведьма, битый час вышагивала по коридору восьмого этажа и Ниу пришлось озабоченно слоняться вокруг, делая вид, что она ищет лестницу на четвёртый, чтобы спуститься в библиотеку. Но, наконец, на несколько минут заветный коридор остался без надзора — и, в очередной раз взглянув на то, как из стены сама собою возникает тяжёлая дверь, хогвартсовская пятёрка подпольщиков расселась по креслам. Лица у всех были мрачнее тучи. Более-менее держался лишь Рэнделл — Трис то и дело нервозно расчёсывала голову, Глория, не причесавшись с утра, напоминала баньши, Жан с отсутствующим видом разглядывал бюстик Маркса, а Ниу и вовсе была сама не своя — опухшие и покрасневшие веки давали понять, что пол-ночи она рыдала. — Так. Во-первых, она пока ещё жива, — Рэнди всё равно звучал не слишком утешительно. — Пока... завтра-послезавтра, глядишь, уже не будет... — еле слышно шепнула Глория. — Мы убили человека, понимаешь? Взяли и убили! — Ниу сорвалась на хрип и сморщилась, чтобы не расплакаться опять. — Разве не круто? Ты, по-моему, всегда о таком мечтала. Сколько человек ты грозилась убить, начиная с первого курса? Я пока насчитала шестьдесят семь... — Трис попыталась дежурно отшутиться, но лишь усугубила ситуацию — Ниу не выдержала и всё же разрыдалась. — Ну... это, конечно, тяжело так... в первый раз... Но по-моему, она всё заслужила. Она Бертранда отправила... в Азкабан... Его, может, пытают, он сядет, а она... Не просто дура, но ещё и предательница. Хотите — можете выгнать меня, но... в общем, я ни в чём не раскаиваюсь... — неожиданно твёрдо произнесла Глория, и добавила: — Товарищи. — Врать не буду, меня саму потряхивает. Но такие, как Пертингер, не должны ходить среди нас. У них нет на это права. У них вообще нету права на то, чтобы жить. Это самая мерзкая порода. Может, ещё мерзее, чем сами эти полицейские уроды и их хозяева. Такие же рабы, как мы все, но хозяевам ботинки лижут, — шок в голосе Трис постепенно сменялся чистым, неразбавленным гневом. — А знаешь, кто ещё решал, кому жить, а кому нет?! — истерично выкрикнула Ниу, но в дело снова вмешался Рэнделл: — Глупо прозвучу, но... Давайте попробуем успокоиться. Во-первых, убивать мы её не хотели. Чары мести всегда реагируют сообразно причинённому злу. По крайней мере, так нам сказал Тед. Что случилось — то случилось. Даже маховиком времени уже делу не помочь. Но мы перешли черту. Мы отплатили этим кровососам той же монетой. Мосты сожжены, никуда не деться. Не будем же мы теперь опускать руки и сдаваться? Никто не делает революцию наполовину. Может, все мы окажемся в Азкабане или погибнем, но пускай они не возьмут нас просто так. Кто за? Глория решительно вскинула кулак вверх. Вслед за ней руку подняла и Трис. — Если мы каждый день будем устраивать самосуды направо-налево, то у меня никакие нервы не выдержат... — то ли слёзы временно отступили сами собой, то ли слова Рэнделла достигли своей цели, но к Ниу постепенно возвращался её привычный тон. — Нужно было раньше головой думать, во что я вляпалась. Поехали. Только ради вас, ребята. — Не только ради нас. Ради студентов Хогвартса, которые уже не могут это терпеть. Ради всех, кто батрачит на дерьмовых работах за десять галлеонов в месяц. Ради тех, кто вкалывает, не зная сна, вообще за бесплатно. Ради волшебных народов, таких же разумных, как и мы, у которых и вовсе нет никаких прав, — Трис положила руку подруге на плечо. Та, утерев слёзы, кивнула. — Жан, а ты чего молчишь? Ты с нами — или как? — Рэнделл попытался воззвать к Жану, но тот как будто их не слышал. Когда Трис щёлкнула пальцами перед его лицом, он нехотя поднял взгляд, и шаткой походкой, не утруждая себя объяснениями, вышел из Выручай-комнаты прочь. *** Закрытые предвыборные дебаты в этом году почему-то перенесли в Серебряный зал — и находящиеся в распоряжении Министерства магии домовики всю ночь вытирали пыль со старинных столов из тёмного дерева. Пыли скопилось столько, что в ней можно было утонуть — ведь последний раз Серебряный зал использовали ещё до войны. Почётные гости, наводнившие зал, с интересом разглядывали то статую первого министра магии Великобритании Улика Гампа, сделанную, как можно было догадаться, из чистого серебра, то движущуюся фреску на потолке, изображавшую разгром гоблинского восстания 1747–1769 годов — повергаемые в бегство залпами волшебных палочек гоблины катились вниз по мраморным