Море манит дураков

Казалось, что о приключениях можно забыть — на Батерилле достаточно спокойно, весьма мирный край, и никакие знакомые пираты или дозорные до семьи Фуллбэг не доберутся. Конечно, в бега никто не хотел подаваться, но Лемми пришлось чуть ли не силком тащить родителей на угнанный дозорный корабль, после чего, петляя то тут, то там, доплыть до Норт Блю. Однако, прибывшей семье был рад старик Шалай — хоть и тянуло его в Норт Блю (в принципе, его тянуло куда угодно, но лишь бы подальше от Ист Блю), но по семье он скучал безумно. — Проплавал я какое-то время, не спорю, но я и в команду-то набрал таких же стариков, как я сам, — по-доброму ворчал Шалай, сидя в кресле-качалке на порожке дома, — и у кого-то радикулит появился, а кто-то и вообще помер прям на корабле. И с кем, спрашивается, плавать? В общем, капитанскую шляпу я надел ненадолго, а жаль — я бы ещё всем показал, каков Шалай Фуллбэг на деле! — Ты в любом случае был капитаном лучше, чем те, которых я знала, — пробормотала Лемми, примостившись на ступеньках. — Например, я, пока плавала со своими друзьями, видела двух капитанов, которые безумно были похожи на мартышек. Ребята классные, рукастые, но чутка идиоты. Впрочем, их команды уважали. Луффи невероятен, деда, но он скорее «сердце» команды, чем «мозги». Лемми подпёрла голову левой рукой, а правой зарылась в траву у крыльца, вырывая тоненькие травинки. Взгляд был направлен на горизонт — закатное солнце снова привлекло внимание женщины, отражаясь в волнах моря далеко-далеко. Дедушка Шалай заметил перемену настроения у старшей внучки и тихо, скрипуче рассмеялся. — Знаешь, меня поражает до сих пор, что только ты и никто больше из нашей семьи не унаследовал любовь к морю, — заговорил старик, зарываясь рукой в седые волосы собственной головы — волосы у него были длинные, связанные в низкий хвост, но резинка ослабилась, когда сухие пальцы прошлись от лба к затылку сквозь серебряные пряди. На носу покоятся очки, дужка которых справа была повреждена и наспех склеена липкой лентой. Для старика, которому уже ничего, кроме тихой смерти в кругу семьи, Шалай был достаточно крепок и статен, но для мужчины хотя бы в возрасте, сопоставимом с возрастом отца брата и сестёр Мидо Фуллбэгом, дедуля всё же хиловат. — В наше время, когда ещё старый Гол Д. Роджер был жив, все молодые сорванцы рвались в океан — на свободу, прославиться, заполучить сокровища… При мысли о таких юнцах Лемми невольно вернулась мыслями к Луффи и Багги — этих двух «капитанов» она хорошо знала. Если Луффи и в силу юного возраста, и своих простоватых убеждений, подходил под описание Шалая, то Багги… Наверное, он просто до сих пор не вырос из своего подросткового максимализма. — Я думал, что побегут в моря младшенькие — из Икабода вышел бы замечательный искатель приключений, а малютка Шайни… Шайни могла бы стать Королевой Пиратов, и весь Гранд Лайн был бы ей по колено… — Шалай снова заплутал в своих мыслях, а Лемми только и оставалось думать, как же не угадал дедушка с тем, какую судьбу выбрали в своё время Икабод и Шайн. — А в итоге в море двинула я, и лучше бы не делала этого, деда, — вздохнула Лемми, прикрыв глаза. Сейчас, когда она и вся семья в бегах и прячется на тихом острове Батерилла, нельзя было рисковать, выходя в море… Да и не с кем ведь, потому что младшие всё равно не одобряли пиратскую жизнь, а родители и подавно беспокоились. Первые недели две или три они постоянно спрашивали, не собирается ли Лемми уплывать, оставляя остальных здесь. На это Лемми с печалью, но всё же качала головой, мол, «нет, я останусь со своей семьёй». — И я ещё больше рад, что в море отправилась ты. Вот в ком живёт дух свободы — в тебе, моя милая внучка, в тебе. Лемми снова вздохнула. Как же она скучала по морю. Всё же правильно говорят: «Что имеем — не храним, а потерявши — плачем». С морем и с накама было ровно точно так же. Однако, достаточно сильно Лемми нервничала из-за того, что думала она не только о Луффи в такие моменты. Казалось, что в ту ночь, когда она управляла кораблём, шедшим в Маринфорд, Багги открылся с совершенно другой стороны. Да, он умеет быть и угрожающим, и глуповатым, и совсем идиотом — однако, он в те редкие часы покоя был больше похож на староватого юнгу, свистнувшего у капитана корабля треуголку и плащ, в которых он чувствовал себя королём мира — не то что просто пиратов. Клоун весьма колко говорил о чём-то, пытался поиздеваться за спиной Луффи над капитаном Соломенной шляпы, но это в действительности отличалось от всего того, что до этого доводилось видеть женщине и пережить на себе. Даже по такому дебилу можно было соскучиться, и с того злополучного вечера её беспокоил лишь один вопрос — без всей клоунской мишуры и жажды денег, Багги действительно может быть таким, каким был тогда, с кружкой пива и лихой улыбкой? Наступило время ужина, и вся семья собралась за столом. К сожалению, это был не один из тех прекрасных вечеров, когда все смеялись и радовались чему-то: Шалай с миролюбивой старческой улыбкой ломал куски рыбы в тарелке, чтобы наслаждаться вкусом еды дольше, Икабод спокойно ел, Шайни от скуки ковырялась в тарелке, возя горошину вилкой то к одному краю, то к другому, иногда грозясь выкатить горошек на стол, мать, которую звали Эна, беспокойно жевала листья салата, часто