saints go to hell

Если б не было ада и рая, Их бы выдумал сам человек С. Есенин

Глава XX. Морозцем по бледной коже проходится легкий ветерок. Юноша, склонивши голову к плечу, лежит на спине, раскинув руки на постели. Густые реснички подрагивают, с губ слетают измученные вздохи. Дурной сон окутал с головой, заставляя сильнее сжимать в ладошке крестик. В палате настойчиво тикают часы, пиликает медицинское оборудование, медленно барабанит капельница, которая протянула свои щупальца к гладкой коже, вонзилась острой иглой в вену, разгоняя животворящую жидкость по организму. На тумбе вновь возвышается свежий букет кустовых роз, красные яблочки, прозрачный графин с водой и граненный больничный стакан. В светлой палате лишь одно черное пятно - мужчина, облокотившийся о дверной косяк, облаченный во все черное, стоит и смотрит болезненным взглядом на омегу, который во сне тревожно дергается, молвит обрывки какой-то молитвы. Сразу после поминок Хосок отпустил Джина, сам сел за руль, сначала заехал в цветочный ларек за самым пышным букетом. Улыбчивый омега-консультант предлагал разнообразные дары флоры, щебетал об акциях, бережно собирал композицию, перевязывая лентой. Альфа долго определялся с цветом, но остановился на желтых розах. В больнице самое место для желтого цвета. Символ страдания, болезни, увядания. И вот сейчас, смотря вглубь бледной палаты, в солнечном оттенке бутонов, хотелось увидеть надежду, стимул жить и бороться за жизнь, ведь Юнги не был обычным омегой, не обращающим внимание на знаки. Хосок понял это, поэтому желтый сейчас олицетворяет просветление, небесную чистоту, ведь звезда над Вифлеемом загорелась в ночь, красными лучами оповещая волхвов о рождении Христа, но сердце этой звезды сияло желтым. Забежал наспех в книжный магазин, петлял между стеллажами, крутил в руках Ветхий завет и Новый, не зная, какой выбрать. Как итог - на кассе пробили две массивные книги коллекционного издания с позолоченными обложками. Душевная боль сдавила грудь мертвыми тисками, а альфа всячески пытался отвлечь свое сознание, думать сейчас о Юнги, который находится между жизнью и смертью именно из-за него. Красные, сладкие и сочные яблоки, как те, которые тогда лежали подле раненного омеги, покоятся на тумбе, блестят под светом больничных ламп. Мужчина подходит к омеге, легко касается грубыми пальцами мягкой щеки, обводит контур изящной брови, которая заломлена под натиском страшного сна. - Юнги, - зовёт мужчина, - Юнги, проснись. Аккуратно касается ладошки, сжатой в кулак, а омега медленно открывает глаза, облегченно выдыхает, смотря на мужчину. - Как ты себя чувствуешь? - присаживается на стул, приподнимая подол белого халата, который накинут на плечи. - Тебе снился кошмар, я решил разбудить. - невесомо гладит светлые пряди, заглядывает в глаза. - Уже лучше. Спасибо Вам… - омега внимательно наблюдает за мужчиной. - Зачем Вы так часто приходите ко мне? - недоумение в голове. - Потому что ты один, как и я. - горькая усмешка касается губ, мужчина убирает руку. - Ты обещал научить меня верить в Бога. - Верить в Бога нельзя научить. К этому нужно самому прийти. - заглядывает в печальные глаза, - Вы в порядке? - Да. - врет альфа, протягивает омеге тяжелые книги. - Я так и не смог разобраться, с чего начать. - деловито сводит брови к переносице. - Поможешь? - Начните с Ветхого завета, - тепло улыбается Юнги. - Вы пахнете церковными свечами… - замечает мальчишка. - Я был на отпевании. - опускает голову, открывает Ветхий Завет, шумно листает блестящие страницы. - Мой сын умер. - шепчет куда-то в пространство, а сердце Юнги жалобно сжимается. - Я помолюсь за Вашего сына, - глаза в глаза, и альфа понимает, что именно в этом взгляде видит понимание, именно этот омега сочувствует по-настоящему. - И за Вас я помолюсь. - совсем тихое, а сердце альфы бьется учащенно. Сколько же света в этом юном человеке, сколько добра и сердечности. Хосок благодарно кивает, вновь возвращается к книге. - Как мне его отпустить? - не отрываясь от страниц, произносит мужчина. - Бог его не оставит. Иисус воскрес на третий день после распятия, сорок дней его душа держала пост в