ступеням, и, казалось, вот-вот обрушатся на зрителей... Но больше всего внимания привлекали два больших транспаранта, растянутых по углам зала: первый, густо-оранжевого цвета, гласил: «Харлоу Уоррен. Терпение. Традиции. Труд», второй был ярко-лазоревым — на нём переливались серебристые буквы: «Сирена Сноубелл. Вперёд — к процветанию!». Миссис Грейнджер, ожидая своего выхода на трибуну, окинула взглядом зал. Преимущественно здесь были высокие министерские чиновники — главы отделов, секторов, корпусов... Вот Перси Уизли, глава Отдела магического транспорта — его рыжина с годами померкла, а усталые от бесконечного перечитывания документов глаза вечно слезились, будто он вот-вот расплачется. Вот вчерашний школьник Манфред Нэсбитт, заместивший Уоррена на посту главы Отдела международного магического сотрудничества — «самый молодой и самый энергичный глава Отдела в истории», как говорил Уоррен, а по мнению Гермионы — бесхребетный и безынициативный сопляк... Вот, наконец, Гарри — глава Корпуса мракоборцев, сидящий на скамье с абсолютно каменным выражением лица, пока Сламбер, глава Отдела магического правопорядка, заливаясь хохотом, рассказывает ему очередной из своих утомительно скучных политических анекдотов. Также приглашённым оказался Бэйзил Биттерлейк, представляющий Великобританию в Конфедерации, Кингсли Шэклболт, когда-то министр магии, а теперь давно подумывающий о пенсии старший мракоборец, и ещё один бывший министр — Корнелиус Фадж, напоминавший сдувшийся воздушный шарик. — Дамы и господа, волшебники и волшебницы, я рад поприветствовать всех на дебатах кандидатов на пост министра магии, знаменующих официальное открытие предвыборной гонки! Попрошу поприветствовать аплодисментами наших кандидатов, будущее нашего Министерства! — объявил какой-то плюгавый конферансье, на котором Гермиона даже не остановила взгляд. Под шквал оваций на трибуну за оранжевым транспарантом взошёл статный мужчина с суровым точёным лицом — при одном взгляде на него можно было подумать, что он и родился уже хмурым. Его пышные волнистые волосы были зачёсаны на отчаянно старомодный лад и напоминали парик. Вслед за ним вышагивал деловитый волшебник, предпочитавший маггловский пиджак парадной мантии, невзрачный, но крайне респектабельный. «Временно исполняющий обязанности министра магии — Харлоу Уоррен, его кандидат на пост вице-министра — действующий глава Отдела магических происшествий и катастроф Элфрик Эмерсон!» — объявил конферансье. Настало время выходить и оппонентам. Под перекрывающий аплодисменты надрыв конферансье — «Экс-глава Отдела регулирования магических популяций Сирена Сноубелл, её кандидат на пост вице-министра — бывшая глава Министерства Гермиона Грейнджер!» — миссис Сноубелл взошла на трибуну и приветливо помахала залу рукой. Гермиона, скрестив руки на груди, постаралась сосредоточиться. — Согласно нашему регламенту, первое слово принадлежит мне. С удовольствием воспользуюсь этой возможностью, — начал свою речь Уоррен. Голос у него был как у медного барабана. — Дорогие друзья! Счастлив видеть вас всех в добром здравии. Кто знает, сколь долго это продолжится, если впереди нас ждёт министерский срок миссис Сноубелл... Часть зала расхохоталась. Особенно усердствовал Сламбер и старый, лысый как коленка маг — Ригби Флокс, глава Группы аннулирования случайного волшебства. Гермиона не без омерзения вспомнила, что на этот пост его некогда назначил Пий Тикнесс. — Возможно, моё замечание покажется кому-то излишним, но я хотел бы обратить внимание глубокоуважаемых коллег не только на небезупречную репутацию людей, стоящих сейчас передо мной, но и на их беспечность. В условиях сегодняшнего дня нашу страну можно представить в виде колесницы. В колесницу запряжён фестрал — он невидим для многих, но груз, который он тянет на своей натруженной спине, хорошо заметен тем, кто прошёл сквозь войну, лишения и беды. Этот фестрал — наш Отдел магического правопорядка и, конечно же, непокорённый Корпус мракоборцев! Сламбер вскочил со скамейки и раскланялся, дежурно бросая «Что вы... не стоит, не стоит...» в ответ на град аплодисментов. Сухо поклонился публике и Поттер. — За колесо же пытается отчаянно цепляться стая несносных пикси, мешая ходу. Конечно, что такое пикси перед фестралом! Пустяк — да и только! Но где есть один пикси — там вскоре будет и десяток, где есть десяток — там в мгновение ока окажется и сотня, где