отпивая из стакана воду, а отец… Мидо раздосадовано смотрел пустым взглядом синих глаз куда-то вбок. Лемми понимала и без слов, о чём он думает — о том, как дальше жить, когда все трое детей, его плоть и кровь, попали в передрягу, которая могла окончиться смертью всей семьи. Лемми — пират, хоть и с мизерной, но всё же наградой за голову, а Шайн и Икабод — дезертиры и пособники не столько сестры, сколько пиратов в принципе. Лемми же всё чаще и чаще выпадала из реальности, поглядывая в окно, на линию горизонта. У неё была такая привычка ещё со времён, когда была юнгой на Биг Топе, и первое время Модзи с Кабадзи ругали её за то, что та разевала рот, глядя на границу моря с небом, перечерченную светлым небесным светилом и облаками. Однако, сейчас её привлекала не столько красота моря, сколько… Зов. Казалось, что сейчас оно звало её. — Лемми, ты опять пялишься в окно, — вздохнул отец, недовольно хмурясь. Даже звук стучащих столовых приборов пропал — не то собственный ступор, не то все действительно остановились. — Выбрось из головы мысли о море — теперь нам всем заказан путь хотя бы в ближайший залив. — А, прости, отец, хорошо, — кротко буркнула Лемми, опуская взгляд в тарелку. Меньше всего ей сейчас хотелось беспокоить родных своим странным порывом, и старшая дочь закинула в рот кусочек помидора, мерно жуя и по странному желанию отсчитывая, сколько раз она сомкнула челюсти. Спасение и полное здравие всей семьи не приносило им радости, и Лемми это беспокоило так же, как и зов моря. Дом, в котором жила семья, был небольшим, но на шестерых людей места в нём предостаточно. Лемми, Икабод, Шайн и Шалай спали в отдельных комнатах, а родители молодого поколения разместились на раскладном диване, который по удобству не уступал обычной кровати, что стоял у разожжённого камина. «Отец слишком сильно беспокоится о том, что я могу уплыть и пропасть окончательно», — подумала про себя Лемми, выглядывая в окно маленькой спальни. Полная луна отражалась в море и сияла бликами. Звёзды складывались в причудливые узоры, которые женщина запомнила ещё в то время, когда только пересекла с семьёй Гранд Лайн на пассажирском корабле. В воздухе пахло яблоневым цветом — это соседские сады цвели пышным белым цветом, и запах стоял чуть ли не на всю деревеньку безымянную деревеньку. И всё равно её тянуло к морю! Хотелось взвыть от безысходности — ничто не могло её оттянуть от морской воды, которая делала её слабой не меньше кайросеки, от запаха морской соли, от раковин и отшлифованного зелёного стекла, что выносило на берег волнами во время прилива. Лемми распахнула створки окна и начала закидывать ногу через оконную раму. Сначала одна босая нога коснулась черепицы, затем — другая, руки мёртвым хватом вцепились в оконный косяк. Пару занос она всё же посадила себе на пальцы, но, быстро вытащив их зубами, засунув пальцы в рот, Лемми быстро избавилась от дискомфорта — хуже было, когда на палубе она умудрилась пострадать от заноз в пятках! Нет, она никуда не сбегает, нигде не прячется. От моря не спрячешься, а семья спит. Дойти до утёса, что был на окраине деревеньки, было просто, и через пять минут быстрой ходьбы Лемми уже стояла на самом краю, вдыхая полной грудью запах свободы. Она хочет в море. — Почему-то я так и думал, что ты будешь здесь. — Деда? А что ты тут делаешь? Я думала, что ты спишь, — удивлённо вытаращилась на дедушку Лемми. Тот звонко цыкнул и со смешком подошёл к внучке. Оба уселись на край утёса и уставились на горизонт. — Считай, шестое чувство подсказало, что я должен поговорить с тобой, — выдохнул Шалай. — Ты ведь слышишь это звук? — Ты про прибой? — спросила Лемми, не глядя на дедушку. — Я про то, как море зовёт. — Глаза Лемми увеличились в размерах ещё больше, и теперь она походила на большеглазую таксу. — Я же говорил, что в тебе есть дух свободы. Кто плавает в море — тот свободен, моя милая внучка. — Да, я правда это слышу, — после недолгой паузы отозвалась женщина. — Но я не могу, деда… — Ты всё можешь. Мидо и Эна поймут тебя, даже если не согласятся с самого начала. — Шалай замахал перед собой приподнятой сухой ладонью, будто отмахиваясь от надоедливой мухи у самого носа. — Никто не имеет права удерживать тебя здесь, Лемми. Сама Лемми совсем стихла. «Я сама себя удерживаю», — с досадой подумала про себя женщина, чуть закусив губу. — И ты тоже не должна удерживать себя на месте. Если хочешь уплыть — море открыто для тебя, моя девочка. Да, будут опасности. Да, ты можешь проиграть в схватке с дозорными, с буйным морем — да хоть с Морским дьяволом и Дейви Джонсом! Шалай повернул корпус тела к внучке, доставая из кармана рубашки сложенный в несколько раз лист бумаги. Такую обычно используют для навигационных карт — Нами в своё время много таких начертила, и пару раз Лемми наблюдала за творившейся тогда магией чернил и транспортира. — В конце недели мы с тобой пойдём на прогулку — я хочу показать тебе кое-что очень важное, а это, — заговорил старик Шалай, вкладывая в ладонь внучки сложенный листок, — это пусть побудет у тебя. Я уверен, что ты найдёшь этому более достойное применение, чем пусть лежит между страниц моего путевого дневника. Лемми с любопытством и чуть подсохшим горлом, в котором начало першить, начала разворачивать бумажку. Это была карта острова с отметками.