пустыне, чтобы не быть искушаемым Дьяволом. - И как его искушал Дьявол? Юнги протянул руку ко второй книге, а затем вложил в ладони альфы. - Об этом Вы узнаете в Новом завете. - улыбнулся искренне, светло. - Главы Апостолов Марка, Луки и Матфея. - Хочу услышать от тебя. - альфа нахмурился, вертя в руках вторую книгу. - Дьявол искушал Иисуса гордыней, Христос ответил: «Не искушай Господа Бога твоего». Искушал голодом, Христос ответил: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих». Искушал верой, Христос ответил: «Отойди от Меня, сатана. Господу Богу твоему поклоняйся, и Ему одному служи». - И Дьявол отступил? - Перед святым любая тьма отступает. - А если тьма тянет святого в Ад? - Значит, нужно не поддаваться на искушения лукавого. - А если всё же святой поддался, согрешил, он сможет заслужить прощения? - Люцифер являлся духовным сыном Бога нашего, Ангелом. - серьезно произносит бледными губами. - И согрешил Ангел, и попал в Ад, и служит теперь Господу нашему, давая выбор человеку между добром и злом. - Это не ответ на мой вопрос. - А как Вы думаете? - Говорят, Бог всех любит и всех прощает. - Значит, и святой, окунувшийся в Ад, имеет право на прощение. Но ответ на Ваш вопрос заключается в ином. - В чем же? - альфа с интересом наклонился к Юнги, внимательно слушая и запоминая каждое слово. - А хочет ли сам падший после своего греха прощения? Хосок замолкает, думает о чем-то своем, хмурится. Он и есть падший, который желает искупления. До того грешный, до того грязный, что омега, смотрящий сейчас на него своими ясными глазами, даже представить себе не может. - Помоги мне, Юнги. - взгляд серьезный, полный надежд и веры. Омега кивает, улыбается широко, тянется к Ветхому завету. - Я почитаю Вам. И он читает. Нежным и успокаивающим голосом по палате разлетается история, длиною в тысячелетия, а альфа слушает внимательно, наблюдая за скромным и чистым мальчишкой. *** Чимин сжимает ладонь в кулак на затылке мужчины, с силой оттягивает волосы. Кусает подборок альфы, ключицы, вновь возвращается к развратным дьявольским губам. Он пошло постанывает, извивается в крепких руках, дразнит. В ванной комнате раздается шумное дыхание, возбужденные завывания омеги, который опьянен сейчас своей ревностью и злобой. Грубо толкает мужчину в грудь, припечатывает к стене, а альфа не сопротивляется, играет свою роль в чужой игре. Смотрит хищно, скалится зверски, рычит утробно. Разгоряченные тела соприкасаются, пускают импульсы в мозг. В накаленном воздухе витает аромат тягучего меда и дерзкой манинки. Запахи смешиваются, превращаясь в лаву, отдаются по венам остервенелых. Мужчина тянет руки к тонкой талии, а омега бьет ладонями, злобно шипя, на что мужчина усмехается. Наваждение окутало обоих, накрыло с головой. Джун резко разворачивает Чимина спиной к себе, впивается зубами в острое плечо, вырывая из груди юноши крик боли и вожделения. По стройным бедрам с внутренней стороны медленно сползают дорожки смазки, одурманивающие бессмертного. Он тянется к ширинке классических брюк, молния покорно опускается вниз, звякнув. Альфа грубыми ладонями давит на поясницу, заставляя парня изогнуться, впереть руки на стену. Раздается звонкий шлепок, а на округлой ягоднице выступает след от длинных мужских пальцев. Омега трется бедрами о пах мужчины, стонет протяжно, сладко, а тот хватает длинную шею, сжимает, затылок прижимая к своей груди, заставляет нагнуться ниже. Чимин бешено вертит головой, освобождаясь от мертвой хватки на шее. Впивается зубами в руку Джуна, прокусывая кожу до крови. Разворачивается к мужчине лицом, гадко усмехается, толкает в грудь. - Не сегодня, сладкий. - наигранно поджимает губы уточкой, а затем смеется. - Так просто не дамся. Альфа тяжело дышит, смотрит исподлобья, готов наброситься на свою жертву, разорвать на куски. А Чимин тем временем отходит, виляя бедрами, берет в руки багровое полотенце, оборачивает его вокруг груди. - Служанка тебе твоя даст, - цедит гневно, ядовито, словно выплевывает эти слова в лицо мужчине. Выходит из помещения, что-то весело напевая, довольный своей маленькой местью. И это только начало, как отмечает для себя Чимин.