есть сотня — там будет тысяча. Разумеется, дамы и господа, вы поняли, о ком идёт речь... Разглагольствуя о реформах, дурачась так, как пристало пикси, они замедляют ход нашей колесницы, и когда их станет слишком много — она остановится. Хотим мы мы сбавлять ход, дамы и господа? Харлоу Уоррен отвечает на этот вопрос — никогда и ни за что! — для пущей выразительности Уоррен стукнул кулаком по трибуне. — Стая пикси, значит?! — Гермиона рассердилась не на шутку, но её немедленно прервал Эмерсон: — Миссис Грейнджер, ваша очередь ещё не наступила, попрошу уважать регламент и терпение коллег! — голосом школьного старосты отрезал он и взял слово самостоятельно. — Дамы и господа! На посту вице-министра я обязуюсь внимательнейшим образом следить за законодательной и исполнительной деятельностью Министерства, приходя на поддержку мистеру Уоррену всегда, когда того требует ситуация. Смею уверять, что при смело взятом курсе на сохранение традиций и борьбе с внешними и внутренними угрозами магическое сообщество Великобритании вступит в эру расцвета, о которой и спустя века мистер Бинс будет рассказывать хогвартсовским новобранцам как о Золотом веке! Дождавшись, пока радостные зрители умолкнут, Сирена Сноубелл наконец-то взяла полагающееся ей по регламенту слово: — Что ж, дамы и господа, мы услышали изрядное количество красивых метафор, однако настало время поговорить по существу... Ни для кого не секрет, что восстановление волшебной Великобритании после войны и тиранического режима Волдеморта было обеспечено усилиями двух смелых и решительных министров магии, решившихся положить конец предрассудкам и заблуждениям, долгие годы процветавшим в магическом сообществе. Я говорю о мистере Шэклболте и о миссис Грейнджер, которые присутствуют сегодня в зале. Для любого здравомыслящего волшебника очевидно, что взятый курс на реформацию должен быть продолжен — не ради абстрактных высоких идеалов, но ради общей выгоды! Ослабление стандартов работы домовых эльфов будет на руку предпринимателям, которые смогут повысить качество производимой продукции, новые регламенты визового законодательства привлекут в страну новых квалифицированных специалистов... Разве прекрасное будущее свободной торговли, развивающейся промышленности, крепнущих международных связей не прельщает вас больше, чем подлинно армейская мобилизация на борьбу с террористами — борьбу, несомненно, важную и нужную... — Борьбу с террористами, пригрезившимися Отделу магического правопорядка в пьяном сне! — не выдержала Гермиона, с неудовольствием отметившая, что Сноубелл говорит точь-в-точь по методичке Фленигана. — Если вас тревожат боггарты, принимающие облики страшных преступников, то вспомните-ка программу третьего курса — заклинание «Ридикулус», кажется, в неё входит! Из нескольких банальных просчётов Отдела в поимке правонарушителей мистер Уоррен и его соратники стремятся раздуть угрозу масштабов Волдеморта — и под этим предлогом лишить всё наше общество свободы слова, предпринимательства, самовыражения, которыми издавна славилась волшебная Великобритания! Если усилия Министерства будут направлены не на поиск террористов под кроватью, а на... — Значит, произошедшее со студенткой Пертингер в Хогвартсе не далее, чем вчера, для вас — мнимая угроза? Коллеги, полюбуйтесь, что для наших просвещённых либералов означает человеческая жизнь! — патетично всплеснул руками Эмерсон, но теперь на него шикнул уже конферансье: — Господа, вам ещё будет предоставлено слово... Мы услышали первые реплики наших кандидатов, теперь регламент предписывает нам выслушать коллег из зала. По традиции, первыми выскажутся бывшие министры магии — мистер Шэклболт и мистер Фадж. — Дорогие коллеги, специфика моей карьеры позволяет мне увидеть сильные стороны аргументации обоих сторон — долгая карьера мракоборца даёт мне полное понимание того, чем может обернуться секундное промедление и какие угрозы несёт в себе нечто на первый взгляд невинное... Одновременно с этим в ходе своего министерского срока я старался обращать самое пристальное внимание на необходимость реформации закостенелой и неповоротливой законодательной системы Великобритании — и поэтому назначение на министерский пост миссис Гермионы Грейнджер было встречено мною с восторгом, и после избирательной реформы я с гордостью согласился принять пост вице-министра в её кабинете. Я не сомневаюсь, что миссис Сноубелл, ставшая яркой звездой кабинета Грейнджер, сможет смело и решительно продолжить наш курс, а потому сегодня мои симпатии принадлежат ей, — с некоторой неуверенностью, но всё же достаточно чётко сказал Шэклболт, постоянно поправляя свой колпак. — Эм... коллеги, благодарю за оказанную честь... — Фадж говорил как будто себе под нос и откровенно чувствовал себя не в своей тарелке. — Вслед за мистером Шэклболтом, я отмечу большую убедительность аргументации в прозвучавших на данный момент репликах... — Убедительность? Два замшелых демагога! — шепнула Гермиона на ухо Сирене. — Я всегда... э... привык придавать особое значение разного рода формальным нюансам... — Фадж покосился на искажённое гневом лицо Гермионы, припомнившей, видимо, давнюю кампанию против Дамблдора. — И если я помню всё верно, то наши законы запрещают одному и тому же лицу занимать пост министра магии дважды. Именно это помешало вице-министру мистеру Шэклболту возглавить Министерство вновь после... э... вынужденной отставки миссис Грейнджер. Соответственно, в том случае, если с миссис Сноубелл... м... что-нибудь случится, миссис Грейнджер, будучи вице-министром, не сможет её заместить, и мы вновь окажемся в ситуации необходимости досрочных выборов. Руководствуясь этим — подчёркиваю, исключительно этим критерием, я могу заявить, что на грядущих выборах собираюсь проголосовать за мистера Уоррена. — Что-нибудь случится?! Мы расцениваем это как угрозу! — снова взорвалась миссис Грейнджер. Полуглухой Фадж то ли не услышал её, то ли сделал вид. — Если регламент не воспрещает, я бы хотел задать миссис Сноубелл вопрос, — неожиданно поднял руку Гарри Поттер, до того молчавший. Модератор дискуссии кивнул головой. — Миссис Сноубелл, потрудитесь ответить, какие именно меры противодействия террористической угрозе ваша команда считает излишними? — Мистер Поттер, я ни в коем случае не считаю, что действия Корпуса и Отдела магического правопорядка не имеют оснований... Дело лишь в том, какой именно вектор политики мы считаем основным приоритетом волшебного сообщества... — скороговоркой начала заговаривать зубы Поттеру Сноубелл, белоснежно улыбаясь, но снова оказалась прервана собственной кандидаткой в вице-министры: — Облавы среди фабричных эльфов уж точно не входят в список обязательных превентивных мер! — Коллеги, я вас услышал. Благодарю за ответ. Думаю, в свете подобных высказываний мои симпатии окажутся на стороне мистера Уоррена, — холодно бросил в ответ Поттер и снова занял своё место. — Скажите на милость, к чему этот цирк? Разве подобным образом должна решаться судьба нашей страны? Пользуясь случаем, я рада анонсировать, что уже в первые дни нового 2023-го года мы с миссис Сноубелл проведём первую публичную встречу с избирателями в Косом переулке близ «Гринготтса» — и я призываю присоединиться к нам всех, в чьих головах осталась хоть капля здравого смысла! Мы предпочитаем выходить к народу самостоятельно! И это последнее слово, которое вы сегодня услышите от меня, — картинно повернувшись к залу спиной, миссис Грейнджер, стуча каблуками по гранитному полу, покинула зал, оставив недоумённую Сирену наедине с оппонентами. *** — Добрый вечер, Аверилл, добрый вечер, Лирой... Харди и Дуэннона сегодня не ждём, получается, почти все в сборе... Только Гонца нашего где-то Мерлин носит. Низкорослого Джеффа Макмануса было едва видно из-за стопок книг и толстых папок пергамента, сваленных на закапанную столешницу. Выглядел он неважно — словно не спал уже несколько суток. — Гонец прибыл! — раздался бодрый голос за спиной у лидера партии. С перепугу Джефф врезался головой в книжную гору, и, осознав, кто стоит за его спиной, схватил пухлый том с надписью «Материализм и эмпириокритицизм. Издание четвёртое, с комментариями» и пригрозил им аппарировавшему за его спину волшебнику. — Эрми, ещё раз так сделаешь — и я подниму на следующем собрании вопрос о постановке тебя на испытательный срок ввиду нехватки дисциплины... — Джефф не терпел выходок Гринграсса, но угроза, конечно, была блефом — терять Эрмиуса, блестяще подкованного как во всевозможных чарах, так и в левой теории, было бы вопиющим организационным провалом. Эрмиус сверкнул белозубой улыбкой и по-турецки уселся прямо на пол, постаравшись выбрать наименее пыльный участок. — Очень приятно видеть партию в почти полном составе. На повестке сегодня всего лишь два вопроса, зато один из них — критической важности. Постараемся сперва разобраться с тем, который чуть менее существенен. Товарищ Липтус, удалось ли на неделе переговорить с нашим другом Силли? Пора бы поторопить события, помощь его самого и его сородичей в самое ближайшее время была бы просто неоценима. — Поговорить-то, допустим, удалось, да только без особого толку, — Лирой Липтус, амбал практически двухметрового роста с выбритой головой и короткими аккуратными бакенбардами, говорил тяжёлым грубым басом. — Он меня, кажись, побаивается. Как на словах — так всё путём, и классовая борьба, и права эльфов, и тебя добрым словом поминает... А как спросишь прямо, мол, будешь ли в партию вступать, так сразу отмазки идут. Зато ясно стало, что с фабричными бывшими он на связи, он у них, типа, за главного канал. Джефф, поболтай-ка с ним сам, а? Или хоть Теда подключи — вы же вместе им сбежать помогали. Из меня, знаешь, вербовщик — как из гов... — На собрании попрошу сдерживаться в выражениях, — строго отрезал Макманус. — Ответственно относящийся к своей работе профессиональный революционер должен уметь общаться с массами, товарищ Липтус. — Да я сам себе масса! Во какая! — Липтус показал внушительный бицепс и загоготал, но тут же опомнился. — Ты меня извиняй, Джефф, честно всё делал как ты учил. Хочешь, ещё попробую? Ты ж меня знаешь, я что постановим собранием — всё сделаю, хоть помру, лучше в гроб, чем в рабстве ходить... — Пафос прибережём для прокламаций. Скоро и они пойдут в дело. Задачу с подключением в нашу работу освобождённых фабричных эльфов, если у товарищей нет возражений, беру под контроль я, — презиравший привычные волшебникам перья Джефф записал что-то в протокол обычной маггловской авторучкой. — Перейдём теперь к неотложному делу. Товарищи, все уже успели ознакомиться с последними новостями? Джефф продемонстрировал свежий номер «Ежедневного пророка». Передовица гласила: «Хогвартс в опасности! Вчерашним днём волшебная Великобритания содрогнулась от ужасного события — настоящая трагедия произошла в древнейшей школе чародейства и волшебства. Студентка шестого курса факультета Рэйвенкло Мирна Пертингер подверглась нападению, атакованная неизвестными заклятиями. В результате падения с Астрономической башни девушка получила тяжелейшие повреждения и на данный момент находится в больнице Святого Мунго. Её состояние оценивается как крайне тяжёлое. Старший мракоборец Слэйд Скелтон, находящийся в Хогвартсе по поручению Отдела магического правопорядка, уверен: на Мирну напали представители преступного сообщества, именующего себя „Коммунистической партией”, в связи с её героическим разоблачением одного из правонарушителей — собственного однокурсника Бертранда Тревитика. Исполняющий обязанности министра магии Харлоу Уоррен заявил...» — А детишки не промах. Далеко пойдут, — с вызовом сказала круглолицая волшебница в трещащей по швам не по размеру маленькой мужской одежде, сидящая в углу и едва видная в тени. От только что выветрившегося оборотного зелья она то и дело слегка ёжилась. — Аделия, они — не мы! Они в самом эпицентре мракоборческой зачистки, а как уходить от погони и не сдавать себя на допросах, они не знают. Этот несчастный Тревитик наверняка уже сидит где-нибудь в подвале с целым галлоном сыворотки правды в желудке и рассказывает, кто подговорил его поучаствовать в агитации и зачем. И уже завтра — хорошо, сделаем скидку на нерасторопность Сламбера и его подчинённых — послезавтра они все погорят и под конвоем отправятся вон из школы. Если вообще Скелтон не приложит их по голове чем-нибудь тяжёлым и не спишет на необходимые меры самообороны, — Макманус был готов выйти из себя. — Люблю, когда классовому врагу достаётся по его деяниям, ничего не могу с собой поделать, — пожала плечами Аделия. — Тед, всё направление по мобилизации студентов на борьбу было твоей ответственностью. Ждём твоего отчёта, — Джефф был сердит и неумолим. Тед поднялся с хлипкой табуретки. Вид у него был виноватый. — События развивались непредсказуемо. Из-за постоянного патрулирования Хогсмида возможность оперативно координировать действия ячейки исчезла. Я был доволен тем, как идёт агитация — по имеющимся у меня сведениям, листовки вызывали большой ажиотаж. Такой импульсивности в их действиях я предугадать не мог. Джефф, давай вместо того, чтобы слушать моё публичное самобичевание, мы попробуем придумать дальнейший план... — Именно это сегодня наиболее остро стоит на повестке, — кивнул Джефф. — В текущих условиях приходится полагать, что перспективы массовой студенческой забастовки абсолютно призрачны. Постоянный полицейский надзор приводит к падению возможностей самоорганизации, а потенциальные лидеры хогвартсовского протеста под угрозой. Если мы не хотим терять кадры — стоит поставить вопрос о скорейшей эвакуации наших товарищей из замка и официальном принятии в наши ряды. Дадим им возможность показать себя в других направлениях работы. По крайней мере, сомнений в их идейности у нас теперь нет. — Как быть со всеми остальными? — нахмурился Тед. — Оставим их на растерзание мракоборцам? — Спасти всех мы не сумеем — приходится мыслить прагматически. После отбытия наших товарищей из Хогвартса печать листовок, видимо, на время прекратится — это даст Поттеру и Сламберу повод объявить об успешном завершении операции и оставить школу в покое. А если мы не провалим все наши планы по остальным фронтам — то студенты начнут вовлекаться и извне. Мы должны во что бы то ни стало сохранить наших товарищей живыми и уберечь их от Азкабана. Эвакуацию необходимо провести завтра, не теряя ни минуты. Предложения по организации плана принимаются. — Вваливаться всей толпой бесполезно. В массовой стычке мракоборцы и «котелки» возьмут числом. Да и толпу мы внутрь не проведём — аппарировать в Хогвартс нельзя, разве что эльф управится, — бросился рассуждать Эрмиус. — Верно. Насколько я помню из отчёта товарища Лира, единственный тайный проход в Хогвартс, за которым не установлено наблюдение — это лаз под бывшим «Сладким королевством», где теперь скоро откроются «Вредилки» Уизли. К «Кабаньей голове» и Визжащей хижине приставлены надзорщики, но паршивые — куда сильнее охраняется, к примеру, вход через прилавок с арфами в лавке Доминика Маэстро... — Джефф снова бросился что-то строчить в протоколе. — Лезть через Визжащую хижину опрометчиво. Гремучая ива будет пострашней иного мракоборца, — хмыкнул Эрмиус. — Мы ещё не сошли с ума, верно? Или, как говорил классик, безумие есть стихийный переход к объективности? Логичным решением кажется запустить в Хогвартс пару-тройку наших человек через «Вредилки» и притон Аберфорта, предварительно уговорив товарищей собраться в одном месте, и эвакуировать через одноразовый портал. Портал, конечно, много шуму наделает, но не на мётлах же удирать! — Возражений по плану товарища Гринграсса нет? Кто за — поднимите руки, — спросил Джефф. Вверх взметнулись руки всех присутствующих — единогласно. — В таком случае, нам нужны двое добровольцев. — Я готов! — немедленно вызвался Липтус. — Будешь мракоборцев кулаками раскидывать? А что, способ неплохой — к такому Поттер едва ли их готовил! — хохотнул Эрмиус. — Я тоже готов. Я прямо-таки изнываю от жажды приключений. Сто лет не сражался ни с кем лицом к лицу — тот кретин в колпаке из «Кабаньей головы» и на разминку не тянул. — Эрми, умерь пыл. Ты наш единственный связной — пускать тебя в бой без особенной нужды не нужно. Будешь сидеть здесь и обеспечивать товарищам переговоры. Лирой, твою преданность я крайне ценю, но здесь я вынужден признать правоту Эрмиуса — в возможной схватке с мракоборцем у тебя шансов мало. Но вообще, товарищи, лучше бы провернуть всё по-тихому, насколько это будет возможно — если поднимется большой переполох, унести ноги и увести товарищей станет нереально. — Раз уж я заварил эту кашу — мне её и расхлёбывать. Я готов пойти, — негромко сказал Тед. — Прекрасно. Ещё кандидаты? — Думала, ты меня сам предложишь, но нет — так нет, я не обидчивая. Уж с мракоборцами я работать умею, — подала голос Аделия. — А куда мы их эвакуировать будем, прямо сюда? — Фиделиус Фиделиусом, но лучше бы сразу в главный штаб. Вечно сидеть в крошечной комнатушке они не смогут, а по Британии немедленно пойдёт розыск. Представим их Учителю, введём в курс дела, а как страсти чуть улягутся — тогда и вернёмся в Англию, — резюмировал Джефф. — Тед, черкни письмо сразу после собрания, чтобы к утру дошло. Лучше без чар, спрячь в чём-нибудь безобидном — есть шансы, что обведём контроль вокруг пальца... *** По нескончаемым лабиринтам хогвартсовских лестниц — каждый день не таких, как вчера — медленно и шатко двигалась одинокая фигура. Избегать патрульных как будто больше не было никакого смысла — пускай вяжут, но Жан всё равно по успевшей выработаться привычке вслушивался в гулкие шаги, раздававшиеся в мрачных коридорах. Цок, цок — это наверняка Ансворт на своих нелепых не приставших мракоборцу каблуках тащится из Южной башни к классу заклинаний. А этот слаженный маршевый топот — наверняка сошедшие с ума от муштры «котелки» Долиша. Эти уж точно не отклонятся ни на шаг от ежевечернего маршрута — ума не хватит. Тишина. Ансворт спускается по лестнице вниз, долишевский патруль направляется в западное крыло. Если новые «котелки», оперативно засланные Сламбером, не проходят где-то поблизости — для побега есть окно в пару минут. На ватных ногах Жан нырнул во тьму — выглядел он так, будто каждый шаг дается ему с огромным трудом. Расписания расписаниями, но мракоборцы наверняка едят свой хлеб не зазря. В каждую минуту на сырой и холодной лестничной клетке мог нарисоваться Скелтон — вечно неспящий Скелтон, с собачьим самодовольным оскалом готовый сопроводить любого нарушителя в Зал трофеев, ставший ставкой полиции. Или, того хуже — неистовый Сэвидж. Этот и вовсе не будет выяснять, что к чему: отточенное десятилетиями практики боевое заклинание — и поминай как звали. А впрочем, не всё ли равно? Уже на пороге Жан, съёжившись от пронзительного скрипа проржавевших дверных петель, выудил из внутреннего кармана мантии маленький кошелёк — совсем невзрачный, если бы не зелёная кожа, игравшая в тусклом лунном свете живыми отблесками. Кожа моко. Когда-то в нём хранились любовные стихи, которые ни за что нельзя было доверить постороннему глазу, а теперь... Жан направил на кошелёк кончик своей палочки. — Экстрариус доминус, — шепнул он, и едва бледно-жёлтая под стать неяркой зимней луне нить света обволокла зелёную кожу, произнёс заветное имя. — Глория Монтгомери. Должно было сработать. Эти чары он разыскал в какой-то забытой книжке девятнадцатого века по хозяйственным заклинаниям, пылившейся на задворках библиотеки с самого дня поступления в фонд, и раньше не применял никогда — не было нужды. Впрочем, придумать ничего лучше Жан, давно потерявший и сон, и способность ясно мыслить, не смог. Жан оставил кошелёк где-то под пустующими клетками. Возможно, тайник стоило бы как-то замаскировать, но тогда шансы на то, что его найдут, и вовсе стремились бы к нулю. План и без того отнюдь не был надежён... В совятне чуть было не начался настоящий переполох — вздорная птица Ханья, принадлежащая Маку с четвертого курса, при виде Жана начала раздраженно хлопать крыльями. Юноша нервно оглянулся — следовало поторопиться, пока шумом не заинтересовались «котелки», в этот поздний час обычно следовавшие мимо совятни в сторону Часовой башни. Записка. Сама записка! Он забыл её написать. Судорожно разыскав в вечно переполненных всяческим хламом карманах жалкий клочок пергамента, Жан простым маггловским карандашом второпях вывел: «Кристиан в Марселе. Улица Монье, 9. Четвёртый этаж, квартира 8. Под „Фиделиусом”». Почерк Жана следовало разбирать с увеличительным стеклом, если не со специалистом-графологом. Подозвав Марата — своего верного филина, Жан без лишних церемоний вложил записку ему в клюв и уже почти безжизненным голосом шепнул: — Это для Теда. В прошлый раз ты справился. Лети. Назад можешь не возвращаться. Птица повела крылом — путь предстоял неблизкий и сложный. Марат скрылся в непроглядной ночи, а Жан оценивающе огляделся по сторонам — может быть, прямо здесь? Но нет, в крошечные окошки-бойницы пролезли бы только совы. Жан обреченно вздохнул — нельзя сказать, что ему было грустно. Скорее он вовсе не ощущал ничего — вместо мыслей и чувств внутри вяло бурлила какая-то тина, раз за разом увлекавшая всё глубже и поглощавшие любые слова. От навалившейся разом усталости хотелось только лечь прямо на бурый от совиного помёта пол и не вставать больше никогда. — Идём, — Жан обратился вслух к самому себе. Дорога на Астрономическую башню заняла вдвое больше времени, чем он рассчитывал — дышать внезапно стало очень сложно, и приходилось то и дело останавливаться, рискуя привлечь море лишнего внимания, и хвататься за перила, чтобы не упасть с лестницы. «Плевать. Плевать. Уже плевать» — успел подумать он, перед тем, как вместо очередной ступеньки нащупать ногой мозаичный пол и убедиться, что он на месте. Все дела были закончены и пелена на время отступила, но вместе с этим Жана охватила какая-то внезапная растерянность. Попытавшись оглядеться сразу во все стороны, он даже едва не свалился оземь. Неожиданно вернувшаяся ясность сознания пробудила лишь тревогу — что он вообще тут делает? Как это должно произойти? Почему выстраданное решение совсем не приносит долгожданного облегчения? Ещё совсем в раннем детстве, выслушивая непрекращающиеся родительские ссоры, Жан думал о том, что стоит ему умереть — как все немедленно забросят эти мелочи. Воображаемые картины безвременной гибели были эффектны и трагичны, а недопонявшие и недооценившие шли за гробом гигантской вереницей, рыдая от осознания того, как же они были неправы. Однажды после вполне незначительного отцовского наказания Жан тайком пробрался в его кабинет и выпил годовой запас первого попавшегося снадобья — оно оказалось дыбоволосным зельем. Пожалуй, во всей его жизни не было момента унизительнее, чем когда он проснулся в четыре утра от ужасной тошноты с совершенно зеленым лицом и ужасающими дикобразьими иголками, в которые превратились его золотистые кудри, и занял уборную на весь последующий день, за что получил отдельный выговор. Продолжалось эти безудержные фантазии и в Хогвартсе. Промозглый шотландский замок Жан возненавидел с первого дня — его мечты о Шармбатоне, где некогда блистал, совершал открытия, опережал всех однокашников в Дуэльном клубе и, наконец, бунтовал его отец, по материнской воле разбились вдребезги. Проклятая шляпа распределила его на Хаффлпафф, издавна имевший репутацию отстойника для невзрачных, бессмысленных людей. Она проскрипела ему на ухо: «Все случайные бредни вытравит из памяти время. А трудолюбие и преданность могут привести вас к несомненному успеху». Вздор — да и только! Вокруг него вились целые коллективные организмы — неразлучные стайки однокурсников, сопровождавших друг друга повсюду, и их неумолкающий гомон только подпитывал его одиночество. Он рисовал в своем воображении эффектные картины смерти на баррикадах, о которой объявляет громовещатель на весь Большой зал, после чего все скорбно склоняют головы и до конца своих дней страдают от того, что некогда отвергли дружбу будущего героя. Такие мысли лучше всего скрашивали бессонницу, когда читать в общей спальне было уже невмоготу. Сейчас это казалось попросту смешным, а решение со всем этим покончить — не героическим, а попросту единственным возможным. И, как ни позорно было это признавать — вожделенные баррикады тоже оказались уготованы не ему. Уверовать во всеобщую свободу в дни всеобщего рабства — мало. Революция не похожа на красивые картинки из бульварных романов. Она — для таких, как Рэнди, хладнокровных, решительных и умеющих планировать. Для таких, как Ниу — дерзких и непокорных. Для таких, как Трис — ведущих за собой и подставляющих плечо товарищу. Для таких, как Глория — тихая, невзрачная Глория, в минуты самого непроглядного отчаянья всегда оказывавшаяся куда острее, чем кажется. Конечно, революция должна быть для всех. Всех честных, правдивых. Но был ли он честен и правдив хотя бы с самим собой? — Фернсби! Пока ты носом клюёшь — заговорщики опять что-то готовят! — в эту самую секунду в учительской задремавшего над Картой мародёров сотрудника Отдела магического правопорядка толкнул в бок его коллега. — А?.. — сонно отозвался «котелок». — Студент на Астрономической башне! Джон Конноли! Слава Мерлину, я хоть через плечо к тебе посмотреть догадался... — Он один? — сон сняло как рукой. — Пока один. Возможно, преступники назначили ему очную ставку. Или он сам — один из них и поджидает будущую жертву. Мистер Бут, мистер Долиш — высылаем наряд? — Высылаем, — невозмутимо махнул рукой Бут, достал волшебную палочку из-за уха, и прислонил её ко рту наподобие маггловской рации, — Вокаре. Сотрудникам третьей группы в восточном крыле замка — срочно подняться на Астрономическую башню. Быть в боевой готовности. Жан подошёл к перилам и на минуту задумался о Мирне Пертингер — кто дал право им или заклинанию решать, какой участи она достойна? Или, быть может, они оказались правы, вот только Жан, крошивший до той поры врагов лишь в своих фантазиях, оказался неспособен к грязной и неблагодарной работе революции? О чем Мирна успела подумать перед падением? В конце концов, это тоже уже не имело никакого особенного значения. Всё это похоже на плохой сон, так пускай он скорее закончится. Где-то невдалеке уже звучал топот «котелков»... Жан глубоко вздохнул, наклонился над мостком — и перешагнул его.